***
Георгия выматывает надсадный кашель. Да ещё и насморк прицепился. С Лизой он старается не общаться, она опять беременна — и эту беременность переносит ещё тяжелее, чем предыдущую. Вымученно улыбается мужу: всё замечательно, у детей будет разница в два года, а Ниночке исполнится восемь, будет опекать. И хорошо бы родить девочку, назвали бы Еленой в честь матери Георгия. Но рождается мальчик, нарекают Борисом. Георгию даже не показывают его — боятся его никак не проходящих кашля и насморка. Посему он держится подальше от всех детей. Зато постоянно слышит их. Мишутка капризничает и орёт, а Бориска просто орёт. Ниночка таки прорвала кордон, зашла к Георгию в кабинет и извинилась за орущих братьев: это они сейчас орут, а когда подрастут — перестанут, ведь она не орёт. Но пока что ор лишь усиливается, видимо, лёгкие интенсивно развиваются. И у Георгия к кашлю присоединяется ещё и стрельба в левом ухе, будто пушку туда поставили и палят. Жалуется доктору, что детский орущий дуэт довёл его до ушного недуга. Доктор сердится: глупости, это не результат детских криков, а воспаление среднего уха, а дети у вас замечательные, крепенькие и здоровенькие. И надо было начать лечить кашель вовремя, а не запускать в надежде, что само пройдёт. Доктор назначает Георгию микстуры, порошки и приставляет фельдшера ставить банки на спину и компресс на ухо. Толку никакого… Фельдшер, дюжий парнище с толстыми лапищами, делает всё так грубо, что становится ещё больнее, да ещё прикрикивает, чтоб не вертелся. Попробовали бы в Грузии так обращаться с генералом князем Джаваха… Лиза о здоровье Георгия даже не справляется, не до него ей, она опять кормящая мать. Зато чухонская кухарка привозит со своего хутора какие-то высушенные травы, что «мамка собирала», что-то отваривает, настаивает, процеживает. Поит, намазывает, обёртывает и советует тщательнее откашливаться и высмаркиваться. Набрасывается на прачку, принесшую стопку свежих полотенец и носовых платков для «сопливого генерала»: я те покажу сопливого! другой будем отдавать в стирку! Георгий останавливает её: так ведь и вправду сопливый генерал, а другая прачка добела не выстирает. Кухарка успокаивается, милостиво прощает неосторожную в словах прачку и заверяет Георгия, что она его в обиду никому не даст. От кухаркиных снадобий и её трогательного участия Георгию становится легче. Сначала проходит насморк, потом утихает кашель, затем успокаивается ухо. Но оно стало плохо слышать. Спрашивает с надеждой у доктора: это временно? Тот неопределённо пожимает плечами. А Лиза (наконец-то поинтересовалась здоровьем мужа!) своеобразно утешает: император Александр Первый тоже был туг на левое ухо…***
Ниночке исполняется девять. Рослая, развитая, симпатичная. С русским языком всё наладилось благодаря горбунье, литературой с ней занимается тёща, она же вдалбливает французский и немецкий, а истории, географии и естествознанию учит гувернантка. Встаёт вопрос об учебном заведении. Лиза категорически против всех столичных институтов: Смольного, Павловского, Екатерининского. Выбирает частный пансион, где она может контролировать как учебный процесс, так и условия проживания и питания. И чтобы отпускали домой не только на каникулы, но и на выходные. А гувернантку оставляют для Мишутки и Бориски — няни, по мнению Лизы, им недостаточно. Командуй, генеральша, твоё право.***
Наконец-то Лиза приглашает родичей на смотрины Мишутки и Бориски. Из Польши прибывают Лизины бабушка и пасынок, из Грузии — Люда Влассовская. Тётушка Анна Борисовна не приехала, лишь передала привет и туманно пообещала навестить когда-нибудь. Представляет Мишутку и Бориску сестрёнка Ниночка — с гордостью. Хвастается, что Мишутка уже читает (неправда, может лишь буквы складывать), а Бориска сочиняет стихи (бессмысленные, лишь рифмует слоги). Люда восторгается: какие они все беленькие, славненькие, прехорошенькие! Варшавская бабушка уточняет: их белокурая порода. А от пасынка мальчики шарахаются: незнакомый взрослый дяденька, чего ему надо. Пасынок сильно изменился: раздался в плечах, возмужал, окреп. Со своей бабкой-графиней не в ладах, зато подружился с Лизиной и, по её совету, продолжает образование, благо уже заполучил свою законную долю наследства. Под влияние варшавской бабушки попадает и Любаша. После отъезда гостей огорошивает маменьку своим намерением поступить на Бестужевские курсы. И поступает — на словесно-историческое отделение. Барон Коринг теряет последнюю надежду на брак и мрачно констатирует: хороша Любаша, да не наша.***
Только всё более-менее наладилось — опять беда: Георгий тяжело заболевает. Боль во всей нижней части тела такая, что еле сдерживает стоны. И невозможность естественных отправлений. Новый доктор-немец, специалист по почкам и что там ниже, находит воспаление почечных лоханок, уремию и что-то ещё. Собирают консилиум, делают прокол мочевого пузыря. На круглосуточное дежурство ставят всё того же здоровущего фельдшера. Потом Георгий впадает в беспамятство. Когда открывает глаза, то видит ухмыляющуюся рожу фельдшера и слышит его громогласное: очухался! я же говорил, что не помрёт! И пояснения: вы, ваше сиятельство, две недели были почти что на том свете, и так кричали, что стены трещали, все думали, что точно конец, а ваш денщик всё молился, чтобы вам на том свете было хорошо. И хвастовство: а я вас самолично через зонд кормил и катетер ставил. Георгий ощупывает лицо. Благодетель-фельдшер мог бы и побрить, вон какая щетина. Хотя ну его, сбрил бы и усы от избытка усердия. Командует фельдшеру: помоги мне подняться и передай денщику, чтобы молился за здравие, а не за упокой. Исхудавшее тело не слушается, руки-ноги отощавшие и ослабшие. Что там фельдшер вводил ему через зонд? Доктор-немец каждый день осматривает Георгия и беседует с Лизой по-немецки, что-то про миновавший кризис и какие-то последствия… Георгий особо не вслушивается. Потом спохватывается и спрашивает у Лизы: от уремии умирают? Лиза ответствует: от уремии умер Пётр Первый… Георгий добавляет: в основанном им Петербурге…***
Георгий медленно идёт на поправку. А когда окончательно выздоравливает, то Лиза подаёт ему Людино письмо — в Гори произошла трагедия: родители Второй Нины, Израил-Арсений и Бэлла-Елена, погибли в грозу. Господи, да что ж ты творишь? Молодые, красивые, жизнерадостные… Или у тебя свой счёт: двоих дал, Мишутку и Бориску, и за это двоих забрал? Приезжают с соболезнованиями Любаша с мамашей. Первой врывается мамаша и вопит: Жорж, ты глянь, что она сотворила с собой! Смотрит на Любашу: та отрезала косы, теперь вьющиеся волосы вокруг головы ореолом, стала ещё краше. Любаша выражает свои соболезнования и беспокоится: а как Люда будет справляться? — сиротка Нина, хозяйство… Успокаивает Любашу: у Люды полно помощников, — а сам волнуется не меньше. В Питер они не переселятся, Лиза уже предлагала это Люде. Из солнечного Гори в губительный Петербург… Город-убийца…