72:00:00
— Эй, булочка, чур я первый в душ! — игриво окрикнул Сатору, совершенно не по-взрослому перепрыгивая диван. Вспыхнувший Юджи подскочил, попытался схватиться за край домашней толстовки, которую он всунул ему после угроз превратить его одежду в тряпки, если тот не даст ему их постирать, но Сатору, длинноногий чёрт, оказался проворнее, поэтому сейчас из-за двери ванны уже сверкал своим носом, показывая язык. — Я тебе не булочка, — буркнул красный мальчишка, очерчивая ему дугой средний палец, и обиженно надулся. Сатору чуть не задохнулся, умилившись этими красными щёчками. — Да ладно тебе, булочка, — бессовестно пропел он. И выдал: — Не обижайся. Если хочешь, можешь принять душ со мной. Только боюсь, что если увижу тебя голым, то от булочки в тебе останется только милая попк- Не успел даже договорить, как в его лицо красиво прописалась цветастая подушка. Сатору заливисто расхохотался, игриво дёргая бровями, любуясь раскрасневшимся в цвет волос еле дышащим Юджи. — Убью, — прошипел он и погнался за бессовестно ржущим соседом. — Сатору, блять, прекрати так делать! — Как «так»? — весело проговорил он, уворачиваясь от очередной подушки. — Ну если тебе не нравится булочка, могу называть зайчонком, милым, деткой, золотцем, лю- И Юджи, не выдержав несносный язык Сатору, запрыгнул тому на спину. Если в беге за этой уродившейся длинноногой шпалой он не поспевает, значит, будет пускать в ход свои грязные методы, а не ожидавший такой подставы Сатору чуть не споткнулся и не проехался носом по ковру, но умудрился удержаться на ногах и вдобавок поймать прыткого мальчишку. Подхватив удобнее новый трофей, Сатору радостно прощебетал: — Так всё-таки ты хочешь пойти со мной в душ, — и ойкнул, когда цепкие пальцы вцепились в его белые волосы, оттягивая прядки. — Детка, я всё понял, только не вырывай мои прекрасные волосы! Этот мир не выдержит ещё одного лысого красавчика. — Вот идиот, — не выдержал Юджи и рассмеялся, не замечая, как хватка на его щиколотках ослабевает, превращаясь в слабые поглаживания. — Только если самый лучший в твоей жизни, — и белозубо улыбнулся, ослепительно просияв. Успокоившийся Юджи задержал дыхание, в очередной раз чувствуя, как всё внутри сжимается при виде этой солнечной улыбки. Подумал, как так получилось, что теперь он не представляет своей жизни без этого дурашливого мужчины, привязавшего к себе за жалкие пять дней. Буквально появился из ниоткуда, и вот он здесь, захватил всё его внимание, как внезапный шторм, за которым следуют лучи солнца. Сатору остался в доме Юджи. После длинных матов и ругани, выяснилось, что ему правда негде жить: всё это время он выживал перебежками в каких-то непонятных сомнительных местах, каждый раз цепляясь за знакомства и связи. Этот упрямый белобрысый дурак хоть и разбрасывался своей наглостью направо налево, но не до такой степени, чтобы пренебрегать гостеприимством своего спасителя. На следующий день, когда Сатору уже мог хоть как-то стоять на ногах, Юджи поймал его на цыпочках крадущегося в ночи, прямо перед порогом дома, схватив за руку и гаркнув сидеть на месте. Тогда вытряс всю душу, чтобы узнать, где тот живёт и чем существует, что было невероятно сложно, учитывая скрытность и беспечность этого дуралея, умело сводящего всё в шутку и другое русло. Но Юджи был упрямее и напористее, поэтому его вынужденному сожителю пришлось сложить руки в белом флаге и честно признаться, что у него с собой только паспорт и полупустой кошелёк — настолько непростые обстоятельства. Про свою жизнь, естественно, он молчал как партизан, только упомянул, что в Японии где-то живёт его отец, с которым уже давно утерял всякие связи. Сканируя внимательно притихшего Сатору, даже недогадливому Юджи стало очевидно, что это болезненная тема, поэтому на этом он и поставил точку, отведя за руку к расстеленному дивану. Честно говоря, Юджи сам не понимал, как так вышло: уже как пятый день он живёт под одной крышей с самым сексуальным мужчиной в своей жизни, к которому он, к тому же, умудрился невероятно сильно привязаться. Юджи в принципе очень быстро увлекался людьми: ему только дай повод влюбить в себя, чтобы заставить прилипнуть всеми частями тела. А в Сатору невозможно не влюбиться, ведь он очень яркий, очень светлый, тёплый человек. Такие как Сатору всегда находятся в центре толпы, будучи душой событий, загораясь и заряжая своей энергией других. И пусть белобрысое существо та ещё нарцисстичная, ехидная задница, он оказался тем, кто стал ближе к его сердцу, чем кто-либо — и это, опять же, всего за жалкие пять дней. Завораживающая голубая бездна всегда смотрела на него с какой-то понимающей нежностью, словно видела то, что никто не видел, дотянулась до той стороны души, к которой никому не позволялось прикасаться. А Юджи, чувствуя, как выворачивают всю душу эти глаза, всё так же прожигал не перестающий тикать счётчик над белёсыми волосами, кусал губы, осознавая, что ненавистные числа по-прежнему стремятся к нулю. И решил, что лучше переждать шторм, удерживая Сатору подле себя, не пускать его за порог дома, пока он не поймёт, как снова обнулить циферблат. В этот раз перед ним находился не просто незнакомец, а человек, ставший по-настоящему дорогим. Юджи — собственник, и в руки Судьбы не собирается отдавать того, кто стал ему так важен. Сатору, кажется, сдался в своих попытках как-то проскочить мимо провозглашённой зануды, сойдясь с ним в компромиссе, что он уйдёт, когда все раны затянутся. И Юджи смеет предположить по липнувшему к нему белобрысому, что тот теперь не так уж и сильно рвётся на свободу. Но не понял, что уже сам Сатору привязался к своему маленькому неугомонному спасителю, не желая покидать его (но знал, что придётся). Оставалась только… одна проблема. Дело в том, что деда Юджи даже понятия не имел о новом обитателе их дома. И сам Юджи тоже не знал, как стоит преподнести эту интересную новость отсутствующему в командировке старику: он постоянно хватался за телефон, набирал текст и стирал, а на редкие звонки после их радостной болтовни честно пытался что-то сказать, но каждый раз заикался, извинялся и, попрощавшись, трусливо сбрасывал трубку. Конечно же проницательный, цепкий взгляд Сатору сразу же заметил изменения, усилившиеся метания и без того активного мальчишки, он немедленно спросил, что случилось. Юджи очень долго ломался, не хотел говорить, но его нынешний сосед оказался намного хитрее и проворнее, и быстро вытащил из него всю правду. А он подозревал, что узнай тот о том, что Юджи живёт не один, немедленно бы подорвался на выход. И Сатору действительно бы так сделал, если бы вместо Юджи был кто-то другой, но он жил именно с Юджи, полюбившимся шкодливым мальчишкой, которого так просто смутить, который так мило краснеет на безобидный флирт и простые прозвища. И его уверенность только усилилась, когда он увидел в этих чистых, преданных карих глазах опечаленные нотки привязанности. Они решили, что что-нибудь обязательно придумают, что Юджи поговорит со стариком, когда тот приедет, а Сатору постарается убедить, что он безвредный, что обязательно уйдёт, когда все раны затянутся. Закрывая глаза и поддаваясь на встречу струям воды, Сатору каждый раз давал волю эмоциям, опираясь лбом об стенку. Он не плакал, нет, уже давно разучился плакать, когда ещё был ребёнком. Просто смотрел мёртвым взглядом, таким, каким он себя давно чувствовал внутри и снаружи. За эти жалкие пять дней так глупо и безнадёжно влюбился, как подросток, в ещё совсем мальчишку, который младше тебя на десять лет. Сатору думает, какой же он дурак, не смог переступить через себя, не смог уйти ещё тогда, когда очнулся на этом чёртовом диване, под прикосновениями шершавых тёплых рук. Увидев карие глаза, хранящие в себе намного больше тайн, чем кажется на первый взгляд, влюбился в ту внутреннюю силу, безмерную доброту, неизмеримую в человеческих душах. Знал, что принесёт только боль и несчастье, но всё равно не смог побороть себя, пробить ту брешь, быстро переросшую в любовь. И сейчас, глядя в этот тёплый нежный взгляд, пропуская сквозь пальцы мягкие персиковые волосы, переплетаясь с тёплыми пальцами, понимал, что не сможет уйти, не сможет уберечь из-за собственного эгоизма. Но должен. Сатору не допустит повторению старой истории вновь, обернёт всё по-другому. Сжимая кулаки, он думает. Что защитит того, кого любит. —-48:00:00
— Сатору, — позвал Юджи, вернувшись со школы домой. Поначалу он опасался оставлять мужчину одного дома, но, не имея других альтернатив, решил рискнуть, предварительно плотно заперев все замки. Юджи хоть и невероятно наивный, но не до такой степени, чтобы безоговорочно поверить незнакомцу, пусть и спасённому. Однако, вернувшись в тот день домой и не обнаружив никаких пропаж, только мирно дожидающегося Сатору, решил, что всё не так уж и плохо. Решил, что можно и довериться. Не получив ответа, попробовал дозваться вновь: — Сатору, собирайся немедленно! Белые непослушные кудри мелькнули из-за угла. — Не понял, что за праздник? — весёлый голос раздался из кухни, под звук скворчащей сковороды. Юджи лишь сглотнул подступившую слюну: он был очень голоден после такого долгого дня. Сатору высунул белобрысую голову из-за двери. — Сначала ты меня запираешь на десять замков, запрещаешь выходить на улицу, а теперь вспоминаешь, что я, оказывается, тоже человек и меня иногда нужно выгуливать? О боже, кто ты такой? И верни мою булочку. — Ещё слово и я передумаю. — Проворчал Юджи, хитро стрельнув глазами. — Покорми меня, и так уж и быть, расскажу. Естественно, Сатору не будет Сатору, если упустит возможность докопаться. — То есть вот так, да? — Включил режим королевы драмы и запричитал. — Никакой благодарности в этом доме — всё сам! Готовь ему, корми его, убирай тут всё. Даже нормально порадовать не может без своей еды. Тебе моя готовка дороже прекрасного меня, да, дорогой? Для пущего эффекта распахнул глаза, попятившись назад. Юджи честно разрывался между тем, чтобы открыто заржать и закатить глаза. — Конечно же нет, милая, — не выдержал и подыграл. — Просто твою готовку можно хотя бы съесть, а тебя нет. Ты невкусная и противная, а ещё у тебя длинный болтливый язык, который будет шевелиться даже после того, как я его съем. Поражённый Сатору схватился за сердце, приложив руку ко лбу. — Ах вот так ты, да? Ну значит и еда моя невкусная и противная, будешь жрать тот непонятный пенопласт в морозилке. И Юджи всё-таки не выдержал, загоготав и складываясь пополам. Сатору лишь самодовольно усмехнулся, обрадовавшись, что добился своей цели. После этой маленькой импровизации мужчина, всё-таки, сжалился и накормил голодного школьника. Его готовка действительно была потрясающей — Юджи даже не помнит, когда в последний раз так аппетитно уплетал домашнюю пищу. Сам он просто ужасен в кулинарии, а его дед редко готовит в силу постоянных командировок. Да и не так вкусно и профессионально, как эти волшебные руки с длинными пальцами. Сатору, оперившись подбородком, с нежным видом наблюдал, как набивает щёки мальчишка. Совестливо подумал, что это самая малая часть благодарности, которую он в силах дать за то, что его спасли и бескорыстно приютили. — Чёрт, как это вкусно! — со слезами на глазах пролепетал светящийся Юджи. — Как можно быть таким талантливым в готовке? — У меня вообще много талантов. — Самодовольно провозгласил Сатору. — Оу, да? Например? — Например, секс, — широко улыбнулся и тут же получил по лицу салфеткой. — Дурак, — Юджи фыркнул, чувствуя, как в очередной раз горит его лицо. Сатору хмыкает, убирая салфетку в сторону, и, заметив, что зардевшийся Юджи почти всё съел, задал давно терзающий вопрос: — Свою часть уговора я выполнил, теперь жду, когда ты меня всё-таки просветишь, куда мы пойдём. Доедая последний кусочек, Юджи сложил палочки и с важным видом повернулся к Сатору. — Мы пойдём в торговый центр. — А в ответ на вопросительный взгляд, добавил. — Покупать тебе одежду. Сатору комично выпучил глаза, и Юджи непременно отметил, что это, кажется, впервые, когда он видит на извечно усмехающемся лице подобную эмоцию. Почувствовал гордость, что наконец смог удивить этого невозмутимого олицетворения ехидства. — Булочка, — он начал осторожно. — Ты, кажется, забыл, что это я тут больной и одноногий, а не ты. — В смысле? — В смысле, ты рехнулся что ли, где я лишние деньги возьму на обновки? — А тебе и не надо, — невозмутимо сказал Юджи. — Я всё куплю, только ты особо не распыляйся. — Рехнулся, — кивнул Сатору и, прежде чем тот успел отреагировать, быстро схватился за щёки мальчишки, растягивая их в стороны, игнорируя недовольное мычание. — Золотце, я тебя, конечно, бесконечно очень сильно люблю, но даже для меня это слишком. Юджи оторвал вездесущие культяпки Сатору, потирая покрасневшие щёки и радуясь, что из-за этого не видно его подступившее смущение. Снова белобрысый дурак не следит за словами, вгоняет его в краску, как не в себя. Юджи решил, что возможно это всё из-за того, что Сатору наполовину иностранец, может поэтому его манера поведения такая открытая и фривольная. — Ну не будешь же ты ходить в своих рваных тряпках. — Ничего они не рваные, — насупился Сатору. — Вот ты их постирал, они теперь даже приятно пахнут. — Я тебе свою одежду не дам, ты в неё едва влезаешь. — А мне и не нужно, — как ребёнок, высунул язык и отвернулся. — Так, всё, — не выдержал Юджи и, закатив глаза, схватил холодную руку. — Мы идём в торговый центр, и это даже не обсуждается. Под недовольные протесты и вскрики, что тут убивает людей злой школьник, Юджи вытащил на улицу своего несносного соседа. Он всё просчитал. Счётчик над белобрысой головой показывал, что у них ещё есть время — дата смерти назначена лишь на следующий день, вечером. Юджи прикусил губу, размышляя, как же снова предотвратить неизбежное, ведь, узнав поближе Сатору, он убедился в том, что это длинноногое нечто способно создать себе неприятности там, где их нет. Например, недавно он чуть не отрезал себе палец, отвлёкшись на какую-то ересь по телевизору. Или как допустим позавчера — ошпарился об кипяток, случайно задев чайник рукой и опрокинув воду. Под ворчание Юджи этот идиот только лыбился, слишком пристально разглядывая его лицо, как показалось тогда смущённому парню, обматывающему бинты вокруг многострадальной руки. Порою Юджи казалось, что Сатору словно был рождён с неприятностями — это не он находил их, они сами находили его. Словно сама Смерть расхаживает вокруг да около, безуспешно пытаясь забрать мужчину. Чего, если так подумать, нельзя исключать, ведь он впервые замечает, как чей-то циферблат странно искажается, барахлит, прерывается. И Юджи правда становится страшно за него, терзаясь непонятными числами, что не перестают ему напоминать о неминуемом; и сам он не раз замечал, как вокруг их дома порхает рой голубых бабочек, сигнализирующий, что что-то плохое приближается. Но каждый раз Юджи их отгонял, чтобы эти прекрасные создания не смели даже близко подлетать к столь полюбившемуся ребячливому мужчине. Именно полюбившемуся. Да. И сейчас, улыбаясь на кривлянья Сатору, выскакивающему в эпичных позах дабы показать наряды, он только сильнее убеждался в этом, чувствуя, как что-то тёплое расползается в груди, когда он слышит этот звонкий смех и видит яркую улыбку. Ведь будучи всегда откровенно честным с самим собой, Юджи признаётся, что впервые влюбился. По-настоящему и сильно. Влюбился в эти невозможно голубые глаза, всегда так нежно наблюдающие за ним; очаровательные ямочки на щеках, появляющиеся только при милых улыбках; в эти ледяные руки, любящие хватать тёплые ладони и переплетаться с ними пальцами; в этот цитрусовый запах, присущий только ему, но чьи фрукты этот дурак так не любит; невыносимо пошлые шутки, генерируемые никогда не затыкающимся ртом. Юджи думает, что это правда безумие — влюбиться так быстро в человека, за шесть дней, когда ты о нём практически ничего не знаешь, только какие-то маленькие отрезки, которые жадно фиксируешь в своей голове. Влюбиться в того, кто должен умереть завтра. В того, кто должен был умереть ещё неделю назад. И пока он как заворожённый пялился в одну точку, Сатору вертелся в примерочной, тщательно отбирая каждую деталь гардероба. В тот момент, когда Юджи очнулся, ему показалось, что Сатору из того типа людей, которые любят одеваться модно и стильно. И, если так подумать, тогда, когда он нашёл его в том переулке, на нём была действительно дорогая брендовая одежда, если не учитывать её состояние. Вопросов в рыжей голове возникло только ещё больше. Когда Сатору, наконец, что-то себе выбрал, уставший от шоппинга Юджи радостно рванул к кассе, параллельно доставая карточку. Но Сатору, этот длинноногий метель, опередил его, расплатившись со своими покупками самостоятельно, шикая на младшего. — Ну уж нет, булочка, — проворковал тогда он. — Уж с этим я сам могу как-то разобраться. Ты и так уже слишком много для меня сделал. Последние слова Сатору произнёс очень тихо, но цепкий слух Юджи всё равно всё уловил. Он только цыкнул и обиженно насупился, отвернувшись, едва пробурчав: — Ты сам не представляешь, сколько для меня сделал, — Юджи не знает, услышали его тогда или нет, только почувствовал, как его затылок прожигает чужой цепкий взгляд. Это действительно так. Сатору правда по его меркам сделал для него невероятно много — избавил от этой извечной мигрени в висках, противного звона в ушах и сухого песка в глазах. Юджи впервые почувствовал, каково это — быть простым человеком, не знать, когда умрут окружающие люди, не обращать внимание ни на какие циферблаты и счётчики, а просто жить и наслаждаться жизнью. Он даже не помнит, когда в последний раз столько искренне смеялся и улыбался, даже с Мегуми и Нобарой не чувствовал такой лёгкости в душе, словно находился с самым близким человеком в мире. С соулмейтом? Или как таких людей называют? А впрочем, неважно. Юджи плевать — сейчас он с Сатору и ему просто хорошо. И знаете, никакая Смерть и Судьба не отберут от него то, что ему дорого. --12:00:00
— Булочка, ну пожалуйста! — умолял Сатору, несчастно сверкая своими голубыми глазами. — Я полностью жив и здоров, почему ты меня никуда не пускаешь? Юджи прикусил губу, размышляя, как же объяснить несносному ребёнку, по ошибке оказавшемуся в теле взрослого мужика, что он буквально знает, что тот помрёт сегодня, что эти ебучие голубые бабочки уже во всю окружали их дом. — Я быстро сбегаю в магазин и тут же мигом прилечу обратно! Ты даже не успеешь заметить, честное слово! — Ладно, ладно! — сдался Юджи, и не успел Сатору обрадоваться, как его тут же обломали: — Но я иду с тобой. Бледное лицо скривилось в самую несчастную мордочку, на которую его обладатель только был способен. Обиженно надув губы, Сатору с явным нежеланием всё-таки согласился. — Окей, вредина, — а затем вернулся в своё прежнее насмешливое состояние. — Даже не знал, что моё золотко такое ревнивое. Понимаю, я бы тоже был собственником, если бы у меня в доме жил такой потрясающий, невероятно сногсшибательный и просто лучший мужчина. Услышав эти слова первым порывом Юджи было, конечно же, выдать протяжный и уставший стон. То есть дать привычный и заученный до дыр ответ на очередные самовлюблённо-флиртующие речи. Но вместо этого, неожиданно даже для самого себя, выпалил: — Точно. Не хочу тобой ни с кем делиться, — и Юджи замечает, как стоящий напротив Сатору по-настоящему опешил, даже слегка покраснел. Про себя обрадовался, потому что впервые ему удалось заткнуть и смутить этого вечно трещащего балабола. Он сам был поражён от самого себя, но старательно делал вид, что ни капельки не смущён от своих же слов. Просто молча и самодовольно следил за меняющимися смешными выражениями лица напротив и не затыкающийся рот, который то открывался, то снова закрывался. — Кхм, — Сатору откашлялся, наконец, приходя в себя. И всё равно, оставляя за собой последнее слово, гениально выдал: — В порно обычно после таких слов происходит самый горячий и крышесносный секс. Красный как рак Юджи совсем не по-мужски пропищал и тут же кинулся на бесстыдно ржущее чудовище. — Придурок! —-07:10:00
— Я не понял, ты же мне тут втирал, что мы только в магазин, и всё, быстро домой, — бурчал Юджи, которого непонятно куда тащил за руку почти двухметровое несчастье. — Сатору, я серьёзно, немедленно пошли домой! — Детка, не будь занудой. Я чувствую себя прекрасно и хорошо и просто хочу показать своей любимой булочке любимое место! — тарахтел Сатору, не замедляя шаг. Юджи продолжал что-то ворчать, но сдался под напором такого бешеного потока радости. Решил, что у них ещё есть время: циферблат, мелькающий над головой Сатору, показывал, что у них в запасе почти семь часов. Без сомнений, это рискованно, но Юджи правда стало интересно, что же хочет показать столь загоревшийся от своей идеи мужчина. Когда тот отворачивается, Юджи как можно незаметней старается отогнать рой голубых бабочек, которые не перестают кружиться над их головами всё то время, пока они на улице. Невольно отмечает, что цвет крыльев насекомых точно такой же, как и глаза у Сатору. Они всё шли и шли, и Юджи уже начинал злиться и уставать, пытаясь понять, сколько же времени займёт на обратную дорогу. Часы издевательски отсчитывали назад не в их пользу, не останавливаясь, и это заставляло его нервничать ещё больше. Потому что сейчас Сатору завёл их в какую-то непонятную лесопарковую зону, куда нормальные люди, как правило, не забредают. Из-за того, что это место было настолько не обжито и не освещено, казалось, что они правда идут по какому-то лесу. Наступив на хрустнувшую ветку, Юджи понадеялся, что не наткнётся ни на какую не очень дружелюбную живность, которая, видимо, проживает здесь в достаточно больших количествах. Например, недавно, он, кажется, видел что-то ползущее по дереву, явно не настроенное приветствовать ночных гостей. Солнце и закат уже давно отдали свои владения яркому полнолунию, которое толком не освещало нормально лесную дорогу. Только голубые бабочки, верно сопровождавшие их всё это время, хоть как-то давали свечение, осыпая своей яркой пыльцой землю. Терпение Юджи находилось в одном шаге от красной линии, и он уже правда хотел было вырвать руку из крепкого захвата Сатору, ругаясь и заявляя, что они идут домой, как тут же, только раскрыв рот, резко врезается в широкую спину. Не видит его лица, но чувствует, как он напряжён, но постепенно расслабляется. — Пришли, — Сатору выдыхает и отходит, открывая представившийся перед ним вид Юджи. И его дыхание замирает. Он так и остался с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Потому что то, что раскрылось перед ними, действительно невероятно. Это было огромное поле с сотнями деревьев вокруг. Тысяча, нет, даже десятки тысяч ярких, разбуженных светлячков стремительно вылетают из травы, освещая мир своим теплейшим, лучистым светом. И они сливаются вместе с бабочками, сопровождавшими их всю дорогу, стремительно взлетают к ним, кружась в своём диком танце вместе. Пробирающий лёгкий ветерок дует в противоположную сторону, побуждая прекрасных насекомых лететь в их направлении. Свет луны, едва указывавший им путь всё это время, лишь добавляет ещё больше шарма, освещая поле своими холодными и белыми лучами. Полный восхищения, восторга тем невероятным моментом, захватившим его чувства, Юджи наблюдает за всем этим движением природы: её жизнью, которую она не боится показывать им здесь, в поле, где не ступала человеческая нога; её дыханию, сильному и уверенному, вселявшему мощь в своих лесных молчаливых жителей, где мир существует лишь в этой маленькой точке, полной волшебства и магии. Юджи восхищённо смотрит на ожившую сказку, тайну маленького мира, раскрывшуюся перед ним во всей красе. Сатору же смотрит на эти по-детски радостные глаза, отражающие тёплый свет светлячков, и целый мир, заключенный в мальчике напротив. Каждый из них видел свою красоту, своё вдохновение, свою причину жизни. — Сатору… — едва шепчет Юджи, переводя заворожённый взгляд на потемневшие глаза. — Это так… потрясающе. Я-я не знаю, что сказать, что стоит чувствовать прямо сейчас. — Это нормально. Я тоже, когда нашёл это место, испытывал что-то подобное, — говорит Сатору, переплетаясь с чужими тёплыми пальцами. — Хотел показать тебе, потому что знал, что тебе здесь понравится. Не выдержав этого напора эмоций, Юджи расплакался, так по-детски и внезапно, чувствуя стыд за слёзы. Грудную клетку разрывало от наплыва эмоций, и он не шутил, когда говорил, что правда не знает, что чувствовать. Всегда был чертовски впечатлительным и, услышав эти внезапные нежные слова, окончательно растрогался. Мягко улыбнувшись, Сатору подхватил за талию дрожащего мальчика и притянул к себе, падая вместе с ним в зелёную траву, пока светлячки затягивали их в свой ярчайший кокон. Юджи успокаивается, уткнувшись носом в белые волосы, вдыхая любимый запах цитрусов, перебирая мягкие белые пряди. Не привык слушать тишину рядом с Сатору, но чувствует, что не в силах разбить её. Юджи забывается настолько, что не замечает тикающий счётчик, не замечает порхающих бабочек, не замечает новую тень, образовавшуюся подле них. Только думает, что хочет раскрыть душу, хочет рассказать всё на духу как есть. Под напором момента, как часто происходит у него. И Юджи решает признаться. Импульсивно, как он всегда поступает. И тихо произносит: — Сатору… Мне нужно тебе кое-что рассказать. Мужчина переводит взгляд на мальчика, свернувшегося калачиком возле его бока. Молчит, смотрит внимательно, давая возможность подобрать слова. — Дело в том, что… — губы Юджи дрожат, и он прикусывает их. Отступает. — Нет, забей, я не должен был. Ты всё равно не поверишь. Тёплые ладони перехватывают холодные руки. Судьба, что притаилась в тени, лишь молча наблюдает. — Юджи. Посмотри на меня, — Юджи колеблется, но послушно поднимает глаза и смотрит в голубую бездну. Сатору шепчет: — Ты знаешь, что ты самый искренний и честный человек, которого мне только доводилось встретить? И ты всерьёз считаешь, что после всего того, что ты для меня сделал, я могу как-то усомниться в твоих словах? Тёплые руки дрожат и холодные пальцы переплетаются с чужими, вселяя силы. Юджи, размышляя, мотает головой и слабо улыбается. И без слов одними губами произносит «спасибо». А когда успокаивает дрожь, произносит на одном дыхании: — Я вижу счётчик жизни, — шепчет одними губами, даже не глядя в чужой пронизывающий взгляд. — Буквально. Вижу, когда умрут все, кто находится вокруг меня. Вижу таймер, отсчитывающий время. Вижу, когда умрёшь… ты. И замирает. Юджи не может найти в себе силы поднять голову и увидеть чужие чувства. Едва дышит, смотрит, как три светлячка и голубая бабочка сталкиваются, взлетая вверх. Не чувствует, как холодная хватка на руках усиливается. И только приходит в себя, когда понимает, что его нежно взяли за подбородок, поднимая выше. Юджи распахивает глаза, когда не видит в родном взгляде надменного осуждения и болезненного неверия, привычных ему ещё с детства после этих слов. Лишь серьёзность, ещё больше разлившуюся нежность, превратившуюся в светло-голубой. — Я верю тебе, Юджи, — даже не спрашивает «это правда?», лишь утверждает с твёрдой уверенностью в каждом слове. И для Юджи эта фраза значит намного больше, чем для любого другого человека. — Всегда замечал, как ты иногда странно выпадаешь из реальности. И ещё хмуришься, когда смотришь на меня. Думал, что у меня что-то не так с лицом, а ты меня успокоил, я уж переживал, что растерял всё своё очарование. Услышав последние слова, Юджи фыркнул и рассмеялся, несильно ударив в бок улыбающегося Сатору. Бурчит что-то вроде «дурак» или «придурок» и тянется ближе, положив голову на плечо. А сам думает, что же он сделал такого в жизни, что заслужил столь солнечного человека. И был бесконечно благодарен за то, что не оттолкнул, за то, что поверил. И принял. Но Юджи тут же меркнет, вспоминая, что реальность всё ещё никуда не ушла, сминая кожанку под рукой. — Почему ты не спрашиваешь, когда ты умрёшь? Почему ты вообще ничего не спрашиваешь? — внезапно вылетает с губ Юджи, и тут же даёт себе мысленную затрещину. — Потому что мне неинтересно, потому что ты остаёшься всё тем же Юджи, — Сатору отвечает немедленно, ни разу не колеблясь, прежде чем сказать. А Юджи выдыхает, благодарный этим словам. Думает, что не смог бы признаться в том, что видит когда умрут другие и как он умрёт завтра. Это тяжело. Но Сатору, всё же, хочет что-то спросить. Задумавшись, тот произносит: — Эта штука с счётчиком… так ты её назвал? Она же очень условная. Я же типа всегда смогу изменить свой ход истории. — Тупица, ты не представляешь, какую силу имеет Судьба. Не так просто что-то изменить. Сатору хмыкает и беззаботно улыбается. — Ну ты же изменил. И Юджи замолкает. Хочет произнести, что нет, не изменил, лишь отстрочил неизбежное. Что чувствует, как Смерть ещё дышит им в затылок, и это только вопрос времени, когда придётся снова смотреть в глаза своей сопернице. Но находит в себе силы только кивнуть, прикрывая глаза. Потому что хочет хоть раз в жизни не забивать этим голову, хочет просто слушать это умиротворённое сердцебиение под ухом и впитывать ту же волну «жить одним днём», не гадая, каким же будет будущее. Бабочки и светлячки так и продолжают кружиться над головами, а множество голубых крыльев облепили Сатору со всех сторон. Юджи, сквозь дымку сна, любуется этой красотой. Понимает, что она смертоносна, но осмелиться согнать прекрасное наваждение не может. Создавалось впечатление, что Сатору и эти бабочки словно созданы друг для друга — настолько всё гармонично смотрелось. Но Юджи отдёргивается от этих мыслей, ругаясь на себя, не может бороться со странной сонливостью, опять прикрывая глаза. Тишина снова вступает в свои владения, обволакивая их своим прозрачным одеялом. Но для двух болтливых людей сложно оставаться молчаливыми больше, чем на несколько минут. И поэтому через какое-то время разбивает тишину именно Сатору, внезапно выпалив: — Это место напоминает мне детство. Не ожидавший подобных сантиментов от него Юджи резко пробуждается, приподнимаясь на локтях, внимательно вглядывается в потемневшие, ставшие синими в ночи глаза. Жёлтые и голубые блики от светящихся насекомых отражались в них, создавая ещё более волшебную атмосферу. — Ну раз сегодня вечер признаний, то и мне есть чем поделиться, — подмигивает Сатору, а затем, изменившись в лице, продолжает. — Эм… Когда родители были вместе, мы жили в Эльзасе. Слышал когда-нибудь про это место? Юджи отрицательно машет головой, рассматривая потеплевший взгляд. Впервые ему не хочется ничего отвечать, лишь слушать этот бархатный голос, пробуждающий в нём нежные чувства, влюбивший в себя так быстро и скоро. Сатору мягко улыбается, пока на его лице застывает та самая нежность, которая появляется только тогда, когда ты вспоминаешь родные места. — Эльзас — небольшой регион во Франции, там, где ещё находится знаменитая Винная дорога. Правда, у нас нет таких лесов, как у вас здесь, в Японии, но зато у нас бескрайние поля и видны все горизонты, — тихо смеётся он. И Юджи понимает, что душа Сатору всё ещё лежит там, в том мире. В том самом месте, прозванном Эльзас — маленьком регионе Франции. Чувствует, как чужие ностальгические чувства передаются и ему, болезненно сжимая сердце. Сатору не плачет, но он видит застывшие чужие слёзы в глазах, в невысказанной тоске, которую невозможно пролить. — Расскажешь? — Неуверенно спрашивает Юджи, проводя пальцами по бледным щекам. Он не говорит конкретно что, но Сатору понимает. И всё без слов, будто они правда два нашедших друг друга соулмейта, влюбившихся так страстно, пылко и внезапно. И сейчас, переплетаясь с этими тёплыми, почти горячими пальцами, ему кажется, что весь этот бред с родственными душами — не такой уж и бред, ведь почему-то чувствует, что его место должно быть рядом с ним, подле него. Банально, но вот он — его мир. Сатору горько усмехается и размышляет, стоит ли распахивать свою душу перед ещё совсем юным мальчишкой. И понимает, что это глупо, ведь он уже стоит перед ним, как на ладони — обнаженный и открытый к чувствам. И, тяжело вздохнув, начинает свой рассказ: — Помнишь, я тебе говорил, что мой отец японец? Когда родители развелись, он сразу же вернулся сюда, на свою родину, в Токио. Отец не выносил Францию всей душой. Хотел увезти нас сюда сколько себя помню, но моя мать не позволяла этого. Ведь она так же любила то место, в котором выросла. Эльзас, — Сатору говорит тихо, почти неуловимо, но Юджи слышит каждое слово громко и отчётливо. — В итоге отец уехал, бросил нас с матерью и сёстрами. Мы растеряли всякую связь, и он даже не звонил нам, растворился, словно его никогда и не было. Сатору поджимает губы и хмурится. Юджи смиренно ждёт, размышляя, какая же, по-видимому, насыщенная жизнь у этого мужчины. Он крепче сжимает чужую холодную руку, и эта уверенность передалась ему. — Я приехал сюда, чтобы найти его. А когда нашёл, понял, что ему я больше был не нужен. У него здесь своя семья, своя жизнь, — Сатору, прятавший до этого свой взгляд, теперь смотрит на Юджи прямо и уверенно. Он решился. — Я не говорил тебе раньше, но теперь ты имеешь полное право знать, — и тяжело вздохнул, собираясь силами. — На самом деле, моё полное имя — Годжо Сатору. Услышав откровенное признание, Юджи неверующе распахивает глаза. Ведь все знают это имя. — То есть?.. — То есть, да. Ты верно подумал. Я сын того самого разыскиваемого преступника, глава мафии или якудза — без понятия, как их называют и чем он здесь занимается, но да. Годжо. И чувствует только шок, но никак не отвращение, которое, так видно, боится увидеть на его лице Сатору. Глупый, думает он, совсем не знает, что такие вещи не смогут оттолкнуть его. Ведь в понимании Юджи дети не должны нести крест за своих родителей, они не виновны в пороках тех, кто дал им жизнь. Эта неделя, сблизившая их, состоящая из маленьких и бытовых моментов, когда они смеялись и улыбались вместе просто так — узнав так близко и осознав, какой он человек, можно ли разлюбить за такую мелочь? Однако, прежде чем что-то сказать, Юджи видит, что Сатору колеблется, понимает, что это ещё не всё. Что есть ещё что-то, что он желает рассказать. Поэтому сам берёт инициативу подтолкнуть: — Это же ещё не всё, верно? И слышит, как тот напряжённо выдыхает. — …да. Это ещё не всё. Есть ещё кое-что, что я хотел бы тебе рассказать, — Юджи навостряет уши, весь находясь во внимание. — Помнишь нашу первую встречу, когда ты нашёл меня в том переулке еле живым? — кивок. Сатору стискивает зубы. — Это… были псы моего отца. Работа его подчинённых. В тот день, когда я нашёл его, я сказал что-то непростительное. Непоправимое. И он решил избавиться от собственного сына, — он поворачивается и внимательно смотрит в карие глаза, стальным тоном подводя: — Теперь ты знаешь всё. И у Юджи перехватывает дыхание. Видит, как снова эти голубые глаза темнеют, чувствует, как Сатору закрывается от него, скрывая свои эмоции, становясь опять нечитаемым. Но ощущает под ладонью бешеные удары, как в чужой груди сильно, быстро бьётся сердце, и только это выдаёт истинные чувства Годжо Сатору. — Какой же ты дурак, — шепчет он, прежде чем совершить смелейший поступок в своей жизни. Юджи не позволяет произойти неизбежному, действует под напором чувств, бездумно впиваясь в обветренные губы напротив. И через несколько секунд чувствует, как ему отвечают с той же страстью, как чужой язык переплетается с его, как холодные, любимые руки обхватывают его талию, отчаянно и в то же время с нежнейшей осторожностью, притягивают к себе, не отпуская. Он тянется руками к его лицу, мягко оглаживает бледную кожу, не позволяет оторваться и вдохнуть воздух, лишь впадает в этот огонь чувств, затягивая вместе с собой любимого мужчину. Сатору целуется страстно и умело, так, как должен целоваться взрослый опытный мужчина, и Юджи мычит в губы, чувствуя холодные руки под футболкой, как они очерчивают его рёбра, в контрасте с его теплом. Прежде чем Сатору окончательно отключится, прежде чем сам Юджи в конец перестанет воспринимать мир, кроме этих голубых глаз, обветренных губ и холодных рук, он успевает шепнуть: — Не здесь. И Сатору молча соглашается. Юджи не помнит, как они добрались домой, не помнит, что они всю дорогу молчали, отчаянно возбуждённые и влюблённые, не помнит, как чуть не снесли дверь, вломившись в дом, целуясь прямо на крыльце. Помнит только много-много поцелуев, много объятий и холодных рук по всему телу, помнит, как тонул в чувствах и ощущениях, в ласковых словах и светлой голубизне любимых глаз. И свои бесконечные стоны, прикосновения, проникновение, сначала боль, а потом удовольствие, эйфорию, что охватила их двоих. — Пообещай, что никуда от меня не уйдёшь, — между всхлипами шепчет Юджи как в лихорадке. — Пообещай, Сатору. Мужчина колеблется, прикусывает губу, сдерживая рык, когда снова толкается в тёплое нутро и слышит протяжный стон. — Юджи, я… — Пообещай, Сатору, — умоляет он, сладко хнычит, устремляется блестящими глазами в его. — Пожалуйста. Сатору сжимает зубы, наклоняется ближе к любимому мальчику, прижимая к себе и толкнувшись особенно глубоко. Слышит стон, полный удовольствия, выдыхает: — Обещаю. Буря эмоций, ураган чувств, море любви и маленького мира. А потом — долгожданная тьма. А когда Юджи просыпается, то понимает, что в кровати находился только он один.