New Game

Когда праздник вроде как закончился, Бэй потянул отца за рукав. - Я с тобой поговорить хотел. Румпельштильцхен предвидел нечто подобное - и кивнул в знак согласия. Оглядел присутствующих - Белль с кошкой, Джафара, мрачную Милу, слуг, явившихся убирать со стола - и, поднявшись, направился в свою комнату, молчаливо приглашая сына следовать за ним. Едва дверь затворилась, Бэй выпалил: - Этот... Джафар... он что, твой друг? - Он... - начал было Румпельштильцхен и умолк, взгляд его упал на стоявшую на тумбочке у кровати лампу. Слова «он мой джинн и никто более» были бы, разумеется, правдой лишь частично. - Бэй... Поверь мне, всё будет хорошо. - Он мне не нравится, - Бэй помолчал, роясь в памяти и пытаясь зацепиться за самую неприятную черту Джафара. - Он... скользкий, совсем как эта змея у него на посохе. Ядовитый он, - в сердцах закончил Бэй. - Ни тебе, ни Белль... никому из живущих в этом замке нечего опасаться, - Румпельштильцхен успокаивающе коснулся плеча мальчика. От резких, но справедливых слов в адрес джинна стало... не по себе. - Джафар совсем не так плох, как ты думаешь, - медленно, словно тщательно подбирая каждое слово, продолжил Румпельштильцхен. Не мог промолчать. Хотел и себя убедить в этом? - Вот в этом и беда, - горячо возразил Бэй. - Ты... пап, ты на самом деле не видишь, какой он? Я его не боюсь, - тише добавил он. - Я за тебя боюсь. - Ну что ты, сынок, - Румпельштильцхен слегка улыбнулся, заглядывая в беспокойные карие глаза. Получилось вполне естественно. - Я-то о себе... позабочусь. Ты же знаешь своего отца, - он хотел смягчить драматизм ситуации, но фраза вышла несколько двусмысленной, и Румпельштильцхен вновь умолк - на сей раз, сконфуженно. - Знаю, - с нажимом подтвердил Бэй. - Но я знаю тебя разным. Я, - он сглотнул и через силу добавил, - не хочу, чтобы ты снова поддался тьме. - Ты думаешь, это джинн влияет на меня... а не я на него? - Румпельштильцхен вспомнил, как поднимал мертвецов из могил, чувствуя за плечом молчаливое одобрение; как спокойно делился чем-то из своего прошлого с Джафаром, не боясь осуждения за то, что слишком жестоко карал врагов; как уже начал привыкать, что рядом есть кто-то... кто ещё больше поддался тьме, чем он сам. И потому не было ощущения, что недостоин привязанности Джафара, не было... того, что сковывало при Белфайере и Белль. - Я не знаю, - честно признался Бэй. - Но ты другой, когда он рядом. Ты становишься... - он вдохнул воздуха, - похожим на себя, когда - когда это всё только случилось. Он манит тебя, и вы идёте вместе, но - вдруг ты снова не вернёшься? - уже совсем тихо закончил мальчик, пристально изучая полу своей туники. Он и ждал ответа и не ждал. Что ответит ему отец? Заверит, что такого больше не произойдёт? Горло перехватило горечью - вспомнились дни, когда он верил каждому слову Румпельштильцхена. Бэй знал - это не вернётся. А беспокойство не унималось от этого разговора, напротив, становилось все сильнее. - Ты... хочешь, чтобы?.. - Румпельштильцхен снова взглянул на лампу и мысленно, только мысленно закончил «...его здесь не было?». Он знал, что так и произойдёт. Нет, не знал - чуял. Снова, как три столетия тому назад, Бэй поставит отца перед выбором. Вот сейчас скажет «если Джафар останется здесь, я не смогу жить в замке». Вот сейчас... «Разве ты и сам не хотел избавиться от джинна?» - шепнул внутренний голос. Бэй помялся. Он почувствовал, что отец едва не произнес: «Чтобы его не было». Несколько секунд он колебался между нежеланием требовать что-либо от отца и страхом за него. Второе одержало верх. - Да, очень, - угрюмо ответил мальчик, глядя в сторону. Румпельштильцхен ощутил желание на что-то опереться, и в памяти всплыла палка, его вечная спутница после войны. Но под рукой ничего не было - и тогда он снова шагнул к Бэю, положил ладонь ему на плечо, заглядывая в лицо. Заговорил быстро, словно боялся позабыть все слова: - Бэй, я не могу. Невозможно. Будет опасно, если я загадаю третье желание, и джинн оставит нас. Он вернётся, избавившись от нового хозяина, и будет зол. Я ведь намекал, что могу отпустить его на свободу, и он ждёт этого от меня. Пойми, сынок, не всё так просто. У меня есть план, поверь, твой папа знает, что делает, - он попытался заговорщицки улыбнуться, но эта слабая попытка не увенчалась успехом. Внутри всё похолодело от опасений, что Бэй поставит ультиматум, невзирая на все уговоры и предупреждения. Бэй, извернувшись, выбрался из-под отцовской руки - сбрасывать не хотелось, но мальчика все сильнее разбирало неприятное, недоброе чувство. - Знаешь? Как знал тогда? - Тогда? Тогда... было совсем по-другому! Я боялся за тебя... и торопился, а сейчас всё иначе, - ища, на что хотя бы мысленно «опереться», Румпельштильцхен вновь повторил - уже гораздо взволнованней, чем прежде: - Джафар не так плох, как ты думаешь.... Он ведь защитил и нас, и замок от нашествия горожан. Он... - Румпельштильцхен сделал паузу, вдохнул, решился, - держал в руках мой кинжал... для второго желания это понадобилось... и не воспользовался им. А ведь... - Румпельштильцхен резко замолчал, словно что-то сдавило ему горло, и о том, что воспользоваться этим кинжалом можно было именно из-за того, что Тёмный расслабился и допустил роковую ошибку, Бэй не услышал. - Да и что с того, что он тебе не желает зла?! - горячо возразил Бэй. - Это не помешает ему заманить тебя обратно во тьму! Румпельштильцхен в отчаянии развёл руками, и, не зная, что ещё сказать, напомнил: - Бэй, я... я ведь и так Тёмный, - его голос стал ниже и как-то обречённее. - Да, - так же тихо ответил Бэй, - а теперь ты нашёл этого Джафара, и он стал твоим другом или становится им. Пап, - Бэй сглотнул, расслышав в собственном голосе слёзы, - пап, он этим и опасен, ты не понимаешь?! Они будто снова вернулись к началу разговора. Румпельштильцхен опустил голову, уже не в силах смотреть на сына; знакомое ощущение вины - опять он причиняет боль Бэю! - сковало язык. Белфайера не обманули все эти речи о коварных планах, он нутром чуял, что отец сам запутался... как тогда. «Я понимаю... но теперь поздно», - бились в его голове мысли, которые никогда не станут словами, произнесёнными вслух. Нет, он не мог говорить. *** Меж тем оставшийся с женщинами в зале Джафар, внявший безмолвной просьбе Румпельштильцхена и вместо колких речей за весь вечер произнёсший лишь пару длинных, вычурных и остроумных тостов, вызывавших улыбки, несмотря на общее подавленное настроение, решил, что раз сын Тёмного оказался достаточно самолюбив, чтобы испортить отцу праздник (в том, что во всех печалях Румпельштильцхена виноват именно он, джинн не сомневался) и даже увести его прочь от молодой жены, то нелишним будет заручиться расположением этой самой жены, а за компанию - ещё и второй. Румпельштильцхен, конечно, употреблял в её отношении слово «бывшей», но всё же матерью его сына, а следовательно, имеющей значение, она оставалась. Особенно важным это становилось в свете того, какие недружелюбные взгляды бросал на Джафара Бэй, уводя отца «поговорить». Допив вино, джинн отодвинул бокал и, протянув руку, погладил Джаббервоку на коленях Белль. Кошка, обернувшись, сделала страшные круглые глазищи, но не укусила. Прогресс! - Знаешь, ты очень понравилась Кетцалькоатлю, луноликая, - заговорил, нарушая затянувшееся молчание. Поднял взгляд, посмотрел Белль в глаза. - Он спрашивал, навестишь ли ты его ещё раз. - Конечно! - отозвалась Белль, вспомнив о пушистом юном василиске, который ей тоже очень понравился. - С удовольствием навещу его сегодня. Вот только... наверное, сначала стоит покормить Джаббервоку? - с сомнением перевела она взгляд на кошку. - Кстати, что именно она предпочитает есть? - уточнила Белль у Джафара, полагая, что он должен знать. - Сегодня уже поздно. Несомненно, он будет рад тебя видеть, но лучше прогуляем его вместе, по солнцу, завтра, - предложил Джафар, убирая руку. - Она? Как все кошки - мясо, сливки, молоко. На столе много вкусной еды, но как видишь, она хорошо воспитана. «А ещё она любит страхи. И недавно хорошо поела», - добавил про себя, но вслух, конечно же, произносить не стал. Кошка, сидящая на коленях Белль, поднялась на все четыре лапы и повернулась к джинну. Этот... мальчишка... издевался над ней! Неприкрыто, нахально, бесстыже! Но Стрижающий меч у него на поясе и саднящее чувство в груди, где этот клинок был совсем недавно, не позволили Джаббервоке прямо сейчас кинуться выцарапывать ему глаза. Ничего. Он ещё пожалеет, что так обошёлся с ней. Эта женщина, не подозревающая о том, кого гладит, ей поможет. Кошка приподняла морду и потёрлась о подбородок Белль. - Ласковая-то какая, - вполголоса заметила Мария, убирая пару грязных тарелок и отмечая, что «не больно-то у хозяев аппетит хороший». - Я налью ей миску сливок? - Она произнесла это вопросительно, обращаясь к Белль и Джафару одновременно. - Да, конечно, налей, - разрешила Белль. - Думаю, от сливок моя красавица не откажется. Да, Джаббервока? - Белль улыбнулась и погладила кошку, заглянув ей в глаза. - Хорошая кошечка, ласковая, воспитанная... Я буду кормить тебя только вкусненьким! Джафар только улыбался в бороду, глядя, как нежничает Белль с кошкой, а на словах про «вкусненькое», не выдержав, рассмеялся. Это выглядело достаточно безобидно: что плохого, если предыдущий хозяин радуется тому, что питомец попал в хорошие руки? На самом деле джинн представил, как могла бы юная жена Тёмного подкармливать Джаббервоку чужими страхами, задайся она такой целью. Пытками должников мужа, не иначе! Тут она вспомнила о василиске: - Завтра утром пойдём гулять с Кетцалькоатлем? Хорошо! Надеюсь, он уже привык к своему новому дому, можно будет и сад ему показать. «Моя красавица». Джаббервока не обманывалась: новая хозяйка хвалит её только потому что ещё не знает. И всё-таки - это было так приятно. Когда Джафар расточал комплименты освобождённому чудовищу перед Анастасией, бывшей своей союзницей, в его словах чувствовалась фальшь. Он смеялся над ними обеими - унижая одну и возвышая другую. Конечно, это не имело значения. Джаббервока и так знала, что хороша. Слова Белль же были искренними. Она действительно говорила то, что думала. И в меру своих усилий старалась... понравиться ей, Джаббервоке? Кошка моргнула, отводя взгляд. Спрыгнула с колен Белль, подошла к служанке. Приоткрыла пасть в беззвучном мяуканье. С облегчением почувствовала, что хоть застряла в кошачьем обличье - силы её не оставили. Женщина была полна страхов. Джаббервока лишь слегка заглянула в её сознание, не прикасаясь. Служанка боялась такого огромного замка, где в подвалах водятся не только крысы, но и чудовища; боялась хозяина, связанного с разными «магическими штучками»; боялась, что лишь недавно отошедшее от одеревенения тело снова перестанет подчиняться ей. Картины подействовали на Джаббервоку отрезвляюще. Куда бы ни притащил её Джафар, это место было полно неожиданностей и в высшей степени интересно. Сливки быстро нашлись на кухне - Мария дивилась тому, сколько тут всего, - и вскоре перед кошкой уже стояла полная миска. Глядя на размеры Джаббервоки, Мария налила ей побольше, хотя присутствовавший тут же Джованни еле слышно проворчал себе под нос, что такие хорошие сливки самим бы пить, а не животным давать. Кошке бы и объедков со стола хватило. Впрочем, ладно, хозяева богатые - пусть делают, что хотят. Неотступно следовавшая по пятам за служанкой Джаббервока оглядывалась, рассматривая замок, пока они шли. Одно хорошо - пока тебя считают животным, имеешь полную свободу действий и перемещения. Вряд ли кто-то будет особенно следить за кошкой. Вряд ли кто-то сможет. А для нового зверя осмотреться - это естественно. Усы задрожали от предвкушения. Здесь наверняка очень много тайн, которые ждут, пока их раскроют! Скука - одно из проклятий бессмертия. Но сейчас её ждало лакомство. Как бы не сердилась кошка на Джафара, а сливки были её маленькой слабостью. Уже ткнувшись носом в дивно пахнущее блюдце, Джаббервока услышала ворчание слуги. Скосила глаза, не отрываясь от лакания, и мстительно подумала, что этот человек станет первым блюдом, когда она по-настоящему проголодается. - Как наешься, вернёмся к хозяйке, - наблюдая за мирно пьющей сливки кошкой, Мария даже улыбнулась. Белль показалась ей совсем ребёнком, такая милая и непосредственная, вот ей живую игрушку и нашли. В ответ на ворчание мужа Мария шепнула: «Помолчи! Тут, наверное, даже стены магией пропитаны». Она никак не могла знать, что боится совсем не того, кого следовало бы бояться.