Моя нездоровая фантазия или надежда на отношения одноклассников

Утро Ромы начинается не с кофе, а с того, что он кричит в подушку. Рома почему-то никогда не сомневался в своей ориентации. Он всегда был уверен, что он натурал, ведь так правильно, так надо. Всех благ он желал людям, которые таковыми не являлись. Артём же подходил к вопросу ориентации серьезно. Он подумал и решил, что, раз ему нравятся девушки и парни, он бисексуал. Все же так просто, да? Как бы не так. Со временем Артём начинал понимать, что ему совершенно все равно на пол человека, главное—внутренняя составляющая. И это не почки, как вы могли подумать, мои маленькие преступнички. Артёма волновали душевные качества его партнёра. На этом и строились его многочисленные теории о том, что он пан(к). Парень начал замечать, что его перестало тянуть к людям, если они не являлись Ромой. Рома же в свою очередь пытался скрыть от матери засосы и ноющую задницу. Он размышлял: —Если я по пьяни переспал с Тёмой, будучи инициатором, то он мне нравится. Если он мне нравится—я его полюблю. Если я его полюблю—мне прилетит от родителей и учителей за то, что я тот, кем обзывалась Ларисочка Гузеева. Остаётся одно—узнать у Артёма про его планы на меня, и если он их имеет, то остаться наедине со своими чувствами и понять себя. Хотя что тут понимать? После того, как мы переспали, я понял, что он мне всегда нравился не просто как друг. Чёрт, как же это все сложно... Звонок в дверь заставил его встрепенуться и отвлечься от своих мыслей. —Кто там? Никто не ответил. Тогда Рома глянул в глазок—там стояло оно. Оно—светловолосое веснушчатое нечто. Назвать его иначе ни я, ни Рома не хотели бы. Рома осторожно открыл дверь, предчувствуя что-то или плохое, или очень хорошее. Артём осторожно прошел в квартиру и остановился. Неловко глянул на Рому и молвил: —Прости меня пожалуйста за то, что я вел себя, как мудак. Я хотел оттолкнуть тебя, чтобя потом не обжечься. Но я понял, что не смогу без тебя. Я решился на это. Я готов ко всему, что ты скажешь. Рома, я... Рома с удивительной для его худого тела силой толкнул второго за порог и захлопнул дверь. Он медленно осел на пол, держась за голову. В его голове лихорадочно повторялось: —Он мне нравится. Что мне делать? Я не готов услышать это сейчас. Я не могу. Пожалуйста, нет... —Рома, открой! Рома!—Артём начал колотить в дверь. Рома заплакал. Он почти никогда не плакал, но случившееся не оставляло выбора. Артём за дверью притих. Он услышал тихие всхлипы и пристроился на коврике, аки потерявшийся кот. —Ром? —Нет, блять, виски. Что ты хочешь от меня? Изналиловал и решил добить? —Да нет же. И, к слову, ты сам настоял. —Я не боярышник, чтобы меня настаивать. Я был в дрова, что ты ещё хотел? —Если ты переспал со мной, будучи пьяным, есть вероятность, что я тебе нравлюсь, когда ты в трезвом состоянии. —Я тебе ничего не скажу. Отвали. —А я тебе скажу. Я тебя люблю, и готов повторять это, если буду знать, что есть хоть какая-то надежда на взаимность. —Надежда, надежда. Достали вы со своей надеждой! А мне на что надеяться?–Рома зарыдал. Артём склонил голову вниз. —Прости. Прости, прости меня за все, что я когда-либо делал и сделаю. Я слишком люблю тебя. Дёрнулась ручка двери, Артём инстинктивно отпрянул. На пороге показался Рома. Артём отряхнулся и поднялся. Повисло неловкое молчание. Стоявший в квартире вдруг всхлипнул и поднял руку, чтобы смахнуть слезу. Артём обнял Рому. Тот дернулся, но не отпрянул. Они долго стояли, пока Рома не обнял парня в ответ. Артём немного отодвинулся, чтобы видеть Рому и удивлённо спросил: —Ты не ненавидишь меня? —Заткнись. Сам в шоке. Мне слишком херово, чтобы не принимать хоть какую-то поддержку. —А дело часом не в том, что я тебе нравлюсь? —Может, и в этом, а что? Побежишь за обёртками? —Какая же ты сучка. Я тебя за это и люблю.