Отправился я найти клад бесценный,
сокровища древних миров.
Лес был наполнен привычным ароматом хвои и росы. Ветки, терзаемые прохладным ветром, качались и скрипели. Это место было до неправильно правильным — обычные деревья, обычные растения. Слишком просто и типично, чтобы взгляд зацепился хоть за что-то. В таком месте в пору жалеть, что не проявил должного упорства и не остался дома — среди благ цивилизации. Цивилизация, однако, заявила о себе престранным образом — стальным деревом с тайником внутри. А в тайнике — старый потрёпанный дневник, в пыли и паутине. Даже лезть было неохота, но любопытство всё же пересилило. Дневник оказался необычным. Такие часто показывают в фильмах о безумных учёных или заядлых приключенцах. Но в жизни таких не бывает. Не должно быть. И всё же он был. Не поддающиеся логике описания, антинаучный бред и просто вымысел. На первый взгляд. До момента, пока парень твоей сестры не оказывается кучкой гномов. Бред. Истинное безумие.Не спал дом — внутри я слышал рычание
чудовищ, лишенных оков.
Бояться гномов или прочую мелкую живность после столь громкой победы — глупо. С чем вообще можно не справиться в этом месте? Всё пустяки. И всё же по спине пробегают мурашки, стоит половицам как-то не так скрипнуть, а тарелке на кухне — звякнуть. Подумаешь — демон разума. Слабак. Проиграть в собственном измерении. Так глупо продуть трём людям, двое из которых — подростки. Проиграть кому-то, кто только-только понял правила игры. И в тот же момент свергнул сильнейшего противника. Близнецы были довольны победой. Наивно полагали, что им после такого — всё по плечу. Ну-ну. Пусть демон и был слабаком, но только на первый взгляд. Когда тысячами лет подряд дурачишь глупых людишек, даже не желающих хоть немного включить мозги — неволей расслабляешься. Теряешь сноровку. Такие вещи быстро исправляются. К тому же, после призыва, он теперь вполне свободен. Теперь городок снова погрязнет в худших кошмарах. Жаль, только в этом измерении. Но кое-кто может это исправить.И до утра сидел я в кровати
рыдая: «за мною идут».
Довольно просто лишиться сна, когда каждую ночь тебя терзают ужасы, от которых в жилах стынет кровь. Довольно просто начать дёргаться от любого шороха, когда от каждого перед глазами — реки крови, оторванные конечности и такое жуткое смещение внутренних и внешних органов, что завтрак всегда остаётся пропущен. Ухудшало состояние и ощущение собственной причастности к происходящему. Собственной вины. Своеобразной провокации демона. Ведь не мог весь городок просто внезапно начать страдать бессонницей? Это место странное, но теперь его главная странность — опаснее, чем когда-либо. В конце-концов, это близнецы победили в тот раз. Они разбередили могущественное существо, жаждущее теперь отмщения. Было страшно вдохнуть. Страшно посмотреть в отражение. О, оказалось демон любил зеркала. Особенно держать жертв перед ними, как хозяин котёнка и тыкать — смотри, это ты, да-да, ты. Только этот демон заботливым хозяином ни был, и изуродованные лица — в крови и ссадинах, грязи и ожогах, было тем, что он демонстрировал. Каждый раз шли убеждения о том, что виновник — один. Верно, демону было просто интересно, кто сломается от такого давления первым. Кто станет козлом отпущения? Он обещал, что оставит других, когда виновник признается. Это было такой весёлой игрой! Когда заранее никого не выбираешь, и предоставляешь выбор никчёмным мешкам с мясом. Они так глупо мечутся в такие моменты. Так лихорадочно пытаются соображать.Пытался сокрыть безумные тайны,
свой мозг погружая во тьму.
Заключать сделку с демоном разума — самая нелогичная идея. Но он обещал. Поклялся, что никаких кошмаров — от его руки, — никто более не получит. Во всяком случае, пока жив такой жертвенный и героический мясной мешок. Демон говорил с таким задором, смеясь едва ли не после каждого слова. У него было потрясающее настроение. Ведь это так забавно, когда кто-то пытается спрятать очевидное. Но это было скучно, когда никто действительно не замечал. Это нужно было исправлять. Кошмары действительно прекратились. Для всех, кроме одного. Такого самоотверженного, такого наивного героя. Во всяком случае, именно он называл это кошмарами. По правде, ощущения страха они не оставляли. Или тревоги. Только отвращение и какую-то пустую смиренность. Картинки приелись, даже, въелись в подсознание. Кровь, внутренние органы, говорящие отрубленные оленьи головы, россыпи зубов и внезапно рассыпающиеся в гниющие массы чучела. Да-да, проходили, знаем. Как однотипно. Тошнит.Мне тесно в этом теле.
Демон на то и демон, чтобы не подчиняться человеческим меркам морали и принципам поведения. Его собственный разум — если он таковой имел, — был чем-то необычным и от того интригующим. Его понятия были странными и, казалось, безосновательными. Были вещи, которые можно понять — примерить на себя, так сказать. Эгоизм и самовлюблённость — чем загадка? Ничем. Но когда тот говорил о веселье, а потом мир багровел и взрывался едкими красками, буквально выжигающими сетчатку, было непонятно. Он был психом, но совсем не скучным.Плоть причиняет боль.
Три грани, две стороны. Абсолютно двумерный. Настолько, что глаза болят, если смотреть долго. Он будто бы искажал пространство вокруг себя, делал его плоским и нереалистичным. Монохромным, будто бы впитывал все цвета в себя. Он часто смеялся — громко, звеняще и высоко. Особенно часто он смеялся, напялив на себя тушку жертвы. Долго крутил в руках кепку с незатейливым рисунком, пытаясь заставить непослушные пальцы двигаться так, как это нужно. А потом долго-долго вживался в роль мясного мешка. Демон считал это забавным — чувствовать, как его суть пульсирует, как смертное тело распирает от энергии. Ещё чуть-чуть и засветится, как фонарик. И рентген не нужен. И всё же это было больно. Ощущать, как тебя что-то сковывает. Что-то хрупкое и мягкое. Настоящая клетка из плоти. Сжимает, сдавливает и душит. Но боль это так весело.Я холоднее Хеля.
Его эмоции были яркими вспышками, взрывами галактик и атомных бомб. Они были разрушительны и от того извращённо-прекрасны. В них больше жизни, чем в любом из людей. Поэтому люди — несовершенны. Их разум слишком слаб для чего-то настоящего и стоящего. Они просто не способны почувствовать всё так, как полагается. И при этом считают его, демона, бесчувственным. Как они не понимают? Это ведь они сами — биологически машины, которые даже изнашиваются со временем. Гниют и портятся, как оставленные в сырости продукты. Мерзкие однодневки, не стоящие ничего. Зато интересные куклы — с этим не поспоришь.Я истинное зло.
Хорошо быть плохим. Весело. Это заочно делает тебя значимой фигурой. Кем-то, кого ненавидят. А ненависть идёт от непонимания. От страха неизведанного. Ещё веселее не давать к этому самому неизведанному подойти достаточно близко — видеть желание и страдание так приятно. Эти чувства такие сильные — куда сильнее привязанности и обожания. Они почти осязаемые. Как графит, достаточно пролежавший под давлением. Слёзы действительно сверкают, как алмазы. Демон был настоящим коллекционером.И дети плачут: «страшно так, остановись».
Жаль, люди не могли оценить его коллекцию. По достоинству. Так бы от них было куда больше проку. Но нет, всё вызывало у них лишь однообразный ужас. Хоть бы раз одержимость перебила эти эмоции. Но люди слабые, и самое сильное в них — инстинкт самосохранения. Именно инстинкт. Потому что они недалеко ушли от животных. Только надели на себя короны, будто бы чего-то и впрямь стоят. Такие смешные и жалкие! Но их саморазрушительные действия — это то, за чем можно наблюдать… Довольно недолго, на самом деле. В этом они справляются и впрямь отменно. Потому приходится быть быстрее — ведь самому уничтожать куда веселее, чем наблюдать, как вселенная сама катится в пропасть. Или как катится в пропасть одно конкретное тельце, изображая настоящую Падающую Звезду. Обворожительно. Жаль, высота не смертельная. Сколько бы крику это подняло! Валяющиеся в собственной крови дети всегда вызывают дикий резонанс. Эмоции настолько зашкаливают, что это не может не заряжать.Не могу и вам всем не спастись.
Схватка такая показательная. Потому что это забавно. Наблюдать, как этот мусор радуется. Были бы голосовые связки — сорвал бы. Но на то он и демон, чтобы не быть ограниченным тупыми органами. — Да, ты прав, я ужас во плоти.Кто же подчинен?
Сложно думать о чём-либо, когда безумный кукловод хаотически дёргает за ниточки. Слабо, резко, сильно, незаметно. Иногда, кажется, тянет так, что вот-вот порвёт, а позже оказывается, что это не предел. И нитки затягиваются на шее — до тёмных пятен перед глазами. До кровавых разводов на полу и леденящего внутренности ужаса.В доме пустом бродил каждый шорох,
во мне вызывал дикий страх
Кажется, они уехали? Он сослался на плохое самочувствие и, если не ошибался, долго уговаривал оставить одного. За него беспокоились. Не хотелось слушать голос, постоянно нашёптывающий о слабости и недолговечности таких чувств. О их хрупкости и бессмысленности. Они — пылинки, время — это ветер. Только и оставалось, что цепляться за якоря, не давая течению безумия унести в настоящий водоворот хаоса. Там легко захлебнуться. Раствориться в воде и потерять себя. Вот только… Было ли что терять? Когда остаёшься один — любая тень выглядит подозрительно. Любой скрип — не мыши, а потусторонняя тварь, притаившаяся, выжидающая момента, чтобы вцепиться своими чёрными когтями в глотку и разорвать тупыми, гниющими зубами. Глупо бояться такого, когда самая страшная из таких тварей — у тебя за спиной. Смотрит насмешливо и весело. Ожидает дальнейших слов и действий. И всё равно — страшно.Другого себя я так ненавидел,
что к черту разбил зеркала.
Здоровый эгоизм бьёт в стекло из чистого альтруизма. Пробивает. Трещины идут паутинкой. Скоро оно искромсает кулаки, и куски мяса будут ошмётками падать на пол. Кровь багровыми пятнами зальёт руки. Покажутся розоватые косточки. Демон не упустит момента это визуализировать. Напряжёт все извилины глупо попавшегося ему парня, заставит вообразить так подробно, что тот ещё неделю есть не будет. Доведёт до изнеможения и будет смеяться. Долго и звонко. Потому что сделка длиться, пока тот живой. Ненависть к отражению — шаг к принятию ненависти к себе. Это чувство самое вкусное. Постоянное и яркое. Оно в самом деле прекрасно — как хаотичные цвета на холсте. Никакого рисунка — только пятна. Никакого смысла — только испорченная ткань. Это чувство — по своему хрупкое. Так сложно его поддерживать и не давать скатиться в апатию. Приходится стараться, но чего не сделаешь ради себя любимого? И демон делает. Заставляет чувствовать. Гореть не тлея. Ему нравится, как хорошо всё получается. Собственные успехи — всегда приятно.Мне тесно в этом теле.
Материальный мир такой скоротечный. В нём постоянно что-то происходит — гремят войны, взрываются здания, происходят утечки газа и радиации. Кого-то насилуют. Кого-то ломают. И постоянно кто-то умирает. Пытки — это весело, но демон считает, что люди совсем в этом не разбираются. Не умеют ценить боль, не умеют смаковать чужие страдания. Ограниченные и скучные в собственном мировосприятии. И всё же есть от них польза — оболочки, дающие возможность немного изменять реальность. Как же прекрасно быть участником какого-либо действа! Не только управлять кем-то и подчинять, а делать грязную работёнку самому.Плоть причиняет боль.
Даже если эта работёнка — самоистязание — всё равно весело. Тела так приятно дрожат, а мышцы сокращаются. Сознание так и норовит выскользнуть. Они не выдерживают много. Такие слабые и беспомощные. Вселенная сыграла с ними забавную шутку, наградив такими тесными рамками. Их жизни слишком пустые, чтобы стоить хоть что-то.Я холоднее Хеля.
Сложно раз за разом заводить сердце. Исцелять разум и плоть. Приходится — оболочки хрупки и недолговечные. Поигрался и хватит. Если это тело не встанет к утру — придётся искать новую жертву. А это всегда долго. Люди любят всё усложнять! То идёт вразрез моральным принципам, то их не устраивает, а этого мало. И всё же их так легко подкупить. Подкупить и обвести вокруг пальца.Я истинное зло.
Они всегда барахтаются и сыпят, как считают, оскорблениями. Будто бы до их мерзких словечек есть дело кому-то столь могущественному. Будто бы он не знает, что мерзавец и сволочь, садист и психопат. Он знает много вещей, не только это.И дети плачут: «страшно так, остановись.»
Это тоже забавно — заставлять их умолять, становиться на колени, целовать залитую кровью обувь. Забавно слышать, слушать их надрывной крик, смотреть, как те едва ли не выхаркивают лёгкие. Как их тела содрогаются, в попытках выбраться. Есть ли им куда бежать? Конечно, они могут попытаться, но куда они убегут с разрезанными сухожилиями на ногах? Ах, будут ползти. Такие забавные. Как червячки. Или слизняки. Тоже оставляют после себя след — бордовый и ярко пахнущий железом. Интересно, а на вкус тоже как металл? Металл, правда, невкусный. Топор это хорошо демонстрирует. И кровь тоже — невкусная. Только выглядит эстетично, и на том — всё. Какое ограниченное применение.Не могу, и вам всем не спастись.
Можно вечно смотреть на попытки борьбы за выживание. Заранее известен исход, но жертва всегда отчаянно пытается. Царапается — до содранных ногтей, и кусается — до собственной тошноты. Как мило, когда они хотят сделать приятно. Мило и по настоящему весело.Да ты прав я ужас во плоти.
Жаль, это не может длиться вечно. Откладываются в сторону последние остатки — кажется, это была печень? Или сердце? Демон не особо интересуется человеческой анатомией, — и приходится вставать, в последний раз оглядывать изуродованное тело и громко хохотать. О, они ведь точно будут пытаться установить личность. Ну-ну, ничего, по росту поймут. И, видимо, по белесым волосам. Тем, что остались.Кто же подчинен?
Бытие демона довольно разнообразно — заключение сделок, веселье, веселье, веселье, наблюдение за ручным зверьком не способным удержать в себе завтрак и пару минут, поддержание его на грани и снова веселье. Разве могут быть у подобного минусы? Он ведь не батарейка, в конце-концов. — Знаю прекрасно чудовищ, живущих во мне. Мальчишка так просто крестит непонятное опасным, а опасное плохим, что нельзя не смеяться. Для демона люди столь же сумасшедшие, как и он для них. Запирают себя в коробки, загоняют в ещё большие рамки и бездумно бредут, подобно стаду. Такие никчёмные по отдельности — неспособные постоять за себя. Другое дело — демоны. Бестелесные, неограниченные, с неудержимыми силами и полной свободой действий. Независимые ни от чего. Кроме веселья. «О нас расскажи, чтоб бессмертие мы обрели» Веселья всегда хочется больше. Довольно скучно становится, когда под контролем всего один городок. Но всё почему? Потому что здесь веселее всего — направить того в лес на съедение диким животным, а того в рабство гномам, а этого просто утопить — пусть барахтается, это весело. К тому же — этот бесконечный прилив новой крови. Как приятно, когда в твоё логово жертвы приходят сами. Несведущие и полностью спокойные. Приятно видеть контраст между ими прошлыми, и ими — познавшими прекрасное. — И знаю я с детства чудовищ, живущих во мне. Людей можно слушать вечно. Их беспечный лепет, их мечты и надежды. А потом разрушать это до каменной крошки. До костной муки. Горящие глаза — лучший контраст потухшей жизни. Кстати о глазах… Даже интересно — если заменить ту банку в главном зале на банку с настоящими глазами, как скоро кто-то заметит? Видимо, придётся собирать трофеи. «О нас расскажи, чтоб бессмертие смог обрести» Люди столь беспомощны, что все поголовно мечтают о бесконечности. Вечной жизни и неподвластности времени. Разумеется каждый из них мечтает стать демоном! Это настолько очевидно и просто, что нечему здесь удивляться. В них есть зачатки интеллекта, и потому они хотят быть лучше. А те, кто отрицают это — лгут себе же. Было бы грустно узнать, что самоотверженный и героичный — лжец. Но он не лжец. Он честный. Это мило. Единственное, что и впрямь мило.Мне тесно в этом теле.
И всё же он такой забавный. И впрямь считал, что не отблагодарит своего спасителя за то, что тот избавит его от смертности? Демоны не занимаются таким в качестве благотворительности. Мясной мешочек и впрямь особенный.Плоть причиняет боль.
И то, как он корчится, выгибается и кричит, срывая голос до хрипа, как трескаются его кости, рвут кожу и показывают себя миру. Очаровательная картина. Демон уверен — у его игрушки давно помутнело в голове, и ему и впрямь лениво каждый раз всё прояснять. Но каждый раз он рассеивает туман — взгляд его куклы должен быть кристально чистым. Именно таким — небесно-голубым. Как правильное небо из этой вселенной. Потому что только так, сохраняя эти правильность и зашоренность — он будет реагировать на всё, как впервые.Я холоднее Хеля.
Будет кричать и метаться. Проклинать и умолять. Этот голос и впрямь музыка. Ради такого стоило дать мясному мешку больше, чем тот был награждён при жизни. Невиданная щедрость, на самом деле. Возможно, он становится мягче? Впрочем, кирпичики не крошатся, а значит всё в порядке. Главное чтобы любимая игрушка была под рукой. Такая хрупкая и сильная одновременно. Поразительная картина — так бы и повесить где-нибудь.Я истинное зло.
Наблюдать, как некто теперь уже не являющийся простым мешком мяса и костей пытается выглядеть одним из них. Как сбивается и теряется, не ощущает времени и усталости. Как пытается взять себя под контроль. Весело. Демон шепчет — почти любовно, — просьбы отпустить и расслабиться, дать себе волю и повеселиться. Мальчишка смущается и отворачивается, до конца отрицает собственные желания. Дразнит, мерзавец. От этого только интереснее. Власть разъедает любую душу. Подчиняет любой разум. И дети плачут: «страшно так, остановись» Выгнать из оболочки — всё также просто. Послушный мальчишка даже не протестует. Такой покорный — даже интересно, насколько глубока эта покорность? Насколько сильно въелась в его суть? Сколько барьеров он сможет преодолеть по одному только слову? Нож в руки не возьмёт, себе увечья наносить — так плачет. Горячие слёзы очаровательно стекают по румяным щекам, а припухшие глазки — отдельный вид искусства. Его можно мучить вечно — пока не надоест. — Не могу и вам всем не спастись. И всё же, ломаются люди быстро. Их разум — гибкий. Приспособятся к любым обстоятельствам. Ломай и вправляй — как сломанные кости. Что раньше было непозволительно — теперь обыденно. Припирается — разве что для вида. Набивает себе цену, наглец. Интересно, забавно. Ненавидит себя и желает большей власти. Смотрит невинно, а руки в крови. Самостоятельно сжигает тело, а совесть — чиста, как новый лист. Такой парадоксальный и такой притягательный. — Да, ты прав, я ужас во плоти. Он смотрит с осуждением, когда демон, вновь пользуясь его оболочкой, методично снимает с очередной жертвы кожу. Держит при этом в сознании и сдирает по небольшим кусочкам. Девчонка уже не кричит — только хрипло скулит. Не умоляет, не сопротивляется. Видимо, поняла — где-то рядом валяются три пальца. В такой темноте, правда, не найдёшь. Демону темнота не мешает, наоборот, он говорит, что это атмосферно. Романтично. Он, последнее время, особенно странный.Кто же подчинен?
Диппер жалуется, что каждый раз приходится менять отпечатки пальцев. Говорит о том, что методы демона — грязные и шумные. Куколке не нравятся чужие крики. Куколка не понимает, что именно в них — весь вкус. Демон насмешливо щурится и говорит, что его игрушка не знает, что на самом деле грязно. И мысли у игрушки в тот момент такие отдалённые, что даже можно начать сомневаться, что изначально паренёк был прочитан правильно. Но так даже интереснее.Рыдают детки: «страшно нам, остановись»
Заключать сделки всегда так скучно — все эти придирчивые мясные мешки, считающие, что могут обыграть безграничную силу. Тупые и жалкие. Обмануть их, сказав правду, в разы интереснее, чем просто лгать. Дать то, чего они хотели так, как они не могли представить и в кошмарных снах. А ещё веселее — заставить наблюдать за всем со стороны. В этот раз демон не был особо креативен — ему, всего-то, нужна была временная оболочка. Одноразовая. — Поздно убегать, вам не спастись. Любимая игрушка недовольна — мальчишка злится, ощетинивается, выражает непонимание и такой вкусный, тягучий страх. Он знает, что не может умереть. Понимает, что если его решат пытать — будут делать это так долго, пока демону самому не надоест. А такие вещи ему, как правило, не надоедают. Потому он не пытается скрыться — только пытается унять дрожь, когда его грубо роняют на кровать и с силой вжимают в матрас. Это очаровательное тельце тоже было бы интересно помучить, но нет. Оно слишком ценно. А для обычных целей — у него ежегодный приток туристов, коих никто не хватится. Это тельце для другого — необычного. Контрастного со всеми этими криками боли и плача отчаяния. Контрасты — это весело, а ещё веселее — непонимание в яркий глазах. Вздохи удивления и стоны удовольствия. Как же мальчишка не ожидал, что этот демон способен на всё — что его руки могут не только впиваться длинными когтями, чтобы рвать плоть, а и для того, чтобы сшибать последние барьеры. — Да, ты прав, я ужас во плоти. На человеческом лице его оскал всегда выглядит дико. Потому любимая игрушка демона не смотрит — утыкается очаровательным носиком в подушку и пытается стонать хотя бы не так откровенно. Так отчаянно держится за последнее оставшееся — что заставляет срываться и оставлять лиловые отметины и ярко-красные следы от укусов. Сладкий. Вкусный. Только в плане эмоций, а жаль. Демон сравнивает его с жидким мылом, а мальчишка кидает хмурый взгляд из-под каштановых ресниц. В сумме со стонами это выглядит просто крышесносно. Не то, чтобы у демона когда-либо была крыша, но его всё равно ведёт. Такой мальчишка ему нравится даже больше — откровенный и развязный. Демон думает, что этот барьер он восстанавливать не будет — это всё равно не повлияет на эмпатию. И, возможно, когда-нибудь ещё он снова возьмёт тело-однодневку. Только ради того, чтобы его любимая игрушка так сладко выстанывала его имя, просила большего и подавалась навстречу. Эта ненависть в смеси с обожанием — лучшее, что демон видел. Такое яркое, как его собственные эмоции. Это стоит сохранить. — Кто же подчинен?