Я нашёл свою любовь в сугробе.

Хриплый кашель с новой силой нагрянул раздирающей болью. «Наверное, всё же пора прекратить выкуривать каждый день по столько сигарет…» — подумал пепельноволосый парень, опираясь руками о раковину, разглядывая собственное отражение. «Потерян, ничтожен, слаб». Как было вчера и несколько дней назад, каким будет завтра и ещё через какое-то время, пока не решит, что пора заканчивать эту, не несущую в себе смысл, игру. Ведь наложить на себя руки не грех, совсем нет. Это всего лишь выбор, очень ответственный, важный и единственный в твоей никчёмной жизни. Но… Никчёмной ли? У тебя есть крыша над головой, и что, что это самая дешёвая коммуналка? У тебя есть пропитание, ты же не берёшь из мусора! Да-да, воровать не хорошо, но тебе приходится, всё же выход, как-никак. У тебя есть друзья! Они всегда помогут заработать деньжат хоть на одну дозу. Всегда помогут не переборщить и не накидаться до беспамятства. Так в чём твоя проблема? Что испортило твою жизнь? Нет, не рождение. А ложь, сплошное враньё, бессовестная фальшь, лицемерие. Ты же на самом деле самая обычная одинокая тварь, которая была так преданна, что не заметила, как её все предали. Ты же сам, идиот, позволил воткнуть в свою спину множество ножей. Так какого чёрта ты страдаешь? Больно, да? Ну ты продолжай загонять себя всё дальше в угол, продолжай позволять стенам сдавливать тебя меж собой сильнее. Посмотрим, что выйдет из этого, несчастный котёнок. Вот оно, преддверие самого отвратительного для Марка праздника. Так не потому, что он настолько эгоистичен, что ненавидит празднование из-за того, что с каждым годом ему всё хуже. Не потому, что с каждым годом он становится всё более пустым. Не потому, что каждый год теряет всё больше людей. А потому что даже этот грёбаный новый год — обман. Все вдруг сразу любят друг-друга, желают счастья и радуются прожитому, а уже на следующий день от этой доброжелательности не остаётся и следа. Как от уюта и бывалой теплоты… Он загибается от всего, что ощущает. Он задыхается, сидя у холодной облезлой стены, откидывает голову, раздирает зубами свои же губы. Мычит, скулит — больно, сука. Всегда больно, постоянно. Он живёт с этим грызущим его чувством, но всё никак не привыкнет. Каждая новая волна выброса эмоций всё с той же безжалостностью доставляет непередаваемый дискомфорт. Но он не борется, он ничего с этим не делает, ему уже всё равно. Хочется лишь того, чтобы это к о н ч и л о с ь. Сколько бы не пытался внушить себе обратное, вбить себе в голову какие-то цели, что-то, к чему стоило бы идти, на самом деле он просто ждёт, когда придёт конец. Ему не нужно всё, что происходит. Но почему же он всё ещё здесь, живёт, дышит? Наверное, где-то в нём есть надежда, вера в чудо. А вдруг всё само образуется? Одновременно слишком плевать, поэтому он и не прикладывает никаких усилий, но в то же время хочется ведь чего-то по-человечески хорошего… Этим вечером парень собирается прогуляться. Зиму он всегда любил. Невинно-чистые, сцепившиеся меж собой кристаллики, что образовывают невероятно красивые формы… Сугробы, в которых хочется утопиться… Эти прелести всегда заставляли его улыбаться. И он просто обязан сегодня же слепить снеговика! Эту традицию никак нельзя похоронить. Этот единственный способ, поднимающий настроение, угробить он не позволит. Ничто не заберёт у него эту радость. Слишком ценны последние капли. «Снег кружится, вьётся буря, Ураган сильнейших чувств. Ну, а ты, всё тот же чмошник, Глотающий свою же грусть.» Напялив самую тёплую из всех безразмерных матово-чёрных толстовок, Марк собирается подурачиться на улице. Наконец подвалило побольше снега и теперь комната заслуживает милости, что бы её в коем-то веке покинули. Куртка нараспашку, шапка ни к чему, ведь есть капюшон, укороченные джинсы и кроссовки. Прекрасный наряд, и на зиму, и на осень, и на весну, не так ли? Мороз сразу же ощутимо пробежался по коже, обволакивая всё тело, заставляя желать оказаться закутанным в нечто иное — плед. Но у парнишки есть свой особый способ получить ещё немного удовольствия. По возвращении домой прочувствовать этот контраст между холодом и внезапным теплом чертовски приятно. Ради этого можно и замёрзнуть, чтобы ощутить уют. Длинные, можно сказать, костлявые пальцы, тянутся к снегу и захватывают горсть. Нос и щёки уже красные, также как и руки, что успели заледенеть. Он вылепливает снежок и ещё долго держит его у себя в руках, пока он не оттает. А затем запускает в неопределённую сторону. Марк возится в снегу, подобно ребёнку, валяется, даже смеётся сам с собой. Весь уже дрожит, ничего не чувствует, но снеговик-то не закончен, а бросить его так нельзя. Остаётся последний, третий ком — и можно приступать к лицу! Конечности сгибаются с трудом, но желание сильнее. Он облизывает обветренные губы, старается подогреть руки дыханием, как вдруг у его версии «Олафа», появляется голова. Подняв взгляд, Аренс замечает перед собой парня, что так довольно лыбится, не разрывая зрительного контакта. Решив не строить сучку, Марк мягко ухмыльнулся, говоря короткое: — Спасибо. Многословность когда-то и была его коньком, но, по крайней мере, не сейчас. Элементарно негде взять энергии на красные речи. — Мне кажется, он получился у тебя кривым, — вдруг выдаёт незнакомец, оценивающе оглядывая три наложенных друг на дружку снежных шара. — Возможно, он действительно уродлив, но главное то, что я знаю, сколько у него всего внутри, — отвечает Марк, недолго думая, вглядываясь в проделанную работу. — И сколько же? Что, вдохнул в него частичку души? — Поверь, много, — кажется, что он закончил разговор, но в голове появились новые мысли. — Не думаю, что мне было что в него «вдыхать», но он точно не просто куча снега, — переводит свой взгляд уже на лицо, изучая черты, запоминая. Но собеседник засовывает руки в карманы своего пальто, разворачивается и уходит, а Аренс продолжает стоять на том же месте, смотря тому в след. «Странный тип.» «Наш первый снеговик — не просто куча снега, Я чувствами проник в его натуру белую. Мне кажется, он значит для меня уж слишком много… Но ты уходишь быстро, уже своей дорогой.» Пальчиком тянется к будущей голове, и выковыривает две маленькие ямки, для будущих глаз. Тоже делает и со ртом, рисуя улыбку. Теперь надо бы найти для него нос и пару камушков. Вот только где? Забавно, но именно в этот момент вернулся тот парень с шишкой в руках. Молча, но так аккуратно, он засунул шишку в середину лица. — Теперь гораздо лучше! — обрадовался он и посмотрел на озадаченного Марка. — Что скажешь, м? — Пожалуй, соглашусь, — вдумчиво произносит и протягивает свою руку. — Марк Аренс. — Джим Эшфорд, — отвечает рукопожатием, сразу удивляясь. — Ты вообще её чувствуешь? — не отпускает ладонь он. — Я чувствую, что я её не чувствую, — посмеивается и «выдергивает» руку обратно. — Мне кажется, ты замёрз, — сводит брови Джим. — Интересно, по каким же признакам ты сделал такой вывод? — язвит он, подмечая в голове, что Эшфорд очень хорош собой. — Догадайся сам, — закатывает глаза парень. — Предлагаю сходить в кофейню, — быстро меняется он в лице, уже снова улыбаясь. — Извини, крошка, но вынужден отказаться. В голове он точно ударил себя по лбу за своё: «крошка». — Хах, почему же? «Настойчивый какой… Думаешь у меня, наркомана, чуть ли не бомжа, ненавистника праздника, в тематике которого сейчас абсолютно всё, есть желание посетить кофейню с едва знакомым мне человеком?» — Это вот мне интересно, с чего ты решил, что я должен был согласиться? — Я ничего и не решал, дорогуша. Попытка ведь не пытка. Я всё ещё надеюсь на твою милость, — не унимается Эшфорд. — Как мне воспринимать это? — Как приглашение на свидание.