Моя музыка

      Одиноко бродить по берегу моря звёздной ночью. Джисону давно этого хотелось. Здесь так спокойно, что можно забыть все, что связывало его с реальностью, что можно забыться самому. И от этого минуты, проводимые в этом беззаботном одиночестве, слушая лишь слабый шум бьющихся волн, запечатляются в памяти, как самые прекрасные. Ноги пронизывает прохлада воды, пока он идет по ней. Но не та прохлада, от которой хочется избавиться и укутаться в шерстяной плед. Эта прохлада куда теплее и приятнее, чем шерстяной плед, как бы странно это не звучало. Хочется пойти в самую глубь, окунуться в нее и…       Захлебнувшись утонуть.       Умереть.       Звучит как самый красивый способ прощания с болью ненавистной ему жизни. Чтобы открыть дверь в новую, счастливую. Лучше бы по ту сторону двери первым его встретило тепло любви… Джисону давно этого хотелось. Почему он снова думает об этом? Он пришел на пляж, чтобы отдохнуть. А неприятные мысли снова заявили о своем существовании. Если бы только он смог отключить свое сознание и ходить по берегу, не думая ни о чем. Или лишь о том, как красиво море, когда на нем видишь слабое отражение звёзд и луны. Или… «I don't wanna kiss and tell, no…»       Молодой мужчина резко распахивает глаза. Он ищет ими его. Срываясь со стула, и чуть ли не опрокидывая рабочий стол. Коллеги, что сидели рядом, с удивленным видом смотрят на него, а Джисон смотрит сквозь них в непонятном направлении. Ищет источник звука, который ворвался в его сознание, но нигде ничего нет. В который раз подряд. В последнее время у него недосып, а работа очень изматывает. Не легко удается после восьмичасовой бумажной волокиты в маленькой конторе идти на ночную смену на другой конец города. Следуя логической цепочке, это последствия усталости, это всего лишь : — Сон.       Никто не понял, сам с собой ли он говорит или с кем-то из них. Хан тоже не понимает. Много, чего не понимает. Хотелось бы ему записаться к профессиональному психологу, и, наконец, понять, сошел ли он с ума или этот мир. «… Somebody else…»       И снова он встал и начал искать что-то. — Что вы ище… — Не ваше дело. – недовольно шикнув, он все же сел на свое место. «Nothing compares to you.»       Призрачный голос умолкает, а собственный голос с бесконечными вопросами, что же это могло быть – нет. Он точно сошел с ума. Но, возможно, если бы этот голос принадлежал настоящему человеку, то он бы влюбился в него. Неясно, почему. Хан уверенно заявлял себе, что тот не похож на окружающих, у него другое лицо, характер, тело, запах и так далее. Голос. Голос, которым он поет мягкий и нежный. Одна из немногих вещей, что даёт ему надежду. Так кажется ему после случая, когда однажды услышал его, будучи в шаге от самоубийства. Противно думать об этом случае. Он бы стёр это воспоминание, но тогда он сотрёт и «его». Однако нет никакого ангела с его мелолдичным голосом, что изредка посылает ему люблвные строки в песнях. Это всего лишь его подсознание, которое добивается какой-то, неведомой ему самому, цели.       А быть может, это и вправду любовь? Может. Однако, это бред обманутых другими людей или тех, кто сам себя обманул. Но: «Если от этого мне станет легче жить, то я бы тоже не против обмануть себя…» – на этом мысли перебились. За столом стоит куча работы в виде бумажной стопки из документов.

***

      Стрелки на часах указывали время 19:22. В будние дни Джисон к этому времени ещё не возвращается домой с офиса, едет подрабатывать охранником в продуктовом магазине за копейки. Впрочем, как и на постоянной и на второй дополнительной. Но сегодня воскресный вечер. Вернувшись с работы, он снова оказался один на один со своими мыслями. Так происходит в каждые выходные. Он бы попытался отвлечься от них, если бы было на что. Джисон не жалуется, это уже вошло в привычку. Только немного печально, что его собственные же мысли не подчиняются ему и они никогда не были чем-то хорошим, хотя бы чуточку позитивным. С каждым днём сильнее убеждают в том, насколько никчёмна, отвратительна жизнь, насколько никчёмен он. Сегодняшний день не исключение. Сон на рабочем месте и пару опозданий в этом месяце привели к лишению зарплаты . Казалось бы, что хуже невозможно. Но песня, которую он не знает, однако слышит не впервые, снова прозвучала сегодня. Он готов прожить без денег до конца жизни, готов слушать то, насколько он ничтожен. Готов поклясться, любые пытки он сможет стерпеть, но не это пение. Все эти обстоятельства вперемешку вызывают куда более сильную негативную бурю эмоций. Она так медленно съедает его, что кажется, будто боль ощущается на физическом уровне. Он чувствует, как все тело царапают острыми когтями. Словно сделаны из настоящей стали, они впиваются, как можно глубже, выкалывает глаза, сдирает кожу. Чувствуется то, как кровь выхлестывается из глубоких ран, окрашивая все в красный.       И всё-таки он сидел на холодном, не застеленным линолеумом, не говоря уже о ковре, полу. Нигде нет ни капли крови. Окно стоит приоткрытым, и от этого ещё холоднее. Но тогда комната провоняет запахом табачного дыма. Эта комната, как и вся квартирка, не принадлежала Джисону. Истинный владелец должен прибыть с минуты на минуту. И ему не нравится этот запах.       Тут же скрипя открывается дверь. Вспомнишь лучик, как говорится. Мужчина спешно потушил сигарету, и немедленно пошел в коридор. Женщина, немного полная, но она одевалась со вкусом и только в дорогих бутиках, что одежда на ней показывала только достоинства ее фигуры, стояла у деври. Именно она являлась владелицей квартиры, которую Хан снимает уже на протяжении долгих лет. Её зовут Чон Чису. Ей не нравится его образ жизни. Но ей нравится он сам. Каждый раз, приходя к нему, она говорит ему, что пора бы измениться и, что он хороший человек. Пожалуй, единственная персона, которой Джисон мог бы довериться. Как и она ему, хоть он замкнут и ведёт себя отстранённо. — Здравствуй, Джисон. Как твои дела? — Здравствуйте, я сейчас. — Ох, Джисон-и, – произнесла она с неким недовольством, останавливая того. Но это явно наигранное недовольство, в нем не было ничего обидного. — снова куришь? И так денег на еду не хватает, а ты на дрянь её тратишь. — Я беру у Вас деньги на эту дрянь? — Нет. — Я жру Вашу еду? — Нет. Зачем ты… — Может, я должен Вам денег? — Да нет же… — Так почему ты не отстанешь от меня?! Как же ты достал меня, чёрт возьми! — Хан Джисон! Я пришла взять деньги за съем квартиры, что за скандал ты мне тут устроил?! — Госпожа Чон?.. Я… извините, прошу, извините меня. Ваши деньги я подготовил. Сейчас, пожалуйста, подождите.       До этого он не осознавал, что говорит с ней. В его голове засел таинственный голос, к которому на самом деле были адресованы эти слова, никак не к женщине у порога. Он и не помнит, когда она пришла.Слова госпожи Чон действительно безобидные, это всего лишь забота и беспокойство за чадо, любой женщины, которую не отнять. Обиды или зла на них у Хана нет. Настроение и моральное состояние и без того ни к черту, она просто пришла не вовремя и задала не вовремя этот вопрос. Сам же он прошел на кухню, оставляя её все там же, у порога. На круглом непримечательном столе лежал конверт. Деньги были аккуратно сложены в этот конверт ещё вчера, до прихода владелицы скромной квартиры. Ежемесячно он ожидает ее прихода, и ежемесячно деньги складываются в конверт по одной и той же схеме. Руки потянулись к нему, но сильно дрожали, а слезы наворачивались у уголков глаз, что он не сдержался. Упал на землю, словно ноги парализовало. Громкий стук послышался со стороны кухни. Квартира очень маленькая, и, неудивительно, что женщина в темном платье, что стояла у двери услышала его. Не разуваясь, в ту же секунду она направилась туда, откудда последовал шум.       Джисон сидел и плакал. Ревел. Голос звучал истошно, он старался сдержать всхлипы и стоны, но сколько бы усилий он не вкладывал, получалось плохо. Руками, что дрожали по-прежнему, судорожно держался за край стола, на котором успел оставить еле заметный след ногтей, когда падая, попытался схватиться за него. Слезы стекали по щекам, сталкиваясь с друг другом на кончике подбородка, и капали на кофту. Разумеется, она не могла просто стоять и смотреть на это, теплые и крепкие объятия заключили в себя его худое тело. — Джисон, я не возьму оплату за этот месяц. Не надо, оставь.       Обеспокоенный голос хозяйки квартиры будто вернул его в этот мир. Он тут же начал вытирать свое лицо рукавом изношенной кофты. Но руки все ещё не перестали дрожать, как и голос. После чего, только со второй попытки, самостоятельно встав на ноги, поклонился как можно ниже: — Нет. Дело не в деньгах, возьмите их. Я прошу прощения за то, что доставил вам неудобства, госпожа Чон. Очень прошу, извините...       Она тут же приняла его извинения. Однако её волнение только усилилось. Госпожа Чон всего лишь сдает ему квартиру, и не знает его так же хорошо, как его друзья (если бы она только знала, что их у него нет) или кто-то ещё, и все же, ей искренне хочется помочь ему. «Nothing compares to you.» Этого только не хватало... Снова из ниоткуда доносится призрачный голос, который слышит только Хан. Как же жутко раздражает эта ситуация. И все действительно было бы чуточку лучше, если бы не этот голос. — Скажите мне честно, вы считаете меня психом? Кажется, я страдаю шизофренией. Вот только что прозвучал голос мужчины. Он спел строчку на английском, вроде, языке. А вы… Вы не услышали это. — Нет, я не услышала никакой. Но, Джисон, ты не псих. – в этот раз она говорила очень спокойно. Очень спокойно. Взглянула на него тоже спокойно и даже с улыбкой. – Но и ты не слышал пение моего мужа пару минут назад. А он красиво поет, даже жаль, что не можешь.       «И кто сейчас действительно сумасшедший?» – произнес про себя парень. Удивление в его взгляде мог прочитать даже слепой. Заметив это, женщина села за стол, указывая на строящий в противоположной стороне стул, чтобы Хан последовал её примеру. Наконец, дождавшись, когда он более менее придет в себя, слабо улыбнувшись произнесла: — Не знаю, как это называется. Я думала, что больше нет таких людей. Боже... Как бы сказать тебе это? Мой муж… Я… Мы жили в разных концах страны, но слышали друг-друга, как ты сейчас этого незнакомца. Получается, ты тоже как-то связан с ним. Может попробуешь найти его. Бред, знаю, но... — Госпожа Чон, вы тоже устали. Деньги, – он перебил её, пускай, что это не вежливо. Конверт протянули к тому, для кого он был подготовлен. — Не нужны мне деньги! Джисон! Попробуй с ним как-то поговорить или найти его. — Кого? Нет никого! – сказал он, не давая ей закончить. — Это – твоя любовь, я уверена. Как хочешь, не слушай меня! Но возьму этот чёртов конверт, только если пообещаешь найти «его». – буквально прокричала Чон.       Это был первый и последний раз, когда Джисон увидел её в гневе. Щеки в эти секунды горели красным, брови сведены у переносицы, образуя морщинки, но глаза её умоляли, слёзно умоляли его, они не выражали гнев, злость или что-то ещё. Она ударила обеими руками стол, подняла деньги и ушла из квартиры, даже не дождавшись ответа. Тихое: «Обещаю» – вырвалось с губ, когда он остался один.