Diabolus x Dragon: Art Of Darkness

            — Хм… — непроизвольно вырвался из моей гортани глухой вздох, порождённый рефлекторной реакцией на ударивший в закрытые глаза свет. Крайне неприятное чувство, скажу я вам, но благо, что это мерцание, режущее сетчатку будто бы изнутри, под плотно сомкнутыми веками, исчезло так же быстро, как появилось. Солнце скрылось за плотными облаками? Его заслонило что-то, нависшее прямо надо мной?             — Вот вы где, юный господин. — послышался совершенно безэмоциональный, но всё же очень красивый и мелодичный женский голос где-то в полутора метре прямо надо мной. — Леди Кайру вновь охватит гнев, если она узнает, что вы опять прогуливаете теоретические занятия.             С заинтересованностью и вместе с тем с едким нежеланием и ленью я раскрыл налившиеся свинцом веки, морально приготовившись к удару дневным светом по глазам, как недавно… Но ничего не случилось. Совершенно. Вместо какого-то странно далёкого и в то же время близкого пейзажа ярко-голубого неба, исполосованного лениво плывущими по нему белёсыми облаками, моему взору открылось непривычное, даже инфернальное, но всё же завораживающее зрелище: надо мной, сколь хватало взгляда, висело недвижимой громадой пурпурно-лиловое полотно. Облака присутствовали, но расцветкой своей выдавали, что готовы излиться дождём хлора, серы или иприта, ведь при виде мертвецки-зелёных и горчично-жёлтых сгустков газа создаётся ощущение, что они состоят как раз-таки из перечисленных отравляющих веществ. Солнца же не было, вообще. Никакого светила на небосводе, хотя по логике вещей оно должно было быть там, ведь если нет, то что же тогда ударило мне в закрытые глаза, будто бы я спал в тёмной комнате и так неудачно подставил лицо под единственный лучик света?             — Ах, вы поранились, юный господин… — эти слова заставились меня сосредоточить расфокусированное зрение прямо перед собой, на владелицу голоса, и разглядеть её всю. То была молодая девушка необычайной красоты, охарактеризовать которую можно было бы лишь словом «богиня», потому что слова «ангел» или «красавица» совершенно точно не раскрывали истины, касающейся её внешности. Словно бы выточенное изо льда величайшим в истории скульптором лицо, не выражающее никаких эмоций, обрамляющие его пепельные волосы, что аккуратными острыми локонами чуть-чуть не доставали до плеч, полузакрытые рубиновые глаза, напоминающие два озера артериальной крови. Благодаря тому, что особа эта склонилась надо мной, её грудь, и без того бывшая четвёртого (или даже пятого, не знаю, на глаз отличать их я не мастер) с лишним размера, казалась ещё пышнее, чуть ли не вываливаясь из откровенного декольте наряда горничной. Да, это определённо был наряд служанки или же официантки: белая блузка со складками на краях и рукавами до половины плеча, поверх которой надето чёрное платье-фартук весьма изысканного покроя и искусного пошива. Юбка едва ли доходила до середины бедра, так что в моменты, когда ветер решал пошалить, — как сейчас, — можно было без труда разглядеть, где сковывающие точёные длинные ножки белые чулки начинались и немного оттягивались красными подвязками, уходящими уже в темноту подплатьевого пространства.             Честно сказать, её внешний вид, взгляд, само настолько близкое присутствие заставляло оцепенеть в подобии транса — я осознаю всё, что происходит вокруг, но двинуться то ли не могу, то ли не хочу, а могу и хочу просто дальше смотреть на неё и всё. Мною охватило чувство умиротворения и сонливости, которое, однако, стали потихоньку вытеснять из ниоткуда появившиеся мигрень, головокружение и тошнота. Будто бы по черепу полоснули чем-то острым, отчего небольшой дискомфорт стал расти, пока не превратился в жгучую боль, сопровождающуюся ощущением, как по всему лицу и шеи струйками растекается нечто горячее и вязкое — вкус этого нечто я уже даже чувствовал во рту. Кровь…             — Это моя вина, Темозарелла-сама, не уследила… — произнесла девушка и «отмёрзла» от той позы, в которой я её столь недолго наблюдал. Она опустилась на одно колено, а тонкая рука нежно скользнула под мою голову, отчего затылок как током прошибло! — Прошу прощения, господин, больше не повторится. — эти слова были наполнены куда большим количеством энергии, чем до этого. Она беспокоится?             Пока я пытался разгадать, о чём думает сейчас очаровательная девушка, она совершила следующее действие: простёрла надо мной изящную ладонь, вокруг которой тут же колыхнулся воздух, а между моим лицом и её рукой пространство загустело и обрело форму небольшого — не больше десяти-пятнадцати сантиметров в диаметре, — круга… Вернее, круг в этой конструкции был только снаружи, кольцом оборачиваясь вокруг множества других геометрических фигур и символов, расположение которых казалось хаотичным и асимметричным, но в какой-то момент я стал на некоем первобытном уровне сознания воспринимать их. Расположение было выверенным, а иероглифы расставлены именно таким образом, чтобы прочитать их определённым образом и никак иначе. «Исцеление» — вот, как их обозначил мой мозг… Хм, откуда я их знаю, ведь ни разу не видел до этого, хотя?..             Ладно, как бы то ни было, на не враждебный толк данного чуда указывал как мягкий травянистый цвет самой конструкции, так и аналогичное по гамме сияние, изливающееся из круга прямо на меня. Мягкий и бархатистый, этот изумрудный свет был словно бы осязаем — он делился на множество лениво покачивающихся усиков, будто стремясь заполнить поры на лице, голове, шее, плечах и груди. Боль и жуткий гомон в ушах остановили свой рост и мало по малу пошли на спад, пока не покинули меня вовсе. Я ощутил такое облегчение и прилив сил, а когда свет и круг, его породивший, померкли и истаяли, поднял руку, чтобы приложить её к лицу — это было для того, чтобы наконец понять случившееся. Стоило коснуться лба, как нервные окончания донесли до мозга о наличии неправильного бугорка, видимо, следа от удара или чего-то подобного.             — Господин, я… — она открыла рот, чтобы что-то сказать, но я жестом показал, что это не нужно, и тонкие губы сомкнулись, а на прекрасном лице вместо незаинтересованности появилось выражение озадаченности и некоторой обеспокоенности.             Сила разлилась по телу, так что желание забыться сгинуло вместе с усталостью, и я плавно перевёл себя из лежачего положения в сидячее.             — Интересно. — произнёс уже я, глядя на свою руку и осматривая между делом своё тело, которое… Не сказать, чтобы было моим. Слишком мелкое, хрупкое, податливое… Мне что, шесть-семь лет? Когда я успел скинуть двадцать с небольшим?!..

***

            Осознание всей той ситуации, в которой оказался, пришло не сразу, далеко не сразу. Странное окружение, странные персоны вокруг, странные обстоятельства, ужасно контрастирующие с прежней обстановкой. И всё до момента пробуждения — как в тумане, будто постепенно забывающийся по утру сон, но с той лишь разницей, что память проявлялась, а не расплывалась, а всё, что вспоминал, определённо не было воображением… По крайней мере, я хотел верить, что не получил сотрясение в результате травмы и не двинулся рассудком. Но всё по порядку.             Тэмозарелла Столас — так меня звали окружающие, кого бы я не встретил. Странное имя, человеку неподходящее, замысловатое, нереальное, будто бы тот, кто его придумал являлся заядлым фанатом фэнтези… Или живущим в этом самом фэнтези, что с учётом обстоятельств очень походило на действительность. В реальном мире нет магии, но то, что сделала эта очаровательная служанка с пепельными волосами, — определённо сверхъестественное явление, потому что люди не умеют излучать свет прямо из рук и лечить им раскроивших себе голову детей без каких-либо лекарств. Да чего уж там, в реальном мире двадцатидвухлетние мужчины не просыпаются на покрытом угольно-чёрной травой холме под сенью огромного искорёженного дуба, вдруг обнаруживая себя в теле семилетнего ребёнка. Как так получилось? Хм, перерождение, вселение, реинкарнация?.. Но точно уж не простое омоложение, потому что в «прошлой жизни» у меня были карие глаза и каштановые волосы, а не синие, чуть ли не лазурные, глаза и тёмные волосы, как сейчас.             Да, я точно не просто омолодился или вернулся во времени, как в фантастическом произведении, потому что будь я на Земле в середине нулевых двадцать первого века, — тогда мне как раз было шесть лет, — небеса не были бы окрашены лиловым. Я и дворянином в «прошлой» не был, однако же здесь им являюсь: я сидел на краю большой кровати в огромных размеров комнате, выполненной в стиле поздней Викторианской Эпохи и заставленной искусно сделанной мебелью, утварью и прочим, а вокруг словно муравьи копошились люди в одеждах горничных и дворецких, которых сильно волновало либо моё благополучие, либо собственное, за которое стоило переживать, ибо, как я уразумел по их реакциям, находилось под огромной угрозой, ведь стоило этой самой «леди Кайре» прознать о хотя бы намёке на мою травму головы, она порвёт их всех на части… Или сделает чего похуже.             — Милорд! — обратился ко мне немолодого вида дворецкий с седыми волосами, зачёсанными назад, и золотым моноклем на правом глазу и чёрной повязкой на левом. — Вы, должно быть, получили сотрясение. Голова не кружится? Лоб или затылок не болят? — он повернулся к другим слугам. — Почему ещё не послали за лекарем?!             — Этого не требуется, спасибо. Мейзекин сделала всё более, чем хорошо, так что я в полном порядке, не переживайте, Освальд. — у меня не было особых эмоций насчёт всего происходящего, что странно. Шок, должно быть, хотя и раньше не отличался особым интересом или эмоциональностью — такой уж я человек.             — Но ведь!.. — сердобольный старик расставил руки и собирался было дальше вербально обозначать своё глубокое беспокойство, но стоило мне поднять взгляд на него, — а получилось это с неожиданной для меня медлительностью, отчего, кажется, это приобрело некоторую тяжесть и многозначительность, — как мужчина замолчал.             Некоторое время он сохранял молчание с прикрытым глазом, стоя при этом передо мной по стойке «смирно», после чего изрёк:             — Что же, если Вы так говорите, стало быть, это истина, милорд. Я полагаю, что обо всём случившемся мне стоит рассказать лично госпоже Столас и…             — Это лишнее. — просто осёк я его, чем вызвал несказанное облегчение в перепуганных и напряжённых лицах окружающей прислуги, но не в лике Освальда.             — Но господин, мой долг как главного дворецкого этого поместья и вашей достопочтенной семьи — докладывать о чём-то подобном непосредственно госпоже и нести ответственность за…             — За свою оторванность и лихачество я буду отвечать сам — и только перед собой. Вопросы? — и вновь непроизвольно-тяжёлый взгляд. Я не специально, видимо, качество этого тела, хах.             — Т-тогда… — он изрядно удивился, но всё же вернул сосредоточенное выражение лица и встал в пол оборота ко мне, открыв обзор на стоявшую всё это время в отдалении ото всех белокурую горничную.             Руки она сложила на подоле юбки, а глаз за наползшей на лицо чёлкой разглядеть было невозможно, но по уголкам рта было понятно, что она либо зла, либо раздражена… Либо напугана. Освальд же посмотрел на неё с некоторой жестокостью — такой, с которой офицеры ваффен-СС приговаривают заключенных на расстрел, а затем обратился ко мне:             — Вы несказанно благодушны, господин, но тем не менее, всё случившееся — вина Мейзекин, и это не может быть…             — Хватит этого лизоблюдства, Ос, я устал за сегодня. То, что у неё неинтересные занятия, заставляющие детей прятаться на деревьях, затем с них падая на камни и разбивая себе головы, — мелочь, не стоящая внимания, не думаешь? Ладно, просто постирайте испачкавшуюся одежду и можете заниматься своими делами. — мои слова были рождены и пропитаны не духом высокомерия или чванливости, свойственной богатеньким сынкам из аристократических семей, а лишь желанием поскорее прогнать от себя всех и каждого, но нужный эффект был мною достигнут — старик не стал возражать, а жестом дал понять слугам, что им пора слинять, и как можно быстрее, чтобы я не передумал, сам низко поклонился и направился к выходу. Занятный момент: проходя мимо Мейзекин, он сбавил шаг и, судя по движениям губ, что-то шепнул девушке, а затем вышел из этого паласа, совершенно бесшумно закрыв створки резных дверей.             В комнате остались двое — я и Мей. Она не ушла, а лишь стояла там, где всё это время находилась, в десятке метрах от меня. Какое-то время я играл с ней в односторонние гляделки и это… Утомительно.             — Тебе тоже пора, Мейзекин. Благодарю, что не дала мне истечь кровью.             — Простите меня, господин, я…             — Иди.             Ну что за комедия? Винить себя в том, что сделал другой человек? Нелепо. Слишком уж среда, в которой оказался, помпезная и вычурная, столько приторного раболепия, что тошно становится, а я уже молился про себя, чтобы она ушла — не могу видеть её такой подавленной, да и атмосфера как-то необоснованно тяжела, неприятно это. Горничная ещё немного постояла, а затем развернулась и быстрым шагом покинула мою обитель, что вызвало у меня лишь одно чувство — облегчение. Быть ярко выраженным социопатом-интровертом в окружении кучи людей крайне трудно, осознавать своё вселение в кого-то другого в очевидно чужом мне мире и при этом быть вынужденным естественно вести себя в совершенно чуждой мне социальной модели — ещё труднее. Ужасно стрессовая ситуация, и не знаю, как я до сих пор не помешался, если не уже.             Мою одежду, измазанную грязью и кровью, слуги действительно забрали, так что сейчас я был в чистом облачении, по которому и можно было определить собственную принадлежность к дворянству: ботфорты, жабо, камзол, перчатки, туфли и прочее. Всё это смотрелось вычурно, когда стал разглядывать себя в двухметровом зеркале возле одного из платяных шкафов, но вместе с тем… Это мне шло. Острые черты лица, выдающие породистого англичанина, немца или австрийца, чёрные короткие волосы, синие глаза, светлая кожа и хрупкое телосложение под стать маленькому ребёнку. И не свойственный для такого возраста взгляд. Не знаю, сразу захотелось попятиться. Хах, от вида собственных глаз? Забавно.             Скинув с себя камзол, я рухнул на кровать и уставился на гравюру, покрывающую собой весь потолок: это была пародия на икону Богоматери, но вместо Пресвятой Марии, державшей в руках маленького Иегову — костлявая фигура Мрачного Жнеца в чёрном балахоне и капюшоне, обнимающая… меня, видимо, на четыре-пять лет младше. Какой странный у здешних господ вкус, жуть. Как бы то ни было, вид этой картинки не пугал, но странно успокаивал и позволил мне сосредоточить внимание, поискать ответы на интересующие вопросы в собственной голове.             Итак, другой мир. Судя по воспоминаниям этого тела, — или же моим собственным, если так сталось, что я не вселился, а натурально переродился и пробудил память о прошлой жизни в результате падения с дерева головой прямо на твёрдый камень, — Тэмозарелла, то бишь, я — представитель одной из трёх рас Библейской мифологии, дьяволов, и отношусь к высшему сословию данного вида в силу своего статуса единственного ребёнка и наследника благородного рода Столас, Князей Преисподней. Подобных мне «высших» осталось не особо много, чему поспособствовала врождённая крайне низкая плодовитость этой расы и многочисленные иные обстоятельства, такие как, например, Великая Война с небесными и падшими ангелами и последующая за ней Гражданская Война, случившаяся около пятисот лет назад. Да, нас действительно немного и благо, если пара сотен наберётся, но всё же демонический вид не живёт одними лишь представителями Столпов Ада, ведь демонов из низших и средних слоёв достаточно, чтобы нам не вымереть… Наверное. Хм, что-то смутно-знакомое. Даже не знаю, где-то я уже это видел и слышал, или даже читал. Ладно, что там дальше в чертогах разума? Так, в результате Библейской бойни создатель расы дьяволов и наш император, Люцифер, и трое его соправителей, Левиафан, Вельзевул и Асмодей, были убиты, оставив бразды правления своим наследникам… Которые также были в большинстве своём истреблены в той самой «гражданке», а места их заняли Сарзекс Гремори, Аджука Астарот, Серафолл Ситри и Фалбиум Гласеа-Лаболас, поднявшие восстание… Это тоже знакомо, как сами события, так и имена, но надеюсь, что просто так совпало, потому что если нет, то я в полной…             Не успел я додумать мысль, как мой покой потревожил негромкий стук в двери и раздавшийся за ними уже знакомый голос:             — Юный господин, нижайше прошу прощения за беспокойство после сегодняшнего, но уже два часа дня. Леди Гремори и Леди Ситри со своими дочерьми уже прибыли и ждут вашего выхода. — произнесла Мейзекин Кроули, одна из слуг этого дома и прикомандированная ко мне горничная, телохранительница и нянька. Её имя, как и главного дворецкого, пришло ко мне всё с теми же воспоминаниями из уже этой жизни, хотя и не сразу, ведь когда в твоей голове одно за другим проявляются фрагменты из двух жизней общей продолжительностью в почти тридцать лет, это заставляет несколько «подвисать», и хорошо, что мои молчаливость и непроницаемое лицо маскировали данные «просадки», потому что иначе смотрелся бы я, как настоящий даун.             — А отказаться я не могу? — вопрос мой был без какой-либо надежды на удовлетворяющий конкретно меня ответ, так что я уже надевал на себя камзол обратно.             — Можете, но это было бы крайне неучтиво по отношению к благородным леди и наследницам двух Столпов и сильно разозлит госпожу, так что…             — М-да, печально. — я уже открыл двери и прошёл мимо свой служанки, что устремилась следом.             Путь нам пришлось преодолеть весьма долгий и трудный, миновав несколько пролётов, длиннющих коридоров и холлов, — это, кстати, не столько особняк, сколько замок, — но цели своей я всё же достиг: войдя в очередную арку без дверей, мы с Мейзекин оказались в огромных размеров зале, походящем на бальный в Зимней Дворце в Санкт-Петербурге. С балкона, огораживающего всю залу по периметру, открывался чудесный вид на внутреннее убранство, как и на пять фигур, что стояли возле богато украшенной лестнице, ведущей на второй этаж, этот самый балкон. Двух девочек примерно моего возраста, может, постарше, я узнал сразу — видел их детьми когда-то давно, в мимолётном кадре одного аниме: одна из них, с длинными кроваво-алыми волосами и голубыми глазами, была изрядно приподнята в настроении, если судить по её лицу, а вторая, что с тёмной причёской под каре и спрятанными под прямоугольные очки фиалковыми глазами, держалась куда скованней и собранней своей ровесницы. За аловласой стояла миловидная женщина лет двадцати-двадцати двух с длинными льняными волосами и в белом платье, за брюнеткой — обворожительная мадам в прямоугольных очках и облачённая в докторский халат, что заметно контрастировало со здешним антуражем. На самом деле, сама женщина походила на замученного множеством бессонных ночей академика, если судить по её заспанному угрюмому виду, редким вздыбленным волосинкам, торчавшим из видимо семейного каре, и огромным мешкам под зелёными глазами. Перед девочками и их матерями на корточках сидела женщина в чёрном приталенном платье, чьи алые глаза были полуприкрыты, а на белом лице красовалась лёгкая улыбка, так что со стороны казалось, будто хозяйка этих земель и этого дома, моя мать, сказала детям нечто смешное, а присела, чтобы просто создать иллюзию нахождения с ними на одном уровне — скорее всего, так оно и было, и я пришёл уже после всего, не услышав ни начала, ни конца шутки. Что ж, нисколько не жалею.             В глубине души я надеялся, что всё это — просто дьявольское совпадение, и я не там, где думаю я нахожусь, но когда уже подал импульс, чтобы повернуться и уйти, взгляд Кайры Столас скользнул в мою сторону, и тонкие алые губы произнесли слова, что огласили приговор мне и моему будущему:             — Ох, а вот и он! — она выпрямилась, а следом за ней и четверо демонесс обратили на меня внимание. — Что ж, Сона, Риас, почему бы вам не пойти поиграть с моим сыном, пока взрослые тёти занимаются взрослыми скучными делами?             Слово «скучные» подействовало как нельзя лучше, ведь аловласка тут же ринулась вверх по ступенькам, как бы стараясь убежать как можно быстрее и дальше, пока взрослые не передумали и не заставили её присутствовать на переговорах (или о чём там собирались говорить моя мать с герцогиней Гремори и принцессой Ситри?), а Сона просто попыталась не отставать от подруги, лицом не выдавая аналогичного ей нежелания находиться в компании «взрослых тётенек». Я же проклял дьяволицу, породившую это тело на свет и обрекшую меня на компанию двух детей, которые, как я уже уяснил из прошлой жизни, все подряд тупые и несносные в силу своей наивности и неразвитости (винить их за это нельзя, но бесят неимоверно!), и просто глухо выдохнул. Уже не от усталости, но от чувства обречённости. Их имена, внешность, история этого мира… Слишком много признаков, чтобы отрицать очевидное: я каким-то образом окончил свою прошлую жизнь, а новую начал в мире когда-то давно прочитанного мною ранобэ и просмотренного аниме под названием «High School DxD» — и я в полной, беспощадной, совершенно бесповоротной и необратимой заднице!!!