00:45:00
Обнаружив, что Сатору ушёл совсем недавно, Юджи как бешеный летит вниз по лестнице, даже не заметив, что на кухне горит свет. В его голове сотня вопросов, а в душе лишь безумное отчаяние, всепоглощающий страх и молчаливый одинокий крик. Зачем? Сердце стучит как ненормальное, оно готово вырваться из груди, и Юджи даже не против, если это произойдёт, если он не найдёт Сатору. Почему? Он наскоро натягивает кроссовки, дотягивается до ключей и не слышит, как его имя окрикивают с другой комнаты. Где ты? -…Юджи! — в конец свирепеет дед, хватая внука за руку, прежде чем тот успевает сделать шаг за порог. — С ума сошёл? Куда ты в такую темень собрался? Юджи ничего не понимает, под напором адреналина он переводит ошалелый взгляд на деда, а потом на руку, удерживающую его запястье. Дёргает, но у него не получается вырваться из крепкой хватки, а в ответ получает только шипение и ворчание: — Что случилось, чёрт возьми? Почему ты сейчас выглядишь так, будто в тебя бесы вселились? — Юджи думает, что, возможно, старик не так уж и далёк от истины. Если он не увидит снова эти голубые глаза, эту яркую улыбку с милыми ямочками, то он правда сойдёт с ума. — Юджи?! И мальчишка не замечает, как из его глаз уже градом льются слёзы, как он воет в голос и обхватывает голову. Как к горлу поступают тошнота, а истерика, сдерживаемая неделю лишь на божьем терпении и присутствием Сатору, наконец, вырывается. Шокированный дед испуганно отшатывается, но затем сразу же без слов притягивает к себе внука и обнимает крепко-крепко, как это могут только родные и близкие, укачивая, словно маленького, ничего не произнося. Когда Юджи, наконец, немного успокаивается, лишь только тихо всхлипывает, он вырывается из объятий деда и хватается за ручку двери. Но тут же получает по ней хлопок. — А теперь ты мне объяснишь, что происходит, — требовательно произносит дед и прожигает взглядом. Он слишком взвинченный и напуганный, не совсем понимает, что стоит говорить, но кое-как произносит какие-то связные слова: — Старик, ты не видел выходящего отсюда мужчину? — и смотрит, как и без того шокированный и злой старик ещё больше выпадает, как густые седые брови летят вверх. — Это очень важно, старик. Мне нужно найти его. Дед всегда был невероятно проницательным человеком, возможно в силу возраста, а может, как и Сатору, он просто родился таким. Но не суть главное, важно то, что старик понял, что что-то за этот месяц, пока его не было, произошло, что какие-то неуловимые изменения пришли к его внуку. Что теперь он не настолько бестолковый и с ветром голове, что теперь в его глазах есть какой-то странный нежный огонь, столь знакомый, но уже давно забытый им. Старик всегда пытался сдерживать подростковые импульсивные порывы, каждый раз раздавал подзатыльники, если тот совсем забывается и полностью отдаётся эмоциям. Но почему-то сейчас чувствовал — нельзя. Сейчас мудрые глаза деда видели, как этот названный мужчина важен ему и что если что-то с ним произойдёт — он не выдержит. Поэтому, кивнув, произнёс: — Хотел как раз тебя спросить, что за двухметровые обормоты ошиваются возле нашего дома. Но, видимо, мой вопрос подождёт. Этот пацан пошёл в сторону парка. — Старик… — Юджи неверующе шепчет, крепко сжимая старческую руку на своём плече. — Я мигом туда и обратно! Ты не представляешь, в каком я у тебя долгу, спасибо! И вылетает за дверь, даже не потрудившись захлопнуть её. Итадори только качает головой, ворча что-то про глупую молодёжь и складывая руки за спину. И мысленно желает своему единственному внуку удачи. Тень, стоящая в углу, последовала за мальчишкой. Судьба поджимает губы — сестра сделала свой ход. Юджи даже забыл поприветствовать нормально деда и подготовиться к его приезду, но ему действительно было не до этого. Он летит как ненормальный в сторону того самого парка, в котором они с Сатору только что были, почти ни о чём не думая. После слёз и родных объятий на душе стало как-то немного легче, и Юджи чувствует, как в нём всё больше и больше разливается привычная уверенность, пришедшая на место паническому отчаянию. Он даже не обращает внимание на опять возникшую мигрень и сухость в глазах, на противный звук циферблата прохожих. Только видит перед собой рой голубых бабочек, шлейфом ему указывающим путь. Да. Бабочки. После того случая в детстве он всегда считал их предвестником зла, всадниками смерти, возненавидел всей душой этих прекрасных насекомых. Но сейчас был безумно им благодарен: они указывали ему путь, помогали найти Сатору, порхая рядом с ним и каким-то неведомым образом подбадривая. Голубые крылья говорили следовать за ним, и он следует, молчаливо полностью доверившись им. Затем резко дрейфует в сторону реки, там, где парк постепенно становится розовым, где начинают своё цветение прекрасные японские сакуры. Нежные лепестки опадают на землю, кружатся вокруг него, но Юджи не замечает той красоты, в его голове было только одно имя и тысяча вопросов рядом с ним. Зачем? Почему? Где ты? И когда голубых бабочек становится всё больше, когда они снова превращаются в огромный рой, сбивая розовые лепестки, Юджи понимает — он на месте. Первым делом видит белую макушку. Он искренне радуется, думает, что успел, замечая циферблат на барахливших пяти минутах. Но успевает вовремя прикусить язык, замечая незнакомую фигуру рядом. Юджи хмурится, пытается сфокусировать зрение на тех тёмных очертаниях и замечает такие же белые волосы, каких больше он не видел ни у кого. И догадывается. — Отец, — хриплым голосом произносит Сатору, лица Юджи не видит. — Здравствуй. — Сукин ты сын, — хмыкает мужчина, поджигая сигарету. — Не сдох таки. — И не сдохну, — Юджи думает, что, наверное, Сатору тоже усмехается. — Никогда не сдыхал. Даже твои танцы с бубнами не помогли избавиться тебе от меня. Годжо хмурится, втягивает сигарету и выдыхает дым в лицо сыну. Тот не кашляет, но, как кажется Юджи, кривится. — Не переживай, я этих недоколдунов-ублюдков быстро приструнил. Они долго мучались перед смертью. И смеётся, зловеще и как-то по-противному, совершенно не так, в сравнение со звонким, нежным смехом Сатору. Голубые бабочки, невидимые простому глазу, напоминанием кружились над головами мужчин. Но он чувствовал — рано. Сатору нужны ответы. Юджи слышит, как белая макушка так же хмыкает, но видит по напряжённой спине, что тот готов прямо так броситься на отца, голыми руками придушить его. Но сдерживается. — Мне плевать, что ты там сделал со своими гадалками, — отмахивается он, а затем спрашивает стальным, почти мёртвым тоном. — Лучше скажи, зачем ты перерезал весь клан Гёто? Мужчина расплывается в ещё более безумной, устрашающей улыбке. Юджи становится жутко, он съеживается, чувствуя даже отсюда, в кустах, эту устрашающую энергию. И поражается стойкости Сатору, которого, кажется, совершенно не пугал человек напротив. — О, — растягивает Годжо, распахивая глаза. — А я то думал, чего это мой выблядок-недоносок решил повидать старого папку. А оказывается в нём не родственные чувства проснулись, а его пидорская сторона. По сжавшимся кулакам Юджи видит, как Сатору на одной силе воли держится не впечатать кулаком в самодовольное лицо отца. Ему становится больно за Сатору от слов мужчины, кажется, этот самый клан Гёто действительно был важен для него. Неожиданно Сатору разжимает кулаки и, видимо, успокоившись, в тон отцу пропевает: — Ну да, как же жаль, что этот выблядок-недоносок узнал все твои планы и несколько минут назад сообщил всё твоему бывшему тестю. Как ты там его называл? Старый хрыч? Что ему на свалку пора? — и получает разъярённый взгляд в ответ, лишь ещё больше распаляясь. — Тебе всё равно конец, отец. Так ответь же мне на один простой вопрос: почему ты убил клан Гёто? Годжо выглядел невероятно взбешённым. Он что-то шипит и дёргает рукой, но тут же приходит в себя, успокаиваясь и снова расплываясь в улыбке. — О, вот значит как, — Юджи, который уже шокирован больше, чем когда-либо за свою жизнь, поражается хорошей выдержки мужчины. — Как жаль. Ну что ж, так уж и быть, отвечу на твой вопрос. Только боюсь, ответ тебе не понравится. Судьба видела, как её младшая опутывала своими тонкими руками мужчину. И улыбалась. Голубые бабочки одна за другой замертво падают на землю. Юджи расширяет глаза, когда замечает подозрительный блеск металла из тех соседних кустов и слышит звук тикающих циферблатов, которых было намного больше, чем два. И чувствует прикосновение к плечу леденящее, почти фантомное. Словно кто-то его предупреждает. — Не я убил их. А ты. И Смерть смеётся. — Сатору! — кричит Юджи. Когда поражённый мужчина слышит знакомый голос и оборачивается, давится кровью, почувствовав удар ножом в спину. Раздаются выстрелы. Вспышка света, сияющая пыльца, окровавленные белые волосы и опустевшие голубые глаза. Юджи кричит, оглушённый, ничего не видит, только любимую фигуру, стремительно летящую вниз, на землю. Он успевает подхватить чужое тело и прижать его крепко к себе, чувствуя, как теряет сознание, как плечо расплылось в резкой боли. На краю сознания видит, как мужчина, безумно расхохотавшись, подносит пистолет к виску, спуская курок. Но он не понимает эту странную какофонию из звуков, вспышек света, только видит перед собой белёсые ресницы и зовёт родное имя. Крепче обнимает Сатору и зарывается носом в белые волосы, вдыхая запах цитрусов, прежде чем закрыть глаза. А дальше наступает тьма. Рядом с парком раздаются полицейские сирены, мужчин, устроивших перестрелку, хватают и заламывают руки. Голубая бабочка коснулась белых и персиковых волос, осыпая пыльцой умиротворённые лица. Судьба растворилась в ночи, ухмыляясь, добившись своей цели. —-00:00:00
Юджи резко подскакивает с кровати и тут же стонет, почувствовав расплывающуюся боль в висках и отдающее головокружение. Во рту всё пересохло, глаза снова наполнились песком, а плечо как-то странно отдавало болью. Посмотрев на ноющую часть тела, с удивлением для себя отмечает, что оно перевязано бинтами, уже успевшими впитать кровь. Он ранен? А потом, когда зрение более менее фокусируется, видит беспокойные знакомые лица вокруг. Какой-то мужчина в белом халате кивает и что-то говорит загоревшимся парню и девушке, а затем, убедившись, что Юджи в нормально состоянии, покидает комнату. — Твою мать! — верещит Нобара, тут же кидаясь на Юджи с объятиями, осторожно обходя плечо, и причитая. — Господи, идиот! Какой же ты, блять, идиот! Мы тут чуть с ума не сошли! Думали, что ты кони двинул! Юджи беспомощно барахтается, пытается одновременно одной рукой дотянуться до графина, а другой обнимать подругу. Мегуми отталкивает чрезмерно эмоциональную Нобару, шипя на неё: — Дура что ли? Не видишь, он пить хочет. Ему хреново, а ты сразу кидаешься с объятиями! — Дюря стё ли, — передразнивает Нобара и показывает ему язык, всё же, послушно отлипая от Юджи. Мегуми игнорирует кривляния девушки, протягивает стакан с водой, который поспешно налил, и получает благодарный взгляд. А когда Юджи залпом выпил всю воду, Мегуми спрашивает: — Ты как по десятибалльной шкале? — Где-то около трёх, — бурчит и, наконец, окидывает взглядом место, где он находится. — Я что, в больнице? — Нет, блять, в раю, — язвит Нобара и тут же получает подзатыльник. — Ауч! Мегуми переводит взгляд на друга, сверлит, и постепенно меняется в лице. — Сколько я спал? Потирая затылок, Нобара фыркает и недовольно-взволнованно смотрит на Юджи. — Почти три дня, — бурчит она, нахмурившись. — Ну и напугал же ты тут всех нас. Мы втроём с Итадори-сан чуть всю душу не вытрясли из врачей и полицейских, чтобы узнать, какого чёрта. Юджи бледнеет, вспоминая своего единственного члена семьи. Переводит почти мёртвый взгляд на Мегуми, который до этого лишь молча прожигал его. Тот понимает без слов. Кивает, а затем говорит, что позовёт деда. Когда надзор в виде Мегуми, наконец, покинул палату, на Юджи тут же кидается рыжий ураган, заваливая его кучей вопросов. И Юджи уже молится, чтобы старик с Мегуми вернулись как можно быстрее, не успевая отбиваться от тысячи слов в секунду, летящих изо рта Нобара. — Блять, Юджи, ты чё, решил податься в якудза? Какого чёрта ты оказался на месте перестрелки? Ты связался с плохой компанией, да? Или ты типа как та ванильная девочка, которая её основала? — тарахтит девушка с сияющими глазами. Юджи криво улыбается и успевает только бросать скромные «да» и «нет», пока шквал вопросов лишь нарастает. Но к нему на выручку прилетает звук открывающейся двери и разъярённый Мегуми, хватающий за шиворот Нобару, оттаскивая её как котёнка от кровати. Юджи бросает ещё один благодарный взгляд, но по холодным, взволнованным глазам видит, что от второго такого же, но уже тёмного урагана в тандеме с рыжим ему потом точно не отвязаться — после уже придётся отвечать на вопросы. И почему с ними не общался толком всю последнюю неделю, и почему ходил с глазами влюблённой коровы, и, естественно, почему он валяется сейчас ничком в больнице. Думает, как же ему повезло с гиперопекающими друзьями, которые постоянно возились с ним, как с маленьким. Когда дверь за двумя крикливыми фигурами захлопывается, Юджи сглатывает, медленно переводя глаза на чертовски сердитого, но пытающегося сдерживаться старика. — Хэй, старик… — осторожно приветствует он, словно любой шаг в сторону может разнести на части. А затем добивает: — Как там Египет? Что-нибудь нашли?.. У деда на лице желваки заходили, он бросает на внука очень злой взгляд и видно, как борется с желанием влепить ему такой хороший подзатыльник. — Ты издеваешься? — рычит старик, одергивая себя. — Это вот так ты мигом туда и обратно, да? Юджи слабо и нелепо смеётся, пока внутренне активно метается, пытаясь понять, что же сказать такого, чтобы успокоить деда. Но когда видит, как морщинки на лбу слегка разглаживаются, расслабляется. — Юджи, сведёшь же ты своего старика в могилу, — бурчит дед. — Просил же беречь себя, дурень, а ты только ещё больше находишь неприятностей на задницу. — Прости, деда, — Юджи неловко улыбается, рассматривая такие же тёплые карие глаза. — Всё из-за… И замолкает, когда на него накатывают события той роковой ночи, когда он вспоминает кое-что важное. Широко распахивает глаза, смотря самым несчастным и напуганным взглядом на старика. А тот только хмыкает, понимающе качает головой, и бурчит: — Всё в порядке с твоим пацаном. Лежит в верхней палате, бессовестный, все медсёстры вылетают от него красными. И Юджи подрывается с кровати, тут же охая, случайно задев больное плечо. Игнорирует чужие причитания и прямо так, босиком, летит к двери. Но застывает, с удивлением для себя отмечая, что дед не собирается его останавливать. Он оборачивается и извиняюще смотрит на своего старика, который лишь как-то странно хмурится. — Тапки хоть надень, — недовольно отмахивается он, и, под радостные тарахтения внука, отворачивается. — Чтобы потом всё рассказал, иначе такого леща получишь! Сто шестьдесят восьмая палата, а то всех врачей достанешь же. — Старик, я тебя обожаю! Прости меня ещё раз, я всё потом обязательно расскажу! — бросает Юджи напоследок и вырывается из комнаты вихрем. Итадори недовольно вздыхает и закрывает глаза. — Точно своего бедного старика в могилу сведёшь. —-??:??:??
Юджи чувствует, как от бега у него бешено стучит сердце, как плечо стало ныть ещё сильнее. Держался на ногах только из-за вдарившего в голову адреналина и волнения. Он игнорирует недовольные возгласы пациентов и крики врачей, которых чуть не сбивает, даже когда пробегает мимо друзей, не замечает их шокированные глаза. В голове снова вертится одно имя, родное и любимое. Юджи лишь молится, чтобы с Сатору было всё хорошо, что дед не соврал, сказав, что с ним всё в порядке. Он чуть не выбивает дверь заветной палаты, когда влетает, замирая. И только видит перед собой эти большие светло-голубые глаза, нежную улыбку с любимыми ямочками. Белые волосы, красиво освещённые от окна сзади, Юджи знает, какие они невероятно мягкие, когда к ним прикасаешься. Он не чувствует, как задыхается. — Юджи. — Сатору! А затем, ничего не разбирая из-за слёз, кидается в родные объятия, впиваясь в мужчину всем телом, рыдая, навзрыд, как маленький ребёнок. Живой. И это всё, что имеет значение. — Ай-ай, добьёшь же раненного! — смеётся своим звонким и нежным смехом, и Юджи упивается им, как в последний раз. — Чёрт, Юджи, я серьёзно! А вразрез своим словам чувствует, как на голову ложится холодная рука, мягкие поглаживания и запах цитрусов, успокаивающий и любимый. На краю сознания слышит звук распахнувшейся двери и незнакомые голоса, и как над его головой Сатору шикает, выгоняя посетителей. А когда успокаивается, понимает, что всё это время лежал на раненном мужчине и, краснея, тут же пытается подняться. Но стальная хватка вокруг него не позволяет этого сделать. Чувствует чужие губы на макушке и краснеет. — Пусти, — неловко бурчит он. — Не пущу, — и только сильнее прижимает к себе. Юджи фыркает, шмыгнув покрасневшим носом, говорит: — Дурак, ты же ранен! Вдруг я случайно задел что-то. Сатору хмыкает и хватает за подбородок мальчишки, притягивая к себе, нежно целует. Юджи без раздумий отвечает, обхватывает руками лицо, мягко поглаживая большим пальцем. А затем, оторвавшись от желанных губ, Сатору выдыхает: — Булочка, ты меня своим птичьим весом не раздавишь. Влюблённо-радостная дымка с глаз спадает, и Юджи тут же приходит в себя, пропищав: — С ума сошёл?! Я вешу восемьдесят килограмм! — И что? Я сильный. Юджи краснеет, сам не понимая, то ли от злости это, то ли смущения, а потом до него доходит, что совершенно не так хотел начать разговор. С этим нарциссом в принципе всё идёт не так, начиная с самого начала. — Как ты? — тихо выпаливает Юджи, перехватывая руку с головы, переплетаясь пальцами. — Жить буду, — фыркает Сатору и тут же получает щипок. — Ай! За что? — Ты прекрасно понял, что я ещё имел в виду. Сатору надувается, как ребёнок, и Юджи пытается подавить улыбку, наблюдая за кривляниями мужчины. Сейчас он правда настроен серьёзно и нацелен получить все ответы на вопросы, которых со временем становилось только больше. Убедившись в том, что с этим оболтусом всё в порядке, что каким-то непостижимым образом он снова всё провернул в свою сторону, обманул саму Смерть и Судьбу, ему теперь важнее получить то, что терзает его. — Золотце, — сюсюкает Сатору и прытко хватается за щёки. — Ты какой-то серьёзный стал в последнее время, совсем в зануду превращаешься. Юджи шипит, бьёт по рукам, пытаясь оторвать их от своих щёк, и недовольно прожигает хитрую улыбку перед глазами. — Прекрати отлынивать от темы и скажи, как есть! — не выдерживает он, чувствуя, как от эмоций в глазах снова скапливаются слёзы. — Я чуть с ума не сошёл, когда проснулся один. Ты же обещал, что будешь со мной. Что не бросишь меня. Юджи снова не выдержал этого напора чувств, снова импульсивно расплакался. Последние дни казались какой-то пыткой, столько событий произошло и столько он в себе держал, сколько пытался удержать, чтобы не беспокоить близких, дорогих людей — Сатору размышлял над этим с тех пор, когда очнулся. И сейчас, целуя мягкую макушку, притягивая ещё ближе, игнорируя боль от открывшихся ранений, он думал, что не достоин этого мальчика, что целый мир не достоин его. А Юджи, маленький детектор чужих эмоций, ощущает, какие дурацкие мысли накрыли белобрысую голову и дёргает его за прядь волос, получая в ответ шипение и тихий смех. Сатору ни за что не считает, что Юджи не достоин знать. Он даже не боится, что этот мальчишка не примет его, потому что знает, что примет, потому что понимает, что сам больше не сможет никуда его отпустить. Просто не хочет втягивать его в ту грязь и чернуху, в которой он находился сам, уже погряз по уши, не хочет тревожить ещё больше детскую душу и без того страдающую из-за своей силы. Поглаживая персиковые волосы, размышляет, что дети не должны взрослеть так рано. Когда он узнал, что Юджи видит чужие Смерти, то в первую очередь подумал, через сколько же тот прошёл. Какой же сильный духом человек кроется в этом подростке, принимающим жизнь такой, какая она есть. Борющийся с тем, с чем невозможно бороться. — Со мной правда всё в порядке, я был готов к чему-то такому, — внезапно выпаливает Сатору, стирая слёзы с чужого лица. Юджи ближе прижимается к крепкому телу, хотя казалось бы, куда сильнее. Слышит, как в груди нарастает сердцебиение. — По большей части ты сам всё видел. Мой отец — тот ещё гениальный ублюдок, но я был на шаг впереди и разузнал все его планы. Не спрашивай как, у меня свои методы. Юджи прикусывает язык, успокаиваясь и вслушиваясь внимательно в этот голос. — И так получилось, что мой дед раньше был важной шишкой в ФБР, — хмыкает Сатору, ловля на себе удивлённый взгляд. — Да, я знаю. Семейка та ещё, полнейший отстой, самому блевать хочется. Зато женщины у нас — моя мама и сёстры — самые лучшие. Он тихо смеётся, а Юджи поражается, сколько нежности в его глазах переросло в светло-голубой, когда он заговорил о своих любимых людях. И каким таким образом ему повезло иметь столь странную родословную. Но, пожалуй, когда дело касается Годжо Сатору, удивляться вообще ничему не стоит, ибо этот мужчина всегда любит выдавать сюрпризы. — Ты, наверное, слышал, что я говорил про некий клан Гёто? — и, получив утвердительный кивок, продолжает. — Мой лучший друг, Сугуру, был его наследником. Но он никогда не хотел становиться частью преступного мира, всегда мечтал стать обычным врачом и помогать другим. И поэтому сбежал во Францию. В голубых глазах застывает невыносимая печаль, сожаление, но уже притупившееся со временем. И Юджи понимает, что этот Сугуру был невероятно большой частью жизни Сатору, возможно, как он успевает заметить, к своему стыду почувствовав в груди гложущую ревность, намного больше. Но Сатору, увидев его хмурое лицо, хмыкает и мягко щёлкает по сморщенному носу. — Не в том смысле, дурачок, мы правда были просто лучшими друзьями, — а затем, когда морщинки между рыжих бровей разглаживаются, Сатору снова поджимает губы. — Когда Сугуру узнал, что на его клан напали, он тут же рванул обратно в Японию. Я ничего не мог сделать. Он толком никогда не рассказывал про свою жизнь, поэтому я мало что знал о его прошлом, и понятия не имел, из-за чего он подорвался домой. Ну, а затем… Голубые глаза снова темнеют, и Юджи спешит на помощь, сжимая холодную руку. Одарив благодарным взглядом, Сатору продолжает: — А затем ты всё сам видел. Я узнал, что во всей этой резне участвовала ещё семья Годжо. Ну и не надо быть дураком, чтобы понять, кто во главе этой семьи стоял, — пожимает плечами он. — Сразу же рванул сюда, чтобы найти отца, и вытрясти из него всю правду. Знал, что тот так просто не раскроется, поэтому пришлось пользоваться своими методами. А когда встретился с ним, то… ну… немного разозлил. И убегал уже от его подчинённых. Юджи фыркнул, вспоминая, как «немного» разозлил Сатору — он нашёл его буквально полуживым в переулке. Хотя, прекрасно зная длинный язык этого балабола, он не удивлён, что всё закончилось именно так. — Ну, теперь ты всё знаешь, — легко говорит Сатору, поворачиваясь в сторону нахмурившегося мальчишки. — Что такое? — Вообще-то есть ещё кое-что, что я не понял, — неуверенно начинает Юджи, а потом, уже увереннее выпаливает. — Что за гадалки, про которых вы тогда говорили с отцом? Услышав вопрос, сначала Сатору никак не меняется в лице. Но затем Юджи успевает заметить, как тот резко бледнеет, как дрогнули чужие губы, и хватка на талии нерешительно ослабевает. — Тебе… — Сатору чувствует, как задыхается, он окончательно отпускает Юджи и обхватывает себя руками. — Тебе это точно не понравится. — Сатору? — испуганно зовёт Юджи, потянувшись рукой к лицу, но тут же её перехватывают. — Сатору?! — Прости, золотце, я правда не могу, — умоляюще шепчет одними губами, уходя в себя прямо на глазах. — Можешь, пожалуйста, ненадолго меня оставить? Конечно же Юджи не собирался никуда уходить. Вместо этого он решительно перехватил чужую руку и дал пощёчину, приводя застывшего мужчину в себя. Чувствовал в груди охватывающую вину, что задел, видимо, очень болезненную тему. А затем, когда Сатору никак не отреагировал, Юджи прильнул обратно, аккуратно и нежно обхватывая чужое лицо. — Никуда я не уйду, — бурчит он. — Как и ты от меня. И Сатору, очнувшись, обхватывает стройную талию и притягивает мальчишеское тело ближе к себе. Смотрит ещё более влюблёнными глазами, совершенно светло-голубыми, какой разливается только при взгляде на его золотце. — Чёрт возьми, булочка, что же ты со мной делаешь, — рвано шепчет он на ухо, прикрывая глаза. — Расскажу обязательно всё, но потом. А сейчас так бы и съел тебя, такого милого и очаровательного, вместе с этой твоей прекрасной попк- И прерывается на впившихся покусанных губах, с жадностью целующих его. Сатору отреагировал быстро, с такой же страстью, прикрывая блаженно глаза. Его холодные руки тут же полезли под больничную сорочку, медленно проводя по стройному мальчишескому бедру, получая в ответ сдавленный, мягкий стон. Юджи с явным нежеланием бурчит, что нельзя, и перехватывает вездесущие любимые руки, переплетаясь пальцами, целуя обветренные губы с ещё большей страстью, вкладывая всю свою нежность, все свои чувства и любовь. Медсестра, зашедшая проведать пациента с едой, вылетает красная как рак, тихо прикрывая дверь палаты. А когда разворачивается и выдыхает, натыкается на двух подростков, скептически и недовольно глядевших на неё. Девушка тут же выпаливает: — Извините, вам пока лучше туда не входить! — и улетает красная, совершенно забыв оставить еду и проверить пациента. Хотя с ним, судя по довольным звукам из палаты, всё было совершенно прекрасно. —- — Я должен был умереть ещё при рождении, — внезапно прерывает тишину Сатору, перебирая персиковые пряди волос Юджи. — Мама говорила, что я не плакал, когда родился. Врачи сразу же развели руками, сказав, что ребёнок мёртв. Но потом, когда мама схватила меня на руки и прижала к себе, каким-то неведомым образом я заревел. Сатору переводит умиротворённые голубые глаза на Юджи, перебирающего его длинные пальцы. — Обманул Смерть с рождения? — подхватывает он и получает утвердительный кивок. — Ты рассказывал мне что-то про Судьбу, но мне кажется, это скорее Смерть обманула её, — пожал плечами он и вперился в белый потолок. — Это может прозвучать как полнейший бред, но я словно умираю каждую неделю. Каждое воскресенье влипаю в какую-то хрень и каждый раз полуживой еле выбираюсь из неё. Словно надо мной кто-то постоянно издевается. Юджи, переведя взгляд на циферблат над головой Сатору, прикусывает губы. Те снова показывали ненавистные сто шестьдесят восемь часов, неделя до смерти, словно они застыли на этих числах и не желают показывать больший срок. — Возможно, ты прав, — шепчет он. — Я уже который раз вижу, что ты умрёшь через неделю, но ты живой. Я никогда такого не видел. Сатору хмыкает и переводит повеселевший взгляд на Юджи. — Что сказать? Родился в рубахе, — а затем немного хмурится. — Ну, на самом деле в детстве подобное происходило намного реже, не раз в неделю. Но зато, сколько себя помню, я постоянно влипал в неприятности и втягивал в них других. Отец это заметил первым, а он, к тому же, всегда был очень суеверным человеком. Юджи, кажется, понимает, к чему клонит Сатору. — Никакие его методы и гадалки не помогли. Зато, когда понадобилось избавиться от меня, быстро нашёл способ, чтобы прибить, — хрипло смеётся он. — Знаешь, мы никогда не ладили с отцом. Он всегда обвинял меня во всех бедах, происходящих в семье. И поэтому не выдержал. Проклял родного сына и быстро смылся в Японию. А я так и продолжал приносить беды не только себе, но и другим, дорогим мне людям, — холодные руки слегка дрогнули. — Может он прав. Может, я действительно был виноват во всём: и в развалившейся семье, и в смерти Сугуру. Юджи в ужасе распахнул глаза и сильнее сжал руки Сатору. Покачал головой, как бы говоря, чтобы тот не смел даже думать о таком. По себе знает, насколько заботливым и ласковым может быть этот мужчина, сколько любви и тепла он дарит другим, ничего не требуя взамен. В скольких же несчастьях винит себя этот человек, который, на самом деле ни в чём не виноват, будучи тогда простым ребёнком, не осознающим силу своей природы? Он знал это, опять же, по себе, и как никто другой понимал всю ту боль, через которую не должен проходить обычный ребёнок. — Ты ни в чём не виноват, — выпаливает Юджи, разделяя чужую печаль. — Ты ни в чём не был виноват, слышишь, Сатору? Чувствуя тепло в руках, полюбившийся запах и мягкие щекочущие волосы, Сатору тихо смеётся, размышляя, какой же он, всё-таки, счастливчик. Что он благодарен Вселенной, что та свела его с таким невероятным человеком, даровала глоток свежего воздуха, того, кого он может назвать личным солнцем. Прямо в тот момент, когда был в глубочайшем отчаянии, когда сбежал от любимых, обвиняя себя во всех бедах, когда уже не видел ничего лучше, чем принять смерть от рук шавок отца. Когда думал «а может, лучше будет без меня?», когда не стал отбиваться от сыпавшихся ударов, смиренно дожидаясь долгожданной тьмы. И как его неожиданно спас солнечный мальчишка, ворвавшийся в жизнь бешеным ураганом, ставший светом, к которому он тянулся, как мотылёк. — Я тебя никуда не отпущу, — сопит Юджи, наклонившись к нему лицом и упираясь в лоб Сатору. — Слышишь? Мы преодолеем твоё проклятье. Преодолеем твои проблемы. Преодолеем всё на свете. И будем жить счастливо. — Что, прям как в сказке? — Сатору смеётся, поддаваясь наивной непосредственности Юджи. — А если меня украдёт какой-нибудь другой принц? Или принцесса? — Не украдёт, — обиженно надувает губы Юджи, и Сатору непременно этому умиляется. — Я тебя никому не отдам. — Чёрт, булочка, — Сатору счастливо блестит глазами. А затем, неожиданно выпаливает. — Выходи за меня. Юджи в шоке отшатывается от его лица, краснеет, думает, какой же у этого дурня длинный язык. А потом ловит себя на мысли, что почему-то он совсем не против, что за него даже говорят не только чувства, но и разум. В голубых глазах напротив он не видел ни капельки сомнений в своих словах, только твёрдую уверенность и серьёзность. И, поддаваясь этому волшебному моменту, он отвечает: — Я согласен, — и впивается в обветренные губы Сатору. Целуются так, как в последний раз, словно не умеют по-другому, стремясь стать друг другу ещё ближе, хотя, казалось бы, куда. Безумно — влюбиться, как подростки, за банальные семь дней столь сильно сблизиться и полюбить. А спустя месяц сделать и принять предложение руки и сердца. Но в их понятии время — условная величина, и знают по себе, насколько иногда оно теряет смысл. Нашли друг в друге то, что не смогли найти в других, а именно — принятие. И кому как не им знать, насколько оно ценно. Когда Юджи отрывается от желанных губ, Сатору выдыхает. И загорается. В его глазах он видит любимый светло-голубой. Цвет счастья. Самый прекрасный цвет. Уничтожающий границы, очищающий. Они говорят долго, лёжа на кровати, предаются мечтам о том, как будут вместе жить. Юджи, безумно любящий походы, спрашивает, согласится ли Сатору пройти вместе с ним тот самый Путь Пилигрима, чьи дороги сходятся в одном городе Испании. Не потому, что верит в Бога, а дабы увидеть мир, природу и людей в истинном обличие. Сатору смеётся и говорит, что это будет их медовым месяцем. И Юджи улыбается, чувствуя разливающееся в груди счастье. — ...Я отвезу тебя во Францию, как только ты закончишь школу. Познакомлю со своими друзьями, с сёстрами и мамой, ты им безумно сильно понравишься, я уверен. Устроим свадьбу прямо там, в Эльзасе, и ты мне нарожаешь кучу детишек, золотко, — слушая счастливый трёп своего уже жениха, тихо смеётся, переплетаясь с холодными пальцами. И думает, что готов идти за этим человеком хоть через целый мир. И создать свой. Наблюдая за всей этой сценой, разворачивающейся перед ней, Судьба удовлетворённо улыбается в тени, заправляя в волосы вспорхнувшую голубую бабочку — свою верную помощницу. Она всегда приглядывала за этими мальчишками, которым сама же прописала сценарий жизни, почти вслепую, непростой и даже неизвестный ей. Но от того закаливающий чужие души. Юджи — её любимый сын, бунтарь-провидец, чтец времени и жизни, и Сатору — избранник Смерти, её сестры, желавшую забрать в свои владения. Но она не позволит этому свершиться, по крайней мере, точно не сейчас, когда силы Судьбы намного больше, и сын её, храбрейший сердцем мальчик, противостоит. Рассматривая брелок с именем главы семьи Годжо, она гордо усмехается. Богиня ненавидит, когда все карты жизни мешают простые люди, а этот жалкий человечишка осмелился пойти против неё, задействовав свои способы вмешаться извне. Неизвестно до сих пор как, но она обязательно это выяснит. Таких ждёт немедленная кара. А пока, рассматривая счастливые, влюблённые улыбки, Судьба прикрывает глаза, растворяясь в темноте, оставляя после себя светящуюся пыльцу и голубую бабочку. Этим мальчикам предстоит только увидеть жизнь: твёрдый фундамент заложен, а дальше ещё строить целый дом. Смогут ли они найти своё место в этом мире? Даже самой Богине неизвестно, ведь эти двое — непредсказуемы, как было сказано в их картах: «Счастливого дня смерти». Но одно она знает точно: они преодолеют всё. Вместе.