You say our love Is like dynamite Open your eyes It's like fire and ice Well, you're killing me Your love's a guillotine Why don't you just set me free? Mötley Crüe, «Too Young to Fall in Love»
Никки хотел уменьшить дозу, хотя бы на время записи альбома. Его состояние было просто ужасным. Он мог уходить в свои сладкие мечтания, дальше подталкивала его только депрессия. Голоса в голове становились единственными друзьями, которые в принципе говорили правильные вещи. Если ему так плохо жить, у него есть оружие. Он может пойти и пустить себе пулю в голову. У Никки не было сил сделать свою жизнь лучше, но и продолжать тоже. Он должен быть счастлив, его мечты сбылись, они столького добились. Они смогли забраться на ту самую вершину. Он оглядывался по сторонам. Что он видел? Винни, который не может ни дня прожить без секса. Никки раздражало полное отсутствие какой-либо привязанности у Нила. Каждый раз девушки были всë новые. Ни одна не задерживалась больше чем на ночь. Отношения между Никки и Винсом стали натянуты ещё крепче. И каждый раз, когда струну их отношений задевали, был огромный риск порвать её. Винс обожал, когда Никки сидит в студии полностью обдолбанный и когда идет вмазываться в туалет. В такие моменты он молчит и не даëт нежелательных комментариев и указаний. Да, Никки пишет песни. От него многое зависит и Сикс это прекрасно знал. Винс до конца не понимал, почему вообще отношения Томми и Никки должны тенью падать на группу. Пока сам не понял, что они полностью зависимы друг от друга. Никки ещё раз посмотрел на фотокарточку с группой. Томми стоит рядом с ним, приобнимая его, Мик рядом с Винни, Нил посередине. Улыбки на лицах, счастье от того, что они делают любимое дело и достигают всë новых вершин. Они были круче, чем Iron Maiden. Никки смотрел на это фото ещё немного, пока ему не стало отвратительно его лицо. Он согнул часть фотографии, на которой находился и резким движением оторвал. Их осталось только трое. Кусочек с собой остался у Никки в руках, он взял зажигалку и утопил край фотокарточки в огне, смотря как пламя поглощает его. Также как поглощает его заживо зависимость. Он дошёл до края. Дошёл до того, что был только один выход. Просто прыгать вниз и разбиться в самом конце. У него нет любви, нет семьи, нет друзей. Он не чувствует любви к себе. Это единственное, чего он хочет. Он совсем перестал управлять своими чувствами. Понимать, что происходит. После каждого психоза от кокаина он запирается в своëм чулане. До этого он бежал туда со своим дневником, оставаясь наедине со своими наркотиками, виски и оружием. В окружении полной паранойи и ужаса. Но сейчас дневника нет. Он понял, что без него сойдет с ума. Это был его единственный друг, и сейчас его нет. Но была куртка Томми. Томми, который сорвался с цепи. Никки так просто дался в его объятия. Подпустил близко к себе. Снова обжëгся. Хотя чего он ожидал? У Томми была Хизер, которая постоянно уезжала на съемки, в это время Томми находился один и систематически изменял ей. Но так боялся, что она уйдëт. Эгоистичный ублюдок. Сколько бы Никки ненавидел своего «близнеца», куртка Томми была всё это время рядом с ним. Да и эта грëбаная блондинка Локлир. Хизер любила Томми, и только поэтому Никки желал им хоть какого-то счастья. Но сам Никки общался с Локлир просто ужасно. Взаимная ненависть. Когда она отвлекалась от своих съемок и приезжала к Томми, тот напрочь забывал о существовании Никки. А Хизер, в свою очередь, окруженная вниманием Томми, и с кольцом на безымянном пальце, думала, что Томми должен проводить время только с ней. Особенно, когда нашла время из еë «внеземного» графика. — Сучка... Сикс чувствовал себя хрупким. Как будто самое лëгкое дуновение ветра способно сделать из него осколки. Фотокарточка догорела, остался маленький горящий кусочек, который Никки складывает в заполненную пепельницу. После чего фото становится пеплом, которым скоро станет и он сам. Что будет с ним после смерти? Все прольют слезы «горя и утраты», положат его прах в мусорку. А потом сделают дохрена денег на мëртвой рок-звезде. Противно, от этого тошнит. Он осмотрелся, на стенах какие-то картинки, похоже на его собственные галлюцинации. Он часто видит людей за своим окном, черный силуэт, худое лицо и белые горящие глаза. Это и есть смерть? Смерть, что наблюдает за последними мгновениями его жизни. Или очередная иллюзия? Никки посмотрел на диски и награды на своей стене. Он так радовался им, а теперь ему противно. Противно видеть их здесь. Сикс скинул их всех со стены на пол. Некоторые упали с грохотом, где-то послышался треск. Они делают всё не ради этих гребанных наград. Музыка — это его жизнь. То, ради чего он вообще существует. Единственный смысл, в этих песнях намного больше, чем в этих безжизненных кусках металла и пластика. Противно, противно, противно. И главное, что Никки сам не понимал. Он не хочет видеть эти награды, или своë имя на них, и своë отражение на этой гладкой поверхности? — Ненавижу это всë. Я ненавижу себя, ненавижу всех вокруг! Я ненавижу эту жизнь! Никки снова сползает по стене в одном из углов комнаты. Слëзы заполнили глаза, и он снова не сдержался. Диски разбросаны по полу или разбиты вовсе, а сам он сидит и рыдает в углу от ненависти. Этого не должно было быть. Он обязан быть счастливым. — Скажи себе, что ты обязан быть счастливым... Всхлип и натянутая, слабая улыбка. Как маска, за которой скрывается невыносимая куча боли. Никки знает, что ему нужно. Путь до тумбочки занял совсем немного времени, дольше только поиск ложки. Взгляд задержался на коричневой жидкости героина, которая образовывалась в ложке. Заправив шприц и затягивая ремень потуже, Никки пускает вещество вновь по своим венам. Он снова в объятиях сладкого сна. И это уже кажется клеткой. Никки чувствует, как теряет благосклонность Морфея. Он входит во мрак ночных кошмаров всë больше и больше. Мозг Никки чаще всего выдавал благодаря героину всë новые иллюзии. Это могла быть пропасть, заброшенный дом или тëмный лес. Вокруг Никки была серая листва, будто все яркие цвета пропали. Опавшие и сухие листья, которые уже потеряли свой яркий оттенок. Им осталось только гнить или становится пылью, как и самому Никки. Он оборачивается. Вокруг только высокие сосны, он совсем один. День в одиночестве, в этом тëмном лесу. — Можно я никогда не выберусь? Этот лес был красивым и опасным. В нëм хотелось остаться навсегда. Полное одиночество, вечность в запутанных дорогах. Страх в сером небе, которое медленно темнеет и становится совсем чëрным. Иногда белый диск луны застилают тучи. Здесь всегда полная луна. — Я хочу остаться навсегда. Здесь не было прожигающего насквозь ужасного солнца. Тут было холодновато, Никки бежит по очередной из новых дорожек, пытаясь заблудиться ещё глубже. Верхушки деревьев покачиваются на ветру. Возможно ли было выбраться? Никки не знал, потому что ни разу не пытался сделать этого. Живëт ли тут кто-то? Никки смотрел на свои руки, кожа под таким освещением была совсем белой. Никки задыхается, как будто его лëгкие начали лопаться изнутри. Он выдыхает — мутная струя воздуха, по цвету похожая на дым. Этот мирок был грязной фантазией вместе с наркотиками. Мир, где всегда ночь; чëрно-белый фильм, где люди дышат сигаретным дымом. Где нет смысла кричать и бежать. Никки продолжает свой путь. С каждым шагом ему кажется, что деревья становятся более редкими, он видит что-то другое. Его накатывает волна страха и отчаяния. — Нет! Это не может быть выход! Сикс останавливается. Он может выйти к неизвестному или уйти глубже в лес. Он будто уставший путник. Он тут не первый год, ему не нужна еда. Ему не нужно ничего. Он был настолько пустой, что его единственная потребность — это иллюзии. Он шагает, слышит странное громкое шипение. Никки идëт вперëд, груз страха был сброшен после того, как он увидел, что это озеро. Тëмное, под зеркальным слоем льда. Странная, почти чëрная вода, на самом деле была кристально прозрачной. Никки выпил бы еë, если бы не знал, что она, скорее всего, пропитана цианидом, или другими видами яда. Это место пытается убить его, а Никки совсем не против. Шагает по лезвию, он одной ногой в могиле. Никки шагнул на лëд и всмотрелся под ледяную корочку в черноту воды. Там были... рыбы? Он помнит его с группой поездки в Японию. Там были очень навязчивые, излишне вежливые заботливые японцы, для которых группа была словно идолами. В основном они ждали его и Томми, хотя на роль кумира походил больше Винс. У них всегда были проблемы с наркотиками там, из-за чего Никки и возненавидел полицию в стране восходящего солнца. Но там были такие прекрасные рыбы в маленьких прудах. Рыбки назывались, вроде, «кои», они были и правда красивыми — это нельзя отрицать. Они обычно жили среди кувшинок, в прозрачной воде. Им даже о них что-то рассказывали, но Никки слишком засмотрелся на самих рыб, чтобы слушать скучную энциклопедическую статью, которую так активно вещал экскурсовод. Но тут, кажется, были не рыбы, они были слишком длинными и вытянутыми. Это были змеи, белые прозрачные змеи, что жили по соседству с чëрными, одним потоком плыли под слоем зеркального льда. Но змеи вроде не живут в воде, хотя, весь этот мир, в котором сейчас находится Никки — это его личная иллюзия. Никки шагнул на лëд, он не стал проверять его толщину. Он очень любил снег, но тут его не было. Только тëмно-серая трава под чëрным небом. На поверхности льда, по которой он шагал, белым размазанным пятном отражалась луна. Тут также и не было звëзд. Никки шëл до середины озера, по дороге нагнулся и провëл рукой по поверхности. Она была холодной и гладкой. Со стороны похожа на стекло, на котором Никки так любил танцевать. Разбивать и, словно бессмертный в этом бессердечном мире, ходить по нему. Никки пошëл дальше, и в следующий момент, после очередного шага он услышал треск под своими ногами. Остановившись и прикрыв глаза, он услышал свой тихий шëпот. — Я ждал этого... Он умолял это место остаться навсегда, и всë происходит так, как он хотел. Ещë один шаг, и трещины продолжали разрастаться по холодному льду. Ещё один шаг. Наконец-то лëд под ним проваливается, и он падает в чëрную холодную воду. Холодно, очень холодно, но ему уже всë равно. После рефлекторных попыток выбраться из воды, он оставляет свои попытки и просто расслабляется, падая вниз, в ядовитую прозрачную воду. Маленькое окошко, в котором видно чëрное небо, но Никки уже не видит ничего. Вода застилает его глаза, после чего он и сам их закрывает, продолжая уходить под самую глубину этого озера. Последние пузырьки воздуха покидают тело Сикса. Его окружают прозрачные, белые и чëрные змеи, обвивая его конечности и утаскивая всë глубже на дно. Другие впиваются острыми клыками в его шею, и часть крови выходит в воду. Теперь он понимает, что это было за шипение. Это была змеиная симфония, играющая под водой. Тихое протяжное «пение», звук его гибели в собственной иллюзии.«Прощай»
Все его «сны» кончаются тем, что он умирает в собственных иллюзиях. В какой части своего дома он проснëтся после того, как его глаза накроет непробиваемой темнотой? Сонная лощина, с которой сравнивали его душу — вот она. Непроходимый лес, тëмное озеро, кишащее змеями. Что-то похожее на чëрно-белый фильм о самоубийце. Это был его собственный мир. Свои правила, свои герои. И каждому герою своя смерть...***
На время записи альбома Никки кое-как удавалось держать себя в руках. Ну или хотя бы на ногах, что было ещё сложнее. Он бегал в туалет, принимал там и сблëвывал. После чего снова возвращался. Когда он был пьян, его не хватало просто ни на что. Он чувствовал себя пустым внутри. Казалось, что если он сейчас вскроет себя, не будет никакой крови. Ничего, только пустота. Он считал, что у него получается делать вид нормального человека. Но это была очередная ложь самому себе. Уменьшая дозу, дело немного прогрессировало. Особенно, когда в студию приходили его чокнутые «героиновые подружки». Он даже не знал, что делать. Он боялся, что это выдаст его, но все и так понимали, что у Никки огромные проблемы. За время записи «Girls» Никки научился обходиться несколькими дорожками кокаина и «забегами» в туалет. В игру вмешался метадон. Всë, что происходило в студии, было словно погружено в нервную напряженную волну. Казалось, что все на грани того, чтобы просто разругаться в ту же секунду, стоит только подать звук. Никки не раз срывался. Срывался на других — тех, кто совсем не виноват в его проблемах. Раньше, если был дневник, он просто писал всë туда. Его единственный друг и собеседник. Сейчас же он просто не мог без своего друга, что был с ним каждый день после Рождества, которое он тоже провëл совершенно один. Он мог в любой момент упрекнуть Томми в краже единственного друга. Мог потребовать свой дневник назад, но он даже не знал, как Ти-Бон мог понять то, что там написано. Может сам Никки уничтожил дневник в очередном психозе? Но куртка Томми была всë ещё с ним. Это было маниакально и противно для самого Никки. Как будто эта куртка заменяла ему такие нужные объятия. Он так похудел, что даже куртки его «героиновых подружек» были ему велики. Сикс мечтал вернуться туда, где были только они вдвоëм. Лежать на диване, смотреть MTV, выпивая виски. Они были безумцами, психами, почему и стали так близки. Никки хотел вернуть те секунды, когда он сам жмурился от солнца, проникающего через стекла. — Ладно, все расходимся. Винс мечтал уже уйти. Его за этот день уже всë достало, особенно споры и постоянные замечания. Хотелось просто прийти домой и свалиться на кровать. Это потому, что сегодня понедельник. Походу понедельник, или уже нет? У Нила были дела поважнее, по крайней мере он так считал прямо сейчас. Работа в студии была долгой, она будто высасывала всë. Как пытка водой. Понемногу, капля за каплей записывалось что-то новое. У Никки появлялась лирика, словно новые карты на руках во время изматывающей игры. Всем было нелегко сейчас создавать что-то новое. Они все как-будто в одном и том же представлении. Тëмное собрание под масками. Механизм сбился, ритм, потому что один из них ушёл во вне. Как будто шагнул в другую дверь, когда все пошли в одну. Винс даже не знал, где живëт Никки, где он находится неделями. Нил мог вечно говорить, о том, что Никки наверняка лежит где-то мертвый, но сам боялся этого как огня. Нил надел свою куртку и вышел, следом за ним и Мик, что просто не видел смысла оставаться здесь хотя бы ещё на секунду. У Мика своя волна, жизнь, где он контролирует то, что с ним происходит. И только группа была тем, что было полностью непредсказуемым звеном. Он не заметил как превратился в то, чем является сейчас. Пьяница, который иногда думает, что мëртв и его оплакивают, а потом врезается в дверь. Пытается утонуть в алкоголе, медленно кончая с собой. Всë ли так плохо? Да хрен его знает вообще. Тишина. Еле слышные движения, короткие шорохи, у Томми на пол падает палочка и он тут же ринулся еë поднимать. А Никки просто смотрел. Тут не хватает слов, какого-то драматичного диалога. Томми чувствует сверлящий взгляд в спину и смотрит на Никки с вопросом, приподнимая бровь. — Что-то случилось? Теперь встречи взглядами не избежать. Словно случился яркий электрический разряд, что их обоих внутри трясло и утягивало. — Ты пропал. — Что? — Ты пропал. Теперь остались только «ты» и «я». Я не хочу терять тебя, Томми. Паутина, в которую можно было упасть и не выбраться уже никогда. Паутина, в которой они с Никки вместе потерялись. Томми достал пачку сигарет из кармана и не спеша закурил. Никки никуда не убежит без ответа, он любит, чтобы за ним было последнее слово. — Блять! Я просто не могу потерять тебя! Это единственное, что держит меня здесь. Мысль о том, что тебя может не быть останавливает меня. Лишь мгновение, когда я осознаю, что мои иллюзии полного одиночества закончатся и тебя не будет тут или рядом убивают меня... Да, я хочу уйти в мир иллюзий, но меня держит что-то... Никки ударил по слабому месту. По самому слабому из всех мест его сердца. Такие «задушевные» монологи были для Никки редкостью. И именно сейчас, после удара, мозг Томми полностью отключился. Особенно та часть, которая должна, по идеи, отвечать за важные решения. Это было похоже на фехтование или драку на мечах. Что ему делать сейчас? Сказать, что всë будет как раньше? Ведь он и сам этого хочет. Это одержимость. Это не лечится изоляцией. Любовь и одновременно ненависть. Зависимость от человека — это самое жуткое, что может испытывать другой человек здесь, сегодня. — Ты держишь меня. Если я не нужен тебе, просто освободи меня. Отпусти туда. И я больше не буду ни о чём надеяться и мечтать... — Никки, тише, пожалуйста. Всë будет как раньше, я обещаю. Ты нужен мне, очень нужен. Только останься... — Правда? — Правда, Никки. Одержимость человеком — это жутко. Особенно когда этот человек Никки Сикс. Который для себя сам мучитель и убийца. Всë будет как раньше. Они сделают вид, постараются сделать так, чтобы это была иллюзия, что была неотличима от правды. Розовые очки от действия морфия.