Одного поля ягоды

      Тебя зовут Джон Эгберт. Ты вёл мысленный журнал капитана в течение последней недели или около того, но ты постепенно начинаешь понимать, насколько бессмысленным было это усилие, потому что нет способа вспомнить всё, о чём ты думал на прошлой неделе. Или даже последний час, если уж на то пошло. Несмотря на это, однако, это удерживало от того, чтобы спасти с ума на Альтернии.       Ты заметил, что, хотя Каркат был зол на то, что ты не сказал ему, что можешь говорить на идеальном английском (или альтернианском?) похоже, он ещё никому не говорил, что ты действительно можешь говорить. Либо так, либо другим просто неинтересно. Другое дело, что он не был так зол, как обычно, и тебя это крайне заинтересовало.       Джон наблюдал за Каркатом, погружённым в состояние полной и абсолютной скуки, попытавшись протиснуть голову между двумя холодными прутьями. Он выглядел довольно комично для тех, кто мог его увидеть, но, к его большому неудовольствию, последние несколько дней лаборатория пустовала. Даже Таврос, который обычно часто навещал его, куда-то пропал.       Но, конечно, Каркат всегда был здесь. Джон был почти уверен, что ему больше нравится, когда Каркат злится и всё время ругается. Это молчание было почти невыносимо.       — Эй.       Каркат оторвался от компьютера и насмешливо посмотрел на Джона.       — Что, ради всего святого, тебе могло понадобиться? Я уже накормил тебя, напоил и отвёла в уборную.       — Ну, мне скучно, — прямо сказал Джон. — А ты не можешь пригласить тролля с большими рогами поиграть со мной?       — Таврос в своём улье, — коротко и безразлично ответил Каркат. Он снова посмотрел на свой компьютер и ввёл данные рефлекторных тестов, которые он сам проводил на Джоне. — Он вернётся только через несколько дней. Никого, кроме меня и Джека, не будет, хотя и Джека хрен дождёшься.       Джон нахмурился и раздражённо вздохнул.       — Почему?       Каркат захлопнул ноутбук и быстро повернулся на стуле.       — Потому что я, блять, так сказал, вот почему! — рявкнул он. — А теперь заткнись, мать твою, у меня от тебя мигрень!       Джон опустился на пол, издав раздражённый звук. Может быть, молчаливый Каркат лучше, чем сердитый.       — Хотя бы скажи мне почему, ладно? И тогда я перестану тебя доставать.       Каркат откинулся на спинку стула, сложив пальцы домиком.       — Очевидно, послезавтра канун 13-го перигея. Я убедил Джека дать всем несколько выходных дней до и после, чтобы подготовиться, а потом успокоиться. Прежде чем ты подумаешь, что я сделал это из вежливости, я отвечу, что думаю только о том, как праздники повлияют на их трудовую этику.       Джон склонил голову набок.       — Что это?       Каркат зарычал и, повернувшись к компьютеру, выключил его.       — Вы, люди, до смешного глупы. Канун перигея — альтернианский эквивалент человеческого Рождества.       Глаза Джона расширились и заблестели, как у ребёнка… ну, на Рождество. Парень оживился.       — Я люблю Рождество! Моя подруга Джейд любит Рождество больше, чем я, хотя, я думаю… она правда очень любит его и посылает мне, Дейву и Роуз подарки каждый год! В этом году у меня появился ещё один кролик, у меня почти весь шкаф забит. О боже… Я очень скучаю по нему, — пробормотал он, прежде чем испустить тихий, печальный вздох.       Каркат закатил глаза.       — Придурок.       — Так что ты делаешь на этот праздник? — с любопытством спросил Джон, скрестив ноги и подвинувшись ближе к краю клетки.       Каркат собрал несколько книг и папок, внимательно прочитал их, решая, какую работу ему нужно будет взять с собой в улей.       — Ничего.       Джон склонил голову набок.       — Но… как это может быть праздником, если ты ничего не будешь делать?       — Остальные празднуют, украшая свой улей со своими лусусами. Ещё их лусусы принесут бегемота, чтобы украсить вместе. Как те дерьмовые рождественские елки, которые вы, люди, наряжаете, — с горечью пробормотал Каркат.       — А почему ты ничего такого не делаешь? — спросил Джон, уронив руки на колени. Он чувствовал, что атмосфера становится всё более удушающей с каждым мгновением, пока Каркат, наконец, не взорвался.       — Потому что я чёртова сирота! — чуть не закричал он. — Мой лусус, блять, мёртв, и никто, блять, не любит меня, так что меня никогда, блять, не пригласят ни в чей грёбаный улей! Чёрт, почему ты не затыкаешься, блять… идиот!       Джон слегка отшатнулся, нахмурив брови.       — Хм… что такое лусус? — тихо спросил он.       Каркат без долгих раздумий швырнул свои папки и книги на пол, едва не набросившись на клетку Джона. Он схватился за прутья и принялся трясти большую клетку изо всех сил, его гнев заметно увеличивал его силу.       — Ты чёртов тупой ублюдок! Ты грёбаный… чёртов…       Джон наблюдал, как голова Карката медленно опустилась, а его маленькое тело начало дрожать. Он не мог не задаться вопросом, не собирается ли тролль попытаться напугать его, резко вскочив снова, но что-то подсказывало ему, что это не так.       Каркат сжал прутья решётки, за которые держался, и костяшки его пальцев побелели. Его плечи тряслись, и Джон мог поклясться, что слышал сопение и несколько резких вдохов.       Прошло несколько мгновений, и рыдания Карката стали более явными, пока не показалось, что он просто не может больше сдерживать их.       Джон мог только наблюдать, как он собирается с мыслями. Что это было за чувство? Он знал, что для этого есть слово; что-то из психологии. Он видел документальный фильм о женщине, похищенной террористами в Афганистане, и у неё развилось какое-то психическое расстройство. Стокгольмский синдром. Он был почти уверен, что это так называется.       Но что бы это ни было, он не мог не чувствовать грусти за Карката. Джон уже не в первый раз замечал страдание и нужду в его глазах.       Он разрывался. Должен ли он попытаться утешить тролля или позволить ему страдать? Каркат был лидером троллей, которые похитили его. Но был ещё один, главнее Карката, тот самый Джек, о котором Джон слышал.       Джон закусил губу.       — Каркат… — пробормотал он. Тролль не ответил.       Джон подвинулся поближе к решетке, просунув сквозь неё костлявую руку. Он провёл пальцами по мягким волосам Карката. Тролль, казалось, ничего не замечал, пока Джон случайно не потёр большим пальцем его маленький рог.       Каркат подпрыгнул, а его плечи задрожали. Его глаза наполовину закрылись, а голова слегка потёрлась о руку Джона. Джон подумал, что он похож на бездомного котёнка.       Внезапный озноб пробежал по спине тролля, сотрясая всё его тело, и он схватил Джона за воротник, притягивая его ближе с полурычанием, полустоном.       — Никогда не смей… блять, делать это снова, человек, — прошипел он сквозь неглубокое дыхание, отталкивая удивлённого мальчика. — И не смотри на меня своими грёбаными жалкими глазами.       Джон рассеянно схватился за края штанов. Он не был так напуган, как должен был быть; всё дело в этих глазах, в которых вспыхнула тысяча… нет, миллион эмоций. Глаза, в которых всегда были презрение и ненависть… лишь на мгновение в них появились удивление, удовольствие, страх и множество других эмоций.       Каркат молча наклонился, чтобы поднять свои вещи. Когда он собрал последние бумаги, что-то словно остановило его. Он тихо вздохнул, и его напряжённые плечи расслабились.       Джон наблюдал, как Каркат приближается к нему, хотя тот даже не мог взглянуть на него.       — Если ты попробуешь хоть кому-нибудь рассказать об этом…       — Не расскажу, — пообещал Джон.       Каркат постоял ещё мгновение. Он явно что-то обдумывал в своей «мыслительной сковороде», как говорят на Альтернии. Он нервно кашлянул и переложил документы в другую руку.       — Спасибо, Джон. Я знаю, что ты хотел как лучше, — он поспешно зашагал прочь, прежде чем Джон успел хоть что-нибудь произнести в ответ.