New Game

Церулеус настороженно вслушивался в звуки, доносившиеся из замка - Румпельштильцхен был в таком состоянии, что дракончик всерьез опасался за хозяина. Но пока все тихо. Обыкновенно Темный вел себя крайне выразительно, живо жестикулировал и пространно изъяснялся, если что-то было ему не по душе. Но в этот раз... казалось, что маг с трудом выталкивает из себя слова, руки у него висели, как плети, и без того странного цвета лицо выглядело серым и безжизненным, когда он расспрашивал своего опасного питомца. Все это сводилось к одному - Белль исчезла. Пропала, как в воздухе испарилась. Церулеус достаточно неплохо изучил человеческую породу в лице той же самой Белль, чтобы ответственно заявить, что исчезнуть, словно облачко дыма, смотрительница не могла. Но где же она тогда? Церулеус счел бы Белль мертвой, только увидев ее тело. Ему были неведомы муки отчаяния, которые терзали Румпельштильцхена; юный дракончик был полон решимости хотя бы как-то помочь. Пусть хозяин запретил улетать далеко - но ведь и Церулеус виноват, что с Белль что-то случилось! Он должен был ее охранять, стеречь, как драгоценность! Но ведь не было никакого шума. Никаких рыцарей на лошадях. Никто не стучался в двери замка и не грозился хозяину. Что же произошло? Церулеус не мог сидеть просто так в своей пещере. Пока Румпельштильцхен не видит, нужно облететь все окрестности. Наверняка Темный своей магией уже их осмотрел, но дракончик зоркому глазу доверял больше. «Заодно и поохотиться в горах можно», - мелькнула мысль, которая заставила Церулеуса рассердиться на самого себя. «Лучше бы замок тогда стерег», - отчитал себя юный дракончик, вылез из пещеры, взмахнул своими кожистыми голубыми крыльями и поднялся в воздух. *** Когда Лантерн покинул сон Джарета и вновь оказался в своих покоях, в руках у него была музыкальная шкатулка - та, которую он обещал передать Саре. Разумеется, до Сары Лантерну не было никакого дела - а вот Румпельштильцхену могла бы и пригодиться вещица из сна врага. - Румпельштильцхен! - позвал он, однако хозяин почему-то не откликнулся. Повторив свою попытку еще несколько раз, Лантерн начал подозревать, что, возможно, его хозяина кто-то прикончил - а это означало бы, что он остался без покровителя, что было бы совсем некстати. Нужно было срочно все проверить. Обернувшись тенью, Лантерн перенесся в замок Темного. Вопреки опасениям, Румпельштильцхен был цел и невредим. Темный сидел в кресле у себя в лаборатории, закинув ноги в зашнурованных чуть ли не до колена сапогах на стол. В руке у него красовалась фляжка с чистым, совершенно неразбавленным спиртом, которая время от времени поднималась ко рту. Сброшенный на пол камзол валялся у самых ножек кресла, рубашка цвета бургунди и кожаный жилет были расстегнуты на груди, будто их владельцу не хватало воздуха. К застарелой боли от потери Белфайера Румпельштильцхен уже привык - он смирял ее новые приступы сидением за прялкой, превращением соломы в чистейшее золото, которым было набито уже несколько комнат в замке. К тому же он был уверен, что найдет сына - рано или поздно, но они встретятся; надежда на примирение придавала сил для работы над Проклятьем, поддерживала и немного успокаивала. Но потеря Белль стала чем-то новым, и более того - осознание того, что он, со всей своей магией и могуществом, не смог защитить любимую смотрительницу, причиняло Румпельштильцхену такую сильную боль, что он предпочел заглушить ее по-другому. Однако треклятый спирт не действовал на Темного так же, как на людей - Румпельштильцхен опустошил почти всю фляжку, но в тихое забытье впасть ему не удалось. Внизу, где так и не были убраны следы погрома, в одном из кресел сиротливо лежала забытая смотрительницей книжка. На кухне так и веяло недавним присутствием Белль. А ее спальня, которую только вчера ночью Румпельштильцхен пообещал сменить на новую, попросторнее, стала для него теперь запретной комнатой. И только надбитая чашка стояла на особом пьедестале, превратившись в символ ушедшей любви. Разумеется, маг слышал призыв Тени, но не счел нужным на него откликнуться. Он вяло воскресил в памяти, что велел Лантерну прокрасться в сны Джарета - должно быть, тот торопится доложить об удачно выполненном поручении. Ха! К дьяволу все эти поручения, сделки, контракты... Чтоб оно все провалилось сквозь землю! Но тут сквозь немного, но все же затуманившееся сознание пробилась неприятная мысль, что сейчас обеспокоенный Лантерн, не получив ответа, наверняка захочет проверить, все ли в порядке с тем, на кого он работает. Румпельштильцхен с неудовольствием отвел фляжку ото рта и, утирая мокрые губы, мысленно отдал приказ - магия замка отворила небольшой проем, чтобы внутрь мог проникнуть нежеланный ныне посетитель. Если этого не сделать, Тень не сумеет сразу пройти и начнет стучаться в двери. А там его дракон мог бы испепелить, приняв за угрозу - вот было бы забавно, нервно хихикнул монстр, спуская ноги со стола. Обернувшись тенью, Лантерн втянулся в одну из щелей замка - и, посмотрев тут и там, облазив несколько комнат, наконец застал хозяина предающимся обычному человеческому пороку - пьянству. Тогда ничего удивительного, что тот не откликнулся на зов. А он-то уже вообразил себе неведомо что. Лантерну не хотелось терять лицо перед Темным. А потому, выскользнув из замка, он вновь принял человеческий облик - и, убедившись, что шкатулка по-прежнему у него в руках, постучал в дверь. Выругавшись себе под нос, Румпельштильцхен вылил в рот остатки из фляжки и встал. Его тонкогубый рот кривила ухмылка - конечно же, Лантерн предпочел бы появиться в комнате, а не стучаться, но предусмотрительно выяснил, чем занят Темный, и решил проявить осторожность. Вдруг тому не понравится, что его застали за распитием спиртного? На самом деле, Румпельштильцхену было все равно. Камзол он надевать не стал - еще нагибаться за ним - и телепортировался вниз, в залу; спохватился, что фляжка все еще в руке, и выбросил ее куда-то в воздух, где услужливая магия тут же подхватила этот предмет и отправила в недра Темного Замка. Взмахом руки восстановив прежнюю обстановку в зале - то есть поставив стол на ножки, убрав осколки сервиза и поднос, лежавшие на ковре, вернув стекло на дверцу шкафа в неповрежденном виде - маг подошел к своей прялке, и только затем позволил дверям замка открыться, впуская Лантерна. Со стороны выглядело так, будто Румпельштильцхен крайне занят процессом превращения соломы в золото, и это было очень удобно - он мог стоять, отвернув лицо от гостя. Вступив под своды замка, Лантерн сразу же понял, что тут поработала магия. Никаких следов распития спиртного не было и в помине, обстановка вокруг была просто безупречно аккуратной. А потому, поклонившись, Лантерн спросил своего господина: - Хозяин, я звал вас, но вы не откликнулись. Я примчался сюда как можно быстрее - думал, не стряслась ли с вами какая-нибудь беда... Но, как я вижу, вы целы и невредимы. А у меня есть для вас кое-что... Лантерн протянул музыкальную шкатулку: - Вот это принадлежало Джарету. Эта вещица напоминает ему о некой Саре, которую он любил и потерял... Более того, мне удалось выяснить, что Джарет в прежние времена был сыном некого дворянина, но мечтал стать менестрелем. Сбежав из дома, он отправился странствовать - и вот однажды услышал легенду о некой девушке Селене, которая таится в зачарованном Лабиринте. Романтично настроенный юноша Джарет попытался спасти Селену, подарив ей свою любовь - но та только этого и дожидалась. Как оказалось, она сама навлекла на себя проклятие, заключив союз с нечистым духом - и, когда Джарет выразил желание стать ее супругом и королем, Селена рассыпалась пылью, передав свое проклятие Джарету. Много веков он провел в Лабиринте в окружении одних только гоблинов, лишенный человеческих чувств. Девица Сара, оказавшаяся в Лабиринте, пробудила в Джарете подобие любви - но передать ей проклятие он не смог, поскольку она не пожелала быть королевой. Что касается шкатулки - то Джарет вручил мне ее во сне, взяв с меня обещание присниться Саре и передать это ей. Но я, разумеется, решил, что вам этот предмет пригодится больше. Темный маг стоял к Лантерну вполоборота, слушал его в молчании, полностью, казалось бы, поглощенный своим делом. И все же, услышав, что Джарет кого-то любил и потерял, Румпельштильцхен не смог совладать с собой - его пальцы дрогнули, и пучок соломы выпал на пол, но колдун тут же, досадливо цокнув, нагнулся за тем и подобрал. Когда Лантерн закончил свой рассказ, золотая нить, вышедшая из-под умелых рук Румпельштильцхена, замерла в руках того, светящаяся, заманчивая для любого смертного. - Шкатулка? - Румпельштильцхен медленно повернулся к собеседнику и, протянув свободную руку, забрал у него этот предмет. Какое-то время он разглядывал шкатулку безо всяких мыслей, а затем поставил на табурет рядом, куда так и не подумал присесть во время прядения. - Интересная вещь, - словно про себя проговорил Темный маг и свернул длинную нить золота у себя в руках, прикрыл ее ладонью - та тут же превратилась в небольшой слиток. - Устроит такая плата? - обратился он к Лантерну - мысленно Румпельштильцхен только и мечтал, чтобы этот «осколок души» убрался отсюда поскорее. Действие спиртного оказалось недолговечным - а точнее, его практически и не было. Во всяком случае, в том смысле, какой подразумевался Румпельштильцхеном. Лантерн заметил, как задрожала рука Румпельштильцхена, когда он упомянул потерянную возлюбленную Джарета. Из-за выпивки - или из-за того, что его слова пробудили в Румпельштильцхене какие-то воспоминания? Может быть, он знал Сару? Или Селену? Не был ли Румпельштильцхен тем, с кем Селена заключила сделку? Или Темный никогда и не был знаком с возлюбленными Джарета - просто слова Лантерна напомнили ему о какой-то собственной потере? Нужно будет попытаться выяснить, если представится такая возможность... Тем не менее, шкатулку Темный забрал - и вручил Лантерну слиток золота, сотворенный им из соломы. - А можете ли вы дать гарантию, что этот слиток снова не превратится в солому, стоит мне попытаться продать его кому-нибудь? - спросил Лантерн. - Что? - Темный маг словно очнулся от оцепенения, в котором пребывал - резким движением, как персонаж кукольного театра, которого дернули за ниточку, он развернулся к Лантерну лицом. На губах Румпельштильцхена появилась неприятная, какая-то судорожная усмешка: - До сих пор какая-нибудь из твоих монет рассыпалась в солому? Нет? Вот удивительно - я-то их из нее и делал, дорогуша! Да будет тебе известно, что я не опускаюсь до мелкого мошенничества! Так что держи покрепче свое золото и уходи. Зелье получишь потом, - будто спохватившись, сухо прибавил он и вновь отвернулся к прялке, всем своим видом показывая, что более разговаривать не намерен. - Благодарю вас, - поклонился Лантерн. - Теперь позвольте удалиться. Надежно упаковав слиток, он вновь обратился в тень - и поспешил вернуться в Город. Слова Румпельштильцхена о том, что все его золотые монеты были сделаны из соломы, не выходили у Лантерна из головы - если считать, что у тени есть голова. Не пришла ли пора подыскать себе про запас еще одного покровителя? После исчезновения Лантерна Румпельштильцхен вновь коснулся колеса прялки и вдруг с ошеломляющей ясностью понял, что так он не забудет. Не сможет. Теперь это не сработает, ведь у него даже не осталось надежды, как в случае с сыном. Тишина давила, угнетала своей безысходностью, и, чтобы хоть как-то разрушить ее, Румпельштильцхен взял шкатулку, принесенную Лантерном, и направился к лестнице. Он медленно поднимался по ступенькам - наверх, в свою башню, где Белль не дозволялось убирать, и где-то глубоко внутри, как бы глупо и несбыточно это ни было, ожидал, что сейчас раздастся звук открываемой входной двери... и войдет, нет, вбежит Белль и кинется к нему... Еще несколько шагов, еще несколько ступенек. Ее больше нет. Она никогда не улыбнется ему своей доброй, чуть лукавой улыбкой. Не погладит по руке, не прильнет доверчиво к груди своего чудовища. Не будет заботиться о нем, как о... человеке. Любимом человеке. Румпельштильцхен вошел в свою лабораторию, стискивая шкатулку в нервных пальцах, и приблизился к тайнику. Один усталый жест - и тот открыт, шкатулка находит свое место рядом с другой - той, где хранится чужое сердце. Сердце... Вот почему Кора не хотела жить с сердцем в груди. Она не смогла бы отказаться от своей любви, не перенесла бы боли. Избавиться от боли. Рука Темного почти бессознательно коснулась груди, где так и оставался талисман Белль, спрятанный за пазухой. Отодвинув талисман, Румпельштильцхен запустил пальцы в грудную клетку, и спустя несколько мгновений на раскрытой ладони лежало его собственное сердце. Прежде чем взглянуть на него, Румпельштильцхен прикрыл глаза - как ребенок, который боится увидеть что-то страшное в темноте. Он никогда не видел цвет своего сердца, и теперь страшился посмотреть, заранее зная, что ему предстанет. Румпельштильцхен распахнул веки и уставился на кусок плоти, который держал в руке. Его сердце было почти полностью черным. Только несколько красных островков пульсировали среди общего мрака, и первым желанием мага было раздавить этот прогнивший плод. Его пальцы сомкнулись вокруг собственного сердца, и, лишь ощутив боль в груди, он опомнился. Нет, он сможет жить без сердца... здесь... в этом мире... не чувствовать боли... но там, где остался Бэй, нет магии. Сейчас, когда в его груди была лишь зияющая дыра, Темный маг ощущал, как острая боль от потери Белль притупляется, отодвигается куда-то вдаль. Он мог мыслить здраво, не ослепленный и не оглушенный своим горем, и теперь ему пришло в голову, что без Белль и намеченный план срывается. Он не может отдать Урсуле свое сердце для жертвоприношения по славу Проклятья - ведь Белль нет, и некому поделиться частичкой плоти и души с Темным. Новый план? Румпельштильцхен мрачно припомнил контракт с Альфредом Уилкисом - чего новый слуга не предусмотрел, так это того, что договор был практически односторонним. Уилкис подписался на пергаменте, который гласил, что он обязан совершать все, что ни потребует Румпельштильцхен, в то время как последний, безусловно, мог платить золотом, но только на добровольной основе. Но не это было главным - поскольку о плате было уговорено ранее, да и золота у Румпельштильцхена было полно, скупиться он не собирался. Главным было то, что Уилкис по договору обязался не причинять никакого вреда ни самому Темному магу, ни его близким (предусмотрительная забота о Белль, которой, вероятно, уже не было тогда в замке... и в этом мире!), а вот Румпельштильцхен мог делать с ним все, что хочет. Что ж. Легко заставить Урсулу разлюбить себя - если постараться - и велеть молодому волшебнику обольстить ведьму. А в назначенный час дело устроится так, что ради мести Урсула пожертвует своим новым возлюбленным - ее страсть к нему не будет глубокой, это станет лишь заменой отвергнувшему ведьму Темному. И тогда, приведя в действие Проклятье сердцем Уилкиса, Урсула даст Румпельштильцхену возможность попасть в мир без магии - к сыну. Обо всем этом надо будет позаботиться. А сейчас... Румпельштильцхен смотрел на свое сердце, и искушение отложить его, как когда-то сделала Кора, завладело им. Тогда любовь и боль постепенно забудутся, и отчаяние не будет терзать Румпельштильцхена при одной мысли о том, что он не смог защитить Белль и опоздал со своим талисманом. Это было бы легко. Слишком легко. Убить Милу было легче, чем сдержать свою темную ярость, подумав о сыне. Отпустить Кору было легче, чем попытаться вернуть ей сердце и убедить, что они могут быть счастливы вдвоем. И даже Белль... он пытался прогнать и ее, но Белль осталась. Потому что у нее в груди билось храброе и упрямое сердце, потому что она хотела сражаться за него, Румпельштильцхена, потому что в ней была сила. Которой нет в нем. Никогда не было. Судорожный вздох - и сердце вновь очутилось на своем месте. Румпельштильцхен слышал, как медленно и тяжело оно бьется, и усталость от многих прожитых лет, десятилетий, столетий разом навалилась на плечи, заставив его опереться на стол - будто он был уже не в силах стоять на ногах. Он понесет в себе и эту боль, текли мысли, словно вязкие унылые ручейки. Слишком легко избавиться от нее. Каждое мгновение он будет помнить Белль, вкус ее губ в их первом и последнем поцелуе, доверчивый блеск ее глаз, нежное прикосновение ладоней... Он всегда будет помнить единственную красавицу, которая сумела по-настоящему полюбить чудовище.