***
Happiest Year — Jaymes Young
Сынмин теряется, замолкает… Немой страх в глазах, а в ушах громкий звон. Чан ворошит губами, но его не слышно, его почти не видно из-за слез, что в какой-то момент появляются на глазах в светловолосого. У него истерика? Или это кажется только ему? Дышать становится сложнее, как и соображать, что происходит вокруг. Движения, крики и вдруг его лицо охватывают теплые ладони, настойчиво поднимая вверх. Карие глаза непонимающе уставляются на него, пока их владелец из всех сил пытается удержать себя в руках — он зол. И почему? Ведь в этом всем виноват только он… и никто другой. Неужели непонятно? Неужели так сложно понять, что каждое его решение приносить только боль? И это, черт побери, только вторая неделя на этом тупом проекте. — Сынмин… — Минхо шипит ему прямо в лицо, скалясь от злости и непонимания. В голове пустота, а руки так и хотят опуститься. Светловолосый вдруг резко чувствует яркое желание высказаться, обвинить русоволосого во всех грехах, а потом уйти… Уйти нахрен с этого проекта и забыть о нем навсегда, но… Сможет ли он забыть Хёнджина? Ненавидел ли себя Сынмин? Нет. Думал ли, что это он во всем виноват? Конечно, нет. Это не его вина, не его проблема, но на душе так тошно. Внутри все болит от одной только мысли, что где-то там за пределами дома Хёнджин сам. И перестать думать о словах Хёнджина он не может, как бы не хотел, как бы не пытался забыться. И зачем он только сказал ему об этом?***
— Ты любил? — Хёнджин вдруг откладывает ноутбук в сторону, останавливая фильм. Сынмин непонимающе поднимает на него глаза, следя за тем, как тот разворачивается к нему всем корпусом и складывает руки на груди, будто готовясь слушать долгую нудную историю, но из уст парня не слетает ни слова. Он напрягается, пытаясь вспомнить хотя бы раз, когда был влюблен, когда ощущал это «прекрасное» чувство, но в голову ничего не приходит, от чего становится как-то неловко. Значит ли это, что он никогда и никого не любил? Или это резкое помутнение и вот-вот он вспомнит что-то? Но нет. Молчание затягивается, и Хёнджин вдруг осознав всю комичность ситуации, громко хохоча опускает голову на грудь Сынмина, упираясь лбом в его ключицы. Его тело содрогается от смеха, пока светловолосый выдыхает, заключая старшего в объятия. Ладони сами по себе ложатся на лопатки блондина, будто все так и должно быть, будто они делают это не впервые — обнимаются, подбородком упирается в затылок и уже сам улыбается, прислушиваясь к смеху парня. «Родной». Другого слова и не подобрать. Хёнджин с первой минуты их встречи казался ему «своим». Где-то подсознательно он уже знал, что все так случится, что они подружатся… А может даже и больше. Но сейчас Сынмин старательно отгоняет эти мысли, пытаясь сосредоточится на чем-то более реалистичном, как, к примеру, задыхающейся от смеха Хёнджин, который приходится ему неким «братом» или «союзником». Но блондин никогда не согласится стать его любовником. Ни за что. И может сейчас Сынмин в этом уверен, но чуйка говорит совсем о другом — они точно тут не лучшие друзья. И уж точно не «соперники». Это слово вообще звучит слишком «чуждо», слишком нереалистично рядом с ними. Они нечто большее. Они родственные души. — А я любил… — Хёнджин вдруг выпрямляется, встречаясь взглядом с Сынмином. — Любил так, что ребра от каждого удара сердца хрустели; так, что ее имя я слышал на каждом повороте… — И? — светловолосый задерживает дыхание, боясь услышать следующее. — Кажется, я снова влюблен, — блондин трет пальцами глаза, глубоко вдыхая воздух, которого вдруг становится критически мало. — Но ведь это шоу для этого и создано, — Сынмин усмехается, как-то слишком нервно. — Неужели ты ожидал чего-то другого, Джинни? — Нет, — мотает головой, — конечно, что нет. Я же не тупой, но все же… Не так быстро, что ли. — Минхо не плохой вариант, — светловолосый складывает руки на коленях, наклоняя голову вбок. — Он… — но подобрать слова становится сложно. Какой он? Какой Минхо на самом деле? И хочется ли Сынмину говорить о нем сейчас вообще? Неужели в этой комнате, где только они вдвоем, освящены тусклым светом от экрана ноутбука, должно звучать имя третьего? Неужели он сейчас не лишний? — Я боюсь, — Хёнджин вдруг всхлипывает и мир Сынмина в ту же секунду рушится к чертам, — остаться один. Не хочу, чтобы с моими чувствами играли, не хочу, чтобы мной пользовались, или выкинули как ненужную тупую игрушку. В конце концов я тоже заслуживаю на любовь.***
Камеры выключаются в ту же секунду, как Минхо взмахивает рукой вверх, закликая к себе ассистентку. Ему не по себе от такого вида младшего. Кто и как довел его до такого состояния? И что если этим кем-то и есть он? Ладонь ложится на его лицо, устало прикрывая глаза, и Минхо снова присаживается на колени напротив Сынмина. Ловит руки светловолосого, в попытке успокоить его, но от этого становится будто только хуже. Он захлебывается своими же слезами, отворачивается от Минхо и пытается будто держаться от него на расстояние. Или это уже больной мозг русоволосого пытается накрутить себя? — Чем я могу помочь, Минхо? — блондинка появляется заду парня, подавая салфетки, которые быстро перехватывает Чан и уже сам садится к младшему поближе, пытаясь вытереть слезы. — Вызывай скорую, — русоволосый трет виски. Губы Минхо трясутся в безмолвной истерике. Ему больно смотреть на слезы Сынмина. Но почему, когда плакал Феликс, его сердце не билось так бешено? Почему он не ощущал ничего, кроме отвращения и предательства? Слезы уже сами просятся наружу, глаза начинают печь и Минхо вдруг срывается с места, в попытке убежать от этой дурной ситуации, чтобы никто не видел его в таком состоянии.***
Хёнджин открывает окно, садясь на подоконник и свешивая ноги вниз. Седьмой этаж. Не так уже и высоко, как кажется. Парень прикрывает глаза, вдыхая свежий воздух поглубже, чтобы наполнить им все легкие, чтобы услышать, как сердце прижмет к ребрам, как от безвыходной ситуации, оно выпрыгнет куда-то вниз, где люди спешат по своим делам, и как кто-то, не увидев под ногами чужой ненужный орган, швырнёт его куда-то под колеса машин. Стены номера не внушают ничего хорошего, а эта погода тем более. Второй день проливный дождь, и он может только догадываться, что там делают парня в его отсутствие. Замелит ли кто-то его исчезновение? Зашел ли кто-то в его комнату, чтобы проверить жив ли он? Подняли ли они шумиху из-за его исчезновения? Или всем глубоко похуй куда он подевался? А еще больше интересует: рассказал ли Чан правду Сынмину? И в каком сейчас состояние младший? Плакал ли он? Или все понял? А что если Чан ничего не сказал и Сынмин сейчас думает, что Хёнджин ушел из-за него? Ушел из-за его слов? Ушел, потому что понял, что шансов у него нету? Как же хочется позвонить младшему, рассказать все и заверить, что с ним все хорошо, что он скоро вернется, и они смогут продолжить смотреть вместе фильмы под одним покрывалом в полной темноте, обнимаясь как дети. И пока внизу жизнь не перестает бурлить и двигаться, на седьмом этаже она медленно заканчивается. Или, по крайней мене, так кажется Хёнджину, потому что сидеть взаперти второй день уже надоедаело. Он хочет на свободу, хочет жить… А больше всего хочет выпить чего покрепче, чтобы забыться хотя бы на секунду. Хёнджин не сразу ощущает вибрацию от телефона, задумавшись о своем непутевой жизни, но как только до него, он сразу же спрыгивает из подоконника, вытягивая телефон из кармана спортивных штанов. Так непривычно. Ему никто не звонил несколько последних дня, а тут это… Он спит? На экране высвечивается незнакомый номер и Хёнджин колеблется несколько секунд, взвешивая все «за» и «против». Брать трубку от незнакомых номеров не в его вкусе, но в этот раз что-то не так. Может это из-за недостаточного внимания к его персоне? Никто не звонил ему, не спрашивал где он и как, и теперь он ощущает острую потребность в разговоре с живым человеком. — Алло? — Хёнджин медленно подносит телефон к уху, глубоко вдыхая — он нервничает. — Хёнджин, — по ту сторону слышится хриплый голос Минхо, — Хёнджин, — повторяет он уже громче. Он плачет? — ты слышишь меня? — Да. Что-то случилось? — блондин оглядывается на дверь номера. Он готов выбить ее, если это будет нужно, если ему откажут ее открыть. Он должен узнать, что там происходит. — Хёнджин, — Минхо всхлипывает, — можно я приеду к тебе? — Что случилось, солнце? — Хёнджин кривится — ему так непривычно говорить с кем-то таким тоном, используя милые слова. — Расскажу, когда приеду.***
Уджин прижимает младшего к себе, целуя в лоб, пока тот вырывается, в попытках достать свой телефон, к которому ему сегодня, завтра и в следующие несколько недель дотрагиваться категорически нельзя. Он не может допустить, чтобы Феликс увидел весь тот бред, что уже пишут о нем. Но как ему оберечь блондина, как защитить его от всего, что будет происходить в будущем? Станет ли у него сил на все? — Милый, — Уджин оставляет очередной мокрый поцелуй на горячем лбе младшего, — не хочешь уехать к моим родителям? — Чего? — Феликс округляет глаза, непонимающе уставляясь на брюнета. — Зачем, Уджин~и? — Ты не знаком с ними же, — пожимает плечами. — Вот и познакомишься. — Не выдумывай, — блондин отпихивает парня от себя, в попытках уберечь его от своей злости. — Думаешь, мне больно? Думаешь, что эта ситуация разбила меня? Думаешь, что… — Феликс вдыхает глубоко, пытается подобрать слова, но все мимо, все не то, поэтому громко выдыхает и склоняет голову вниз. — Правильно все ты думаешь. Это было неприятно. Хотя нет, — поднимает глаза на Уджина, — это было ужасно. Я до сих пор ощущаю его взгляд на своей коже, как он прожигал, как оставлял красные вмятины, как ломал изнутри… И если бы Феликсу сейчас не было так больно, брюнет уже давно бы был за пределами квартиры, он бы уже давно разбил лицо этому ебанному бабнику, который возомнил себя не знать кем. Да кто он такой, чтобы говорить и делать это с блондином? Чем он это заслужил? Он думает, что другие парни пришли с другими намерениями? Что только Феликс такой? Что только он на это способен? Да черт побери Уджин убыть готов за блондина, за его слезы, за всхлипывание, за больные выдохи. Вот только дайте причину, он готов рвать и метать, убивать и ломать. И все ради одной улыбки Феликса, ради его счастья… Их будущего… — Не смей, — Уджин ловит ладонью лицо Феликса, надавливая большим и указательным пальцами на щеки. — Слышишь меня? Не смей этого говорить, не смей даже думать о том, что ты никому не нужен, что все тебя ненавидят. Ты слышал? — брюнет говорит громко, чтобы младший точно услышал, чтобы точно расслышал гнев в его голосе, но тот продолжает молчать. — Я не слышу, блять, — повышает голос Уджин, скрепя зубами от злости. — Прошу… — Феликс смотрит в глаза парня напротив, но будто не узнает, будто не видит — это не глаза человека, которого он любил и с которым хотел построить будущее, это глаза совсем другого человека и на ум приходит только одна мысль — это глаза убийцы. Внутри холодеет от мысли, но он не может отвести взгляд от таких родных черт лица, пытаясь удержаться хотя бы за что-то, что делает человека напротив похожим на прежнего Уджина. И он понимает почему брюнет злиться. Понимает, но не хочет признавать, ведь это сделает еще больнее. Ему не нужно соболезнование. Ему не нужно чтобы его жалели. И понимает ли это Уджин? Вряд ли. Потому что сейчас он бы просто обнимал, а не кричал ему в лицо, спрашивая об таких тупых вещах. Конечно, он слышит его. Сложно не услышать такой громкий крик, который кажется зарождается еще внутри Уджина, но с каждой секундой становится только сильнее, готовясь снести все на своем пути. — Ты так дорог мне, — вдруг шепчет брюнет и взгляд его смягчается. — Я так люблю тебя, что готов на все, Ликс~и. Не хочу, чтобы тебе было больно, не хочу, чтобы ты страдал — это делает мне больно. Я боюсь потерять тебя, Ликс. Ты слышишь меня? — Да, — легко кивает Феликс, не в силах вымолвить больше, потому что хватка на щеках не становится слабее. — Давай уедем, прошу, — Уджин притягивает младшего ближе к себе, целуя в нос, но руку не убирает, вглядываясь в такие любимые глаза. — Угу. — Я рад, что ты понимаешь меня. — Угу. — Обещай, что будешь делится со мной всем, что у тебя на душе, чтобы я не гадал сам как ты, чтобы не волновался. — Угу. — И полюби меня, Ликс~и… Феликс отрывается от рассматривания своих рук и поднимает свой взгляд на парня. Он правильно все расслышал? Он правильно все понял? Ладони вдруг начинают потеть от волнения и блондин, в попытке вытереть их, начинает нервно тереть ими об свои шорты, что еще больше раздражает Уджина, потому что ответа до сих пор нет, а младший уж слишком подозрительный. — Полюбишь? — Угу. — Обещаешь? И нахрена только Феликс замотал головой?***
Сьемки переносят на вечер, парни в недоумение от ситуации, что сложилась на проекте, а режиссер в безмолвной истерике откидывается на спинку мягкого кресла, прикрывая глаза от усталости. И когда все дошло до этого? Минхо исчезает сразу же, как приезжает скорая и Сынмина все же успокаивают, отправляя спать на несколько часов в его комнату. Чанбин соглашается приглядеть за ним, поэтому занимает место в коридоре около его двери, постелив на пол теплое одеяло. Чонин несколько раз пытается пробраться к Сынмину, чтобы проверить его, но шатен наотрез запрещает даже приближаться к парню, чтобы лишний раз не тревожить и так нестабильные нервы. — Но я всего лишь посмотреть, — ноет младший, строя глазки, чтобы выглядеть еще милее, но Чанбин только отмахивается от него, снова залипая в телефоне. — Бессердечный, — кидает на конец синеволосый и удаляется ко всем на низ. — Вот надоедливый, — втихаря провожает взглядом парня шатен, улыбаясь.***
— Куда делся Минхо? — Чан не находит себе места, несколько раз набирая русоволосого, но в ответ только короткие гудки — он сбрасывает. — Да куда он, блять, сьебался? — не выдерживает парень и бросает телефон на стол, но тот проехавшись по скользкой поверхности, слетает на пол, от чего парни злобно поворачиваются в его сторону. — Чего шумишь? — Джисон складывает руки на груди, смиряя красноволосого взглядом. — Думаешь только тебя этот вопрос тревожит? Как бы мы тут на ровных условиях. — Так чего же сидишь? Иди ищи его, — бросает в ответ Чан, отворачиваясь, чтобы поднять телефон, но его почти что сбивает с ног тяжелая диванная подушка, брошенная темноволосым. — Ты блять нарываешься? — А если да? — вдруг срывается с места Джисон, выпирая грудь вперед, чтобы казаться больше и мощнее, но Чан только улыбается во все зубы. — Че ты лыбишься? А? — Ей богу, как ребенок. — закатывает глаза красноволосый, все же поднимая телефон и оглядывая его на царапины. — Хотя бы живой, — облегченно вздыхает. — Нашелся тут папочка, — кривится Джисон, пытаясь передразнить старшего, но, встретившись с ним взглядом, сразу, стушевавшись, садится обратно на диван. — Ну и ладно. — Ты конечно был на высоте, — Чонин подбадривая хлопает по бедру темноволосого, пытаясь скрыть улыбку. — Ага, спасибо, — хныкает Джисон, прикрывая ладонями лицо. — Ну когда я наконец-то смогу составить кому-то конкуренцию? Это когда-то вообще случиться? — Будем надеется, что да, — синеволосый приобнимает старшего, ложа голову на его плечо. — А сейчас помоги пробраться до Сынмина, — шепчет на ухо, — пожалуйста. Я волнуюсь за него. — Там Чанбин. — Знаю. — Он не пустит. — Отвлечь его, пожалуйста. — Чем? — саркастично хмыкает темноволосый. — Голой задницей? — Да хоть членом. Какая мне разница? Главное результат, а не процесс. — Смешно тебе?***
Неуверенные удары об деревянную поверхность, надоедливый скрип и вот — на пороге растрепанный Минхо. Он неуклюже пытается уложить свои волосы трясущими руками, но выходит отнюдь плохо, поэтому бросает свою затею и все же поднимает глаза на блондина перед ним. Хёнджин и сам не уверен, что ему можно делать, а что нельзя и что вообще нужно в таких случаях. — Ты плакал? — тупой вопрос. — Так очевидно? — усмехается старший, не зная куда деть руки, поэтому запихивает в карманы. — Все хорошо? — еще один тупой вопрос и Хёнджин уже готов себя по лбу ударить, если продолжит в таком же духе. — Очевидно, что нет, — русоволосый делает шаг ближе и блондин наконец-то понимает чего тот хочет, поэтому заключает того в объятия, зарываясь пальцами в растрепанные волосы. — Милый, что случилось? Расскажи мне, пожалуйста, — шепчет Хёнджин, боясь говорить на громче, потому что старшего и так трясет, как в лихорадке — Не могу больше, не могу, честно. Это ранит меня, убивает изнутри, это больно… Хёнджин молчит — не знает, что и сказать в ответ на это. Он не понимает ситуации, не понимает ничего. Что случилось? Как он может помочь? В чем вообще причина такого состояния Минхо? И что делать в таких ситуациях? Что говорить, как помочь? Поэтому решает ждать, русоволосый все обязательно объяснит — нужно только время. — Сынмин… Блондина в холод кидает от одного только упоминание о младшем. Сердце опускается куда-то вниз, разбиваясь в дребезги, отказываясь работать, отказываясь помогать Хёнджину дышать. Мысли разлетаются в разные стороны, образовывая хаос в его голове, со всех сил сопротивляются сложится в одну логическую цепочку. Что с Сынмином, мать вашу? — У него была истерика и… — Минхо громко всхлипывает, прижимаясь к блондину поближе, но тот даже не замечает этого, болезненно вслушиваясь в каждое слово парня, — я так боюсь. — Что с ним? — Хёнджин все же с трудом находит силы словить одну из мысль и спросить то, что его беспокоит сейчас больше всего. — Ему вкололи что-то, и он кажется уснул, — Минхо сгибается под тяжестью чувств, что сейчас бурлят внутри него, но Хёнджин крепко держит его в своих объятиях, успокаивающе поглаживая по затылке. — Джинн~и, мне сейчас так сложно. Я боюсь… — Сделать неправильный выбор? — блондин будто читает мысли Минхо, читает его как открытую книжку, вчитывается в каждое слово, но книга, черт побери его, на другом языке и как найти перевод он даже не догадывается.***
День Чанбина проходит под дверью Сынмина, время от времени заглядывая в комнату, чтобы удостовериться, что с ним все хорошо и он еще не выскочил через окно и не погнал на поиски Хёнджина, ведь где потом искать его никто бы не знал. В чем проблема этих двоих он не знал, как и то, что их связывает кроме дружбы на этом проекте — это долбанный круг из недосказанности и загадок. Сколько бы он не думал, мысли возвращаются к той самой вечеринке. Все бы ничего, если бы не тот щенячий взгляд Сынмина, когда он, лежа на лежаке, не отрывал своих глаз от Хёнджина. Столько боли, непонимания и чего-то необъяснимого тогда таилось в нем, что только от воспоминая пробирает дрожью. И хоть у младшего затерпла шея, от чего он время от времени потирал ее, он не опускал голову, продолжая следить за тем, как Хёнджин неторопливо докуривает сигарету на балконе их дома. Неужели эти изменение произошли еще тогда? И что, если у Сынмина чувства к Хёнджину, но тот о них даже не догадывается? Или догадывается? А может даже точно знает, что они есть, но целенаправленно их игнорирует, полностью увлечен Минхо? Что если так и есть? Чанбин потирает виски — голова разболелась от мыслей. Уж слишком много он думает, пытаясь связать происходящее в один узел, чтобы постепенно его развязывать и понять, как все же убрать этих двоих с этого проекта. Смешно, но… Минхо ему ведь доверяет — у него огромный козырь, который можно использовать. Вот бы только знать, когда и как, чтобы не подпортить игру и настроение русоволосого окончательно. Значит Феликс ушел? Чанбин догадывается из-за чего, ведь у Феликса уж слишком развязывается язык, когда он пьян, но не игра ли слов это была? Если учесть, что тот еще и психолог, верить ему нету смысла — он играет с чувствами и мыслями людей, заводит их в глухой кут под видом, что если постучать несколько раз по кирпичиках на стене, то она рухнет и откроется вид на настоящего Ли Феликса, но сколько бы ты не был об стену, она продолжает стоять, как ни в чем не бывало, будто и никаких усилий ты приложил. Чертов седоволосый… Но если и верить его словам, то как Минхо мог об этом узнать? Как он дошел до этого? Или может ему помогли? Значит на проекте есть крыса и это точно на Чанбин, а значит этим кем-то может быть… Банчан?***
— Чанбин~и, — тянет Хан, появляясь из-за кута, — не хочешь покушать? — Приготовишь? — усмехается шатен, смотря как Джисон медленно подходит к нему, невинно хлопая глазками. И что ему только нужно сейчас у него? Хочет к Сынмину? Зачем? Они же никогда и близкими не были. Почти всегда игнорировали друг друга, даже находясь наедине в одной гостинной. Так что поменялось сейчас? — Поэтому я и здесь, — щелкает пальцами темноволосый, обозначая, что Чанбин попал в точку. — Приготовишь? — Не слишком нагло? — приподнимает бровь Чанбин, смеряя парня глазами. — А сам никак? Никого больше нет, кроме меня? — Ну а кто? — Хан оборачивается назад, проверяя слышит ли кто-то их. — Банчан быстрее отравит меня, чем накормит. Чонин слишком мелкий — ему лучше не доверять продукты, а у Сынмина между прочим истерика и ему сейчас не до этого, — разводит руками. — Остаешься только ты. — Почему сам не приготовишь? — Нет, — мотает говолой Хан. — Поверь, это будет самое худшее, что может произойти в этом доме, если я стану за плиту. У меня нету столько денег, чтобы купить им всю мебель на кухню. — Мама не учила готовить? — смеется Чанбин. — Она… — он не успевает договорить, как на этажу появляется Банчан, прерывая их разговор громким кашлем. — Простудился? — Наверное, — кивает красноволосый, подходя ближе и кидая взгляд на дверь комнаты Сынмина. — Ещё не выходил? — Нет, — пожимает плечами Чанбин. — Сам не знаю, что с ним делать. Думаю, он слишком слабонервный для такого шоу. — Наверное, — соглашается Банчан. — Но его поведению можно найти пояснение. — И какое? — Джисону и самому интересно услышать мысль парня об этой ситуации. — Они сильно сдружились с Хёнджином, — Чан тускнеет от одного только воспоминания парня, — а теперь он даже не выходит на связь с ним. Конечно, что он волнуется. — Ну не убили же его, — пытается пошутить Джисон, но выходит отнюдь хреново. — А ему откуда знать? — Интересно где сейчас Феликс, — переводит тему Чанбин и двое парней уставляются на него в недоумение. — Чесно говоря, я ставил на него, — кивает головой Джисон под так своих мыслей. — Думал, что он останется до финала. — Что? — издевательски переспрашивает Банчан. — Останется до финала? Неее… Он тоже слишком слабый для этого шоу. — А сам? — Чанбин кидает гневный взгляд на красноволосого, не понимая зачем он говорит о слабости, если суть шоу совсем не в этом. — Поверь, я смогу постоять за себя. Моя самооценка на хорошем уровне. — Это уже мы заметили, — фыркает Джисон. — Хан, не передумал покушать? — вдруг оживленно спрашивает Чанбин, хватая парня за локоть и тяня за собой к лестнице.