Сентябрь горит
30 ноября 2020 г. в 19:54
Слезы, которые не удалось сдержать, жгли глаза, а щеки полыхали кострами. Надя в очередной раз провела жгучей влажной салфеткой по лицу, стирая следы, скомкала ее и со всей злостью выбросила в урну.
Надя не любила плакать на людях. Вообще, слезы — такое личное дело, а ведь, как специально, рвутся наружу, когда вокруг куча народу!..
Даня уехал в Питер. Всего четыре слова, а резали глубоко и больно. Надя спрятала лицо до глаз в пушистом шарфике, который он ей подарил в прошлом году на день рождения и глубоко вдохнула въевшийся в ткань аромат чая.
Даня стал ее первым другом. Даня появился, когда ей было особенно тяжело; Даня стал тем, кто ее не только слушал, но и слышал; Даня стал тем, кто разделил ее интересы и вместе с Надей таскался по букинистическим; Даня стал тем, кто помогал ей, когда, казалось, помочь уже ничем нельзя.
И, наконец, без Дани было уже никак.
Недели две назад он во время очередной прогулки начал издалека — говорил о том, что родителям здесь сложно жить с такой зарплатой, как сейчас, а работать ему они запрещают. Надя уже тогда учуяла в его звонком голосе тревожные нотки неуверенности, но не стала прямолинейничать — пусть сам расскажет, в чем дело.
Даня долго пилил взглядом свои ярко-красные кроссовки, поддевал носками кучки сухих желтых листьев и наконец рассказал о решении о переезде.
Надя помнила, как сентябрьский ветер ласково трепал ее волосы, будто утешая. Но не помогало. Даня улыбался ей из окна вагона и отчаянно махал рукой, в другой держал телефон и одновременно записывал ей голосовое. Рядом сидели его родители, на которых Даня был похож как две капли воды. Они чуть виновато улыбались и тоже махали ей.
Надя всхлипнула, когда увидела пришедшее в «Вконтакте» сообщение, в котором Даня обещал: «Надь, я вернусь».
Рядом стоял Артем, увязавшийся за ней после уроков на вокзал: у Дани отъезд был ровно в два часа, поэтому им пришлось лететь через весь город, чтобы успеть. И Надя успела.
Правда, долгие прощания давались ей куда сложнее.
Сейчас вспоминать все прошедшее было глупо и бессмысленно, но Надя попросту не могла остановиться, пряча покрасневший взгляд от прохожих. Под ногами хрустела листва, руки скользили по пыльным обложкам старых книг, выставленных на продажу за смешные цены.
Надя пришла на Развал возле библиотеки. Сюда она потащила Даню, когда узнала, что он любит книги если не так сильно, как она, то во всяком случае невероятно сильно. А еще подарила ему теплые оранжевые носки, как он любит.
Небо изрезали ярко-оранжевые и розовые полосы; Надя прищурилась и зашагала вдоль столов с книгами, выборочно проводя по ним ладонью, оставляя свой след. Возле библиотеки было много народу, но мало кто здесь отличался желанием взять что-нибудь и почитать. Толпа пестрела яркими шарфами и пальто, а кто-то смелый и вообще отважился надеть одну только футболку.
Надя заправила короткие каштановые пряди за уши и выправила из-под шарфика длинные сережки. Пальцы коченели на промозглом ветру, вдруг ставшие жесткими волосы коротко хлестали по лицу, а Надя продолжала идти.
Под ноги бросилась кошка. Дымчато-серая, с большим животом. Надя улыбнулась краешком губ, наклонилась ее погладить: та выгнулась в спинке и ловко юркнула под столовую скатерть. «Там ей гораздо теплее, чем здесь», — подумала Надя и, встретившись с недоумевающим взглядом проходящего мимо мальчика, еле заметно закатила глаза.
Книг было так много, а желающих их прочесть — так мало. «Или это я одна такая полоумная, что в такую погоду мне дома не сидится!», — Надя одернула рукава и обернулась. Взгляд упал на пожилую женщину на кассе.
Рука сама собой выудила из кармана горсть мелочи и опустила в банку пожертвований на корм рядом с кассой. Надя двинулась дальше, в самый дальний угол.
Поэзия. Даня любил все, что было с ней связано, и у Нади даже сложилось впечатление, что он сам пишет стихи, но друг быстро отверг ее предположение. В любом случае, в прошлый раз они так и не отрыли ему сборник Есенина, даже когда облазили весь Развал в поисках.
В холодном воздухе потянуло вдруг теплым душистым медом. Надя оглянулась: та самая пекарня, из которой Даня с Артемом, который лип к ним, как шерсть кошки — и не отделаешься! — таскали ей медовые булочки, политые сиропом. Надя отнекивалась, говорила, что в жизни не отдаст столько в долг, а потом, голодная, виновато улыбалась и уминала их за обе щеки.
Даня о ней заботился, как о младшей сестре, и Надя была только счастлива. Конечно, она иногда отчитывала его и ершилась на излишнюю заботу и прочие приятные мелочи, но от этого они не переставали быть приятными.
«История литературы 19 века…» — мысленно прочитала Надя на красной обложке, которая попалась под руку, и всполошилась. Надо было сфоткать, отправить Дане — он ведь обожает это. Надя трясущимися руками достала телефон из кармана и неловко щелкнула пару раз, унимая дрожь.
Этот сентябрь был чересчур горячим по сравнению с прошлогодним. Тогда было уютно и тепло от ставшего родным Даниного плеча рядом, медовых булочек и кофе на последние карманные деньги.
А сейчас было горячо от ветра, прожигающего щеки, не успевшие высохнуть от слез. Сейчас Даня находился на полторы тысячи дальше на север от Нади, и ему, наверное, было очень холодно без нее.
По крайней мере, Надя на это надеялась.
В кармане вдруг вжикнула телефон, и Надя нахмурилась. Вечером в пятницу ей обычно никто не писал с вопросом по домашке или очередной самостоятельной по русскому. Глаза быстро пробежались по строке уведомлений, и Надя почувствовала, как резко начало биться сердце.
Даниил Сокиркин, 16:48
Наадь, ты не представляешь, что я откопал здесь в Доме книги ;) (ред.)
Следующим сообщением Даня прислал ей фото, на нем — сборник рассказов, который Наде никак и нигде в Ростове не удавалось найти. Надя коротко хмыкнула, пропустила вперед пожилого мужчину, который подыскивал справочники по рыболовству, и быстро напечатала ответ, прикладывая к сообщению фотографию.
Надежда Ветрова, 16:49
Вау, это что, история литературы? Получишь, как приедешь домой :)