Байки из склепа

От застоявшейся болотной воды шмотки мерзко липнут к телу. Холодно. До дрожи на кончиках пальцев. Не вдохнуть нормально. В легких отвратительно хлюпает и булькает. Холодно. Зубы чечётку отстукивают. Запах прелой тополиной листвы, хвои и молодой травы, мешаясь в морозном ночном воздухе, кажется невероятно сладким, почти тягучим, паточным. Я вязну в этой липкой субстанции, барахтаюсь, тщетно силясь выбраться, дышу, и не могу надышаться. Горло саднит так, будто абразивного порошка нажрался или наглотался осколков стекла. С трудом выползаю из ледяной замшелой топи. Подслеповато щурюсь, стараясь разглядеть, где же я нахожусь. Глаза после мутной вязкой жижи привыкают не сразу. Сосны щетинятся замёрзшей хвоей, поскрипывая на ветру, кажется, своими верхушками царапая тяжёлые свинцовые тучи, из-за которых едва подсвечивает кромкой бледный диск полной луны. Ветер, завывая в голых ветвях деревьев, таскает по полянам сухую, опавшую после мороза листву, подхватывает её и уносит вдаль. Холодно. И немилосердно, просто невыносимо, до воя хочется жрать. Кажется, желудок тугим узлом завязывается. Горло першит и дерёт. Нестерпимо сушит. Промочить бы чем-то тёплым и вязким. Ароматным. Манящим. Тяжело сглатываю, с трудом поднимаясь на дрожащих ногах. Онемевшими от холода пальцами кое-как цепляясь за сучья растущих вокруг болотца осинок и берез, стараюсь продвигаться вперёд по узкой тропинке, петляющей между кустами шелюга. Нихера. Шатает как на палубе корабля в сильный шторм. Всё плывет перед глазами. До подкатывающей к горлу тошноты. Башка кружится так, словно в ней какой-то блядский шутник раскрутил грёбаную детскую карусель. Мокрая холодная кора скользит под пальцами. Не устоять на ногах. Тяжело падаю в сырую от оседающего тумана листву. Ладони обжигает холодом. Трясёт, как в лихорадке. Не подняться. С трудом перекатываюсь на лопатки и бездумно пялюсь в тёмное ночное небо, прислушиваясь, принюхиваясь, стараясь хоть как-то уцепиться за ускользающую реальность. Едкий запах соляры и бензина кажется неестественно резким в этой лесной сырости с примесью ароматов сладковатой тополиной листвы и хвои. Значит, где-то рядом шоссе. Небо и ветви деревьев кружатся, как в калейдоскопе. Яркий свет фар промчавшейся где-то неподалёку машины разрезает ночную тьму. Вскоре ещё раз. И ещё. Цепляясь за уплывающую реальность, слышу: скрипят тормоза, шины шуршат по мокрому асфальту. В ушах звенит. Не поймать за хвост уплывающее сознание. Прикрываю глаза и выдыхаю. Медленно. Чувствуя, как неторопливо кровь циркулирует в венах, как с каждым новым ударом сердца замедляются все жизненные процессы. Холодно. Как же чертовски невыносимо холодно в этом лесу. Свист ветра, шорох листвы и скрип ветвей мешаются, обращаясь одним протяжным гулом, в котором с трудом удаётся различить шаги. Уверенные. Быстрые. Прижимаю ладони к земле и слушаю. Молодой мужчина. Килограммов семьдесят-семьдесят пять. Слегка прихрамывает на правую ногу. Незначительная травма. С небольшим грузом. Нелёгкая, очень нелёгкая добыча. Но как вкусно он пахнет. Мягкий опьяняющий аромат первых весенних цветов, морозной свежести, лимона и апельсина. Он ещё так далеко, а я его уже чувствую. Ощущаю, как быстро циркулирует кровь в его венах. Адреналин. Он придаёт особенные пикантные нотки. Какое изысканное блюдо. И мне бы уцепиться хотя бы за этот запах, если не получается ухватиться за реальность. Но никак. В глазах темнеет. Звуки обращаются монотонным гулом. Мягкая обволакивающая чернота принимает меня в свои объятия, где нет ни холода, ни беспокойства, ни скручивающей боли. Вырубаюсь практически мгновенно.

***

Автобус, в очередной раз наскочив на выбоину в асфальте, резко тормозит, впечатывая меня и без того ноющей головой в запотевшее стекло. Дёрнувшись от неожиданности, продираю глаза, пытаясь сориентироваться: темень непроглядная, но да — по ощущениям, совсем скоро выходить. — Парень, ты просил за кладбищем остановить? Ну так не спи — приехали! — недовольно рявкает водитель, открывая дверцу автобуса. Оглядевшись по сторонам, замечаю в салоне лишь пару дремлющих старушек да подпитого мужика и, наконец, включаюсь — это ж мне выходить! — Д-да, спасибо! — торопливо закидываю сумку за плечо, сую в шершавую ладонь водилы сотню и, собравшись с духом, шагаю в ночь. Порывистый ветер хлещет колючим крошевом по щекам. Ещё разомлевший от недавней дремоты, зябко ёжусь, натягивая капюшон худи почти до глаз. Так-то лучше. Проводив взглядом растворяющийся в туманной дымке автобус, мешкаю пару секунд, определяясь с выбором дороги, и всё же решаю сократить путь — по лесной тропке до дома бабули минут десять, а в обход ещё с полчаса пилить. Блин. Ну и темень! Подсветить бы, да зарядка почти на нуле. Идиот. Знаю ведь, что подслеповатый в ночи. Эх... Пожухлая листва, мешаясь с прелой хвоей и не успевшей промёрзнуть после недавнего дождя землёй, мягко проседает под ногами, налипая на подошву кроссовок. Шар луны одиноко висит меж пиками сосен бледным размытым пятном, едва подсвечивая извилистую тропу. Не заметив лужицу липкой грязи, поскальзываюсь, неловко балансируя на одной ноге: — Вот чёрт... — травмированное с неделю назад колено простреливает острой болью, но, к счастью, почти сразу отпускает. Прихрамывая, замедляю шаг. Что за напасть?! Срезал, бля... И эти странные звуки... Озираясь по сторонам, прислушиваюсь. Хруст сухих веток — понятно. Шелест от разрезающих воздух крыльев птиц — ночных охотниц — допустим... Пронзительный писк выпавшего из гнезда совёнка? Ну... возможно. Но вот это — что? Похожее на жёсткое дыхание? Совсем рядом... Страх липким холодом скользит вдоль позвоночника. Ещё и этот мужик, пропавший в деревне совсем недавно... Так! Нужно завязывать накручивать себя. Всё норм. И бабуля дома, уверен, уже ждёт с горячей пахучей выпечкой! Ммм... Запах! Ванильно-коричный, сладковатый... Пышная дышащая сдоба с сочной ягодной начинкой... Хочу! Растревоженный голодным воображением желудок жалобно скулит — ещё бы, я с утра ничего не ел. Как же хочется побыстрее отсюда свалить. Стылый холод пронизывает до костей, с неба срывается крупа. И снова этот непонятный звук... — Ёпт! Что за... — цепляясь ногой за что-то объёмное и странно мягкое, едва удерживаюсь от падения, но таки теряю равновесие, упираясь рукой в... Ужас когтистыми лапами оцарапывает грудину. Это же не... труп? Ощупывая ледяное тело под ногами, нагибаюсь ниже. От неприятного запаха прелости и болотной сырости подташнивает. Ещё и не видно ни черта... Задеревеневшие пальцы скользят по спутанным слипшимся прядям — достаточно длинные. Баба? Не похоже — слишком уж жилистые мышцы под грязным тряпьём, таким же странным, как и сам незнакомец. Кружево? Что за нелепица? Но так и есть: манжет рваного в хлам рукава оторочен широким кружевом. Противно липким от болотистой жижи. Мда... Бля... Ну и кисть... Безжизненно холодная и неестественно тонкая для мужика. Засохшая грязь под обломанными когтями. Брезгливо морщусь, всё отчётливее осознавая, что в данный момент мои ладони касаются уже остывшего мёртвого тела, но... что-то держит меня. С силой сжимаю его запястье, всё же пытаясь нащупать пульс. Нихрена. То ли от холода пальцы потеряли чувствительность, то ли этот бедолага и впрямь распрощался с жизнью. Очередной порыв ветра нещадно гнёт острые макушки сосен, позволяя серебряному свету луны скользнуть по лицу незнакомца. Его веки вздрагивают, тонкие губы искривляет судорога — возможно от боли. Слишком уж хреново он выглядит. Не знаю, в какую переделку он попал, но родился точно в рубашке. Расслабленно выдыхаю, не совсем понимая своей радости по поводу того, что этот чудак жив. — Ты кто, заморыш? — слетает с моих губ, прежде, чем он успевает открыть глаза. Нереальные. Зелёные. Отблескивающие в лунном свете холодной сталью. — Ч-чёрный плащ, — хрипит он, закашливаясь, и чуть приподнимается на локте, ощупывая меня голодным взглядом, от которого кровь в жилах стынет. — Угу. Плащ, значит, — неуютно ёжусь, но не отвожу взгляд — стараюсь лучше разглядеть каждую деталь, чтобы точнее определить степень повреждений незнакомца. Тот, кого минутой ранее я небезосновательно посчитал трупом, вдруг странным образом ожил. Кто знает, чего ждать от него теперь. — Тебя до деревни подбросить? Идти-то сможешь? — недоверчиво хмурюсь, напряжённо вглядываясь в его бледное перепачканное илом лицо. Молчит, снова закашливаясь, и предпринимает очередную попытку встать. Хрипит, беспомощно шатается, ища опору, и я дёргаюсь навстречу, подставляя плечо. — Плащ, или как там тебя... Давай помогу... — недовольно бурчу, поддерживая его за поясницу. От грязного шмотья и сбившихся в паклю волос несёт затхлой болотной вонью. И только сейчас я явственно ощущаю ещё один запах — сладковато-пряный, металлический. От которого скручивает внутренности до тошноты. Кровь. Я не могу спутать. — Тебя бы в больницу... И отмыть хорошенько... — Пить... — с бульканьем выдыхает тот и виснет у меня на шее, чем-то больно оцарапывая кожу. Странное тепло разливается под ней. Такое тихое уютное спокойствие, в котором хочется остаться, забыться. И чем дольше я в этом состоянии нахожусь, тем ярче оно становится. Тягучей патокой стекает к паху... Сладко... Голову приятно ведёт. Время замедляется, кажется, останавливаясь совсем. И где-то на краю сознания робко пробивается мысль, что нужно выбраться, выплыть... потому что исчезаю. — Блядь! Какого чёрта? — с возмущённым шипением оттягиваю от себя упыря. — Ты укусил меня, сволочь! — трясу его, но странный морок не покидает. Более того — до дрожи хочется нырнуть обратно, раствориться в одуряющем кайфе. — Кто ты, придурок? — растерянно шепчу, оглаживая подушечками пальцев место укуса. А в ответ — тишина и хмельная бессмысленная улыбка. Вдобавок эта пьянь совсем не держится на ногах, молча заваливаясь мне на грудь. Этого ещё не хватало. Ну, и куда? Как транспортировать это полудохлое создание? Но не бросать же... Ветер усиливается, нагоняя снеговые тучи. Нужно убираться отсюда поскорее. Щурюсь от колючей крупы, норовящей залепить глаза, и закидываю тело незнакомца на плечо, как мешок с картошкой. На удивление лёгкое, но грёбаное колено тут же напоминает о себе ноющей болью. Чёрт! Всё равно дотащу гада — до дома уже рукой подать. Поправляю сумку и, скользнув взглядом по грязюке под ногами, внимательно присматриваюсь. Так и есть! Что-то металлическое поблескивает в мешанине из прелых листьев и сырой земли. Кряхчу, нагибаясь за находкой. Поддев острый край медальона, взвешиваю на ладони, разглядывая. Хм. Звезда. Серебро. И по всему похоже — вещица старинная. Да и хозяина этого антиквариата долго искать не нужно — точно тот, что едва дышит на моём плече. Машинально сую звезду в карман, намереваясь вернуть позже, чуть подбрасываю сползшее тело, распределяя вес, и, прихрамывая, снова выхожу на тропу. Огни деревенских окон едва пробиваются сквозь пелену туманной ночи. И по тому, что они мерцают, я понимаю, что мы уже на подходе. Метров сто-стопятьдесят — не больше. С шумом выдыхаю, собираясь с силами для последнего рывка. Всё-таки тяжёлый, зараза. Но больше не холодный — приятное тепло окутывает спину, прикрывая меня от хлёстких порывов ветра. Вот же ж! Плащ... И откуда свалился на мою голову? И куда тебя такого определить? Не пугать же бабулю... Скрип калитки теряется в лае дворовых собак — сначала одиночном — Дымчик еду отрабатывает — но в следующую секунду в партию вступают соседские псы, прорезая ночную тишину вымораживающим душу воем. — Тихо, Дым! Свои! — резко одёргиваю соскучившегося пса, который приветливо ластится, отираясь мордой о бедро, но тут же подозрительно принюхивается, впрочем, ни на миг не переставая энергично вилять хвостом. — Тихо! Фу! Это тоже свои! — уворачиваюсь, замечая, что Дымчик настороженно щерится. — Место, Дым! — ещё немного, и этот собак завалит меня вместе с ношей. — Место, говорю! Обиженно тявкнув, Дымчик задом пятится к будке, но, слава богу, больше не издаёт ни звука. Не хотелось бы растормошить весь дом до того, как разберусь с этим... Окидываю беглым взглядом двор, размышляя, куда же тащить незнакомца, и, наконец, решаю, что лучшим местом послужит сарай — там и сено есть, и укрыть чем найдётся. Да и крыша вроде не худая. До утра продержится, а там... Без сил падаю в небольшой стог сена, сваливая с себя едва шевелящееся тело. С интересом разглядываю его в слабом мерцающем свете электрической лампочки. Не знаю, что произошло, но выглядит он гораздо лучше. Грязный как чёрт, но губы совсем не синюшные, да и кожа вместо мертвенно-бледной стала приятного фарфорового оттенка. В расхристанном вороте, открывающем шею и часть груди, поблескивает ещё одна побрякушка. Хочется подтянуть за цепь, чтобы рассмотреть лучше, но не решаюсь. Напротив, запахиваю ворот и прикрываю свернувшееся клубком тело бабулиным ватным тулупом для квашни. Не думаю, что сейчас время отпаивать его горячим чаем, да и мутный он на самом деле. Но медлю. Не получается вот так — встать и уйти. Чувствую, как что-то мягкое и тёплое отирается о голень. Рыжий! Вот ты-то мне и нужен! Живая грелка, не иначе! Сгребаю рукой нагулявшего на зиму жирок котяру и запускаю под ватник. Странно, но Рыжий, чуть потоптавшись, таки умащивается под боком ночного гостя и урчит паровозом. Признал, значит?! Ну-ну! Почему-то не могу отделаться от ощущения, что и мне этот странный кусачий тип вроде как знаком. Не понимаю, но знаю, что разберусь с этим позже. Сунув руку в карман, сжимаю в кулаке медальон и, наглухо закрыв дверь, выхожу из сарая. Утром. Я вернусь сюда утром. Не проходит и часа, как я, отогревшись чаем и подкрепившись бабулиными пирожками, снова вспоминаю о незваном госте. Занятно, но судя по рассказам бабули, пропавший прошлой ночью мужик — уже третий за последние пару недель. И, несмотря на поиски с привлечением МЧС и волонтёров, обшаривших всю округу, ситуация с исчезновениями ничуть не прояснилась. И как-то сами собой соединяются воедино детали — ведь «упырь», который дрыхнет сейчас в нашем сарае, весьма подозрительный тип и, как минимум — чужак. Совпадение? Накручиваю себя, стараясь не думать о настоящей причине беспокойства — кровь... я ведь так и не осмотрел его на предмет ранений... Захватив горячий чайник, миску с пирожками и верблюжий плед, снова бреду в сарай.