Ночные огни

Желтая бумага. Крупный газетный лист. Ниже фронта, который с яркими заголовками о звездах Америки, умещалась довольно короткая, скользкая выдержка, больше напоминавшая протокол, нежели статью: ОПАСНАЯ АВАРИЯ НА САУТЕРН ФРИВЕЙ "Вчера, около 7 часов вечера, на скорости примерно 90 миль в час, серый Доджер Вессон, выехавший до этого из Дейли Тауна и направлявшийся в сторону Бейвью, потерял управление и, слетев в сторону обочины, задел собой грузовик Стюарткрафт, и еще две машины, а именно – Черный Эмпайр 300D и зеленый Армстронг Импейл. В результате поток движения был остановлен и в аварию попало еще несколько машин. Пострадавшие водители были госпитализированы, состояние водителя Доджера крайне тяжелое. Подробности произошедшего до сих пор выясняются: очевидцы утверждают, что видели «необычайно яркий свет и вспышку», хотя дорожные камеры не засекли ничего подозрительного." Конечно, больше ничего по этому поводу в газете не будет. Все потому что каких-либо вразумительных и, самое главное, «адекватных» ответов на вопросы о том, что произошло на трассе, никто из пострадавших дать не мог. Полиция города Сан-Франциско была вынуждена просто закрыть дело. Но только ли эта странная статья была в газете? Вернее сказать, только ли она была «странной»? Должен признаться, что нет. Того же числа (и, что не менее важно, того же часа) в разгаре было еще одно событие, которое тоже нашло отражение в сводке новостей дня. Пришло время мне приподнять завесу тайны, а вам – сопоставить факты. Мы уже знаем, что в Блайнд Бертонс Холл (чтобы не быть голословным – это в десяти минутах ходьбы от Бейвью Опера Хаус, Дома Культуры в районе Бейвью) намечался конкурс молодых талантов музыкального мира. Среди них выступала и группа Наммрейкерс, в составе которой в роли ведущего гитариста была Риччи. Примерно в шесть часов и 11 минут вечера, заведомо опаздывая к началу самого конкурса, выехал из своего двора и Билл. Он рассчитывал успеть к выступлению Риччи. Хотя бы это у него должно было получиться. Мистер Райан завел мотор своего Доджера заводского серого цвета, не торопясь включил зажигание и радио, сдал назад, выехал со двора, в котором машина стояла за отсутствием гаража и, как можно более аккуратно развернувшись, набрал ход в северном направлении. Постепенно улицы перетекали в подъем на идущее поверх города шоссе. Доджер Вессон поднялся на развязку, а преодолев и ее – поехал, отмеряя метры за метрами, уже прямо по ровной дороге. Предельная скорость – 90 миль, но проезжие машины и не думали разгоняться: спидометры у всех одинаковые, а значит - с погрешностью. Стоящие вдоль дороги камеры расскажут ближайшему полицейскому отделу всю правду о любом номере, который решил пренебречь лимитом. Не сказать правда, что сам Билл куда-то торопился. Он спокойно держал свои 60, и лишь на десятую минуту поездки решил немного ускориться, и стрелка показала 79. Впервые за несколько месяцев Билл позволил себе прикурить. Он не курил, и не сказать даже, что у него была какая-то зависимость. Он в принципе пробовал много чего такого, что можно назвать вредными привычками, но организм никогда не отвечал на это привыканием. И вот, на радио крутили какой-то старенький буги-рок (очень знаменитый, кажется, это была группа Крашерс), а Билл, высунув руку с сигаретой из окна автомобиля, отряхивал бычок прямо на шоссе. Зрелище впереди было захватывающее – едущие быстрые машины и даже один мотоцикл – кажется, он очень спешил. Неожиданно (Билл не заметил, когда), радио заглохло и стало барахлить. Вокруг как-то необычно стемнело. Небо над городом не бывало таким мрачным в это время дня и в это время года – такая у музыканта была первая мысль. Он не придал бы этому такого большого значения, были бы нависающие облака хоть немного плотнее тумана. Перемене погоды было бы хоть какое-то объяснение, если бы не проблески чистого, и теперь черного неба, если бы не зыбкие, и теперь совершенно серые облака... да даже перекрытие! Мистер Райан был бы абсолютно счастлив, будь над их головами хоть какое-то перекрытие, чтобы эта темнота казалась логичной. Тут водитель выглянул из машины уже сам. Стал осматриваться. Мимо проносились столбы – расстояние между машиной и точкой назначения сокращалось стремительно. Спидометр не врал здесь и показывал больше восьмидесяти. Спустя секунды Билл уже обгонял едущую сбоку Шевроле в хвосте, перестраиваясь в левую линию с края шоссе. Если Армстронг хочет ехать позади Стюарткрафта с прицепом, то это ее дело. Осталось понадеяться, что скоро Доджер объедет грузовик и встанет вперед этой нерасторопной колымаги. Зазвонил телефон. Билл со своей привычной сноровкой потянулся за ним в карман. Думал, стоит ли брать трубку. Ему словно сжало горло – настолько сильным было впечатление. Неосознанное. По ощущениям дурацкое, но довольно правдоподобное. - Алло. - Билл, где ты. - Я за рулём. Еду. - Скоро все начнется. - Думаю, я как раз успею. Но как только Райан вывернул руль. Как только Доджер снова поехал прямо. На заднем стекле отпечатался яркий свет, точно в него ударил плотный луч, закрывший собой все так, что на дороге спереди теперь буквально все отдавало серебряным блеском – асфальт, металлические ограждения, очертания машин. В это же время свое выступление заканчивала первая группа на конкурсе. Затем приступалась вторая, а Риччи, которая в это время готовилась в гримерке, было неспокойно. Можно было подумать, что она волновалась из-за эффектности других участников, но у Риччи нет слуха. Парням казалось, что девушка беспокоится вообще без причины; она глядела через левое плечо и, сама того не зная, в той стороне угадывала запад. Сердце в груди как будто просело. Музыкант выглянул в окно, чтобы посмотреть назад, или хотя бы на зеркало заднего вида. И вдруг побледнел. “Невозможно”. Самое быстрое и правдивое, что могло прийти ему в голову. Он не вспомнил бы навскидку, что за машину он увидел – в темных тонах окружения черный лакированный корпус казался еще более мрачным – но он точно знал, что прямо позади него едет настоящее старье, которому место разве что в музее. Но дело было не только в этом. Самое страшное заключалось в том, что минуту назад позади него на полосе никого не было. Визг расплавленных от накала покрышек разрезал встречный ветер. Райан вдавил педаль газа что есть мочи и мотор взревел, набирая обороты. Поднялась блестящая в свете фар пыль. Машина набирала ход, стрелка спидометра дрожала и клинилась вправо. На лобовом стекле и в зеркалах заднего вида все начинало принимать черные тона и превращаться – как на старых фотографиях - в оттенки серого. Удар. Доджер подпихнуло сзади. Шины снова завизжали. Райан почувствовал, как задние колеса оставляют след от заноса, но сумел выровнять руль, как мог. - Что за... - он обернулся назад и увидел, что черная машина была от него по ощущениям буквально в паре метров. Билл был абсолютно уверен, вплоть до этого момента, что «Стормхок» 55 года выпуска на дороге больше не встретит. Таких не ездило вот уже полвека. – Обгоняй, чтоб тебя! Вместо этого Стормхок как-то неестественно быстро догнал Доджер и боднул его в задний бампер снова. Машину тут же скренило вбок, и рулевые колеса развернули Доджер вправо; Билл дернулся, чтобы ухватить баранку, но только вывихнул себе запястье от встречной силы. Боль. Еще секунда, и борт машины уже царапал зеленую легковушку, утягивая ее вправо к краю трассы. - Дурак! – еще одна машина оказалась оцарапана и задета. Правда, кажется, ездока это не остановило. Райан увидел Стормхок сбоку. Стиснул зубы. Хотя неизвестный дважды таранил Доджер сзади, на переднем бампере черной тачки не было ни скол, ни царапин, ни вмятин. Осознав это, Билл тяжело выдохнул три раза и крепче взялся за руль. Боль отошла на второй план. Оставался только гнев. - Ну что-ж... вот так ты хочешь. Будто в подтверждение машина издала характерный гудок. Почти сразу. Как будто несмотря на опущенные стекла кузова Стормхока водитель слышал Райана прекрасно. - Будь по-твоему. Билл надавил на газ. Машина разгонялась. Становилось яснее с каждой секундой: либо тот, либо другой. Фонари за окнами проносились быстрее. В кромешной темноте скоро видно было только их, блестящие полосы дороги, и габаритные огни. Билл отчаянно поворачивал то вправо, то влево, пытаясь вырулить так, чтобы сбить с толку ездока на хвосте. То одна, то другая машина по очередной получала по корпусу царапаны, когда Доджер притирался по краю. Билла догоняли крики и сигналы. С шоссе не было поворотов. Не было путей отхода. Они шли примерно на одной скорости, хотя у черной машины не может быть столько лошадей в движке... - Чертовщина какая. Бред. Радио почему-то зашипело помехами. Хоть Билл его и не переключал, но оно поймало волну, на которой играла старая песня в стиле свинг. Тут музыкант уже начал по-настоящему нервничать. Телефон зазвонил снова, но Билл понял, что брать его уже не стоит точно. В свете экрана был виден тот самый входящий, как тогда перед концертом... Желтые фонари огней уже стали совершенно белыми. Все вокруг приняло оттенки серого. Билл моргнул. Повернул голову вбок. Только чтобы осознать, что черная машина вышла вперед где-то на метр или полтора. Ловушка. Если он попытается дернуться в бок, ударится прямо в нее. - Ну что-ж. – решив, что пришло время точно взглянуть страху в глаза, Райан пошел на отчаянный шаг и, разогнавшись еще сильнее, как возможно, свел руль вправо. От удара содрогнулся весь корпус машины. Был слышен треск, стекла Доджера расцвели расколотыми узорами. Но ничего. Черный призрак ехал на опережении и нисколько не сдвинулся. Секунда. Другая. И, стоило Биллу моргнуть, он тут же осознал себя на оживленном шоссе. В него било красными и желтыми огнями, мокрый асфальт был раскрашен почти в алый. Линия! Нужно было срочно найти линию! Грузовик... лбом - и прямо в прицеп... По стеклу прошелся каскад ярко отпечатавшихся трещин и от удара все как будто трещало и звенело... Потом, на большой скорости с громким гудком что-то сзади боднуло... потом еще... скрежет, крики водителей, шум смятого корпуса... и потом всё. Проезжающие мимо машины останавливались, чтобы посмотреть на поцарапанные и смятые машины, занявшие собой чуть ли не треть широкой автодороги. Самые неравнодушные вызвали полицию. Спасателей. Скорую. В груди у Риччи что-то ёкнуло и хорошенько отдалось пустотой. Такого у нее не бывало даже во времена очень сильного волнения. Иногда она, бывало, просто замедляла шаг в приступе какой-то боязни (эти моменты она давно уже успела забыть), а здесь ее просто что-то остановило на месте. Оставалось несколько шагов, прежде чем она выйдет на сцену. Руки пронзило дрожью. Шедший позади нее бас-гитарист чуть не задел ее плечом. Девушка с гитарой всколыхнулась. Сжала кулаки. Опустила взгляд вниз на бликующее лакированное покрытие «Дракона». Подняла глаза снова. И что-то странное прошлось по всему ее телу – словно бы от ключиц и до кончиков пальцев ступней – как волна. Пол вздрогнул от резкой дроби барабанов. И. Они начали. Сначала ритм музыки шел неспешно. Риччи знала, после какого такта ей нужно впервые вступить. Большой палец постукивал по лакированному корпусу. Правая рука резко вышла к датчикам, скользнула вдоль струны, разрезая пространство накаленным свистом... ...и Риччи осветило перед публикой ярким светом прожектора, и так же резко она влетела в пространство со своей мелодией, освежившей после ритма всю песню. Настолько, что она была единственной, на кого в этот момент смотрели. Риччи не могла устоять на месте. Ощущение от музыки тянуло ее то вперед, то назад, то в сторону. Времена, когда она попадала мимо нот, прошли, волнения не было никакого. Только чистый выверенный звук. Только драйв. Только взрыв зала овациями. Едва ли они могли заглушить эту песню, но волна как будто окатила Риччи потоком воздуха, и она начала играть свежее. Второе соло уже было ее фирменным. Она бросала на публику игривые взгляды, то и дело раскладывая самые изысканные ходы, поднимаясь и опускаясь по пентатонике, иногда переходя на сладкую мажорную гамму. Она играла так, как может играть только человек, который видит гитару как продолжение собственных рук. Как человек, который знает, что в ее руках способность творить настоящую магию из звука. И честно – я бы так и оставил «магию» простой фигурой речи, если бы не произошло удивительное. Очевидцы рассказывали, что на несколько секунд – то ли от скачка напряжения, то ли от безалаберности кого-то из работников, свет в зале просто потух, и соответственно, никакая аппаратура в это время не могла работать. Оператор освещения был просто в шоке, когда осознал, что не контролирует ни одну из ламп, которые – сами собой! – просто светили, а музыка от гитары Риччи продолжала звучать. Никто и не подумал бы, что это запись. Зрители и судьи видели Риччи. В ярком розово-красном огне. Помогать ей остался только барабанщик, который единственный мог продолжать играть как ни в чем не бывало без электричества, да и то – помешкал, поняв, что ситуация далеко уже перешла за грань обыденности и даже самого простого совпадения... Взяв дело в свои руки, Риччи наконец закончила игру, закруглив соло и, зажав зубами медиатор, закончила песню уже сама, просто сыграв ее на гитаре пальцами... Хлопок прожекторов. Одного. Второго... шелест проходящего по залу шепота. Одна за другой поднимающиеся руки, и затем – захлестывающее цунами искреннего ликования подняло и раскатом обдало сцену, проносясь мимо Риччи приливом и встречным ветром. Она. Видела. И слышала. Руки отказывались двигаться. Тело замерло. Оцепенение. Страх. Паника. Зрачки девушки резко сузились, участилось дыхание, она чувствовала потерянность, слышала незнакомую речь, и все это настолько будоражило, что ей хотелось заплакать... Кричали ряды. Хлопали судьи. Вставали места и аплодировали с громким накатом оваций... Бас-гитарист подошел к Риччи и похлопал ее по плечу, уводя за занавес. Там было все так же шумно, но уже не так – большая часть репертуара звуков этого громкого мира оставалась в пределах зала. Говорили микрофоны ведущего и судей. - Итак, ха-ха... - человек в строгом костюме даже рассмеялся. Он не мог держать лицо, после того как перед его глазами предстало все, что произошло. – Господа судьи, мы с вами пронаблюдали удивительную картину. Просто невероятную. Я думаю. Я думаю, наш оператор освещения постарался на славу… предоставлю же жюри сказать, что они думают на этот счет. - У меня просто. Нет слов. Она так умело обращается с гитарой... - Но это кастомный стратокастер, он сделан на заказ, у обычного стратокастера нет рычага вибрато. - У меня стойкое ощущение, что я уже где-то его видел. На одном из прошлых мероприятий подобного же рода. – пока он говорил, где-то на задних рядах кто-то расшевелился и быстро встал с места, с шуршанием удаляясь в коридор. – Эта гитара могла принадлежать в прошлом... только одному человеку. И играл он примерно так же. - Меня, честно говоря, больше заботит только то, как эта молодая особа управилась с таким длинным грифом. Да простит меня всевышний, она играла как сама жена дьявола, так завораживающе... - Да, гитара ей явно не по размеру. Но эти навыки... откуда она их взяла? - А теперь, главный сюрприз, господа, о котором я должен вам сказать. – ведущий выдержал паузу. Далее он говорил уже тише и робким голосом, словно не знал, как уверить жюри. Он сказал им, что у Риччи не было слуха, и за этим последовал всплеск искреннего недоумения. Не иметь слуха и участвовать в музыкальном состязании. Написать лично песню и исполнить ее на публике. Все судьи сошлись во мнении, что девушка умело притворялась, поэтому решение снять Наммрейкеров с состязания и участия в призе нисколько не обсуждалось. Риччи плакала. Она много плакала, ей было страшно как никогда. Только сама она знала, как ей в тот момент было страшно. Не знала, почему, но отлично чувствовала, насколько. Она плакала громко. Сама слышала, как, и даже пыталась сдержаться, но ничего не получалось. Свен и Гарфилд всю дорогу только спорили, пока молчаливый бас-гитарист Людвиг и барабанщик Фред старались ее обнять и успокоить. Но в этом шуме... - Все прошло идеально! Им должно понравиться! - Гарфилд, ты слышал интонацию жюри, я знаю, что они скажут. - На конкурсе понимающие судьи! - Ты как всегда такой оптимист, Гарфилд... В этом бесконечном потоке звуков и колких для уха фраз... - Риччи просто растрогалась! Они сделают на это скидку. - Да неужели! На каком бы конкурсе это было! Ей было нужно лишь, чтобы они поговорили с ней. Риччи сделала несколько глубоких вдохов. Наполнила рот воздухом. Зажмурилась. И хотела что-то сказать, но вместо этого просто громко вскрикнула. Но парни все равно поняли, что с ней было такое. Девушка зажала руками уши. На улицу выходили молча. Свен, Гарфилд и Фред стояли немного в стороне, пытались сообразить, все ли до сих пор было неизменным, или случилось что-то такое, что им понять не под силу. До них стало доходить, что проблема была не только во внезапном отказе оборудования. Неожиданно для всех с Риччи заговорил Фред: - Ты. Меня. Слышишь? Он выговаривал слова четко и тихо. Чутким ушам девушки с гитарой это понравилось: - Да. – Риччи кивнула и отвела взгляд. - Как? - Я. Не знаю. – голос дрожал и некоторые согласные сжимались, так как язык двигался вяло, но ребята все равно ее поняли. - Нормально? Наверно... Девушка выбила ребят из момента и каждый теперь задавался вопросами. В улицу пришли вечер и ветер, стало темно и холодно. Парни переминались на месте - сказывался вес аппаратуры и инструментов. Хотелось постоять, как можно дольше, среди серых домов, фонарных искр и гудков проезжающих по широкой улице в Бейвью машин. - Билл! У девочки округлились глаза. Она услышала молодой голос, женский, жалобный; Риччи указала в ту сторону и все без слов побежали. Джейн все еще пыталась звонить. Когда к ней приближались шаги она уже опустила руку с телефоном. Лицо ее было красное от горя и страха. - Вы же. Н-нам... - Наммрейкерс, мэм. – бодро отвечал вокалист. - Это вы выступали последними? - Да, мэм. - Я знаю эту девушку. – Джейн теперь указывала на Риччи и с прерывистым дыханием продолжала. – Ты. Знаешь Билла Райана? Риччи кивнула, потом подумала и кивнула еще три раза. Джейн опустила голову на выдохе: - Мне кажется, с ним что-то случилось. - Пло-хое? - Да, плохое. - Знаю... Настала очень неловкая пауза. Девушка попыталась выговорить что-то более сложное: - Он... написал мне кое-что. Перед тем как я взяла гитару. - Билл? Что. Пошарившись в кармане курточки, она достала оттуда небольшой листок бумаги. Кривыми буквами, какими обычно писал от руки Мистер Райан, на ней была выведена фраза: "Поверь в себя". *** Состояние Билла после аварии было крайне тяжёлым. Врачи характеризовали это как беспамятство с проблесками сознания. Да, музыкант и приходил в себя на короткое время, но то, как он реагировал на окружающую действительность, сложно было назвать адекватным. Риччи пустили к нему только благодаря самой Джейн, а ее — из-за строчки о семейном положении в удостоверении личности. Официально оформить развод они не успели. Возможно они могли бы снова стать в парой, если бы спустя неделю после произошедшего Билл не потерял сознание окончательно и не впал в глубокую кому. До того, как это случилось, Джейн и Риччи навещали его каждый, пытались разговаривать. Даже Риччи пыталась. Билл, конечно, не узнавал ее, говорил, что она не умеет разговаривать и ее такой не бывает. Недоступный прежде дар в этом смысле стал для девушки настоящим проклятием и та больше хотела отказаться от него, чем принять. Но был ли у нее выбор... С каждым днём гитарист все больше бредил, что наяву, что во время сна. Врачи записывали все, что говорил Билл в период эксцентричных выпадов и потоков сознания. Содержание большинства заметок было примерно одинаковым: Билл уверял, что его преследует некий черный призрак, который хочет его смерти. Заметки вскоре были переданы и в полицию, но наведя некоторые справки стражи порядка сделали вывод, что Билл скорее всего в горячечном бреду вспоминает машину, которая была в тот день на дороге. Немногие очевидцы того происшествия запомнили, что та действительно была черной. Но для Риччи все было предельно ясно. И не просто так. Во время визитов в палату больницы девушка познакомилась и с другом Билла Мэттом, который, услышав, что его приятель попал в аварию, навестил его пару раз. Он даже прихватил с собой двух других гитаристов, которые в прошлом были "Ангелами Искупления" вместе с Биллом. Вместе они подтвердили случай в Чикаго и помешательство ведущего гитариста, которое продолжалось несколько недель после той трагедии. Риччи так же рассказала им про странный случай на ее сцене, но как и любой мудрый взрослый, Мэтт посоветовал ей говорить об этом как можно меньше. И в этом он был прав, ведь ненормальные ситуации вроде той, что произошла с Риччи, довольно часто делают людей слишком заметными. Заметными, в общем-то, не только для других людей, но и для чего-то такого, что простым языком не объяснишь. Эти строки моего рассказа из раза в раз возвращают тебя, мой читатель, к аварии на Саутерн Фривей, к загадочной черной машине, странному человеку в черном. Ты не глуп и наверняка уже понял, что все это связано, и я бы ошибся, если бы сказал, что Риччи не поняла того же. И, прямо как в этом абзаце, мысли девушки постоянно ее возвращали ко всему, что произошло за неделю до того как Билл испытал клиническую смерть, и она не могла воспринимать ничего другого. В тот день ее сознание было горячечно бестолковым. Мысль не клеилась. Слова не говорились, хотя сложно ожидать, что девушка, никогда не говорившая до этого за неделю научится. Она пробыла в больнице столь долго, сколько могла, и перестала гулять по белым коридорам только тогда, когда наружу ее проводила охрана. И то — неохотно и неуверенно. А на улице ее ждали ночные огни, свет мелькающих фар и гудки машин. Она подняла глаза к небу. Сквозь лёгкие облака струились едва заметные, приглушённые паром и дымом городские звёзды. Девушка поправила ремень на плече, прикусила губу, уверенно посмотрела вперёд и твердой походкой пошла своей дорогой — дорогой своей истории, новой, красочной, в которой укрощение дракона и новых странностей означало бы ее настоящее "долго и счастливо".