Bluebird

      Вечерний Сеул.       Панорамные окна маленького уютного кафе при университетском кампусе в одном из центральных районов города открывают вид на залитые дождём улицы и спешащих по ним толпы уставших людей. Разноцветные зонтики в их руках — единственный источник красок в серой безликой реальности.       Редкие студенты, забегающие за бодрящим кофе, желая с его помощью реанимировать себя после долгого учебного дня, приносят с собой в помещение прохладу поздней осени и запах сырого асфальта, из-за чего сидящий за столиком Чонгук ёжится в дискомфорте, сильнее кутаясь в тёплый клетчатый шарф, который служит накидкой на поникшие плечи.       К сожалению, место у окна имеет огромный минус — оно находится слишком близко к входной двери, но выбирая между красивым видом и теплом он всегда отдаёт предпочтение первому. Холод ему не страшен. Он и так с ним двадцать четыре на семь при любой погоде, с тех самых пор как…       Пальцы сжимают стакан с горячим чаем в попытке согреться. Он проглатывает ком в горле, снова устремляя пустой взгляд в окно. Дождь льёт уже не первый день и, судя по прогнозу погоды, не собирается заканчиваться до конца недели, пока на следующей, как и обещали, не превратится в первый снег. Возможно, в этом году Рождество будет совсем как в Европе. Впрочем, это не имеет особого значения. Всё равно он не намерен отмечать его.       — Сонбэ. — Рядом звучит мягкий женский голос, но он продолжает пялиться в окно, не реагируя на обращение. — Чонгук-сонбэ, — повторяют чуть громче, и он, наконец-таки отвлекаясь от мыслей, переводит взгляд на собеседницу.       — Извини, задумался. — В сожалении Чонгук натягивает уголки губ и изображает полуулыбку.       — Ничего страшного, я уже закончила. Будете проверять? — Девушка с волнением рассматривает его лицо и аккуратно, будто боясь коснуться личного, уточняет: — У вас всё хорошо? Выглядите бледным.       — Не волнуйся, Юна-я. — Чонгук улыбается чуть шире, стараясь успокоить свою хубэ, и поясняет, надеясь, что его ответ звучит вполне убедительно. — Последний семестр отнимает много сил и времени, поэтому я немного устаю, — тяжело вздыхает. — Думаю, ты и сама это понимаешь.       Соглашаясь с ним, она кивает.       Вот только дело далеко не в учёбе. В последнем семестре Чонгук на неё элементарно забил, выполняя положенный минимум для того, чтобы не вызывать лишних вопросов у преподавателей и одногруппников. Он как проклятый учился предыдущие года и имеет полное право отдохнуть сейчас, позволяя себе направить фокус на более важные вещи. Чужим об этом знать необязательно.       — Ох, сонбэ, мне уже тяжело, несмотря на то, что я первокурсница. Если бы не наши с вами занятия, я бы уже сдалась.       Юна, как всегда, смотрит на него с восхищением, не теряя возможности при любом удобном случае похвалить его и выразить благодарность. Она говорит, для неё это честь, что один из лучших учеников факультета подтягивает её по сложным предметам.       Чонгук на её слова лишь смущённо качает головой и забирает тетрадь, пробегаясь глазами по написанному. Она, как и всегда, быстро выполнила задание и справилась очень хорошо, даже не к чему придраться. Он рад, что их совместные усилия проходят не зря и занятия с ним приносят результат младшеньким, которых у него помимо Юны ещё четверо.       — Ты молодец! — искренне хвалит он и возвращает тетрадь с конспектами. — Думаю, на сегодня достаточно.       Чонгук бросает быстрый взгляд на экран смартфона и удивляется. Он опять увлёкся уроком, совсем забыв о времени. Уже десять вечера. Кажется, ему влетит.       — Спасибо, сонбэ! — Юна поднимается со своего места и начинает часто кланяться. В такие моменты почти всегда Чонгуку становится неловко. — Я перевела вам оплату ещё днём, вы получили?       — Да, спасибо.       Теперь ему ещё и стыдно. Раньше он помогал другим студентам совершенно бесплатно, а сейчас… сейчас ему нужны деньги.       Чонгук собирает со стола свои вещи, закидывает их в сумку и, завязав потуже шарф, надевает пальто. Поблагодарив хубэ за старания, он покидает кафе и, игнорируя сильный дождь, двигается в сторону выхода из кампуса.       Опять забыл зонтик, а до дома идти минут двадцать, а то и все тридцать. Первое разумное решение, которое приходит ему в голову — зайти в ближайший круглосуточный магазин и купить самый простой зонт. Второе — идти так. И, конечно же, он выбирает последний вариант.       — Не сахарный — не растаю, — отмахивается он, в который раз за последние месяцы относясь к своему здоровью с пренебрежением.       Чонгук ускоряется, ступая по узкому тротуару и, чтобы не промокнуть окончательно, как двумя днями ранее, придерживается той стороны дороги, над которой нависает плотная шапка деревьев. Правда его это совсем не спасает. На улице последняя неделя ноября, листья давно уже покинули родные места, оставив миру лишь голые ветки, сквозь которые капли воды свободно падают на лицо, скатываясь по щекам имитацией слёз. Чонгук невесело усмехается.       Он не плакал уже несколько месяцев и пока держится молодцом. Правда, глядя на его искусственно спокойное лицо, мало кто способен догадаться, что каждую ночь Чонгук отчаянно рыдает глубоко в душе́, изо всех сил сжимая подушку руками, чтобы не дать потоку слёз вырваться наружу.       Дамбу ещё не прорвало, но дело верно двигается к этому.       Чем ближе он подходит к дому, тем чётче ощущается сильный голод. Он совсем забыл сегодня поесть, не считая завтрака, который в него запихали силком, и теперь чувствует жуткую усталость. В квартире его ждёт близкий человек, который не упустит возможности зачитать ему как минимум часовую лекцию о том, что он совсем не бережёт себя и не следит за своим здоровьем, а потом его обязательно вкусно покормят и отогреют в тёплых объятиях. Скорее бы.       За очередным поворотом появляется знакомый двор. Он увеличивает шаг и чувствует, как в ботинках начинает хлюпать прохладная вода. Ощущения неприятные, но ничего, осталось совсем немного. Он проходит мимо детской площадки и достаёт ключи, наконец-то оказываясь у нужного подъезда. Звук открывающейся двери, четыре этажа на лифте и вот он дома. Аккуратно поворачивая ключ в замке, чтобы не быть обнаруженным сразу, Чонгук тихо открывает дверь и бесшумно пробирается в тёмный коридор. В квартире пахнет сладкой выпечкой.       — Чонгук? — с кухни раздаётся взволнованный мужской голос.       Кажется, он влип.       — Я дома, — бодро выкрикивает он, надеясь, что звучит убедительно, а сам тем временем скрещивает в голове воображаемые пальцы.       «Только не выходи в коридор, только не выходи»       Свет в прихожей загорается.       Чёрт.       — Почему так позд… — Собеседник перед ним замирает и с прищуром проходится взглядом от промокших насквозь ботинок до прядей волос, с которых скатываются крупные дождевые капли. Напряжённую тишину нарушает тяжёлый вздох. — Что, снова будешь мне рассказывать, что случайно забыл зонт?       — Чим…       — Это уже третий раз за последние две недели, — перебивает его Чимин, складывая руки в замок перед собой.       — Я действительно забыл, — тихо произносит Чонгук дрожащими от холода губами.       Друг смотрит на него, словно на маленького ребёнка, всем своим видом показывая, что не верит ни единому слову, но выяснять что-то здесь, в коридоре, когда Чонгука трясёт от холода, не имеет никакого смысла. Только хуже будет. Поэтому, не сбавляя строгости в голосе, Чимин подходит к нему и, помогая снять с плеч тяжёлое мокрое пальто, серьёзно говорит:       — Шагом марш под душ, а потом за стол.       Чонгук ему в ответ лишь часто кивает.       Злить друга опасно. Как-то раз он уже испытал на себе его гнев и не хочет становиться причиной чужого недовольства снова, поэтому, быстро скинув ботинки, бодро отвечает:       — Я мигом, — и добавляет уже менее уверенно: — Сделаешь мне тот вкусный чай по своему фирменному рецепту? — Он заглядывает другу в глаза с максимально милым выражением лица, прекрасно зная, что Чимин падкий на эгьё, а после лезет обниматься.       — Не подлизывайся. — Чимин отпихивает его и разворачивает к себе спиной, толкая в сторону ванной. — Вещи я тебе принесу сам и положу на стиралку. А ты, чтобы хорошенько прогрелся.       — Так точно! — Прикладывает руку к голове Чонгук, отдавая другу честь, и широко улыбается. Чимин на это лишь закатывает глаза.       Как только дверь за ним в ванную комнату закрывается, Чонгук перестаёт корчить из себя весельчака, и улыбка гаснет вмиг. Рассматривая своё уставшее лицо в зеркале над раковиной, он стягивает с себя липкие вещи и залезает в душевую кабину, следом включая почти кипяток. Тело тут же обволакивает долгожданное тепло и по коже прокатывается дрожь наслаждения.       С Чимином они живут вместе с тех самых пор, как он вернулся из Америки. То есть почти четыре месяца. Друг тогда забрал его прямо из аэропорта и отвёз к себе домой, где долго слушал его исповедь и успокаивал как мог. В тот день Чонгук был слишком разбит и не мог соображать адекватно. В голове не переставая звучал голос Тэхёна, будто кто-то невидимый специально поставил его жестокие слова на повтор.       «Я не буду давать шанс омеге, который изменяет своему альфе».       Эта фраза въелась ему под кожу, отравила кровь сомнением и заставила потерять контроль над разумом. В тот день Чонгук так и не успел сказать Тэхёну, что расстался с Намджуном. Тэхён, несмотря на чувства, имел полное право не доверять ему и осуждать. Тем более после того, как двумя месяцами ранее пережил измену жены.       Лишь спустя неделю, когда бог знает с какой попытки разгневанный Чимин наконец-то дозвонился до Юнги, который игнорировал звонки и сообщения, они узнали, что Чонгук понял всё не так.       Юнги тогда не поскупился на эпитеты и высказал Чонгуку всё, что думает о нём, его глупой выходке и просто нереальной тупости. Чимин, не желающий и дальше слушать то, как эти слова добивают его друга, грубо осадил Юнги и высказал ответные претензии.       Эти двое тогда сильно переругались: Юнги был резок в выражениях, да и вообще сам на себя не похож, а Чимин из-за того, что всю неделю до звонка помогал Чонгуку разруливать личные проблемы, был эмоционально потрёпан.       На следующий день после прилёта Чонгука он сам по собственной воле поехал к ним с Намджуном на квартиру, чтобы забрать его вещи. Их встреча прошла не совсем спокойно. Намджун долго умолял увидеться с ним лично и переговорить с глазу на глаз, но Чимин отказался выполнить просьбу, обосновав это тем, что он и так находится на грани нервного срыва, а разговор лишь усугубит ситуацию. Да и о чём говорить? Чонгук рассказал Чимину, что в день перед отлётом он сам позвонил Намджуну и признался во всём.       Тот разговор всё ещё отдаёт жгучей болью где-то в груди. Слышать, как голос дорогого тебе человека теряет краску с каждым произнесённым тобою словом, как рушится его жизнь. Такое и врагу не пожелаешь. Оба тогда долго плакали. Один просил отпустить, а другой не рубить с плеча, но в итоге… В итоге Намджун отпустил и следом бросил трубку, оставив Чонгуку короткие гудки вперемешку с горьким чувством вины, которое мгновенно накрыло с головой.       После такого расставания не чувствуют радость и не летят на крыльях любви к другому. В тот вечер у Чонгука не осталось внутренних ресурсов на ещё один диалог, поэтому он отложил разговор с Тэхёном до утра. Каково же было его удивление, когда собираясь ночью на кухню, чтобы попить воды, в темноте коридора он неожиданно столкнулся с Тэхёном, стоящим у него под дверью.       Сердце сбивается с привычного ритма, стоит лишь вспомнить тот момент, и он, старательно цепляясь руками за стеклянную поверхность перед собой, не в силах устоять на ногах, оседает на дно кабинки. Взгляд Тэхёна в ту ночь надломил в нём что-то, раскрошил последнюю преграду в пыль, а просьба не бросать его разбила ему сердце.       Чонгук так и не сдержал своё обещание, о чём будет жалеть до конца своих дней. Теперь его жизнь похожа на ад, и он заслужил её в полной мере.       — Ты чего сидишь? — Стеклянная дверь резко отъезжает в сторону, и на него устремляется взволнованный взгляд друга. Чонгук так погряз в своих мыслях, что даже не услышал, как вошёл Чимин. — Всё хорошо?       — Да, — выдыхает еле слышно. — Прости, просто устал.       Сил нет даже говорить. Он действительно измучен.       Чимин на это лишь недовольно поджимает губы, разворачивается и покидает ванную, напоследок бросая ему, чтобы долго не засиживался и шёл скорее есть. Ему нужно собраться.       Минут через пятнадцать Чонгук заходит на кухню, весь румяный и сонный. В небольшом пространстве пахнет чем-то вкусным, а запах сладкой выпечки — природный аромат Чимина, наполняет дом уютом. Живот Чонгука предательски урчит, сдавая своего хозяина с потрохами, а сам он ловит подозрительный взгляд. На столе он замечает две порции дымящегося рамёна и сильно удивляется:       — Почему на двоих? Ты разве не ел?       — Нет, не ел. — отвечают ему равнодушно. Чонгук непонимающе смотрит другу в глаза, ожидая объяснений, и Чимин их предоставляет: — Ты думаешь, я шутил, когда обещал, что не буду есть, если ты продолжишь в том же духе?       — Чим…       — Я просто не пойму, чего ты так упорно добиваешься? Думаешь я не замечаю, что ты опять стал плохо есть? Угробить себя решил?       Чонгук в оправдание пытается вставить хоть слово, но ему не дают.       — Или, блять, ты так наказываешь себя? — неожиданно повышает он голос.       Чонгук вздрагивает, опуская взгляд в пол.       Мысленно его отбрасывает на несколько месяцев назад, в тот злополучный августовский вечер, когда Чимин первый раз накричал на него.       В тот момент жизнь Чонгука полетела к чертям, и он окончательно погряз в череде неприятных событий. Первое из них случилось буквально на следующий день после ссоры с Юнги-хёном. Поняв, что он сам по собственной глупости разрушил всё, что было между ним и Тэхёном, Чонгук решил взять себя в руки и исправить свои ошибки.       На очереди стояла встреча с семьёй.       Чимин тогда долго отговаривал его, желая уберечь от новых потрясений, но Чонгук был настроен решительно.       Жаль, что он не послушал Чимина.       В тот день мама рыдала как не в себя, уговаривая его передумать и вернуться к Намджуну, а отец первый раз в жизни повысил на него голос. Что ж, многое для них тогда случилось впервые. Родители сильно удивились, когда Чонгук отказался действовать по их указу и высказал ответные претензии. Ему было за что бороться, поэтому он не стал молчать, как делал это раньше. В итоге всё закончилось скандалом, и ему поставили ультиматум — либо он перестаёт «устраивать драму», либо может забыть, что у него есть семья.       Он выбрал последнее.       Адекватно Чонгук понимал, что отец просто был на эмоциях, поэтому и сказал те ужасные слова. Рано или поздно родители примут его выбор, ведь он их единственный сын. Правда, в груди от этого понимания меньше болеть не стало.       В тот вечер Чимин долго успокаивал его, залечивая душевные раны объятиями и, чтобы отвлечь, помогал составлять дальнейший план действий. Оба решили, что вещи Чонгука временно побудут у Чимина на квартире, а сам он полетит обратно в Америку, к Тэхёну. Правда до того невозможно было дозвониться, а в офисе, где он работал, почему-то ответили, что такого сотрудника у них больше нет.       Здесь явно была какая-то путаница.       Ситуацию разъяснил Юнги-хён, который успел остыть после ссоры накануне. Он позвонил сам, чтобы поговорить нормально, и даже извинился перед Чонгуком за колкие слова, которые накануне бросил, не подумав, но для которых у него была веская причина.       Тэхён пропал.       Никому ничего не сказав, уволился с работы и заблокировал номер телефона, а также удалил учётную запись в Какаотоке. После отъезда Чонгука он пробыл у Юнги несколько дней, за которые перекинулся с другом лишь парой слов, а затем улетел в Нью-Йорк. Когда Юнги не смог дозвониться до него через пару дней, он обратился к коллегам из команды, в которой тот числился. Они ему и сказали, что одним днём Тэхён пришёл в офис, оплатил неустойку по договору и забрал документы.       От услышанного Чонгука накрыла паника. Он испортил ему жизнь. Сломал окончательно и оставил одного с разбитым сердцем. Чонгук наивно полагал, что сможет всё исправить, но реальность оказалась более жестокой, чем он ожидал.       С тех пор он не знал покоя. Его мучила бессонница и постоянное чувство тревоги. За эти месяцы Тэхён лишь один раз вышел на связь с Юнги, отправив ему короткое сообщение с незнакомого номера, где было написано, что с ним всё в порядке. Номер, к сожалению, не прозванивался. Это случилось спустя неделю после исчезновения и больше они ничего не получали. По их данным, Тэхён так и не вернулся в Корею. Они знают об этом, потому что знакомый Чимина постоянно мониторит ситуацию и отчитывается им раз в неделю.       Окончательно же Чонгук сломался в конце августа, после того, как сходил на приём к врачу. Находясь в состоянии жуткой апатии, он не обращал внимания на своё здоровье. Он не вышел на учёбу в начале семестра и откровенно забил на себя, из-за чего Чимин бился в отчаянии, не зная, чем помочь. Не помогали ни разговоры, ни попытки увлечь хоть чем-то, да даже угрозы Юнги-хёна, обещавшего лично прилететь в Сеул и надавать ему по щам, не возымели эффекта.       Всё бы так и продолжалось, если бы одним днём Чонгук не понял, что забеременел. С чего он это взял? Да все признаки были налицо. Потеря аппетита, жуткая усталость и приступы тошноты. В ту ночь в Лос-Анджелесе, когда они с Тэхёном переспали, у него был последний день течки. Хоть у них и не дошло до узла, но они занимались сексом несколько раз, и все были без защиты.       Чонгук словно ожил, ухватившись за эту мысль. Видимо, чтобы не сойти с ума окончательно. Он снова начал есть и даже пытался вытащить себя обратно в жизнь, что очень радовало Чимина. Чонгук никому не рассказал о своих подозрениях, хоть и чувствовал, что внутри него развивается маленькое чудо. Их с Тэхёном маленькое чудо. Он сразу же записался к врачу, решив не полагаться на тесты, а получить стопроцентное подтверждение, и принялся ждать назначенную дату.       В день приёма на эмоциональном подъёме он сходил вместе с Чимином на пары, после которых тот уехал по делам до позднего вечера, а он пошёл в больницу. Когда врач огласил ему результат, сердце разлетелось на осколки, разбившись о жестокую реальность. Это была не беременность. Стресс и не более, остальное же он просто надумал. Ему посоветовали обратиться к другому доктору, мягко намекнув на возможную депрессию, но Чонгук уже не слушал.       Он так сильно хотел этого ребёнка, ведь у него не осталось ничего от Тэхёна. Лишь боль, причиной которой стал он сам.       По дороге домой он купил несколько бутылок соджу и напился вдрызг. Он рыдал, захлёбываясь от боли, и осушал один стакан за другим, чтобы быстрее забыться, пока позже его не стало выворачивать. После долгого обнимания толчка, Чонгук полез в душ, где его и обнаружил вернувшийся Чимин.       Чонгук на грани переохлаждения лежал на дне кабинки. Он больше получаса провалялся под ледяным душем и был почти без сознания. Чимин тогда схватил его за шкирку, выволок из ванной и впервые не сдержав эмоций, наорал, после хорошенько отхлестав по щекам.       «Ты, блять, сдохнуть решил?» — кричал тогда друг, роняя перед ним горькие слёзы.       В тот момент Чонгук и правда хотел.       Но стоя сейчас здесь, на их общей кухне, он смотрит Чимину в глаза и испытывает к нему огромную благодарность. Если бы не он, Чонгук бы так и не смог собрать себя. К счастью, судьба подарила ему этого солнечного омегу, который, несмотря ни на что, продолжает поддерживать его и заботиться.       — Прости, Чим… — Чонгук делает вдох и выдыхает правду, которую пытался скрыть на протяжении последних двух недель. — Я чувствую, будто задыхаюсь всё сильнее и сильнее. Прошло уже четыре месяца, а о нём ничего не известно… — Его наконец-то прорывает, и по щекам скатываются первые с того злополучного вечера слёзы. — Вдруг с ним случилось что-то ужасное? — тихо всхлипывает он.       Дамбу, как и следовало ожидать, прорывает, и наружу выходят хорошо скрываемые страхи. Чимин на это лишь негромко цыкает и подходит к нему вплотную, обнимая за плечи.       — Неужели я снова вижу плаксу Гука? — Улыбается друг, заглядывая ему в лицо, а Чонгук шмыгает носом. — Дурень, почему продолжал строить из себя сильного и ничего не говорил мне?       — Ты и так возишься со мной постоянно, не хотел загружать тебя ещё б-больше, — гундосит и икает Чонгук одновременно.       — Мы дружим, если что. Вдруг ты успел забыть. Так вот, друзья для того и есть, чтобы помогать друг другу, разве нет?       В ответ он утвердительно кивает и снова шмыгает носом.       — Ты мне вот что скажи, ты обсуждал это с психологом?       — Нет.       — Как «нет»? — Чимин мягко берёт его за руку, сажая за стол, и присаживается рядом. — Почему не сказал?       — Мне больно говорить о нём…       Чонгук всё ещё не готов.       Он опускает голову и рассеивает взгляд по деревянной поверхности столешницы.       Это действительно так. За три месяца стабильного посещения психолога Чонгук многое проработал. Он снова начал ходить в университет и даже занялся репетиторством. Ему было тяжело вначале. Он не хотел видеть людей вообще, но грамотная терапия дала свои первые результаты, и уже в сентябре он закрыл все долги по учёбе, сумев и дальше поддерживать комфортную для себя нагрузку. По большей степени они работали над его самооценкой и хроническим чувством вины, но это касалось в основном родителей. Говорить же о том, как он поступил с Намджуном и Тэхёном, Чонгук пока не готов.       Никак не комментируя последнюю реплику, Чимин лишь взъерошивает ему волосы и крепко обнимает, очередной раз оказывая молчаливую поддержку.       Ужин за это время успевает остыть. Чимин встаёт из-за стола и выливает еду из тарелок обратно в маленькую кастрюлю. Включив плиту, он оборачивается к Чонгуку с вопросом:       — На выходные опять домой?       — Да. — Он успел успокоиться, но голос всё ещё хрипит после слёз. — Мама будет отмечать день рождения.       — Разве он у неё не в середине недели? — уточняет Чимин, помешивая палочками рамён.       — На неделе все будут заняты, так что мы решили перенести празднование на субботу.       Чонгук внимательно следит за действиями друга и чувствует, как во рту скапливается слюна. Есть хочется, что аж зубы сводит. Чимин ждёт, когда бульон в кастрюле закипит. Как только появляются первые пузыри, он разливает его по тарелкам, сверху вываливает лапшу и ставит порции на стол.       Да, Чонгук снова общается с семьёй. Оказалось, что бабушка выдвинула родителям ответный ультиматум. Либо они принимают выбор Чонгука, либо она уходит вслед за внуком. И, боже, кажется, у них это семейное. Несмотря на то, что её угрозы остались без внимания, она взяла в привычку звонить Чонгуку прямо перед родителями и как можно громче спрашивать, как у него дела. Он тоже периодически набирал бабушке. Однажды телефон взяла мама и, спустя долгое время, они наконец-то поговорили нормально, без манипуляций и обвинений.       Чонгуку было непривычно, но он потихоньку стал выстраивать новые отношения с семьёй. Сложно и местами даже больно. Терапию проходил он, а не родители, поэтому иногда случалось недопонимание. С отцом было тяжелее всех. У него полетел бизнес, и в этом он обвинял сына. Намджун не смог работать с ним в одном деле, поэтому ушёл из компании, открыв свою. Позже и дядя Ким перешёл к сыну, а отец остался один. Нет, они не поругались, просто перестали работать вместе.       Первое время Чонгуку было тяжело не поддаться чувству вины и не пойти работать вместе с отцом, но он сдержался. Он доучивается не ради профессии, а ради диплома. После выпуска он собирается пойти на курсы по фотографии и начать жить так, как всегда мечтал.       Чонгук понимает, что Намджун сделал это не специально, он уверен: ему просто было тяжело работать в месте, где всё напоминало о бывшем возлюбленном и их несбывшихся планах. Чонгук был прав в своих опасениях. Ради своего счастья, которое он же и упустил по глупости, разрушилась не одна жизнь.       — Не боишься столкнуться с Кимами? — словно зная о чём конкретно спрашивать, отвлекает его Чимин.       — Они будут отмечать в воскресенье.       Теперь его семье приходится разделять праздники, чтобы Чонгук не пересекался с семьёй Намджуна.       — Я рад, что ваши родители продолжили дружить. Уверен, когда-нибудь и вы с ним тоже сможете общаться, как раньше.       Чонгук усмехается.       — Как раньше не получится, Чим, но я надеюсь, что он меня простит, и мы хотя бы останемся приятелями. — Голос пропитан болью.       — Эй, этот сложный период пройдёт, и у тебя обязательно всё наладится, — в который раз успокаивает его друг.       Скорее бы.       Чуть позже, когда они, насытившись, убирают со стола посуду, телефон Чимина раздаётся трелью входящего звонка, и, подскочив подозрительно быстро, он убегает за ним к себе в комнату.       — Да, — слышится голос друга издалека. — Хён, я наберу тебя минут через десять, хорошо? — Чонгук тут же понимает, кто звонит. — Да, давай.       Спустя секунды макушка Чимина появляется в дверном проёме и, виновато улыбаясь, он спрашивает:       — Не против, если мы на один вечер отойдём от нашей традиции?       — Конечно, нет, Чим. — Если честно, Чонгук и сам хотел пропустить сегодняшнюю дорама-пати, потому что чувствует острую потребность побыть в одиночестве. — Я просто раньше лягу спать, — лжёт он.       — Спасибо. — Чимин шлёт ему воздушный поцелуй и желает спокойной ночи.       — Юнги-хёну привет от меня, — кидает Чонгук вдогонку уже скрывшемуся в коридоре другу.       — Окей, — отвечает Чимин, и это последнее, что слышит Чонгук, когда дверь чужой комнаты хлопает.       Помимо того, что они каждый вечер смотрят дорамы, Чимин почти так же часто созванивается с Юнги. Чонгук рад, что эти двое идеально сошлись характерами и подружились. Иногда они могут болтать по полночи. Чимин может позвонить Юнги посередине дня, когда хён в Америке во всю спит, и заставить слушать своё недовольство относительно какого-то пустяка. В общем, оба друг друга стоят.       Улыбаясь своим мыслям, Чонгук гасит в квартире свет, слыша в соседней комнате далеко не омежий гогот Чимина, и уходит к себе.       Этой ночью он вновь не смыкает глаз до самого рассвета, просматривая на ноутбуке фотографии с путешествия и, наконец-то, позволяя себе поплакать над ними от души. Пролежав так несколько часов без сна, засыпает ближе к пяти утра, напоследок представляя себе, как со спины его обнимают руки любимого человека, который своим низким бархатным голосом, шепчет ему на ушко слова любви и просьбу дождаться.       Промаргивая сонные глаза и устремляя взгляд на оба своих запястья, где на одном очертания миссис Вести на фоне солнца, а на другом дорогой сердцу браслет, Чонгук делает глубокий вдох и тихо выдыхает:       — Ты же вернёшься?       Получив в ответ до боли ненавистную тишину, он, наконец-то, проваливается в сладкий сон, где перед ним любимые глаза и яркая улыбка.       Тэхён.

***

      — Мам, куда это ставить? — Чонгук оборачивается к вошедшей на кухню матери и поднимает перед собой только что вымытую фарфоровую чашку.       — Их нужно сложить обратно в коробку и убрать на шкаф в гостиной, — улыбается она, довольная тем, что он, запретив ей что-либо делать, сам занялся уборкой после праздничного ужина.       Из-за учёбы и ежедневной подработки для Чонгука неделя пролетела космически быстро, он даже не успел осознать. С раннего утра он уже был дома. Подарив маме большой букет нежно-розовых пионов, он вместе с бабушкой занялся подготовкой к ужину, а маму отправил на такси в салон, где её ждали спа-процедуры на полдня. Подарок настолько удался и понравился, что мама даже прослезилась. Теперь понятно, в кого он такой сентиментальный.       Пока она была занята красотой, Чонгук навёл порядок, развесил шары, расставил подаренные цветы и приготовил несколько закусок, и всё это под душевные разговоры с бабулей. Остальную еду привёз вернувшийся с работы отец, заказав её заранее в мамином любимом ресторане. Позже так же приехали близкие родственники и дом наполнился разговорами и смехом. Когда вернулась именинница, все сели отмечать.       В целом всё прошло хорошо, если не считать натянутые отношения между Чонгуком и отцом. Они не в ссоре, нет, но и прежним их общение тоже не назовёшь. Чонгук всё равно чувствовал обиду отца, но старался не принимать её близко к сердцу. Как он усвоил на последней встрече с психологом, чужие ожидания и обиды — не его зона ответственности.       Ещё пара казусов случилось, когда родственники по привычке спросили про семью Ким и один раз случайно обмолвились о том, что косвенно затрагивало несостоявшуюся свадьбу. Конечно, все дружно прикинулись великими глухими и просто замяли словесную оплошность. Так что да, в целом всё действительно прошло хорошо.       — Сынок, спасибо тебе, что пришёл сегодня, да ещё и помог так много, — улыбается мама, подходя к нему сзади и прижимая голову к его спине.       — Прости, что забыл позвонить тебе в сам день рождения.       На неделе он настолько сильно забегался, что вспомнил про него поздно ночью, когда тот уже прошёл.       — Глупый, я же сказала — ничего страшного. — Она разворачивает голову и целует его между лопаток.       Чонгук чувствует, как в груди разливается тепло, а улыбка сама собой расцветает на его сильно исхудавшем лице. Как сказала бы бабуля: «Божечки, одни глаза остались», — и в этот раз была бы абсолютно права.       — Я тебе кровать застелила новым постельным бельём, так что долго тут не задерживайся и иди спать. — Мама гладит его по голове и смотрит с заботой.       Чонгук почти управился, поэтому волноваться не о чем. Ему осталось протереть посуду и вынести мусор, о чём он и сообщает матери, выпроваживая её с кухни. Пожелав ей спокойной ночи, он возвращается к своим делам, наконец-то погружаясь в долгожданную тишину.       Насколько семейные ужины веселы, настолько же они и утомительны. За несколько месяцев Чонгук успел отвыкнуть от такой суеты и теперь чувствует себя измотанным.       Протерев последнюю тарелку и расставив всю посуду по своим местам, он накидывает на себя куртку и хватает мешки с мусором.       На улице холодно — начало декабря. Температура лишь на днях успела уйти в небольшой минус, из-за чего даже лёгкий ветерок теперь ощущается колючим ветром.       Мысленно проклиная забытую шапку и занятые руки, Чонгук ускоряет темп и почти бегом добирается до мусорных контейнеров, которые находятся в конце улице. На обратном пути он накидывает на голову капюшон, и угол обзора значительно уменьшается.       Он идёт по тротуару, не отрывая взгляда от носков спешащих по асфальту ботинок, поэтому совсем не замечает высокую фигуру у ворот своего дома. Когда у самого входа, чуть не врезавшись в чью-то крепкую грудь, испуганный Чонгук отскакивает назад, его ловко хватают за плечи, а затем резко отпускают.       В нос ударяет родной аромат. Сердце в испуге замирает.       Чонгук знает наизусть каждую ноту этого запаха, который от эмоции к эмоции всегда звучал по-особенному для него, но сейчас… сейчас он впервые чувствует в нём новый оттенок. Привычный с детства аромат чайного дерева и лайма, теперь отдаёт вяжущей горечью, словно цитрус надкусили прямо так, вместе с кожурой.       Ожидая и в то же время боясь увидеть презрение на чужом лице, он поднимает свои большие испуганные глаза и неожиданно встречает знакомую боль. Точно такую же он видит каждый божий день в отражении зеркала.       Это всё он виноват.       Грудную клетку сковывает спазм. Дышать становится в разы тяжелее.       Словно в замедленной съёмке, Намджун внимательным взглядом осматривает его лицо, как будто впервые видит его. На долю секунды в его глазах проскальзывает удивление. Ещё бы, Чонгук сильно изменился с последней их встречи, которая, к слову, была в аэропорту, когда он садился на самолёт до Америки. Тогда они даже не догадывались, что их трёхнедельное расставание превратится в «навсегда».       Молчание затягивается. Чонгук решает нарушить неловкую тишину, но голос-предатель в очередной раз подводит его.       — П-привет, — спотыкается на первой же букве.       Намджун смотрит, не реагируя на приветствие, и только спустя секунды выдыхает бесцветное:       — Не похоже, что ты счастлив.       Чонгук замирает, не веря в услышанное, но потом мозг прогружается и он вдруг понимает, что голос Намджуна пропитан не злорадством, нет, скорее… разочарованием? Да, горьким разочарованием. Будто Чонгуку должно быть стыдно за своё разбитое состояние. Он уверен: Намджун видит его насквозь.       Он опускает голову и просто пожимает плечами.       — Поговорим?       Его берут за руку и тянут в сторону.       — Куда мы?       Чонгук вскидывает испуганный взгляд и упирается им в профиль Намджуна, не совсем понимая, что они забыли на другой стороне дороги.       — На улице холодно, а дома родители. — Намджун поворачивается к нему, всё ещё держа за руку, и уточняет: — Не против поговорить в машине?       Чонгуку немного страшно, но он не против, поэтому кивает головой. Если это даст ему мизерный шанс по-человечески извиниться, он готов хоть до утра сидеть в этой машине. Правда, даже не надеется, что его простят.       Дверь перед ним резко открывают, а его самого усаживают на пассажирское сиденье рядом с водителем. Он неотрывно следит за тем, как Намджун аккуратно захлопывает дверь, обходит машину спереди и садится за руль.       Салон погружается в тишину. Она настолько ощутима физически, что Чонгука словно сдавливает тисками.       Не слышно даже дыхания, будто оба разом задержали его, опасаясь выдать своё волнение. Если честно, им сейчас до одури страшно. Один боится так и не получить прощения, а другой — показать, что всё ещё любит. Намджун прекрасно понимает, что теперь это чувство навсегда останется безответным, поэтому отметает даже жалкий намёк на надежду что-либо исправить. Чонгук не его и, к сожалению, никогда им не был.       — Намджун… — Чонгук собирается с духом и первым нарушает молчание, желая извиниться, но ему даже не дают закончить предложение.       — Я так сильно хотел, чтобы ты страдал.       Чонгук замирает, не в силах посмотреть на него. Ещё ни разу за двадцать три года их знакомства этот голос не звучал так холодно.       — Я, — пытается сказать хоть что-то, но его вновь перебивают, не давая вставить и слова.       — Так почему же я не ощущаю удовлетворения, видя тебя таким? — звучит он повержено. Чонгук чувствует на своём лице пристальный взгляд и не может заставить себя посмотреть ему в глаза. — Почему ты выглядишь таким разбитым? Почему так сильно похудел? — продолжает свой допрос бывший жених и, спустя секунды, так и не получив ответа, грустно выдыхает: — Крольчонок…       Чонгук чувствует, как нижняя губа начинает дрожать, а глаза наливаются слезами. Что же он с ними сделал.       — Неужели ради этого ты бросал меня? И где твой альфа? Почему он не следит за твоим состоянием? — Кажется, будто Намджун готов вывалить на него сотни таких «почему», недовольный увиденным, но вдруг он замолкает, видя его слёзы. — Он тебя обижает?       — Боже, нет, — всхлипывает Чонгук, наконец-то поднимая взгляд. — Это я…       — Что ты? — не понимает Джун.       Даже в этой ситуации Намджун пытается его защитить. Чонгук уверен, если бы его действительно обижали, друг детства не остался бы в стороне и сделал бы всё для его безопасности. Отчасти, он сам виноват, что в своё время не рассказал ему про свои проблемы с родителями. Боялся испортить между ними хорошие отношения. Намджун им едва ли не вторым сыном был, поэтому он и молчал.       Чонгук собирается с силами и произносит:       — Это я обидел его.       По Намджуну видно — он совсем не понимает, что имеется в виду, поэтому просто ждёт продолжения.       Чонгук не хотел, чтобы в разговоре они затрагивали Тэхёна, но чувствует, что ему нужно объясниться. Он очень коротко, без подробностей, рассказывает ситуацию, почти не упоминая самого Тэхёна. Говорит лишь о своих ошибках. Намджун сильно хмурится, недовольный услышанным, но, в конце концов, просто притягивает его к себе и крепко обнимает.       — Ты такой дурак.       — Я знаю, — хрипит Чонгук, проглатывая новую порцию слёз.       Он стал такой размазнёй после того разговора с Чимином в начале недели, что теперь почти каждый день устраивает дома потоп.       — Я могу тебе чем-то помочь? — Намджун сильнее стискивает его в своих объятиях и аккуратно гладит по спине. — У моего коллеги есть знакомый в розыске.       — Спасибо, нам уже помогает приятель Чимина. — Чонгук отстраняется, испытывая неловкость из-за тесного контакта, и смотрит на Намджуна открыто, в самую душу, наконец-то говоря то, ради чего он сел в машину. — Прости меня. Пожалуйста.       Намджун долго молчит, не отводя от него глаз, и в итоге произносит то, что сильно удивляет Чонгука.       — Я сам виноват. Думаешь, я не видел, что всегда был для тебя только другом? — усмехается он, будто не ему сейчас больно говорить об этом. — Я прекрасно знал, что моих чувств больше, чем твоих, но наивно продолжал верить в то, что однажды ты полюбишь меня так же сильно, как и я тебя.       — Я любил тебя, — шепчет Чонгук.       — Ты любил меня как друга, но никогда как альфу.       Это правда, и Чонгуку нечем крыть, потому что Намджун прав. Он не обманывал его, скорее всего просто обманывался сам, вводя окружающих и в первую очередь себя в заблуждение. Чонгук глупо надеялся, что его жертва сделает всех счастливыми, не понимая одного — нельзя сделать счастливыми других, пока сам глубоко несчастен.       Теперь он понимает это, а тогда… тогда он был дураком. Это не значит, что сейчас он резко поумнел. К сожалению, нет, но многое для себя Чонгук осознал и теперь намерен работать над собой.       Он благодарен, что Джун подошёл к нему сегодня, потому что по итогу они смогли открыто поговорить друг с другом. Они просидели в машине ещё около часа, а после Намджун лично проводил Чонгука до самого дома.       Напоследок он честно признался, что не уверен, сможет ли общаться с ним как раньше, потому что ему всё ещё больно и всё ещё нужно время, чтобы отпустить, но он готов простить его и в будущем попытаться подружиться снова.       Чонгуку достаточно и этого. Он не надеялся на такой исход, но получил гораздо больше. Впервые в жизни у него нет в голове мыслей, что он не заслужил. Наоборот, он прошёл через столько трудностей и имеет полное право стать счастливым.

***

      Любимое место у панорамного окна всё в том же университетском кафе при кампусе и сегодня служит Чонгуку площадкой для подработки. Полчаса назад он закончил своё последнее занятие и в первый раз за месяц освободился раньше шести часов вечера.       До Рождества осталась ровно неделя, поэтому многие студенты в преддверии праздника разъехались кто по домам, а кто по базам отдыха. Его ученики не стали исключением. Из всех занимающихся осталась только Юна, за что ей огромное спасибо, ведь без неё он совсем ничего не заработал бы.       Вот уже как несколько месяцев Чонгук сам обеспечивает себя, напрочь отказавшись от родительской помощи. Когда он помирился с ними, мама настаивала на том, чтобы ежемесячно присылать ему на карту определённую сумму денег, так как он хоть и на последнем курсе, но всё ещё студент, которому «нужно не по подработкам бегать, а думать об учёбе».       Чонгук же на это предложение ответил отказом. Да, между ними многое наладилось, но он отлично понимает, что деньги в любой момент могут превратиться в инструмент для манипуляции, поэтому, чтобы избежать возможных конфликтов в будущем, теперь он зарабатывает сам.       Тем более Чонгук не бедствует. Чимин не берёт с него денег за квартиру, позволяя платить только по коммунальным счетам, а также он почти всегда сам тратится на продукты. «Ты же нихера толком не ешь, — вечно ворчит друг. — Что мне с тобой делать?»       Чонгуку не́чем ему помочь. Чувство пустоты и тревоги не покидают его ни на секунду. Он плохо спит и мало ест, и ничего не может с этим поделать.       Единственное, что иногда отвлекает его от этого состояния — это репетиторство и вечерние посиделки с Чимином. За очередным просмотром дорамы, в суть которой даже не вникает, он просто наслаждается тем, как друг ласково перебирает ему пряди волос, сидя рядом.       Когда-то его отдушиной были прогулки и блог, но сейчас на первое не хватает времени, а на второе моральных сил. В начале осени он объявил подписчикам, что берёт временный перерыв, и получил в ответ десятки сообщений с пожеланием скорейшего возвращения. Всё-таки его читатели самые лучшие. Фотографии из Америки обязательно опубликуются, просто позже, когда он найдёт в себе смелость написать к ним текст.       Допивая почти остывший горячий шоколад, он последний раз осматривает ярко украшенное к Рождеству помещение кафе и собирает вещи со стола.       Чимин, как и большинство студентов тоже уехал домой к родным, в Пусан. Чонгука долго уговаривали присоединиться, но он отказался. Заставлять себя фальшиво улыбаться, только чтобы соответствовать всеобщей атмосфере праздника, он не захотел, а портить его другим было бы эгоистично.       К своей семье Чонгук не поедет по той же самой причине. Тем более, насколько он знает, они давно планировали вместе с родителями Намджуна снять домик за городом, так что ему там точно не будут рады. Он просто не будет отмечать, вот и всё. И неважно, что это один из его любимых праздников.       Убрав тетради со старыми конспектами в большую кожаную сумку, Чонгук приподнимает горловину белого свитера, чтобы не замёрзнуть, накидывает на плечи тёплое пальто и выходит на улицу. Лицо сразу же начинает щипать от лёгкого мороза.       Прямо перед ним, в сторону выхода, идут ещё несколько студентов. Они весело общаются между собой и о чем-то громко смеются, из-за чего Чонгук невольно отвлекается. Следуя за ними и слушая чужой диалог, он не замечает, как доходит до главных ворот кампуса, после которых их пути расходятся. Ему нужно вверх по улице, а студентам, видимо, к университетской парковке. Напоследок бросив взгляд в их сторону, он уже собирается отвести его, как неожиданно его глаза цепляют объект, в реальность которого невозможно поверить.       Судьба явно решила жестоко пошутить над ним, а иначе он правда не знает, как объяснить увиденное. Еле передвигая ватными ногами, он медленно подходит к белому фургону марки Фольксваген, стоящему на парковке, который так поразительно похож на миссис Вести.       Глаза начинает щипать от подступающих слёз.       Чонгук знает, что это не она, ведь машина, стоящая перед ним, выглядит почти новой. Это видно по общему состоянию. У неё свежий покрас и совсем другие шины, а ещё стёкла. У этой машины они более тёмные. Чонгук уверен на все двести процентов, что их миссис Вести сейчас служит добром и делом совсем другим пассажирам на совсем другом материке, но внутри почему-то всё равно продолжает скручиваться болью.       Обойдя машину сбоку, он встаёт перед лобовым стеклом и замирает. На капоте, прямо над круглым логотипом марки, выгравирована небольшая надпись в тёмно-синем цвете. Несмотря на то, что у Чонгука всё так же плохо с английским, ему удаётся прочитать её с первого раза, а вот понять только со второго. И когда он осознаёт, что написано на машине, сердце его сбивается с ритма.       «Mrs. Westfalia»       С губ срывается первый неконтролируемый всхлип, и Чонгук начинает судорожно вертеть головой в поисках одного конкретного человека.       Это не может быть совпадением. Не может.       Даже сквозь слёзы Чонгук видит, что на парковке только он и те самые студенты, теперь косо на него посматривающие. Чонгуку всё равно. Сердце сходит с ума, а в голове одно лишь имя.       Тэхён.       — Тэхён! — громко кричит он на всю улицу, окончательно пугая студентов рядом. — Тэхён! — зовёт на грани истерики.       В ответ тишина.       Почему его нигде нет?       Слёзы продолжают катиться по щекам. Чонгук снова поворачивается к машине. Сумка выпадает из рук, а сам он подходит к капоту, трясущимися пальцами касаясь букв. Миссис Вестфалия. Он чувствует холод металла, а значит это не галлюцинация. Слишком реально для того, чтобы быть его больной фантазией.       Продолжая обводить каждую буковку по контуру, неожиданно Чонгук слышит торопливые шаги у себя за спиной и тяжёлое сбитое дыхание, словно его владелец бежал.       В нос ударяет запах хвои с бергамотом.       Он здесь.       Боясь сделать вдох и спугнуть момент, Чонгук замирает, с силой сжимая глаза. Воздуха не хватает. Будто в замедленной съёмке он чувствует, как к нему подходят со спины и утыкаются носом в волосы на затылке. Его сердце стучит так сильно, что ещё немного и оно пробьёт грудную клетку.       А потом Чонгука осторожно обнимают крепкие руки, цепляя их в замок у него на животе, и притягивают к себе вплотную. И тут его прорывает. Не веря в происходящее, Чонгук начинает рыдать во весь голос.       — Чш-ш-ш. — Губы Тэхёна тут же касаются его уха, успокаивающе нашёптывая: — Я рядом, мой хороший. Не плачь.       Этот голос… Он думал, что умрёт без него. Сойдёт с ума.       — Посмотри на меня.       Его аккуратно берут за плечи и разворачивают к себе, обхватывая лицо ладонями.       — Я здесь и никуда от тебя не уйду. Слышишь?       Чонгук слышит, но не понимает. Ничего не понимает. Как Тэхён оказался здесь? Как нашёл его? Почему вместе с ним миссис Вести? Как она вообще оказалась в Сеуле? Столько вопросов и совсем нет сил озвучить их.       Он продолжает судорожно бегать взглядом по лицу напротив и не может поверить. Это действительно Тэхён. Прямо сейчас он стоит перед ним, такой красивый, в чёрном пальто и такой же водолазке. Его волосы уложены на косой пробор, открывая вид на густые брови и тёмно-карие глаза. Те самые, что так часто снились ему.       — Чонгук, не пугай меня. Ответь хоть что-то. Ты слышишь меня?       Видно, что Тэхён тоже волнуется, но Чонгук не может сказать ничего, поэтому просто кивает и вновь прикрывает глаза. Он чувствует, как Тэхён касается его щёк своими мягкими губами и бережно сцеловывает дорожки слёз, которые всё никак не хотят высыхать. Чонгуку страшно, что всё это просто сон. Хоть он и понимает разумом, что происходящее сейчас реально, в голове всё равно сплошной сумбур.       — Прости, что появился так неожиданно и напугал, — не отстраняя губ, шепчет Тэхён. — Мы, видимо, разминулись, пока я искал тебя по всему университету.       Тэхён чмокает его в покрасневший нос, и Чонгук понемногу приходит в себя. Всё ещё не открывая глаз, он закидывает руки ему на плечи, с силой обнимая в ответ, и холодным носом утыкается ему в шею. Шаг назад и его прижимают к машине, ладонями обхватывая талию. Им неудобно из-за большого слоя одежды, но сейчас это не так уж важно. Тэхён рядом с ним, живой — вот это важно.       Они стоят так несколько минут, несмотря на мороз и ветер, и всё сильнее льнут друг к другу. Оба измученные месяцами разлуки, наконец-то находят долгожданный покой.       Собственной грудью Чонгук чувствует, как бешено стучит сердце Тэхёна, и не сдерживаясь, целует его в шею. Ещё и ещё, пока его не отстраняют от себя и не заглядывают в лицо. Тэхён смотрит так пронзительно, словно тоже не до конца верит в происходящее.       Сосредоточив своё внимание на губах Чонгука, он медленно, будто давая время, чтобы передумать, тянется к нему за поцелуем и, прежде чем он успевает коснуться, Чонгук неожиданно даже для самого себя озвучивает то, что давно должен был:       — Люблю тебя.       Тэхён поднимает глаза, но не отстраняется.       — Повтори, — шепчет, гипнотизируя взглядом.       — Я люблю тебя, — произносит громче Чонгук, окончательно растворяясь в любимых глазах.       От его слов в них будто загорается что-то яркое, и Тэхён, резко сократив оставшееся между ними расстояние, наконец, целует его. Трепетно и нежно, обхватывая подбородок пальцами, он размыкает холодные губы. У Чонгука внутри всё собирается в одну точку, а потом взрывается фейерверком чувств. Со всей своей нерастраченной любовью он целует в ответ, отдавая всего себя. Он теперь никуда не отпустит его.       Чонгука потряхивает от количества накативших эмоций, и Тэхён, отстраняясь, спрашивает с заботой в голосе:       — Тебе холодно?       — Уже нет. — Совсем о другом холоде.       Губы Чонгука продолжают дрожать, и Тэхён хватает его за руку, потянув к машине. Снимая её с сигнализации, он открывает перед Чонгуком переднюю пассажирскую дверь.       — Она скучала и ждала тебя, — произносит он с улыбкой, приглашая жестом внутрь.       Аккуратно поддерживая за спину, Тэхён помогает ему запрыгнуть на сиденье и захлопывает дверь.       Чонгук не верит в реальность происходящего. Слёзы катятся с новой силой, когда он начинает рассматривать салон. Перед ним новая панель приборов, но обивка на сиденьях всё та же. Руль и коробку передач тоже заменили, скорее всего, поменяв и внутренние детали. Сзади салон оказывается полностью пуст. Его освободили от ненужного хлама и покрасили в белый, полностью обновив цвет и избавившись от пятен ржавчины.       Преображение миссис Вести поражает.       Пока он продолжает изучать машину, Тэхён подхватывает с земли его сумку и садится на место водителя, убирая её назад. Он ловит взгляд Чонгука и, видя его слёзы, тянет к нему руки.       — Иди ко мне.       Он помогает ему перелезть к себе на колени и удобно усесться между ними. Чонгук обнимает Тэхёна за шею и кладёт голову ему на грудь.       Идеально.       Спустя долгие минуты тишины, в течение которых оба пытаются насладиться объятиями друг друга, Тэхён осторожно спрашивает:       — Ничего не хочешь спросить?       Мягко касаясь губами волос Чонгука и коротко целуя их, Тэхён словно ожидает шквал вопросов, но он выдыхает только один, и то короткий.       — Как?       — Что именно?       — Как она оказалась здесь?       — То есть, про меня тебе совсем не интересно? — как всегда возмущается наигранно, но, поймав виноватый взгляд Чонгука, успокаивающе чмокает его в губы. — Шучу. Всё просто, хотя нет, это было совсем не просто. — Тэхён молчит некоторое время, по всей видимости собираясь с мыслями и, набрав побольше воздуха, выкладывает: — Когда ты улетел, я понял, что не смогу как раньше. Меня тошнило даже от мысли, что я вернусь в Нью-Йорк и буду как ни в чём не бывало ходить на работу, общаться с людьми и имитировать жизнь. Без тебя для меня всё потеряло смысл.       Чонгук притирается щекой к его груди, оказывая всем своим телом поддержку, и усиливает хватку рук. Он понимает, что нелегко признавать свою уязвимость перед другим человеком. Ему самому ещё предстоит поделиться своей историей, а пока он хочет знать, как Тэхён пережил их разлуку.       — Я уволился, но ты и так это знаешь. Юнги мне всё рассказал. Так вот, когда я уволился, то понятия не имел, куда податься. Единственная адекватная мысль — снова уехать в путешествие. Тогда мне и пришла идея арендовать старушку Вести. — Одну руку он кладёт на руль, мягко поглаживая его, а второй удобнее перехватывает Чонгука, прижимая к себе ещё крепче. — Я сразу позвонил в офис компании и, оказалось, что машина всё ещё была там, где мы её и оставили. Когда на следующий день я прилетел в Лос-Анджелес и вновь увидел её, то вспомнил, как ты плакал, когда мы прощались с ней.       Чонгук тоже помнит. Тогда ему действительно было больно.       — Я попросил связаться с владельцем фирмы и за хорошие деньги предложил выкупить у них машину, а он согласился. Вот так просто.       — Ты купил её из-за меня? — словно боясь преувеличить свою значимость, спрашивает осторожно Чонгук.       — Да, — шепчут ему в губы и снова целуют.       Чонгук даже не представляет, как трогательно он сейчас выглядит. Большие сияющие глаза и красный нос. Тэхёну как всегда хочется защитить его от всех сложностей мира и долго нежить в своих объятиях, и теперь он имеет на это полное право.       — А потом? — разрывая поцелуй, интересуется Чонгук.       — А потом я уехал куда глаза глядят. Первые пару недель я просто мотался без цели, изредка останавливаясь в мотелях и чаще ночуя прямо в машине. Позже я обнаружил, что нахожусь недалеко от Нашвилла. Думаю, ты понимаешь, куда дальше последовал мой путь.       Чонгук согласно кивает, легко разгадывая намёк.       — Я заехал на ранчо к Джонсам всего на пару дней, но в итоге остался у них на месяцы. За это время они стали для меня второй семьёй. Помогли мне пережить самое тяжёлое время в моей жизни. Я много трудился, помогая им по хозяйству, ухаживал за лошадьми, помогал заселять отдыхающих, и даже проводил для них экскурсии по ранчо, а в свободное время занимался ремонтом машины вместе с Фрэнком и Брайном. — Тэхён усмехается, смотря на него и, веселясь, спрашивает: — Помнишь Брайна? Этого недоромео. Так вот, мы с ним даже подружились.       Чонгук несмело улыбается ему в ответ, хотя прекрасно понимает, что улыбаться тут нечему. Тэхён тоже все эти месяцы проживал свой личный ад, и ему искренне жаль, что он заставил их пройти через это. Только одно успокаивает Чонгука — рядом с Тэхёном были прекрасные люди, которые, как он уверен, заботились о нём физически и поддерживали морально.       — Знаешь, пока я жил там, то понял, что хочу начать всё с чистого листа. А как известно — пока не отпустишь старое, новому не будет места, поэтому, для начала, я решил завершить историю с разводом, продать чёртов дом и… окончательно отпустить тебя. Мне сложно говорить об этом, но я хочу быть честным с тобой.       Чонгук полностью с ним согласен. Недосказанность уже однажды стала причиной для недопонимания, поэтому сейчас не должно остаться никаких недомолвок.       — Мне необходимо было вернуться в Корею, чтобы решить все дела, но бросить миссис Вести в Америке я не мог, поэтому через порт в Мобиле я отправил машину паромом в Пусан, где к тому времени, как она прибудет, её встретят и перегонят ко мне в Сеул. Это было в середине октября. Я подготовил документы, сдал машину в транспортную компанию. Прогостил у Джонсов ещё полтора месяца, пока не уехал от них в начале декабря.       — В начале декабря? — удивляется Чонгук.       — Да.       — И сразу прилетел в Корею?       Чонгук успокоился пока слушал Тэхёна, и теперь мог строить нормальный диалог, без слёз.       — Нет, сначала я заехал к Юнги.       Недовольный услышанным, он хмурит брови, но его успокаивающе целуют в лоб и отвечают, опережая вопрос:       — Не хмурься, это я попросил его не рассказывать. Мне было важно самому поговорить с тобой и лично расставить все точки над i.       С одной стороны Чонгук понимает, почему Тэхён поступил так, но с другой… Юнги общался с Чимином, а значит, наверняка знал, что в последние недели состояние Чонгука ухудшилось. Он сильно тревожился и практически не спал. Всё это могло закончиться ещё пару недель назад, но…       Ладно, это он оставит на потом, а пока у Чонгука к Тэхёну остаётся последний вопрос.       — Почему ты исчез, оборвав со всеми связь?       — Мне разбили сердце.       Тэхён смотрит открыто, не стесняясь показать свои настоящие эмоции, ведь для него это не просто разговор, для него это исповедь. После неё он готов оставить все плохое в прошлом, взять Чонгука за руку и построить с ним счастливое совместное будущее.       — Я как дурак поверил всему, что ты сказал в то утро, позволил собственным сомнениям и страхам взять верх и в итоге оказался совершенно разбит. Мне необходимо было время, чтобы прийти в себя, поэтому я позвонил родителям и предупредил их, что уйду со связи на несколько месяцев. Они у меня понимающие, поэтому просто доверились мне. Юнги я тоже отправил смс. После твоего отлёта, он лез туда, куда его не просили, из-за чего остался за бортом. Я не готов был слушать его нотации и непрошенные советы.       — Прости. — Теперь очередь Чонгука признавать свои ошибки. — Я поступил как последний идиот в то утро.       Тэхён качает головой.       — Ты точно так же, как и я, поддался сомнениям. Пока я жил на ранчо, то много думал об этом. Не буду врать. В начале я не хотел понимать тебя. Я злился, страдал от любви к тебе, а потом снова злился, но прошло время и я стал понимать кое-что. Те две недели, что мы провели вместе были богаты не только на события, но и на эмоции, поэтому к концу путешествия мы настолько сильно измучились собственными чувствами, что стали действовать неадекватно.       Тэхён прав. Чонгук хорошо помнит, как его штормило от эмоции к эмоции, но тогда он даже и близко не догадывался, что Тэхён проходит через то же самое. Бессонные ночи подарили ему немало свободного времени, позволив взглянуть на ситуацию с чужой стороны. Чонгук не может исправить то, что уже произошло, но он собирается сделать всё возможное и даже невозможное, чтобы в будущем Тэхён стал счастливым.       Чонгук тянется к нему, цепляя его нос кончиком своего, и тихо благодарит за то, что он у него такой понимающий.       Тэхён целует Чонгука, не сдерживая довольную улыбку, и сжимает бока, пробираясь руками под свитер, но почти сразу же отстраняется.       — Боже, я думал мне показалось. Ты сильно похудел. — И судя по тону, он крайне недоволен этим фактом. — Так, срочно нужно накормить тебя. — Чмокает его в распухшие от поцелуев губы и помогает перелезть обратно на пассажирское сиденье. — В какой ресторан поедем?       — Если честно, я хочу домой. Чимин уехал в другой город до конца недели, и я сейчас один. Мы могли бы заказать что-нибудь из доставки и побыть наедине.       Чонгук не готов находиться так близко к Тэхёну у всех на виду и не иметь возможности обнять его или поцеловать когда захочется, поэтому лучше поехать домой.       — Хорошо. — Тэхён поворачивает ключ зажигания и заводит машину.       Невероятно! Миссис Вести даже звучит теперь по-другому.       Увидев его реакцию, Тэхён улыбается, довольный произведенным впечатлением, и протягивает телефон, для того чтобы Чонгук вбил адрес дома. До него ехать минут десять, но Чонгук просит немного покататься по городу. Он слишком сильно соскучился по этой атмосфере, по запаху салона и по ощущению, когда они вдвоём вместе с миссис Вести едут, куда глаза глядят.       — Кстати. — Чонгук неожиданно вспоминает кое-что важное из рассказа. — Ты сказал, что собирался окончательно отпустить меня. Что это значит?       Тэхён переключает передачу на третью, наконец-то выруливая с узких улиц на многополосную дорогу, и накрывает ладонь Чонгука своей, сжимая её, словно заранее извиняется.       — Я думал, что ты вернулся домой и вышел замуж. Я был уверен, что ты поддался давлению семьи и, несмотря на чувства ко мне, выбрал своего жениха. Ты подарил мне лучшее путешествие в жизни, поэтому я и решил, что встречусь с тобой, или, если не хватит смелости, оставлю письмо, где попрошу прощения за всё, что сделал не так, поблагодарю тебя за лучшие две недели и попрощаюсь навсегда. На самом деле мне повезло, что я заехал к Юнги и узнал от него всю правду. Я и мечтать не мог, что ты сам отменишь свадьбу, но, как выяснилось, даже самые смелые мечты становятся явью.       Тэхён ведёт машину, продолжая смотреть в его сторону, и улыбается, искрясь счастьем. Боже, Чонгук так любит его.       — Мне знаешь, что интересно?       Тэхён мычит, давая зелёный свет ещё одному вопросу.       Он знает, что оставшийся вечер тоже будет расспрашивать Чонгука о том, как он пережил их расставание. Сухие факты от друга это одно, а живой рассказ человека, который прошёл через боль и страдания — совсем другое. У них впереди ещё куча времени, но сейчас Чонгук просто обязан получить ответы на все интересующие его вопросы.       — Что ты собирался делать после того, как попрощался бы со мной? — Чонгуку даже представить это тяжело, чего уж говорить о реальности. Только то, что сейчас они вместе, перечёркивает всё плохое.       — На самом деле план был прост. Я хотел поколесить с миссис Вести по Корее, а потом сесть на паром и перебраться в Японию, продолжив путешествие там. — Тэхён пожимает плечами, будто в его словах нет ничего интересного.       — Без меня? — наигранно возмущается Чонгук, копируя его привычку.       Если посмотреть на него сейчас, то можно увидеть, что за последний час он словно ожил, согрелся после долгого холода и, наконец-то, снова напоминал того Чонгука, который однажды, несмотря на сомнения, согласился на предложение о совместном путешествии. Как же давно это было.       — Ким Тэхён, — обращается Чонгук торжественно. Его глаза сияют любовью, и Тэхён заинтересованно приподнимает брови. — Предлагаю тебе провести оставшееся путешествие вместе.       — Имеешь в виду Корею или Японию? — не понимает он намёка.       Чонгук расплывается в широкой улыбке:       — Имею в виду всю жизнь.       Облизывая губы, Тэхён смотрит на него пристальным взглядом и на ближайшем светофоре притягивает к себе, целуя со всей палитрой накрывших его с головой чувств.       — Я согласен. — Отстраняется и заглядывает Чонгуку в глаза, влюблённо зависая.       Момент прерывается зелёным сигналом светофора и они трогаются вперёд. Смотря в сторону и старательно сдерживая рвущийся наружу писк, Чонгук кусает щеку изнутри и отвлекается на пейзаж за окном.       Они едут вдоль набережной реки Хан и Чонгуку не верится. Перед ним Сеульские высотки, а рядом любимый человек и дорогая сердцу машина. Чувствуя, что сейчас расплачется вновь, он впервые в жизни делает это, не стыдясь. Слёзы счастья — особая награда, и он её заслужил в полной мере.       Чонгук однажды сказал Тэхёну, что не знает, судьба ли ведёт их или они сами делают выбор. Сейчас же он уверен — судьба подарила ему встречу с Тэхёном как шанс начать всё сначала, но именно выбор Чонгука в пользу себя и своего личного счастья привёл его сюда.       Смотря на любимый профиль, на лице его сквозь слёзы расцветает искренняя улыбка.       Он наконец-то разорвал тьму своих дней и нашёл…       Нашёл свою собственную синюю птицу.

Luca Fogale — Bluebird