Ангел ты, или демон? Возвращение домой.

Санкт-Петербург достояние культуры России. Высокие здания, красивые архитектурные сооружения, прелестные улицы, невообразимый парк и русский театр — что может быть лучше? На её губах дрожала слабая улыбка. Она боится. Ясу не хочет здесь находиться. Она тоже хочет быть свободной. Беловолосый мужчина, одетый в чёрное пальто, чуть приобнял девушку. Славя давно привыкла к этому. Она считает это дружеским знаком, и сама так часто делает. Но для него — это особое проявление заботы. Гоголь не знал, кем он хочет считать эту девушку. Не другом, нет — их связь была более… родственной, что-ли? Дочерью? Однозначно нет. Сестрой? Тоже. Он взглянул на неё. Голубые глаза тоскливо глядели вдаль, не замечая того, что происходит вокруг их прекрасной обладательницы. Из её приоткрытого рта иногда вылетал невесомый белый пар, а покрасневшие от холода руки словно старались поломать друг друга. Она, полностью доверившись, шла, ведомая… Кем? И всё же, наверное, другом… Взгляд золотых глаз вновь обратился к солнцу. Он уже не шестнадцатилетний подросток, впервые увидевший нескладную, чрезмерно худую девочку с рыжими длинными волосами. Ему двадцать шесть. Пора повзрослеть, но… Маска ребёнка такая удобная. Ник уже давно может о себе позаботиться сам. И она это понимает, хотя не прекращает беспокоиться о психе-друге. Ясу боится. Но ей не нужно бояться — Гоголь рядом. Она даже и представления не имеет, насколько он рядом. Славе нужно помочь. Ему жаль её. Он должен быть рад, но… Он несчастлив, наблюдая за тем, как искусно она меняет маски, пряча ту Славю, которую беловолосый ещё помнит. Он несчастлив, видя то, как её глаза искажаются страхом, при упоминании Фёдора. Гоголь хочет, чтобы она жила. Как и все. — Хей, Славь! Она рассеянно подняла глаза на Гоголя. Он улыбался. Медноволосую всегда поражала эта… Странная улыбка. Она всегда одна и та же. Очень широкая, превращающая глаза в щёлочки, сквозь которую часто блестели золотые озорные огоньки. Но… В то же время она всегда разная. Это нельзя объяснить, но сквозь его глаза всегда можно увидеть боль, счастье, ложь, искренность. Абсолютно всё, если приглядеться. Девушка тоже мягко улыбнулась. Она ему благодарна за всё. Абсолютно за всё. — Да, Ник-кун? — Помнишь, как мы с тобой познакомились? Голубоглазая хмыкнула и ответила: — Как будто это было вчера. *** Пасмурно. Она отчаянно хватается за рукав этого человека, надеясь, что он поможет. Ей, им. Славе не хочется слышать крики мамы. Не хочется видеть в лазурных глазах отца безумие. И поэтому она бежит за этим добрым русским, который пообещал ей помочь. Мысли которого не были безумны или злы. Он это делает ради кого-то. Это хорошо, не правда ли? Рыжие волосы растрепались, а на руках, ногах и лицу виднелись алые царапины, из-за которых девочка шипела и взвизгивала. Вдруг кусты расступились и Фёдор промолвил: — Мы на месте. Пойдём. Вытерев грязной рукой непрошенные слёзы, девочка поплелась следом за тем, кому сейчас доверяла больше всех. Она попыталась ухватиться за его руку, как когда-то за руку отца, но… Фёдор, немного напугано взглянув на Славю, резко одёрнул её. «Почему меня никто не любит?» — прозвучало в её голове. Словно прочитав её мысли, Достоевский опустил голову и протянул руку, но уже с спущенным рукавом. — Извини. Держись за рукав, иначе я могу нечаянно ранить тебя. Забыв о обиде и о слезах, девочка улыбнулась и схватилась. Пусть на улице и было светло, но это здание… Словно дом Тьмы, обжитый только безжизненным мхом. Прячась за спиной худого друга, Славя отчаянно пыталась скрыться от этих старых стен. Её испуганный взгляд метался везде, ища опасность, которая, казалось, витала везде. Вдруг!.. Словно из ниоткуда, около них появилось два светящихся золотом глаза. Девочка лишь сильнее прижалась к брюнету, не способная не промолвить ни звука. Короткий хвост белых волос опасливо выглянул из-за спины улыбающегося незнакомца шестнадцати лет. Но что-то в его широкой улыбке заставляло девочку бояться. А в его глазах… Не было ничего. И это просто чертовски пугало Славю. Все, абсолютно все были читаемы ей. Каждого она знала, как свои пять пальцев. Но вот этот… Ему ни в коем случае нельзя доверять. — Ох, Фёдор! Какая раааадость, что ты, наконец, вернулся! А то твой СЮРПРИЗ там остывает! Пытаясь не заржать, беловолосый подмигнул рыжеволосой девочке. (Авт.: в детстве у неё были рыжие волосы, с возрастом начали темнеть. Я об этом не говорила?..) Внезапно и сам Фёдор заговорил, сняв шапку-ушанку. — Хах. Снова раскалённое железо, норовящее мне упасть на голову? Внезапно парень издал громкий возмущённый восклик. — Да нет! Нельзя так! Это! Возмутительно! И никакого удивления! Никакой радости! АБСОЛЮТНО НИКАКОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ, АРГХ! Улыбнувшись сокрушительной тираде друга, Фёдор промолвил: — Познакомься. У нас новая девочка. Поручаю её тебе, постарайся проследить за ней. У неё были серьёзные проблемы в семье, здесь она должна обжиться. Присев на корточки перед маленькой Славей, парень весело усмехнулся и протянул руку, подмигнув. — Меня зовут Николай Гоголь. Только сейчас медноволосая обратила внимание на то, что позади этого человека болтается плащ. Нахмурившись, девочка сощурила глаза и медленно произнесла слегка дрожащим голосом: — Я С-Славя. — Оууу, ты меня боишься? Да, ей было чертовски страшно. Но она этого не признает. — Н-Нет! Снова подмигнув, Гоголь весело хохотнул, и, словно фокусник, опустил руку в свой плащ, и… Вытащил оттуда ещё живой цветок и протянул Славе. Она протянула руку и осторожно взяла подарок. — Спасибо. Улыбнувшись, беловолосый поднялся и протянул ей свою руку. — Фёдору нужно уйти, и ты пока на мне. Пока свободных комнат у нас нет, а мы берём… Кхм… остались у нас только мальчики, поэтому поживёшь пока со мной. Славя умоляюще посмотрела на серьёзного, как и всегда, Достоевского. Но, увидев её отчаянный взгляд, он снова мягко улыбнулся и подтолкнул девочку к другу. (Авт.: мне кажется, он не всегда был злюкой и даже умел добро улыбаться). — Не бойся. Он мой друг, я ему верю. А вот его мысли… Я уверен, тебе понравится угадывать то, что он будет делать. Я это очень люблю. Убедившись в том, что она всё же пойдёт с Гоголем, Фёдор улыбнулся своему напарнику и ушёл прочь. Так и встретились впервые Славя и Гоголь.