New Game

Румпельштильцхен сосредоточился, и спустя несколько мгновений в углу комнаты возникла прялка. Вслед за ней - табурет, огромная корзина соломы и три ведёрка. Чувствуя, что после всей этой словесной борьбы, притворства и искренности отвлечься не помешает, Румпельштильцхен направился к прялке и привычно устроился на табурете. Придвинул корзину с соломой поближе и принялся за дело; на то, чтобы подпитывать магию жаждой крови, не было ни душевных сил, ни желания, и Румпельштильцхен думал о том, как защитил сына и Белль, вспоминал всё самое светлое и приятное, связанное с обоими. Глядя, как разглаживается лицо Тёмного, Джафар решил, что прядение весьма медитативное занятие. Но вот сколько ни смотрел, так и не смог уловить тот миг, когда жёсткие стебли в ловких пальцах превращаются в тонкую нить. Дальше было проще: по нити пробегала волна насыщенной эмоциями магии, и та становилась золотой. - Как тебе удаётся слепить траву в пряжу? - в конце концов не выдержав, сердито поинтересовался джинн. Недовольный голос Джафара пробудил Румпельштильцхена от приятных мыслей, когда ведёрко было уже на четверть полно золотом. Что ж. Румпельштильцхен остановил процесс, повернулся к Джафару, ловя себя на том, что особого желания делиться своим умением с джинном не имеет. Но чтобы восстановить уже, казалось бы, ставшие дружелюбными отношения - придётся. И чтобы не оставаться в долгу за... костяной чай. Без него-то Румпельштильцхен не смог бы поднять мертвецов из могил и напустить на Светлый квартал - накопленной от Марьиного кольца магии могло не хватить. Слишком уж сильное заклинание. - Тебя интересует, как именно работает волшебство? - Тёмный маг уже собирался рассказать, как некогда Коре, о жажде крови, но передумал. И едва удержался от улыбки. - Да видишь ли, - небрежно уронил Румпельштильцхен, перебирая в пальцах сияющую нить, - нужно... вспоминать всё самое светлое и доброе, что было в твоей жизни. Пусть это и питает твою магию, пока работаешь. Недурное занятие для Тёмного, а? - он хихикнул и с озорным, как у мальчишки, видом посмотрел на Джафара снизу вверх. Джафар ещё больше потемнел лицом. Маг, увлёкшись работой, или не расслышал его, или издевается! - Благодарю за откровение, - ядовито проговорил, отстранившись. - Я не могу понять, как ты делаешь нить, а не золото! Хотя способ неожиданный, - сбавил он тон; обратившись к себе, подумал, что таких моментов совсем немного. Вот отец извиняется за Мирзу... лжёт, но Джафар не подозревает об этом, и пару секунд верит, что тоже имеет значение для этого человека. Вот Амара даёт ему коснуться магической книги, и каждый раз это прикосновение без прикосновения, несмотря на цену, дарит радость. Ещё воспоминание - он идёт по чужим костям, опьянённый собственной смелостью; пять сотен воинов умерли здесь от страха, а он хочет сделать их смерть напрасной, выпустить самое опасное чудовище этого мира. И, конечно, миг торжества, когда он получил силу нарушать законы магии и исполнил то, о чём мечтал большую часть жизни. Да, решил Джафар. Этого будет достаточно. Научиться бы управляться с незнакомым инструментом! Румпельштильцхен спустил нить в ведёрко и картинно развёл руками: - Ну, знаешь ли, обычно приходится разъяснять, каким образом применять магию, - он легко поднялся с табурета, - садись. В какой-то момент стебли превращаются в такую же нить, как шерстяная, только в соломенную. И очень прочную. Солома уже на это заколдована: это нетрудно. Или ты можешь в процессе действия попросту вообразить, что имеешь дело с обыкновенной шерстяной нитью... Воображение и волшебство сами всё делают за тебя. А дальше просто. Нитку пропускаешь через отверстие у основания рогульки, - для наглядности он ткнул пальцем в сей предмет, - накидываешь на крючки, привязываешь кончик к катушке. Потом раскручиваешь колесо, нитка тянется из твоей руки... Не забываешь добавлять новую нить, как старая закончится. И всё это время думаешь о чём-нибудь приятном, - ещё раз прибавил Румпельштильцхен, на всякий случай. - Давай, начинай, я буду следить за тем, чтобы всё шло правильно, - голос его прозвучал даже ободряюще. - Ты же смотрел, как я делаю. Поколебавшись, - внутри шла борьба меж желанием освоить продемонстрированное Тёмным искусство и нежеланием показаться смешным, - Джафар всё же опустился на крошечное деревянное сиденье и долгим взглядом окинул инструмент. Он не знал, как дать понять Румпельштильцхену, что ему всё едино: солома, конопля или шерсть. Джинну было знакомо мастерство травников; немного - кузнеческое дело; но прясть он не умел. - Магия здесь самое простое, - мрачно прокомментировал, пытаясь сформировать кончик нити, перетирая меж пальцами стебли и чувствуя себя непривычно неловким. Думать о хорошем. Но как это возможно, когда в руке получается какая-то... неровная кишка, которая не пролезает во все эти рогульки и крючки! Несколько раз порвав нить, если можно было её так назвать, Джафар наконец сумел измять её настолько, что она пролезла в отверстие. Два раза. Чтобы уж надёжно. После этого выяснилось, что колесо отказывается крутиться, намертво привязанное к рогульке. - Та-та-та, - цокнул языком Румпельштильцхен, взмахнул рукой, и подобие нити вновь оказалось в руках Джафара, - нет, для начала, нить всё ещё негодная, ты недостаточно думал о хорошем. Во-вторых, ты не туда её закрепляешь. Вот смотри, - наклонившись поближе, оказавшись совсем рядом с джинном, он забрал у того подобие нити, показал ещё раз, как делает сам, как послушная соломенная нить пролезает куда надо, и где закрепить кончик, чтобы нить не срывалась и благополучно крутилась на крючках рогульки. - Вот так, и, пожалуй, если не получится, сначала будем работать с шерстью. Когда я не в духе, сам так делаю, чтобы с соломой не возиться, - поделился Румпельштильцхен. - И будь осторожнее с рогулькой, когда она начнёт крутиться, руку не подставь. «Она ещё и крутится». Джафар сосредоточенно наблюдал, запоминая, даже не обратив внимания на вторжение в личное пространство. Когда Румпельштильцхен отступил, вернув ему нить, то с уже сформированным кончиком он сумел верно повторить заправку прялки. Поглядел на Тёмного, вспоминая последующий порядок действий. Джафар не привык совершать что-либо левой рукой... кроме магических жестов разве что. В Аграбе это не поощрялось. Но от правой, которой он наверняка справлялся бы лучше, не требовалось формировать тонкую паутинку - только вращать колесо с определённой скоростью в нужном ритме. Пальцы же левой отказывались выдавать нужный результат. Давно его так не злила собственная неумелость! Джинн вдохнул, выдохнул и попытался успокоиться. Хорошее. Нужно подумать о чём-то хорошем. В магических процессах половина успеха - твоё воображение. Он способный. Амара так говорила, да и сам он мог оценить себя в сравнении с колдуньями и братом, которого учили денно и нощно, и который до самой смерти ничему не научился. Прялка будто дрогнула под ладонью, и Джафар погладил её, сдвигая колесо. Он сумеет овладеть и этим занятием. Он всегда добивался того, чего хотел. Куда более глобальных вещей. Он желал обрести силу - и обрёл её. Он жаждал отомстить - и отомстил. Он хотел встретить равного, подобного себе - и встретил. Джинн бросил ещё один короткий взгляд на Румпельштильцхена, внимательно и строго наблюдающего за его движениями, и опустил взгляд на нить в своих руках. На растрёпанную колючую золотую проволоку. Наградой ему было несколько театральное, но вполне искреннее хлопанье в ладоши. - Для того, кто даже прясть не умеет, ты быстро сумел справиться! - похвалил Румпельштильцхен. - Продолжай. Создай полноценную золотую нить, такую, какая была у меня. И заполни это ведёрко, которое я начал, до конца. И вдруг в душе у него возникло какое-то неуютное чувство. В своём мире Румпельштильцхен был единственным (кроме его ученицы Коры), кто умел прясть злато из соломы. Ни одна из ведьм, которых он знал и которые пытались учиться у него, не смогла бы освоить это искусство. Златопряд был один. А теперь придётся уживаться с новой мыслью, что появится и другой. Точно так же, как в своём мире Румпельштильцхен был единственным могущественным тёмным магом... а в этом нет. Ожидавший насмешек Джафар не поверил своим ушам. По его собственному мнению, за такой результат следовало бить по рукам, а вовсе не хвалить. Он прислушался, пытаясь уловить издёвку в интонациях, но не нашёл. Констатация факта. Неужели те, кого Румпельштильцхен раньше пытался обучать, справлялись ещё хуже? Осознание этого грело сердце. Он вновь тронул колесо. Что ни говори, Джафару нравилось быть особенным. Ещё более приятным оказалось то, что Тёмный видел и признавал способности мага. Джинн уже много-много лет не слышал слов одобрения. Только вечное "У тебя ничего не получится!" от отца, Сайруса, Жасмин, Аладдина и прочих. Он думал, что чувство противоречия делает его сильным, движет им, помогает ему добиваться большего. А сейчас оказывалось, что поддержка даёт несравнимо больше сил. Почему раньше он этого не замечал? Да нет же, замечал, давно, когда только пришёл к Амаре, пока их отношения не были испорчены страстью, пока он уважал и любил её - как ребёнок любит того, кто о нём заботится. Да, всё дело в том, что одобрение должно исходить от кого-то значимого. Значит ли это?.. Джафар резко сжал в кулаке нить, поражённый пониманием. Боль, вспыхнувшая в ладони, привела его в чувство. Острые, уже более короткие, чем раньше, во все стороны застывшие металлом ворсинки до крови впились в кожу. Он аккуратно разжал пальцы и отстранил руку от прялки; с невозмутимым видом провёл второй рукой над кровоточащими проколами, залечивая их. - Мне придётся много практиковаться, - заключил, сравнивая идеальную пряжу Тёмного, о которую невозможно было пораниться, с результатом своих стараний. - Разумеется, - медленно проговорил Румпельштильцхен, от которого не укрылось волнение джинна. - У тебя есть возможность практиковаться. А я посмотрю, - он вспомнил ещё кое о чём. В родной деревне Румпельштильцхена он был единственным мужчиной, работавшим на прялке - остальные это дело презирали. Считали только женским трудом. Ни одна пряха, тем не менее, не сравнилась бы по умению с Румпелем, как его чаще всего именовали в деревне, чтобы не возиться со сложным именем, которым то ли в насмешку, то ли в сердцах назвал его отец. А Джафар не только не удивился поначалу, но и спокойно сидел за прялкой, и если испытывал неудобство, то не оттого, чем вынужден заниматься, чтобы получить золото. В его стране, вероятно, обычаи другие? Думая об этом, маг заговорил, впрочем, о другом. - Один мой слуга боялся, что золото потом вновь превратится в солому, - даже сейчас Румпельштильцхен поморщился, вспоминая, - это даже смешно, когда Тёмного подозревают в низкопробном мошенничестве! Полагаю, тебе такая нелепость и в голову не пришла. - Стоит ли ждать большего от слуги? - пренебрежительно отозвался Джафар. - Видимо, он плохо разбирался в магических преобразованиях. Я чувствую, что меняется суть, а не форма. Он снова опустил пальцы на лохматую нить - в стороне от золотых колючек - и принялся с особой тщательностью скручивать волокна, пытаясь определить, в какую сторону получается удачней. - Джинны могут создавать золотые монеты из ничего. Но через несколько дней те превращаются в уголь, - поделился он с Румпельштильцхеном знанием. - Так как происходит это не сразу, мало кто из людей, обнаружив в кошеле жжёное дерево, соотносит его с случайным встречным. По желанию же джинны творят настоящее золото. Вернее, не творят - добывают из затерянных кладов, древних погребений. Тратить желание на монеты глупо, но почему-то многие так поступают. - Золото ослепляет людей и сводит с ума, - усмехнулся Румпельштильцхен, - знал я одного царя... У него была способность превращать в золото всё, что он трогал руками - он заполучил её по собственной глупости. Ему пришлось обратиться ко мне, чтобы я сделал ему волшебные перчатки - иначе он даже есть и пить не смог бы, умер бы в мучениях. Я взял с него палочку его крёстной феи и заставил заманить фею на встречу со мной, после чего убил её, а останки употребил на нужное дело, - что ни говори, а в Джафаре хорошо одно: можно делиться подобными воспоминаниями, не боясь увидеть осуждение или услышать грустный вздох. - Кстати, говоря о том, что царь не смог бы даже есть и пить, вспомнил про обед, - Румпельштильцхен посмотрел в окно, за которым вовсю светило жаркое дневное солнце. - Разве ему не могли класть пищу в рот жёны или слуги? - удивился Джафар, посмеиваясь. Нить снова начала получаться золотой. - Забавная история! Он уж было хотел поинтересоваться, устав бороться с лохматостью волокон, которая никак не хотела исчезать, в какую сторону лучше скучивать пряжу, да и на что полезное можно употребить останки феи. Он знал только рецепт зелья левитации, на которое можно было пустить пыльцу феи, её крылышки или всю малютку целиком, если зелья нужно было много, а та не желала собирать пыльцу добровольно. Но тут Румпельштильцхен вспомнил про обеденное время, намекая, что пора бы прерваться, так что Джафар остановил колесо и осторожно стянул результат своих трудов с катушки, напоминающей орудие пытки. В ведре, куда легла пряжа, будто бы поселился золотой ёж. Джинн поднялся и слегка поклонился, приложив ладонь к сердцу. - Прядение - увлекательное занятие. В моих краях это искусство, которое передаётся внутри семьи, от отца к сыну. Я благодарен тебе... хоть и не добился больших успехов, - критично добавил он. - Свою жену и слуг тот царь нечаянно превратил в слитки золота, остальные после этого боялись к нему даже подходить, - разъяснил Тёмный и в ответ на слова благодарности улыбнулся. Улыбка вышла искренней: обычаи в родной стране Джафара действительно были другие, и удачная догадка порадовала. К тому же, похоже на то, что джинн вновь проникся тёплыми чувствами к хозяину лампы. - Пойдём же, - он сделал приглашающий жест и уже у двери добавил, - о феях, вероятно, расскажу позже. - Бедняга! - притворно посочувствовал Джафар, улыбаясь, и, кивнув на приглашение, прошёл к двери. Спускаться в обеденный зал, по-видимому, предстояло своими ногами. Что же. Размяться после времени, проведённого за прялкой, было приятно. Не особенно расстраивало даже то, что за общим столом, скорее всего, опять придётся столкнуться с капризным ребёнком Тёмного. *** О Городе Румпельштильцхен совсем забыл, - отомстил, и ладно, - а там к тому времени, как наступил полдень, мертвецов в Светлом квартале значительно поубавилось. С оставшимися расправлялись добровольцы, которых спешно собрал сам бургомистр Смитс, расхрабрившись до такой степени, что даже решился возглавить один отряд. Добровольцы вызвались прочёсывать Светлый квартал, смотреть, где уцелели ходячие трупы, и разбивать им головы топорами, молотами, любым попавшимся под руку оружием. Уже было известно, что запланированное нашествие мертвецов случилось лишь в Светлом квартале, что укрепило подозрения насчёт Тёмного. Новый колдун, появившийся в Волховском квартале, исчез неизвестно куда, к тому же нашли он беду - то затронула бы она этот квартал, не Светлый. С другой стороны, Румпельштильцхен не появился в блеске молний и не возвестил, что наказывает жителей Светлого квартала, - значило ли это, что он готовит ещё что-то? Было много раненых, значительно пострадали дома, деревья, даже животные, люди были насмерть перепуганы. Пожар, который в ходе борьбы с мертвецами устроили местные маги, также нанёс большой урон Светлому кварталу, но пока списка погибших не поступало. Это несколько приободрило горожан. Кладбищенский сторож, которого разбудили мертвецы, пытавшиеся выбить запертую дверь домика, к полудню добрался до бургомистра - ему удалось вылезти в окно и сбежать. Со страху сторож полностью протрезвел, но ничего рассказать не мог - он спал, пока длился магический ритуал. Само кладбище представляло собой весьма печальную картину: разрытые руками мертвецов могилы, валявшиеся там и сям надгробия, чьи-то отвалившиеся конечности. Хуже всего было, что это не просто поднятые из могил мертвецы - а чьи-то бывшие отцы, матери, жёны, дети, возлюбленные. Не столь страшны были раны, увечья и материальный ущерб, нанесённый Городу, как моральное потрясение, которое получили жители Светлого квартала. - Изощрённая и чудовищная жестокость, - мрачно заключил бургомистр Смитс. - Даже наводнение и землетрясение были бы милосердней со стороны Тёмного, чем то... что он сделал. И все, кто в эту минуту оказался рядом, молча склонили головы в знак согласия.