sent from the skies above

      — Как тебе? Нравится?       Голос Элли доносится позади: немного уставший, с явно присутствующей в нём одышкой, но довольный, наполненный интересом. Она кладёт очередную коробку рядом с запакованной мебелью, разминается, прогибаясь в спине, и упирается руками в бока, осматривая тщательно спину темноволосой девушки; даже не видя её лица, она может уверенно предположить, что Дина мечтательно разглядывает их новое «гнёздышко», вспоминая моменты многолетней давности, когда всё это казалось ещё недостижимой иллюзией.       Дина шумно выдыхает, складывая руки на груди, и приглушенно отвечает счастливое «да». Её взгляд падает на собственную левую руку, где безымянный палец украшает аккуратное кольцо.       — Мне тут Элли написала.       Отец нервно ёрзает по мягкой обивке кресла, заставляя то недовольно скрипнуть. Мужчина бросает полный сосредоточенности взгляд на собственную дочь; не то чтобы обычное сообщение от Элли тут же вводит в ступор, являясь необыкновенной редкостью, но содержание её письма вынуждает начать волноваться — она заранее предупреждала, что может быть занята сегодня вечером, что сподвигло Дину «договориться» на семейный вечер с родителем, но, кажется, планы смогли поменяться.       — Что-то случилось?       — Если я не ошибаюсь, прислала какой-то аудио-файл,— мужчина слегка щурится, вглядываясь в экран телефона, когда ещё один звук уведомления раздаётся по комнате оглушающей звонкостью, тут же давая возможность пройтись глазами по словам нового сообщения.— Говорит, что закончила песню, и просит послушать прямо сейчас.       Дина замедлила собственные движения, не зная, стоит ли ей вскинуть брови в удивлении, начиная бегать глазами по затемнённой комнате, или же нахмуриться из-за странной просьбы, с которой рыжеволосая обычно обращается к ней. Каждый новый труд Элли — её маленькая победа, потому что она никогда не продаёт кому-то и не оставляет себе те песни, что проработаны не до идеала.       — Странно, она даже не сообщала мне об этом,— девушка присаживается на край дивана, уже не торопясь приступать к просмотру киноленты. Сейчас есть дело чуть важнее; что интересует Дину — причина, по которой рыжеволосая не поставила её в курс дела о своей масштабной работе. Элли довольно редко пользуется условиями и отличительными преимуществами звукозаписывающей студии, потому что это требует времени, денег и точного знания того, каким ты представляешь себе финальный продукт собственного сочинения. Когда такие моменты всё же происходили, Элли обычно рассказывала об этом первым делом по приходу домой, чтобы разгрузить себя от волнения и ещё раз внять обнадеживающим и ободряющим словами своей девушки. Но в этот раз ситуация сложилась чуть иначе, и у Элли наверняка была весомый аргумент, чтобы продержать в тайне свой новый проект.       Отец бросает взгляд на Дину, дожидается от неё положительного кивка, чтобы пальцем уверенно нажать на маленькую иконку звуковой дорожки, что тут же начинает громко играть, позволяя прослышать каждую ноту мелодии. Они оба затаивают дыхание, будучи слегка взбудораженными от внезапно полученной новости, и стараются не упустить ни секунды проигрываемой песни.       Когда песня окрашивается голосом Элли, темноволосая девушка прикладывает все свои силы для того, чтобы не вскочить с места и не закрыть руками лицо в ошеломлении — она звучит прекрасно, так чисто и нежно, что мурашки невольно поднимаются вдоль по позвоночнику прямиком к голове. Элли окунает в ностальгию своими словами, мыслями и музыкой; заставляет прикрыть глаза, опереться спиной о спинку мягкой софы и возобновлять в памяти прошедшие когда-то моменты.       Когда-то Дина ошибочно думала, что рыжеволосая исполняет рок, показывает взрывающуюся в ней злость через игру на гитаре и резкие слова, но затем, услышав её настоящий репертуар, такие предположения показались до жути нелепыми, напускными. Дина не представляет теперь, как её Элли звучала бы в любом другом стиле — ей ведь так подходит мягкость, открытость перед людьми в собственных чувствах, пусть порой и не слишком положительных. Но это Элли, её сущность.       Она поёт о уже давно испытываемых чувствах, будит такие дальние, но всё ещё отчётливые воспоминания абсолютно каждой строчкой, и даже не услышав припев, Дина уже возвышает глаза к потолку, пытаясь унять желание сдаться собственным эмоциям. Они берут над ней верх, заполоняют изнутри, вырываются на всеобщее обозрение маленькими слезинками, что скатываются по щекам прямо к подбородку, а оттуда — за ворот домашней рубахи, впитываясь в ткань.       Элли не в первый раз посвящает ей песни, но сегодняшний случай чувствуется по-особенному ценным, ведь рядом сидит отец и с таким же одобрением вслушивается в чужое пение, опустив взгляд в пол. Он наверняка думает о чем-то своём, и темноволосой девушке остаётся только надеяться, что это что-то — всё же осознание, что его дочь действительно выросла и стоит на той ступени, когда она готова образовать собственную семью.       Дина уже на протяжении стольких лет убеждается в том, что любит Элли неизмеримо, необузданно, неописуемо; уверяет себя, что невозможно любить сильнее, но каждый новый день находит в ней дополнительные черты, привычки, которые влюбляют с необычайной силой снова и снова. Сквозь строчки можно прочесть её истинные мысли при разных моментах прошлого: как Элли задавалась вопросом, что же удерживало её долгое время от того, чтобы не касаться старшей девушки, не смотреть на неё, если вокруг не было ни единой души; она поёт о том, как до сих пор хочет затеряться в чужих лёгких, как ранее была настоящим свидетелем определенной части из жизни Дины, как ждала именно сегодняшнего дня.       Когда до слуха доносятся именно эти слова, Дина вдруг начинает постепенно докапываться до правды. Маленькие мысленные шаги приводят её лишь к одному выводу, и о нём даже страшно задумываться.       Страшно. Страшно потому, что девушка старается утихомирить биение сердца, практически прекратить его, чтобы расслышать тихий напев припева, скрытого за более громкой мелодией. И когда смысл врезается в сознание неподъемной ношей, Дина чувствует, как собственные плечи заходятся в дрожи, выдавая душевный переполох.

«Позвольте Вашей девочке стать моей» «Ты захватываешь всё мое внимание, если мы находимся в одной комнате. Я словно нахожусь под гипнозом, стоит тебе что-то сказать. Я могу рассмешить тебя до слёз, Ведь у тебя в распоряжении всё моё внимание, Вся я»

      Элли охватывает песней каждую эмоцию, что они испытывали вместе, и не упускает даже те, что хочется навсегда вычеркнуть из памяти. Два года назад в их отношениях наступил период настоящего стресса, что натолкнул их на мысль о том, чтобы начать жить раздельно друг от друга, остаться друзьями и не мучаться от недостатка внимания и слишком жуткой занятости. Они попытались сохранить связь, любовь, потому что, какие бы неприятные ситуации не случались, в конце дня им всё равно хотелось только оказаться в объятиях друг друга.       Развязка записанной Элли работы отражается от стен погружённой в полумрак комнаты инструментальным сопровождением, а затем так же неожиданно затихает, заставляя Дину начать задыхаться. Ведь Элли обращается напрямую к её отцу.

«Я должна сказать то, что планировала, и сделать это прямо сейчас. Простите, Дэйв, если я когда-то обижала Вашу малышку, Ведь она Ваша дочь, она — моя родственная душа. Только не волнуйтесь, она будет в полной безопасности рядом со мной, Так что, Дэйв, позволите Вашей малышке стать моей?»

      Элли всё это время знала, что насколько бы отстраненной от углубленной степени верования ни была темноволосая девушка, ей всё же были важны некоторые принципы, которые она по сей день соблюдала. Рыжеволосая по сей день носит на собственном запястье браслет, когда-то подаренный Диной с таким ропотом, что сердце невольно замирает от одного воспоминания — девушка выбирала подарок своей душой, ориентируясь на те знаки, значение которых знала сама и верила им. Дина не пропускала Хануку, хотя и не праздновала её так же шумно и официально, как Рождество. И Элли поэтому хотелось сделать всё по определённому плану — традиционно, торжественно и по-своему оригинально.       Она никогда бы и не подумала, что ей выдастся такой невероятный шанс просить руку и сердце у отца той, кому она уже давным-давно призналась в вечной любви, не постеснявшись дать нерушимое обещание. Она, бывало, невзначай заводила разговор об их будущей жизни, в шутку сводя тему возможного обручения. Но не думала, что когда-то ей действительно выдастся такая невероятная возможность, за которую она схватилась бы двумя руками и не отпускала.       Дина и представить себе никогда не сможет, настолько волны страха и ужасного волнения заполоняли рыжеволосую на протяжении последней недели. Элли буквально чувствовала не исчезающий ком в горле, замкнутость в собственных движениях и заторможенность мыслей — она проводила слишком много ночного времени на балконе, раскуривая сигарету за сигаретой, снова слишком привыкая ко вкусу табака во рту и его запаху на вещах.       Её голос остался точь-в-точь таким же, каковым был ещё семь лет назад: зачаровывающим, мягким и приковывающим к себе абсолютно всё внимание. Дина продолжает помнить все их первые разы вместе: первую встречу, первый спокойный разговор, первое прикосновение, первую прогулку в погружённом в осень парке, первый поцелуй, такой отчаянный и нужный. Это всё произошло словно вчера, промелькнуло перед глазами, сразу же перенося девушек в настоящий день, где они мечтательно ставят цели на будущее.       Как полноценная семья.       Дина поворачивает голову на мужчину, что продолжает держать телефон в руках, и даёт ему увидеть собственные слёзы. По ушам режет чересчур громкий звонок, который получает моментальный ответ.       — Дэйв,— голос Элли пониженный, серьёзный; она не приветствует, сразу приступает к делу, зная, что о её намерениях стало известно ещё в течение прослушивания песни.       — Не надо, Элли,— мужчина машет головой в отрицании, ведь знает, что он никоим образом не стоит на пути крепких отношений, что потерпели многое за последние семь лет. Он не придерживается привычных устоев, когда именно глава семьи отвечает за личную жизнь своих детей — он даёт дочери сделать свой выбор самостоятельно, хотя её ответ очевиден наперёд.— Это ваш момент.       Дэйв встаёт на ноги, смотрит в глаза Дины с радостью, что её жизнь складывается самым наилучшим образом. Так, как она и хотела. Он передаёт ей телефон, намеренно покидая комнату, чтобы дать двум любящим людям поговорить наедине, без посторонних ушей, ведь волнительно им обеим одинаково.       — Хорошо,— Элли выдыхает через рот, на секунду отводит взгляд в сторону, чтобы собраться с мыслями, и в это время старшая девушка со слабой улыбкой, вызванной сквозь слёзы, осматривает её — они не виделись всего пару недель, но прошедшие дни всё же вызывают неумолимое желание прикоснуться к родному лицу.— Дина, прости, что не могу сейчас быть рядом, чтобы спросить тебя напрямую, но я посчитала, что это — самое подходящее время. Я люблю тебя. Люблю так, как никого и никогда. И я считаю себя самым счастливым человеком только потому, что ты позволила мне быть рядом с тобой, быть твоим партнером и лучшим другом, с которым ты делишься секретами, с которым разделяешь жизнь. И я желаю продолжать всегда находиться поблизости, держать тебя в своих руках, поэтому хочу спросить, ты выйдешь за меня?       — Всё, требую перекур,— рыжеволосая тянется к верхнему карману рубашки, доставая оттуда полупустую пачку сигарет, и садится на одну из коробок — ту, внутри которой от её веса точно ничего не сможет поломаться.— Я понимаю, что ты наслаждаешься видом, но я перетаскала уже около десяти коробок из пятнадцати возможных,— она крутит зажигалку в руках, вырывает Дину из воспоминаний и заставляет обратить внимание на себя, снова возвращая на место присущую ей игривость.       — Ты и без меня отлично справляешься.       Элли закатывает глаза, вздыхая, но открыто улыбается, всё же пряча сигарету на время обратно в карман. Она прокручивает кольцо на пальце невзначай, но темноволосая девушка успевает заметить это выработанное движение.       — Иди сюда.       Дина без раздумий позволяет собственным ногами привести её к выжидающей Элли, которая с радостью принимает её на колени.       — Мы обязаны брать отпуск два раза в год, чтобы почаще сюда приезжать. Я же всегда мечтала о таком: о собственном домике за городом и о такой сильной,— девушка оставляет короткий поцелуй на чужой щеке,— красивой и талантливой девочке с рыжими волосами.       — Они не рыжие.       — Хочешь поспорить?       — Нет.       — А знаешь, почему ты не хочешь этого делать? Потому что знаешь, что я права.       — Потому что я знаю, что ты — хитрая лиса,— Элли играючи отталкивает от себя старшую девушку, снова поднимаясь на ноги. Впереди ещё немного работы и нужно успеть сделать хотя бы большую часть до захода солнца, иначе потом силы иссякнут полностью, а недомогание точно не даст сдвинуться с места. Даже предыдущая минута, проведённая в сидячем положении, уже послужила мышцам неким сигналом о том, что можно немного расслабиться. Рыжеволосая разминает шею, окидывает оценивающим взглядом масштабы предстоящей в доме работы, а после видит уже склоняющуюся над какой-то вещью Дину — свою законную супругу. Эти слова по сей день кажутся чем-то из ряда вон выходящим, невообразимым и незаслуженным.       Дина и не успела измениться к своим подступающим тридцати годам — она всё такая же игривая, рассудительная и относительно спокойная, пока не окунётся в атмосферу некого хаоса; её волосы остались такими же густыми, вьющимися и длинными; веснушек на лице не стало больше, но они так же продолжали загораться звёздами, стоило только ввести её в краску, что у Элли получалось не всегда. Издавна известно, что Дина — девушка не из робкого десятка, она сама любит брать инициативу на себя и сводить с ума рыжеволосую своим скрывающим тайны голосом и проговоренными сладко фразами.       — А знаешь, что мы сейчас можем сделать?— Элли понижает голос, медленно приближается, шаг за шагом заставляя давление увеличиваться. Она проходит мимо окна, из-за чего солнечные лучи ложатся на её лицо, позволяя разглядеть маленькие капли испарины на нём, появившиеся вследствие продолжительного труда.— Я могу сделать тебе хорошо прямо на этом столе,— рыжеволосая подтверждает собственные слова, аккуратно усаживая Дину на край отделанного дерева,— и никто никогда этого не узнает.       — Будем спорить?— старшая девушка оборачивается руки вокруг чужой шеи, бросая вызов отчетливой ухмылкой.       — Нет. Иначе ты сама всем разболтаешь.       Дальнейшие откровения старшая девушка не стремиться озвучить, будучи уже слегка покрасневшей от увеличивающегося напряжения. Однако ликование не заставляет себя долго ждать, когда Элли дотрагивается осторожно до её нагих коленок, немного щекочущими движениями поднимаясь ввысь до самых бедёр, пока её губы оставляли поцелуи на ключицах.       — Кэт уже напрашивалась в гости,— вдруг озвучивает старшая девушка бегло проплывшую в голове мысль, чем зарабатывает смешливый взгляд в свою сторону; Элли перестаёт дотрагиваться губами до кожи, но не убирает ладони с бёдер, машинально выводя на них большими пальцами круги.       — Надеюсь, ты сказала ей, что до завершения ремонта мы никого здесь не ждём.       Элли снова покрывает легкими поцелуями шею, не заходя дальше, чем создаёт некую идиллию в происходящем моменте. Они действительно не собираются отмечать приобретение такой значимой недвижимости в ближайшие несколько месяцев, пока будут обстраиваться и решать мелкие вопросы по поводу жилья; они вдвоём хотят убедиться, что в доме будет абсолютно комфортно, чисто и приятно, перед тем как хвастаться совершённой покупкой перед близкими людьми. Кэт не сможет терпеть долго, но её можно уговорить утихомирить пыл и немного подождать; её интерес всё равно никуда не испарится со временем.       Дина оставляет на чужом лице пару поцелуев, разбросанных хаотично по разным участкам кожи, и принимает прежнее положение, становясь твёрдо на ноги. Она раскрывает одну из коробок, в которой аккуратными рядами сложены обрамлённые в стеклянные рамы фотографии, и намеревается уже было закрыть её, ведь сейчас ещё слишком рано развешивать на пока голые стены запечатлённые на фотоплёнку воспоминания. Но одна фотокарточка привлекает внимание: два излюбленных Диной домашних животных, два её кота, что на снимке всё ещё кружили вокруг друг друга с приподнятыми ввысь хвостами. Этих пушистых созданий уже нет в живых, как сообщила Талиа, с которой теперь девушка поддерживала сравнительно обыденные отношения, но Дина будто ещё вчера могла прикоснуться к их шёрстке и начать играть с ними, получая от их когтей царапины.       Она всё же закрывает коробку, начиная искать ту, где спрятана кухонная посуда, пока в мыслях вихрями кружились разнообразные мысли: им с Элли постоянно приходилось с чего-то начинать, набираться смелости и пересекать стартовую линию, чтобы прийти к ожиданиям; возможно, сейчас они продолжают оставаться неподготовленными к следующему серьёзному шагу в их совместной жизни, но можно ведь попробовать с малого.       — Давай заведём кошку?       — Не собаку?— Элли отвечает с усмешкой, Дина этого и ожидала, поэтому сердце не успевает разогнаться в ритме. Она лишь улыбается, обдумывая услышанный вопрос.       — Обоих. Но начнём именно с кошки.       Когда они окончательно обустроят свой собственный уголок, темноволосая девушка непременно попросит Элли сыграть ей в этом домике ту самую песню, что разожгла в ней воспоминания, эмоции и неумолимое желание сказать «да» на все её предложения. Они обе надеятся и верят, что смогут встретить момент желаемого пополнения их семьи именно здесь, в небольшом жилище, из окон которого открывается замечательный вид на раскинувшееся неподалеку поле и красивые вечерние закаты.