Если ты сложишь слово "Вечность"

      Воздух здесь обалденный. Прозрачный до невозможности, влажный и чистый настолько, что с непривычки им трудно дышать. Кажется, что он с каждым вдохом до предела растягивает легкие, забивает пузырьками вены, что еще немного — и лопнешь, как переполненный воздушный шарик. А надышаться им все равно не можешь. Хочется больше. Больше этого воздуха, который и пахнет-то непонятно чем: снегом, озоном, влагой, всем одновременно и в то же время ничем. Чистый. Чистый, как дистиллят. И со всех сторон, везде, до самого горизонта — горы… Укатанные снежные трассы, узкие тропы, по которым спускаться отваживаются единицы, прогалины с выглядывающими из-под снега черными камнями, почти вертикальные стены отвесов, огороженные сигнальной лентой обрывы — это то, что поближе. С этой точки отлично видно раскинувшийся у подножия поселок: яркие цветные дома как рассыпанные по снегу бусины, медленно ползающие вверх и вниз кабинки подъемников. А дальше, выше — пики и вершины, укрытые чуть выгнутыми дисками тумана, длинные изломанные хребты, лежащие на склонах облака…       И в голове — пустота. Выполоскало этим горным дистиллятом до стерильности. Ежедневные заботы как-то незаметно сами собой исчезли и не волновало больше ничего, хотелось просто сидеть здесь до заката, чтобы увидеть, как холодный яркий шар скатывается за заснеженные вершины.       Но задница мерзла сидеть так долго на снегу.       И как теперь отсюда спуститься — тоже, в общем-то, не слишком понятно. Снять доску и идти вниз по трассе пешком? Это даже не смешно.       Все еще сидя на краю трассы, Север подтянул поближе ноги с пристегнутым сноубордом, обхватил руками колени, меняя немного позу и расслабляя спину. Казалось, еще немного, и позвонки заскрипят, как давно несмазанный механизм; как бы вокруг ни было спокойно и красиво, но мышцы уже начинали деревенеть от пробирающего холода. Теплая горнолыжная одежда оказалась на самом деле теплой только тогда, когда в ней двигаешься, но стоит остановиться, и жар, накопленный под тонкой мембраной, начинает выползать наружу через манжеты и ворот, уступая место горному влажному воздуху. Обернувшись немного назад, он взглядом следил за цветными пятнами, петляющими по склону и проносящимися мимо него — лыжники и сноубордисты в яркой экипировке. Мелькнула и пропала совсем даже не обидная мысль, как констатация факта: ему так никогда не кататься. Ни так, как промчавшаяся мимо зелено-полосатая куртка, ни даже так, как школьница в розовой шапке с огромным помпоном на затылке, спокойно и неторопливо скользящая у отвесно уходящей вверх каменной стены. Ни уж тем более как… поначалу показалось — девчонка, настолько тонкой была летящая вниз по склону фигура, но нет, все же парень. Вроде бы… Бирюзовая с черным доска под его ногами едва касалась снега, все время виляя, и казалось, ему вообще ничего не стоили все эти небольшие финты на ходу: он легко петлял между людьми, то и дело перекантовываясь, ловил бугры снега как трамплины для небольших прыжков, краями сноуборда взметывал в воздух маленькие снежные вееры на разворотах и явно, очень явно красовался. Не перед кем-то конкретным — просто так, будто даже по привычке уже, а не из желания впечатлять; шоу для всех, кто хочет смотреть.       А смотреть действительно было приятно. Движения четкие, выверенные до сантиметра, но при этом расслабленные и свободные. С детства этим занимается, что ли?       Парень — да, все же парень, определенно, — остановился в полуметре перед ним, подняв в воздух волну снежной пыли, встал спиной вниз по склону совершенно без напряжения, будто подвисая на немного согнутых ногах, как марионетка. Север смотрел на него против уже опускающегося к горизонту солнца. Высокий. Даже под свободной горнолыжной одеждой видно, что очень худой, весь какой-то тонкий. Ни сантиметра открытой кожи: зеркальная маска, закрывающий лицо до самых глаз бафф. И на черном шлеме — длинный радужный ирокез, развевавшийся в движении, а сейчас спокойно спадающий на узкие плечи.       — Эй, у тебя все в порядке? — серебряная ткань, блестящая и мерцающая на солнце, делала его голос глухим. — Я второй раз уже спускаюсь, а ты все здесь сидишь. Что-то случилось?       — Переоценил свои возможности, — Север усмехнулся, глядя, как парень одним высоким прыжком на месте разворачивается к нему спиной и с размаху шлепается задницей в снег. Контролируемо и почти изящно, а не как он сам каждые три метра… да ладно, из песни слов не выкинешь: не как сброшенный с плеча мешок. — Отдыхаю. Болит все.       — Будешь сидеть — еще и отморозишь себе что-нибудь, — он спустил бафф на подбородок, уперся кантом сноуборда в склон и выгнулся, приподнимая бедра, чтобы достать из кармана пачку сигарет. А губы красивые: сухие, слегка потрескавшиеся, правильной формы, разве что чуть тонковатые, но для парня это какое имеет значение? Щелкнул зажигалкой, сделал всего пару коротких затяжек, даже на четверть не скурив, и выкинул тонкую дымящую палочку вниз с обрыва. — У тебя крепления не дотянуты.       — Что?       — Крепления доски слабо затянул, — повторил таким терпеливым тоном, будто для ребенка, и где-то в грудине слабо шевельнулось раздражение. — Из-за этого стопы выползают немного вперед, и ты неправильно распределяешь вес тела. Напрягаешь те мышцы, которые не надо, вот они и болят. И борд немного болтается на ногах, хоть этого и не видно, поэтому ты его не до конца контролируешь.       Телом своим парень управлял на десять из десяти. Север даже залип немного, глядя, как он переворачивается, резким движением перекидывая зафиксированные ноги, встает на колени и в несколько рывков подвигается почти вплотную. Парень, ползущий к нему на коленях? Боже, если бы в его действиях сейчас была хоть капля эротики, Север бы повелся, пошел на поводу у собственного воображения. Так легко представить, насколько гибкое и сильное тело под этой серо-бирюзовой курткой и как оно может выгибаться от прикосновений, тянуться навстречу чужим рукам, какой может быть на вкус светлая кожа, когда проводишь языком по доверчиво подставленной шее…       Хорошо, что в его движениях были только спокойная сила и уверенность.       — Первый раз катаешься? — он дернул пластиковые ремни, затягивая их до возможного предела, и первым поднялся на ноги. — Вот так должно быть. Вставай.       — Второй… — вцепившись в его предплечье, Север встал, с трудом балансируя на скользком склоне. Мышцы противно ныли, сопротивляясь каждому движению, и если бы передний край его сноуборда не упирался в ботинки незнакомца, он бы уже, наверное, летел лицом в снег. Как парень вообще еще стоит, держа и свой баланс, и немаленький вес Севера? Как будто не на снегу на натертой воском доске, у которой сцепления с поверхностью вообще нет, а на твердом асфальте. — Первый был вчера.       — Расслабь ноги. Обопрись на задники креплений икрами, они для того и жесткие. Вес на пятки, — он чуть откатился назад, освобождая свою доску, и дернувшийся было Север с удивлением обнаружил, что может и сам стоять. Почти сам. Все еще цепляясь за протянутую руку. — Чувствуешь?       О да, он чувствовал. Чувствовал, как немного расслабилось ноющее тело, как сноуборд послушно замер в неподвижности, не собираясь выскакивать из-под ног хотя бы в ближайшие несколько секунд. Чувствовал контроль над ситуацией. Что, вот так просто? Всего лишь затянуть крепления и правильно распределить вес?!       — Поехали, — непрошенный инструктор сдвинулся, утягивая его за собой: совсем медленно, едва скользя спиной вниз по склону и даже не оборачиваясь, будто знал трассу наизусть. Впрочем, Север бы вообще не удивился, если бы так оно и оказалось на самом деле.       Ну, чудес от пары советов ждать и не стоило: он все равно упал, едва отпустив чужое предплечье. И еще раз через несколько метров, и еще, и снова… Но с каждым разом справляться с прежде совершенно неадекватным поведением доски становилось все проще. Слова парня, короткие и по делу, будто ставили на место недостающие запчасти, без которых было вообще непонятно, как это все работает; в итоге Север всего через несколько минут смог спокойно и почти уверенно, хоть и медленно, ехать рядом с расслабленно скользящим райдером.       — Вообще, если тебе нравится, лучше найми инструктора. Серьезно, — он тряхнул головой, отбрасывая за плечо радужные пряди, мокрые от снега, налипшие на маску и все еще открытый подбородок. — Постоянно падая, отбить можно не только задницу, но и желание еще хоть раз в жизни встать на доску.       — Ты, похоже, давно катаешься? — Север старался не отрывать взгляд от склона перед собой. Черт его знает, зачем. Казалось, что так безопаснее и устойчивее.       — Лет с пяти.       Он пропустил момент, когда совсем рядом что-то произошло. Даже понять не успел, что именно, просто склон справа вдруг взметнулся снежным вихрем, как от взорвавшейся гранаты. Какого черта?.. Дернулся, рефлекторно вновь вцепился в чужую руку, пытаясь сохранить равновесие — но снег больно ударил по спине и затылку, и рядом сразу же тяжело рухнул на спину утащенный следом парень, зло шипящий сквозь зубы… чье-то имя? Или показалось, и он просто выругался? Лыжник, взметнувший снег так близко к ним, проехал широкий полукруг по склону, разворачиваясь и на инерции заезжая чуть наверх.       — Кааааай, — он остановился рядом с ними, небрежно наклонился, упираясь обеими ладонями в рукояти сложенных вместе лыжных палок. — Чего валишься, как кегля?       Кай? Значит, вот как зовут его случайного инструктора. Кай. Ледяной мальчик королевы. Север усмехнулся: учитывая, насколько он естественно себя ведет среди снегов и чертового холода… ему однозначно подходит.       — Ты нафига людей распугиваешь? — Кай, садясь, рукавом стер с зеркальной маски налипшие снежные комья. — А если бы это не я оказался?       — Да ты тут на весь склон один такой… радужный, — лыжник рассеянно расправил спутавшийся ирокез на чужом шлеме, пропуская нити между пальцев в толстых перчатках. — Я там наверху встретил знакомых, позвал их вечером к нам, все равно же чем больше народа, тем интереснее, да? Ты еще катаешь?       — Да… — он запрокинул голову, глядя на солнце; маска глушила яркий свет, делая все вокруг серебристо-серым и очень контрастным. Скоро уже темнеть начнет. Парень, которому Кай навязал свою помощь, развалился рядом на взрыхленном снегу, приподнялся на локтях. Вставать не торопится, смотрит с неприкрытым интересом в глазах: еще бы, фрики всегда притягивают внимание. Но взгляд все равно будто немного скучающий. — Провожу вот его до канатки и еще разок спущусь, пока солнце совсем не ушло.       — Окей, тогда уже дома увидимся. Я все. Устал.       — Катись давай, пижамная киса, — не сумев все же сдержать улыбку, Кай легко ударил краем сноуборда о палки, выбивая их из снега, и парень в кигуруми Тигры из диснеевского «Винни-Пуха», надетом прямо поверх горнолыжного костюма, едва сумел сохранить равновесие, соскальзывая и возвращаясь на трассу.       — Друг?       — Ага. Вроде того, — он поднялся на ноги одним рывком, зарылся кантом доски, удерживая себя на месте. Тело успело отдохнуть за время короткого разговора. Тело требовало движения. — Давай, подъем, канатка уже буквально за поворотом. В поселок слишком далеко спускаться по трассе. Без обид, но ты просто не доберешься.       — Даже не собирался, — голос у сероглазого был такой, что вдоль хребта носилось бы стадо мурашек, звучи он ближе. Вообще, Кай не мог в этом не признаться, смотреть на него было интересно. Практически беспомощный на горнолыжном склоне, он все равно оставлял впечатление человека, у которого совершенно все под контролем: и снег, и непослушная доска под ногами, и пробирающийся под одежду влажный холод, и даже сам Кай. Это… раздражало. И интриговало вместе с тем. — Ближайшее кафе и горячий глинтвейн, вот мой план.       — Звучит вкусно, — Кай притормозил, мягко входя в поворот и разворачиваясь, чтобы скользить спиной вниз по склону прямо перед парнем. — Возле «лягушатника» на нулевом уровне есть кафешка, название не помню. У них еще крыша зеленая и терраса выходит прямо на конец трассы, где черный и красный маршруты соединяются. Там обалденный глинтвейн.       — Составишь компанию? — за зеркалом маски эмоций было не разглядеть, и Север, выдержав достаточную для двусмысленности паузу, все же на всякий случай добавил: — В качестве моей благодарности за инструктаж и помощь.       Кай затормозил между снежным бордюром у края трассы и станцией подъемника, на которой разворачивались обратно открытые шестиместные сиденья, уперся двумя руками в грудь парня, останавливая и его тоже. Благодарность, значит? Да ну, правда? Чужие самоуверенность и спокойствие почему-то ужасно задевали, но и одновременно будили внутри какое-то легкомысленное веселье, и вполне предсказуемо хотелось выбить из серых глаз эту идиотскую невозмутимость и намертво впаянное в них легкое выражение превосходства.       — Спуск на канатке — это не для меня.       Благодарность, ага, конечно… за инструктаж, да. Натуралы, даже очень благодарные, не стоят так близко, дожидаясь ответа; этот уж точно не против флирта. Закидывает пробные фразы, смотрит на реакцию. Осторожничает. Где-то на задворках сознания уже привычно и знакомо щелкнул невидимый тумблер, переключающий Кая из режима адекватного взрослого парня в режим отбитого искателя приключений на собственную задницу… Чертов кошак на лыжах, это все его влияние.       Ой, да кому еще врать?       Они с Яго совершенно точно друг друга стоили. На том когда-то и сдружились.       Жаль, из-за маски парню не видно его глаз; с другой стороны, пусть еще погадает, куда именно Кай пялится. На губы? В серые самоуверенные глаза? Просто на лицо? Медленно, насколько это вообще возможно с жестко зафиксированными ногами, Кай опустился перед ним на колени, не отводя взгляд, вслепую расстегнул крепления чужого сноуборда и так же неторопливо встал, старательно игнорируя мышечную крупную дрожь в протестующих против такого издевательства бедрах. Наплевать, поболит и пройдет. Дернуть его на себя, заставив сделать крохотный шаг вперед и переступить с доски на жалобно хрустнувший под подошвами снег — и почти сразу, не давая опомниться, тронуть пальцами подбородок, вынуждая чуть запрокинуть голову. Совсем немного. Ровно настолько, чтобы не задеть его лицо шлемом и маской, когда зависаешь губами у самых губ. Вот теперь можно и притормозить…       Пахнет вкусно. Сигаретным дымом, — курит? — травяным чаем и холодом. Не отстраняется. Что там в его глазах? Спокойное, даже немного насмешливое ожидание на фоне непоколебимого превосходства — вот уж точно, впаяно намертво. Ждет поцелуя?       Ага. Сейчас.       Разбежался…       Кай повел лицом в сторону, мазнул приоткрытыми губами по линии подбородка, едва касаясь — и вдруг широко лизнул возле уха, чувствуя, как парень слабо дернул щекой от неожиданности. Кожа едва солоноватая… и язык царапнуло легким щекочущим ощущением: брился, наверное, вчера вечером или сегодня утром, на щетину еще только слабый намек.       — Встретимся внизу, — он развернул сноуборд, как ни в чем не бывало, вспрыгнул на снежный высокий бордюр, ограничивающий укатанный комфортный спуск. Под непонимающим — о боже, неужели даже немного растерянным? — взглядом было особенно приятно натягивать обратно на лицо бафф, чтобы скрыть собственную победную усмешку.       — Куда ты? Там же нет трассы.       — Тсс. Никому об этом не говори, — Кай приложил палец к серебряной ткани там, где под ней угадывались очертания губ, и мягко перенес назад вес, соскальзывая на нетронутый снег между торчащих черных камней, на круто уходящий вниз склон. Притормозив, несколько раз щелкнул в кармане боковой кнопкой плеера, переключая треки. Не то, не то… «Demon Speeding» Роба Зомби — в самый раз.       Тело требовало движения?       Тело его получит.       Он развернул сноуборд вниз, на короткое мгновение поставив его на хвост едва ли не вертикально и сразу же уронив плашмя, чтобы быстрее разогнаться. Ради этого он сюда и приехал, так ведь? Ради вот этого самого чувства, когда под ногами — никем не тронутый пухляк, и приходится петлять между торчащими камнями склона, не обустроенного для комфортных спусков. Когда можно ловить замерзшие бугры для прыжков и на полной скорости влететь в короткое узкое ущелье между двумя невысокими скальными наростами, и скользить почти лежа, ладонью вспарывая снег, чтобы подняться за секунду до казавшегося неизбежным падения. Когда тело свое ощущаешь полностью, каждый сантиметр кожи, каждый нерв, каждый мускул; когда не остается ничего, только движение и морозный разреженный воздух, запах озона и снег, и встречный ветер с колкой снежной пылью выбивает из головы все мысли, и свобода.       Свобода…       Очнулся, только вылетев через искусственный холм обратно на причесанный техникой склон. Черная ветка, сложная и довольно опасная, популярностью не пользовалась, и до сих пор, несмотря на вечер, можно было пересчитать по следам, сколько человек сегодня здесь побывало; Яго точно сегодня тут спускался, еще утром, где-то здесь следы и его лыж… В голове было пусто и гулко, как на заброшенном складе — выветрило скоростью и морозом, только адреналин еще стучался пульсом в висках. Сколько прошло времени? Всего-то шесть или семь сменившихся в наушниках треков, никак не больше получаса. Скользить в полном одиночестве вот так расслабленно и медленно на заднем канте тоже было неплохо; чувствовать, как немного подергиваются от усталости мышцы ног, непроизвольно мелко сокращаясь. Последний поворот, а за ним — развилка, где две трассы соединяются в одну и вливаются в широкий учебный склон «лягушатника»… И люди. Много людей.       Кай одернул сам себя: много людей, которые слабо стоят на сноубордах и лыжах. На то он и «лягушатник». Так что давай, парень, топай по самому краю спуска, чтобы никто тебя не сбил, испугавшись или не справившись с управлением. Остановившись на верхней точке, он нашел взглядом давно знакомую зеленую крышу, столики с длинными деревянными скамьями, стоящие прямо на снегу у входа. Приметная красная куртка маячила в излюбленном кафе только одна, и, хотя с такого расстояния сложно было понять, кто именно там сидит, в груди все равно немного потеплело.       Ждет, похоже?       Кто-то сегодня будет ночевать не дома, похоже…       Надо будет предупредить Яго, чтобы не терял.       С трудом — да и то не полностью — задавив лезущую наружу улыбку, Кай, быстро набирая скорость, повернул к давно уже запримеченной снежной куче у самого края учебного склона. Сколько раз за эти три дня собирался на ней прыгнуть, но все было как-то не с руки: то вылетал на склон с другого маршрута, то забывал, проносясь мимо, то был уже слишком уставшим. Сейчас вполне подходящий момент; и приземлится как раз где-то поближе к кафе, и останется достаточно места для торможения. И да, надо быть честным с самим собой: хотелось покрасоваться перед…       Черт, даже имя его спросить не догадался.       Склон под сноубордом резко взметнулся вверх и оборвался, позволяя взмыть в воздух. Мысли из головы просто выбило; потом, все потом — сейчас только еще один глоток свободы, чувство полета. Выгнув спину и подобрав ноги, Кай тронул пальцами хвост сноуборда, вновь распрямился, готовясь к столкновению с поверхностью… и вдруг совершенно четко понял: не успеет. Слишком слабо разогнался перед прыжком, слишком коротким получился вылет. Он выставил доску уже кое-как, пытаясь просто спасти ноги; сноуборд от удара о склон выгнулся, вкапываясь передним кантом в снег и с силой выбрасывая парня вперед.       Кай редко падал. Но чем лучше катаешься — тем страшнее падаешь, особенно когда так, кубарем через самого себя, не контролируя ровным счетом ничего, когда жестко зафиксированные ноги, кажется, двигаются вообще отдельно от всего остального тела, потому что как иначе можно удариться затылком о кант собственного сноуборда? Колено в какой-то момент прострелило дикой болью, заставив коротко и глухо вскрикнуть. Остановился в итоге сам, ни во что не врезавшись: кажется, потому что доска наконец застряла в сугробе.       Лежа лицом во вспаханном рыхлом снегу, Кай пытался не то чтобы сдержать рвущийся нервный смех — хотя бы смеяться не во весь голос. Колено пульсировало такой болью, что на глаза слезы непроизвольно наворачивались, куртка задралась вместе с теплой кофтой и майкой, обнажая спину, и разогретое тело теперь жгло холодом. Снег набился за шиворот и под сбившийся с лица бафф. Больно, мокро, холодно и обидно. Покрасовался, да, молодец, отлично вышло.       — This love has taken its toll of me, — издевательски пропел сладким голосом единственный оставшийся на месте наушник, и Кай вместе с ним стащил с головы шлем и маску, убрал с лица налипшие радужные пряди: холод сразу прихватил влажную кожу легким укусом.       — Эй, — чужая рука легко легла на плечо. Не трясет, не сжимает, не пытается перевернуть… Молодец. Понимает, что делает. Красная ткань его куртки маячила где-то на краю зрения. — Жив?       — Нормально. Легко упал. Будь другом, отстегни доску.       Хотелось заорать, когда он дернул тугие крепления. Или сожрать снег. Или до крови прикусить язык, чтобы отвлечься. И еще раз, когда переворачивался на спину — до того резко отозвалось осторожное движение в ушибленном колене. Как его поднимали со снега в несколько рук, помогали добраться до теплого кафе и устраивали на широкой деревянной скамье за столиком, стараясь не задеть ногу — вообще не запомнилось, стерлось пульсирующей острой болью; в себя пришел и начал соображать, уже обнимая пальцами наполовину опустевшую кружку с горячим глинтвейном. Плоский кругляш апельсина на поверхности ароматного темного напитка наворачивал обороты вокруг своей оси, почему-то не желая останавливаться, и Кай против воли залипал на это движение. Красная куртка валялась на краю скамьи, где-то между перчатками и шлемом самого Кая, а ее владелец сидел напротив. Ну, как и договаривались, в принципе — глинтвейн, зеленая крыша. Благодарность, ага…       Красивый оказался, кстати. Нет, это и на склоне еще было понятно, что красивый, но подробности, мелочи, моменты… взгляд его этот — прямой, открытый, ровно в глаза. Не отводит, смотрит спокойно и внимательно, и от этого вдоль позвоночника лениво носится стадо мурашек. Не носится даже, а так… скребется. Навязчиво и медленно скребется, требуя прикосновений к коже вместо взглядов. Возраст нечитаемый совершенно, то ли двадцать, то ли тридцать пять: черты лица резкие и правильные, кожа без намека на морщины, но в пепельно-русых волосах, собранных в небрежный, растрепавшийся под шапкой пучок, уже пробилась достаточно заметная седина.       — Я забыл твое имя спросить.       — Север.       — Необычное.       — Что с ногой?       На мгновенье дернуло глупой обидой — а как зовут собеседника, ему вообще до лампочки? Но дошло почти сразу: Яго на склоне позвал по имени. Видимо, услышал и запомнил.       — Подростком еще колено повредил. Долго рассказывать, — Кай небрежно тряхнул пальцами у лица, будто смахивая эту историю в сторону, и легко улыбнулся. Тоже в своем роде международный жест: не бери в голову, неважно. — Ударился сейчас по старой травме. Не первый раз уже, пройдет за несколько дней.       — Так значит, ты с детства катаешься?       — Да…       Кай, в общем-то, всегда запросто находил общий язык почти с кем угодно, но сейчас было… легко. До странности легко разговаривать ни о чем, смеяться над мимолетными тонкими шутками, флиртовать едва ощутимо, ловя двусмысленные фразочки и отбивая их обратно. Спроси, о чем они говорили пару минут назад — и он не вспомнит; впрочем, казалось, что и Север не вспомнит тоже, настолько быстро и ненавязчиво менялись темы. О сноуборде, о горах, о фильмах, о родном городе, который оказался одним на двоих… о музыке, кажется: наушники валялись на столе между ними, и что-то даже тихо играло, но никто не слушал. Две кружки слабого и очень сладкого глинтвейна на практически пустой желудок намертво заклинили внутренний рубильник Кая на отметке «ищу приключений», и он все чаще залипал на том, как Север касается губами тонкой стекляшки, отпивая вино, а взгляд при этом все равно не отводит, смотрит сквозь опущенные ресницы тепло и немного насмешливо… залипал — и тут же непривычно себя одергивал, временно становясь более сдержанным. Нельзя. Нельзя провоцировать себя и его, все равно же дальше не зайдет. Какое «дальше», когда двинуться не можешь, чтобы в колене не зашевелились раскаленные иглы?       Но надолго сдержанности не хватало. Не привык вот так отказывать себе в том, чего хочется.       — Яго собирает гулянку сегодня у нас дома, — Кай посмотрел за окно. Солнце уже совсем завалилось за горы, даже его багровые отсветы на тучах почти уже погасли, и снег отливал золотом от подсветки трасс. Новички давно разбрелись: то еще удовольствие кататься в неверном искусственном свете, очень на любителя, и редкие райдеры вовсю пользовались освободившимся широким склоном. Каю нравилось кататься в сумерках… В душе что-то мимолетно тоскливо заныло об упущенной из-за травмы возможности петлять по сумрачным трассам, но почти сразу заткнулось, перебитое взглядом на сидящего напротив парня. — Не хочешь присоединиться? Будет здорово. И, если честно, самостоятельно я сейчас все равно домой не доберусь.       — Почему бы и нет? — Север в очередной раз отвлекся на коротко завибрировавший на столе смартфон, быстро мазнул пальцем по экрану, отправляя кому-то короткий ответ, и развернул его к Каю. — Тем более, я бы так или иначе там оказался. Твой адрес?       — Да, — взгляд против воли выхватил не только улицу и номер дома, но и часть переписки; ничего, впрочем, особо интересного, просто безликая договоренность о встрече.       — Моя подруга знакома с твоим Яго.       — А, так вот кого он на склоне встретил, — Кай осторожно, взявшись обеими руками за бедро, подвинул ногу поближе к себе, собираясь вставать. — Действительно, где же еще так случайно столкнуться, живя в одном городе, если не на горнолыжной трассе в нескольких сотнях километров от дома. Идем?       — Такси вызовем? Ты же не дойдешь.       — Ты в горном поселке с населением меньше тысячи жителей, городской мальчик. Такси здесь отсутствует, как вид, — улыбнувшись, он попытался за изгибом губ спрятать боль от движения. Уже не такая острая и невыносимая, как пару часов назад, теперь она скорее пульсировала и тянула за нервы, чем обжигала. Терпеть можно, если поменьше шевелиться. — Ничего, здесь недалеко, минут пять пешком. Поможешь?       Пять минут — это он, конечно, погорячился, из-за травмы добирались все двадцать. И если поначалу Кай еще старался идти, только немного придерживаясь за Севера, то к середине пути уже просто висел на нем, цепляясь за твердое плечо и стараясь вообще не наступать на больную ногу. Даже заткнулся и передвигал непослушные конечности молча, что ему, в общем-то, было совершенно несвойственно. Что он там думал несколько минут назад, можно терпеть? В других обстоятельствах Кай бы, наверное, обращал куда больше внимания на то, насколько жесткими кажутся плечи парня даже сквозь теплую куртку: казалось, если с нажимом вести по ним пальцами, можно будет через ткань почувствовать рельеф мышц… Но единственное, чего сейчас хотелось — быстрее добраться до Яго и его рюкзака, где совершенно точно всегда есть хоть что-нибудь обезболивающее, от таблеток до травки.       А чертового кошака не оказалось дома…       У двери, ведущей с улицы сразу же в просторный холл, не было его обуви, но свет везде горел. Вышел куда-то ненадолго? Наверное, вернется с минуты на минуту.       — Красивый дом, — Север осторожно сгрузил парня на диван напротив входа, сел на пятки прямо на пол перед ним, помогая расстегнуть куртку. Издевается? Самое время для разговоров про интерьер, да.       С курткой Кай без проблем справился и сам, отбросил куда-то в сторону, не глядя. От нагрузки колено отекло и теперь казалось, что достаточно широкая штанина его сдавливает, заставляя пульсировать такой обжигающей болью, что чуть ли не в глазах темнеет и мешает нормально соображать — наверняка просто обманчивое ощущение, но все равно хотелось быстрее раздеться, чтобы избавиться от него. Кай откинулся назад, задрал кофту, обнажая живот и расстегивая плохо поддающиеся крючки на поясе, туго обхватывающем талию.       — Сними… черт. Сними это, — он приподнял бедра, даже не думая, как все это может выглядеть со стороны. — Пожалуйста…       И не сдержался, глухо застонав в закушенное запястье, когда мягкая подкладка снимаемой штанины проехалась по ставшей чувствительной коже, как наждачная бумага. Но зато стало легче почти сразу, едва исчезло это давящее ощущение.       Стало легче — и вернулась способность думать…       Упс?..       От взгляда Севера, все еще сидящего на полу между его ног, мозг откровенно плыл: темный, тягучий, как болото. Раздевающий. Собственнический. Стопа здоровой ноги удобно уперлась в сгиб его бедра — когда это вообще произошло? Еще минуту назад мысли были заняты только тем, чтобы боль прекратилась, а теперь она уже ушла на второй план, потому что в голове крутится навязчивое: а может все-таки… к черту все? В конце концов, можно же обойтись руками и ртом, потому что хочется его до одури, хотя бы так, хотя бы не полностью.       Чужие пальцы мягко обхватили за щиколотку, чуть сжали и сразу же отпустили — будто на пробу, чтобы на реакцию посмотреть.       — Ты мне еще должен тот поцелуй у подъемника.       Спорить не хотелось, должен так должен. Сам же его дразнил. От заигрывающей угрозы и самоуверенности в его голосе захотелось поджать несуществующий хвост и заскулить. Особенно когда чуть шершавая ладонь неторопливо огладила голень и по прямой линии прошлась от колена до живота.       — Ну так… — конец фразы смялся на вынужденном выдохе, когда Кая бесцеремонно дернули за бедра, притягивая ближе, заставляя сползти вниз по сиденью и почти что лечь. Было в этом резком и грубоватом движении что-то дико возбуждающее, заставляющее автоматически, совершенно бездумно потереться внутренней стороной бедра о рукав его куртки, все еще холодной после улицы. — Забери его?       — Блин, Кай! — входная дверь хлопнула одновременно с этим «забери», и вернувшийся с улицы Яго почти сразу отвернулся к стене, пытаясь побыстрее снять обувь. — Я не смотрю, не отвлекайтесь, я уже почти ушел.       — На что ты там не смотришь? Я коленом ударился, дай какую-нибудь мазь, — Кай мимоходом отметил, как нервно дернулся Север: практически незаметно, мгновенно взяв себя в руки. Скрывает, что ему нравятся парни? Или просто от неожиданности? Хотя отодвинулся он без спешки, отпуская медленно и нехотя, как добычу, в которую уже успел запустить зубы и почувствовать вкус.       Черт! Разочарование заставило Кая прикусить губу, но прежде чем подняться на ноги и отойти в сторону, Север насмешливо фыркнул в самое ухо и добил своим низким, чуть хрипловатым голосом:       — Будешь должен, ледяной мальчик.       И вот теперь мурашки по спине не просто вяло заскреблись — пробежали полноценным табуном от копчика до загривка, заставляя против воли выпрямить спину и втаптывая в позвонки непонятное сладко-острое ощущение.       — Это Север, он мне помог добраться. Поздоровайся.       — Север? — Яго его имя едва ли не промурлыкал. Со стороны бы показалось — заигрывает, но Кай слишком хорошо его знал: недоволен чем-то. — Стаканы в кухне, кухня за лестницей. Налей всем троим, пожалуйста, — он сунул в руки парня граненую бутылку с темно-янтарным напитком. Виски? Темный ром? Рот наполнился слюной: голода Кай пока не чувствовал, а вот выпить сейчас хотелось просто смертельно.       Хотя бы выпить, раз уж сегодня ему больше ничего не обломится.       Он с сожалением посмотрел в спину выходящему из холла парню. Плечи, обтянутые тонким трикотажем майки, широкие, сухие будто и… да — жесткие, как и казалось сквозь куртку. Точно надо выпить. Стопроцентно. Пальцы непроизвольно погладили бедро там, где обнаженной кожи касалась его рука.       — Фу, Кай! — легкий, но ощутимый шлепок по пальцам Кай пропустил. Он вообще пропустил момент, когда Яго успел сходить за своим незаменимым рюкзаком и устроиться перед ним. — Фу, я сказал. Дай лапу.       — Ну что «фу»? — совершенно автоматически он протянул парню руку, даже не задумавшись, но только заработал очередной легкий удар по ней.       — Да не эту лапу, придурок. Заднюю, — Яго передвинул его ногу, поставил стопой себе на бедро, ничуть не заботясь о чужих болевых ощущениях, и Кай зашипел сквозь зубы. — Север? Ты серьезно? Имя-то, мягко говоря, редкое.       — И что?       — Будущий-волчий-вожак-Север, вот что. Кто из нас псина, Кай? Почему я об этом знаю, а ты нет? Будь хоть немного осторожнее, когда кого-то клеишь.       — Да брось, какая разница? Просто секс. Он точно не против, — Кай прикрыл глаза. Тонкие пальцы Яго мягко выглаживали колено, и под действием какого-то геля, приятно холодящего раздраженную кожу, боль быстро уходила. — А действительно, откуда ты его знаешь?       — Мир маленький. Знаком с его невестой, которая с минуты на минуту сюда придет. И не только она, кстати, так что штаны надень, — туго обернув сустав эластичным бинтом, Яго сдернул со спинки дивана домашнюю одежду парня, просунул в штанины его ноги. — Давай, подними задницу.       Тихий стеклянный стук бокалов со стороны кухни оборвал разговор, и Кай счел за лучшее пока что промолчать в ответ, послушно приподнимаясь. Невеста, значит? Это ее, видимо, в кафе он назвал «подругой». Широкий эластичный пояс свободных штанов мягко и комфортно обтянул талию.       — Жить будешь, — Яго ощутимо шлепнул его по бедру, поближе к ягодице, и сунул в руки принесенный Севером стакан с темным ромом, янтарным и ароматным. — Хороший мальчик, держи вкусняшку.       Ром пах темным шоколадом и деревом, и от этого начинало казаться, что огонь в электронном камине плещется вполне себе настоящий, потрескивающий сухими дровами. Кай развалился среди подушек, удобно пристроил длинные ноги на сиденье, оставляя немного места для Севера; кошак все равно сидеть на одном месте не будет — слишком общительный, перетекает от одного человека к другому, ни с кем не задерживаясь надолго.       — Все, меня с этого дивана никто до утра не выгонит.       Было как-то… неловко? Сидеть вот так рядом, стараясь друг к другу не прикоснуться ненароком, после того как всего лишь несколько минут назад едва не занялись сексом ровно на этом же месте. Яго сбежал переодеться, вернулся, на ходу пытаясь собрать свои длиннющие волосы в какой-то странный то ли хвост, то ли петлю, чтобы они стали покороче; они оба уперлись в него взглядом, Кай — просто чтобы чем-то занять неловкое молчание, а Север… кто его знает? На Яго все и всегда пялятся, особенно при первой встрече, очень уж необычная внешность: разноглазый, женственный, и среди будто припыленных пшеничных волос — совершенно белые пряди, растут крупными пятнами, занимая в основном правый висок и затылок.       — Что? — Яго перехватил заинтересованный взгляд Севера в большом зеркале на стене, в которое смотрелся, поправляя одежду. — Это меня в детстве очень сильно напугали, и я поседел. Так что никогда не пугай детей, а то вырастут, как я, нервными и пятнистыми.       Не сдержавшись, Кай фыркнул в сжатый кулак, но его смешок утонул в трели дверного звонка.       И жизнь снова завертелась вокруг, набирая привычные обороты. Приветствия, объятия, старые знакомые, с которыми, кажется, лет сто не виделись, и новые лица, пришедшие с кем-то; болтовня ни о чем и о чем-то важном, сотни тем и новостей, которые надо обязательно обсудить, вспышки смеха, новая порция рома, подлитая кем-то в стакан, и люди неизбежно разбиваются на стайки по интересам, иногда сменяясь, переходя от одной компании к другой, и Яго, успевающий быть везде и со всеми… И на фоне постоянно — взгляды Севера, которые Кай скорее чувствовал, чем замечал, потому что и сам бросал на него такие же: короткие, мимолетные, чтобы никто не смог отследить. Кай пропустил момент, когда он ушел с дивана — заболтался о сноубордах с таким же отчаянным фрирайдером, как он сам, а когда вновь нашел его взглядом…       Девушка у него симпатичная, да. Отлично смотрятся вместе. Невысокая и стройная, улыбчивая, общительная и подвижная, на фоне высокого и спокойного, как скала, Севера, она казалась хрупкой и очень, очень живой. Кажется, Кай ее где-то мельком видел уже. Все возможно, раз она вертится в одной тусовке с Яго.       Он одернул себя: не девушка. Невеста. Совсем другой статус.       И тогда что это было здесь, на вот этом самом диване? И на склоне у подъемника? И в кафе под зеленой крышей? Собственные мысли звучали как-то до отвратительного грустно и жалко, потому что Кай Севера, в общем-то, очень даже понимал: у самого двойная жизнь, и когда-то тоже придется обзавестись какой-никакой девушкой, невестой, женой… детьми? Прожить чужую жизнь, забив на свои желания.       — Не пялься на него так открыто, — Яго обнял как-то очень неожиданно, перегнувшись через спинку дивана, обхватил руками за плечи, больно уперся в шею острым подбородком, и Кай вдруг понял, что давно уже завис, погрузившись в свои мысли. — Ты загрустил или просто устал?       — Наверное, все вместе, — отставив в сторону почти пустой стакан, Кай расслабленно откинул голову. — Вот скажи мне, что за фигня? Всего каких-то лет сто прошло, как оборотни перестали скрываться и весь мир о нас узнал — и все, сейчас уже всем наплевать, кто ты, человек или не совсем. А о том, что иногда мужчины трахаются с другими мужчинами, этот же мир знает со времен Древней Греции, как минимум, но что-то никак не привыкнет к такому положению дел. Нет, сейчас стало, конечно, попроще, но…       — Бесит, да?       — Ужасно.       — Меня тоже, — он коснулся щеки мягкими губами, щекотно задев коротко остриженный висок. — Но я забил. Пусть мир думает обо мне, что хочет, плевал я на это. Тебе бы тоже, кстати, не помешало.       — Не начинай.       — Ладно, — Яго перевалился через спинку на сиденье, исхитрившись даже не задеть почти уже не ноющее колено Кая, вывернулся и сел рядом, слегка прижимаясь боком. — Посмотри налево, только тихонько. Возле лестницы. Рыжий. Знаешь его?       Потянувшись за бутылкой, стоящей на столике у дивана, Кай мазнул взглядом по парню на нижней ступеньке, расслабленно прислонившемуся лопатками к стене и что-то быстро строчащему в телефон.       — Первый раз вижу, — плеснув в стакан буквально пару глотков, Кай поставил бутылку на место, еще раз мельком посмотрев: волосы даже в приглушенном электрическом свете отливают красноватой медью, черты лица тонкие, правильные. — Такого я бы точно запомнил. Понравился?       — Очень красивый.       — Знакомься. Давай, иди, — ром обжег горло, комком провалился в желудок, разлился по телу жаром; хотелось заесть чем-нибудь, чтобы перебить резковатое послевкусие. В голове легкомысленно звенело от выпитого, и стрелка часов на стене почти подобралась к тройке: время то ли лечь спать, чтобы завтра чувствовать себя нормально, то ли окончательно напиться и натворить что-нибудь, за что потом будет стыдно… если вообще вспомнишь. И то, что загривок практически жгло от чужого пристального взгляда, ничуть не добавляло разумности. Скорее даже наоборот.       На что ты смотришь, Север? На то, как Яго привалился боком и привычно, почти даже не замечая, поглаживает своими тонкими пальцами затылок, ероша темные жесткие волосы?       Хотелось дразнить, играть, но к чему это все, если не будет продолжения. Они и видятся-то, наверное, в первый и последний раз; но отказать себе в маленькой шалости напоследок все равно было выше сил Кая.       — Я пойду спать. А ты пойдешь к этому рыжему.       — Помочь тебе забраться наверх?       — Не, я справлюсь, — Кай поймал момент, когда парень у лестницы вновь уткнулся в телефон и точно не смотрел в их сторону: не для него этот спектакль, ни к чему портить своими играми чужую ночь, если кошак все же решится к нему подойти. Всего лишь немного повернуть голову, чтобы увидеть Севера, поймать его жесткий нечитаемый взгляд… и медленно, тягуче — почти так же, как дразнил его на склоне — лизнуть в ухо отвлекшегося Яго, с необъяснимым удовольствием наблюдая, как угрожающе сузились серые глаза.       — Фу, блин, Кай, — Яго даже не дернулся, давно привыкнув к чему-то такому, только потерся головой о его плечо, делая вид, что вытирается. А со стороны все равно это выглядело, будто приласкался.       Удовлетворение свернулось в груди теплым клубком, греющим ничуть не хуже янтарного терпкого рома.       Вот теперь можно и спать.