Turn the Memory to Stone

Следующие два дня были воспоминаниями, которые всегда хранились в памяти Эл; Ватари отправил оперативную группу домой на выходные, когда Эл пребывал в глубоких раздумьях, и Эл не видел причин их возвращать. Он проводил периодическую поверхностную проверку активности Киры, но она была необычно низкой — на самом деле почти не существовала, — что было изменением в схеме. Его нельзя было оценить, пока у них в руках не окажется больше данных, рассуждал Эл, и Лайт был с ним согласен, и Эл не мог не наслаждаться каждым моментом, который он проводил, узнавая его. — Я не думал, что ты можешь быть таким, — отметил Лайт, когда солнечный свет воскресного дня осветил одну из неиспользуемых комнат золотым сиянием даже сквозь сталь и стекло города за окном. Он растянулся на кушетке в углу — потрёпанном предмете мебели, который не подходил ни к чему другому и был покрыт защитным чехлом, прежде чем они добрались до него. Эл был совсем рядом, вычерчивая сложные узоры на открытой рубашке Лайта. — Каким? — Эл нахмурился, выпрямляясь. Лайт усмехнулся и притянул его обратно. — Тебе тепло, — сказал он. — Ты улыбаешься. Это настоящая улыбка. — Почему бы мне не улыбнуться? — Эл просунул руку под рубашку Лайта, слегка коснувшись его гладкой кожи. — Я познакомился с тобой при других обстоятельствах. Мы партнёры, а не соперники. Это то, чего я хотел, — это было самое честное, что он когда-либо кому-то говорил, и свет, отражающийся от стен, придавал комнате ощущение нереальности, как если бы они вообще не были частью вселенной. Небольшой уголок рая, брошенный плыть по течению из Токио, парил в невесомости навсегда отрезанным от остального мира. — Ты действительно… — начал Лайт, и Эл не хотел слышать его сомнений. Он наклонился и отстранил Лайта от разговора поцелуем, позволив своим рукам спускаться дальше вниз, что, как он надеялся, отвлекало. Лайт определённо отвлёкся. Лайт без раздумий ответил, и Эл не хотел, чтобы это когда-либо заканчивалось. Когда Миса появилась снаружи здания с нелепым конвертом, Эл грубо вытолкнули в реальность. Она вела себя так, как будто преследовала какую-то цель, несмотря на то, что её лицо было слегка залито слезами, а тушь немного размазана. — Что не так? — спросил Лайт и увидел видео с камеры. — Я скажу ей, чтобы она ушла. — Нет, — Эл дистанционно открыл двери, давая Ватари знак провести девушку наверх. — Я ей не доверяю. Лайт моргнул. — Мы действительно расстались, — уточнил он, как будто это было настоящей проблемой. Туман последних двух дней почти рассеялся, хотя Эл мог сказать, что Лайт ещё не совсем развеял его. Это было приятно, но теперь, когда он снова стал ясно мыслить, он не хотел возвращаться к этому состоянию души, отвергающему любое напоминание извне о том, что у него есть обязанности. Эл должен был быть немного осторожнее с Лайтом, но преимущества всё же перевешивали риски. — Я знаю, — сказал он рассеянно, потому что, похоже, Лайт всё ещё ждал ответа. — Я разберусь с ней. Я позову тебя, если посчитаю, что тебе безопасно с ней говорить. Лайт наконец понял его. — Ты думаешь, у неё с собой часть тетради? — Я думаю, это возможно, — яркий конверт явно был уловкой. — Подожди снаружи. Миса умоляла о возможности отдать письмо Лайту; Эл знал, что лучше не позволять Лайту прикасаться к чему-либо, что она хотела ему дать, предварительно не проверив. Её было трудно читать, сложнее, чем Лайта, и он не мог сказать, вела ли она себя как брошенная подруга или как массовый убийца. Он проверил бумагу внутри конверта, внимательно изучив её, но это было именно то, чем казалось, — письмо, написанное на экстравагантной бумаге нелепыми чернилами, полное пурпурной прозы, декларирующее вечную преданность Мисы. — Я же говорила тебе, — укоризненно сказала Миса и аккуратно сунула письмо обратно в конверт. Она позаботилась о том, чтобы не погнуть его, сглаживая края. — Могу я увидеть его сейчас? На её одежде не было замечено карманов, а туфли были слишком низкими, чтобы спрятать в них что-нибудь объёмное. Эл некоторое время смотрел на неё, оценивая вероятность того, что что-то пойдёт не так. «Лайт будет настороже, — рассуждал он, — и он определённо способен оттолкнуть Мису». Он позвал Лайта, а затем Ватари. Ватари прибыл первым, и Эл получил определённое удовольствие, сняв свою усеянную блёстками рубашку перед Мисой. Она возмущённо отвернулась, и Эл подавил улыбку. Лайт появился в дверном проёме, и Эл кивнул, когда Лайт бросил на него вопросительный взгляд. Комната, в которую Лайт привёл Мису, была той же комнатой, в которой они провели день; в ней не было камеры, установленной для наблюдения за её внутренним пространством, и Эл извлёк из коридора сигнал системы безопасности. Окна не были доступны снаружи, если только их не разбить, что привело бы к срабатыванию сигнализации, а сама комната не была соединена с остальной частью здания, кроме как через коридор с наблюдением; отсутствие камер видеонаблюдения внутри неё (и дюжины других подобных ей комнат) не беспокоило Эл, пока он не захотел заглянуть внутрь. Вид из коридора был неясным: Эл видел, как Лайт и Миса разговаривают, но только в качестве размытых отражений в окне. Окно было частично закрыто жалюзи, из-за чего вид становился ещё хуже, но Эл всё ещё мог наблюдать, как в комнате меняется атмосфера. «Нет, — подумал он. — Нет, нет, нет, я не должен был ей доверять, я не должен был доверять ему». Он побежал, прежде чем понял, что делает, резко остановился перед лифтом, а затем бросил его, потому что он был слишком медленным. Лестница была более предпочтительным вариантом, особенно если он преодолевал по две ступеньки за раз, и в конце концов он побежал по коридору. Миса собиралась выходить из комнаты, когда он вошёл, и у него была доля секунды, чтобы выбрать между её поимкой и обезвреживанием Лайта. У Лайта в руке был обрывок тетради смерти — Эл мог сказать, что он там был, даже если не мог видеть его, находясь в отдалении от Лайта. Язык тела Лайта сказал ему всё, что ему нужно было знать, холодное выражение лица, которое Лайт не мог скрыть, лишь подтвердило его догадку, и Эл врезался в него. Лайт был застигнут врасплох, тяжело упал, и Эл отчаянно попытался разжать кулак Лайта и забрать его воспоминания о совершённом геноциде. Миса не осталась в стороне, она даже попыталась выцарапать глаза Эл, и в конце концов прибыл Ватари и обездвижил её. Он передал её Химуре так плавно, что Эл даже не подумал, что Миса хотя бы заметила его присутствие, прежде чем предоставить Эл всё необходимое, чтобы поджечь клочья тетради, которые принесла Миса. Это был мелодраматичный жест, но Эл хотел, чтобы Миса знала, что у неё ничего не получится. — Он мой, — сказал он ей, подразумевая это всеми фибрами своего существа, и позволил Химуре вернуть её в блок заключения. Оперативная группа могла бы расспросить её на следующий день, узнать, прикасалась ли она к обрывку тетради или нет; если да, то Четвёртый Кира всё ещё оставался проблемой. Если она убила его, то всё, что нужно было сделать Эл, — это найти саму тетрадь, и дело Киры наконец будет закрыто. Он не знал, на что надеялся в глубине души. Лайт не сдвинулся с места, когда Эл вернулся к нему, и этого было достаточно, чтобы мгновенная слабость, возникшая в последние два раза, когда Лайт терял память, прошла. Эл встал на колени рядом с ним, тряся его за плечо, но Лайт сначала отказался отвечать, а затем оказался в замешательстве и сбитым с толку, когда наконец открыл глаза. С помощью Ватари Эл доставил его на лифте в ближайшую из запасных спален; Лайт только пытался заснуть и явно не имел представления, где он находился. Эл не был уверен, что Лайт знал, кем он был. — Может потребоваться медицинская помощь, — отметил Ватари, но Эл покачал головой. — Это ещё одно проявление тетради, — возразил он, вполне уверенный, что был прав. Лайт будет в порядке; он должен быть в порядке. Раньше тетрадь не наносила непоправимых повреждений. — Если есть физические воздействия, было бы полезно задокументировать их, — сказал Ватари, и Эл знал, что не выиграет этот спор. Он даже не понимал, почему так противился идее выпустить Лайта из поля зрения. — Организуй транспорт, — скомандовал он, смущённый силой своих чувств. Правильный выбор состоял в том, чтобы позволить осмотреть Лайта тому, кто обладал соответствующими навыками и оборудованием; если было какое-то повреждение мозга, связанное с тетрадью, было бы лучше знать об этом, особенно потому, что сам Эл коснулся одной из тетрадей и мог пострадать. Шеф Ягами также был уведомлён, как выяснил Эл, когда мужчина появился в приёмном отделении больницы и потребовал рассказать, что случилось с его сыном. Он не думал, что Ватари оповестил его, — значит, это был Ниа. Эл отогнал раздражение, сделав мысленную пометку поговорить с Ниа о превышении его возможностей, и встретил Ягами с максимально приятным выражением лица. — Я допустил просчёт, — проговорил он, и тирада Ягами прекратилась. — Просчёт, — повторил он, беззвучно пытаясь сказать что-то целых двенадцать секунд. — У Аманэ Мисы был клочок из второй тетради. Несколько штук, — поправил Эл сам себя. — Она использовала один, чтобы вернуть воспоминания вашего сына. Я перехватил его. Возникли непредвиденные побочные эффекты. — Эту вещь нужно сжечь, — отрезал Ягами. Он поправил рубашку; даже дома в воскресенье вечером он всё ещё был одет безупречно. Он выпрямился, глядя на дверь, за которой обследовали Лайта. — Где Аманэ? — Уровень задержания, — Эл сцепил руки, положив запястья на колени. Стулья в приёмном отделении были грубыми для его босых ног, и дискомфорт был якорем, помогающим отвлечься от беспокойства, из-за которого было на удивление трудно думать. Его мозг остановился, мысли замедлились и застыли, как патока, за исключением тех, которые возвращались к Лайту. — Её… я… её можно будет допросить завтра, когда снова соберётся оперативная группа. — Хм, — шеф Ягами сидел рядом с ним в ровной вертикальной позе и странно поглядывал на него краем глаза. Эл вырвался из власти ещё одного «что, если», чтобы увидеть, как Ягами поспешно отворачивается, и почувствовал, как что-то скатывается по щеке. Он коснулся её, обнаружив влагу на кончиках пальцев, и только тогда почувствовал, как она застыла на его ресницах. «Прекрати», — сказал он себе. — Ты в порядке? — спросил Ягами нехарактерно мягко, и Эл внезапно увидел себя со стороны отца Лайта: его рубашка была в пыли и в пятнах крови, его штаны были не в лучшем состоянии, и он сидел, свернувшись клубком, и плакал. Вряд ли его вид вызывал доверие. — Я в порядке, — ответил он, но это было настолько очевидно ложное заявление, что он почти удивился, когда Ягами не рассмеялся ему в лицо. — Ты был… близок к моему сыну, — сказал Ягами. — Я знаю, что вы были хорошими друзьями. — Да, — подтвердил Эл, позволяя своему голосу затихнуть на вопросительной ноте, не зная, куда клонит Ягами своей совсем не вопросительной интонацией. Лайт вводил всевозможные новые переменные в повседневные взаимодействия с Эл, и он был одновременно взволнован и раздражён отсутствием предсказуемости. — Я не думаю, что это твоя вина, — продолжил Ягами, и Эл почувствовал, как его сердце болезненно сжалось. Конечно, только он нёс за это ответственность: он оценил ситуацию как безопасную, он позволил Мисе взаимодействовать с Лайтом без присмотра, он не успел добраться к ним достаточно быстро, чтобы предотвратить возникшую ситуацию. Ягами, видимо, не договорил. — Нельзя всё предсказать, — добавил он. — Я должен быть в состоянии делать это, — прервал его Эл. — Это моя работа. Его плеча что-то коснулось — Ягами сжал его своей рукой, пытаясь поддержать посредством физического контакта. Эл наклонился к нему всего на полсекунды, а затем отстранился. Ягами понял намёк и положил руку себе на колени. — Я не виню тебя. Мы все рискуем, занимаясь этим расследованием. Даже Лайт, — он тихонько рассмеялся. — Трудно смотреть на своего ребёнка как на взрослого. — Это трудность, которую вы разделяете с подавляющим большинством человечества, — пробормотал Эл. — Да. Что ж, — Ягами прочистил горло. — Есть знание, и есть… знание, — он пытался сказать о теоретических и практических знаниях, понял Эл после слишком долгого времени, когда беседа явно закончилась. Эл сидел в тишине, не грызя ноготь большого пальца одной лишь силой воли, пока дверь не открылась. Все проведённые обследования оказались безрезультатными или ничего не выявили; не было обнаружено никаких доказательств повреждения или травмы головного мозга, и не было никаких объяснений продолжающемуся изменённому психическому состоянию. — Подождите и посмотрите, — категорично проговорил Ягами. Эл проигнорировал их обоих и проскользнул в комнату, присев на стул рядом с Лайтом. Он подумал, что Химура может принести самое необходимое, чтобы он мог продолжать работать, но появился Ватари с чемоданом в руке. Эл настраивал своё оборудование и попеременно пытался определить, где была Миса непосредственно перед тем, как прибыть в штаб оперативной группы, и наблюдать, как Лайт беспокойно спал. Он рассудил, что допрос Мисы не требовал его присутствия. И на первом, и на втором допросе после личного досмотра было обнаружено несколько листов бумаги, которые, будучи осторожно извлечены и сожжены, значительно изменили её поведение. — Значит, она действует не одна, — сказал Эл в микрофон. — Мы не смогли напрямую получить от неё информацию о её потенциальном сообщнике, — сообщила Химура, и то же самое произошло даже после того, как Миса снова потеряла воспоминания о тетради смерти и шинигами. Она думала, что была в кафе, но даже без воспоминаний оставалась не особенно разговорчивой. Эл поручил Химуре продолжить расследование по той же схеме, что и на прошлой неделе, и завершил разговор, несмотря на явное неудовольствие Химуры. Ближе к вечеру, после того, как Эл добился разочаровывающе небольшого прогресса в выявлении моделей жертв — он думал, что ему удалось исключить одного подозреваемого, доведя их общее количество до пяти, — Лайт полностью проснулся. В течение нескольких мгновений Эл не отрывался от проверки информации, которая могла бы подтвердить, что рассматриваемый человек не считается подозреваемым, пока Лайт не откашлялся. — Рюга? Взгляд Эл застыл, и он поспешно закрыл ноутбук. — Лайт, — проговорил он. — Как ты себя чувствуешь? — Как будто кто-то ударил меня кирпичом, — его взгляд всё ещё был немного расфокусирован, и то, как он продолжал моргать, говорило Эл, что Лайт до сих пор дезориентирован. — Голова раскалывается. Где… — он не закончил. — Не знаю, как я сюда попал. — Что последнее ты помнишь? — спросил Эл, и выяснилось, что Лайт почти не помнил большую часть предыдущего дня. В лучшем случае он был затуманенным, а в худшем — отсутствовал в его памяти, и его внимание продолжало рассредотачиваться. — Я пойду и скажу персоналу, что ты не спишь, — Эл решил не объяснять, что случилось с Мисой. К разочарованию Эл, он был без промедления изгнан из палаты без разрешения входить повторно до времени, отведённого для посещения следующим утром; он несколько мгновений смотрел на дверь, прежде чем решил вернуться в штаб группы расследования и продолжить работу оттуда. «Ты ничего не можешь сделать для Лайта, — сказал он себе, — неважно, находится ли он в пределах видимости». То, что он отчаянно хотел остаться, в лучшем случае сбивало с толку, и Эл уставился в окно на проезжающий город, как будто мог остановить его силой. Весь состав следственной группы ушёл домой до того, как Эл вернулся в штаб, и на мгновение он хотел потребовать, чтобы они вернулись и сосредоточились на расследовании, прежде чем убедил себя, что они будут работать лучше, если хорошо отдохнут. Эл расхаживал по зданию, слишком обеспокоенный, чтобы сидеть на месте, слишком взвинченный, чтобы спать, и слишком уставший, чтобы как следует сконцентрироваться. Тетрадь был опасна; иметь её в пределах досягаемости было опасно, её воздействие на разум было опасно, использовать её было ещё опаснее. Она была полезна, но Эл почувствовал бы себя лучше, если бы мог просто сжечь их обе. «Ты мог бы просто использовать ту, которая у тебя есть, чтобы устранить оставшихся подозреваемых», — пришла мысль из глубины его подсознания, и он её отверг. Эл не пойдёт по пути Киры, не совершит тех же ошибок, которые сделал Лайт. Всё зашло ещё дальше, демонстрируя, что тетрадь нельзя оставлять незащищённой, и у Эл возникла мысль — не впервые, — что Ягами мог использовать тетрадь. Он знал об этом достаточно, чтобы замаскировать убийства жертв под смерть от естественных причин или часть плана, созданного Четвёртым Кирой. — Прекрати, — сказал Эл. Его отражение смотрело на него из окна, взъерошенное и растрёпанное, искажённое стеклом. Он был похож на кого-то другого, и, хотя Эл проводил очень мало времени, глядя в зеркало, ему не нравилось то, что он видел сейчас. — Ты никуда не годишься, если не заботишься о себе. Лицо в окне издевалось над ним своим отсутствующим выражением, глаза были скрыты в тени, и Эл в отчаянии погасил свет в коридоре. Через несколько минут его телефон завибрировал текстовым уведомлением, и он автоматически посмотрел, от кого оно. Ниа. Его протеже хотел знать, есть ли у Эл несколько минут, но Эл обнаружил, что не хочет разговаривать с ним. Почему именно в эту минуту? Почему именно сейчас, думал он. Его внимание привлекла мигающая камера в углу коридора, и Эл почувствовал непроизвольную дрожь, пробежавшую по его спине. «Он наблюдает за мной».