Я нашёл свою любовь в сугробе.

Судорожно Марк держит свёрнутую купюру. Подушечки пальцев ледяные, живот скручивает, желание дикое. Он втягивает порошкообразное вещество, сразу же получая заряд эндорфина. Сейчас он может полностью расслабиться, целиком отдаться, оставить себя без контроля. Глаза невольно закатываются и лишь одна мысль: «Ещё, хочу ещё». Снюхивает оставшееся и буквально отлетает к излюбленному местечку у стены. Запрокидывает голову, глотает воздух, кусая губы. Всячески извивается, выгибаясь в спине до хруста косточек. Так проходит час, второй и вся дрянь, что была в Марке, что терзала его, возвращается в какой-то удвоенной мере. Нужно догнать, ещё хоть сотню миллиграммов. Колени подкашиваются, но Аренсу удаётся подняться. Хватая зип-лок с оставшимися кристаллами, он берёт ни раз использованную в таком деле пустующую банковскую карту и раздробляет кристаллики мефедрона. Ювелирные весы, на которые был высыпан уже порошок, показывают: 150mg. «Идеально.» Всё той же картой он разделяет меф на несколько узеньких дорожек и вторично скручивает денежную купюру, поднося к крисам. Первая, вторая… Он жадно заполняет свои лёгкие и вновь эта ярая, огненно-красная агония накрывает его своей волной. Дурманит, заставляет отдалиться от реальности и улететь куда-то далеко в пространство. В никуда. Во мрак, такой пленяющий, глубокий и невероятно привлекательный, который, кажется, будет ублажать целую вечность. В глазах звёздочки сверкают, зрачки всё шире и шире. Сам он расплывается на своём дешёвом кресле в скучной комнате. Один в этих четырёх стенах, словно в раю. В совершенно ином мире, где всё благоухает, где всё, как ему хочется. Тело отдаёт потоком жара, Марк весь словно в пожаре. В таком невообразимо приятном. Дорожка за дорожкой столь драгоценного для него порошка. Такого запретного, но такого желанного… Снова накидался, тупая сука. Снова решил, что может изводить свой организм, который уже без этой дряни не может. Снова считает, что имеет право разрушать себя и он за это ответит. Две недели проходят почти незаметно. Новый год всё близится и близится. Марк всё ещё ощущает эту боль, что таится в его подсознании, душе, сердце, глазах. Но теперь нести её, ему помогает ещё кое кто… Джим Эшфорд — похититель сердец дам и, как показывает опыт, парней. Чертовски привлекательный парень с добрым сердцем. Сахарный папочка, который требует послушания, но с этим Аренсу придётся ещё свыкнуться. Превосходно целуется, затягивая в какой-то свой мир, свою атмосферу. Быть может, это ощущает только Марк, но не это ли главное? Парни видятся почти каждый день. За исключением бывалых двухдневных марафонов Аренса с наркотиками. Надо завязывать, да, он понимает это… Но, чёрт, как? Мефедрон — не единственное, без чего он, кажется, жить нормально уже не может. Амфетамин, мет, MDMA — всё это вытаскивает его из дурного состояния, заводя в свой лес. Лес, который на самом деле полон настоящих ужасов, а был преподнесён, как сказка. «Мрак окрылён лишь злобой твоей, Наполнен он зверской болью. Ты — сатана с миллионом идей, Что не даёт мне покоя. Хватит питать мою душу собой, Мне падаль твоя не по вкусу. Но сколько бы я бороться не мог, Всё кончалось твоим укусом. Ты вселяешь внезапные силы в меня, Но стоит цены ли своей? Я убиваю, невинность храня, Ведь сам себе не верю. «Я непорочен» — твержу каждый раз, Но, знаешь, внутри меня ты. И это заводит сильнее тебя Оставить больше чёрных пятен. Мрак окрылён лишь злобой твоей, Наполнен он зверской болью. Ты дьявол, грешности мастер моей, А я ученик поневоле.» Сегодня Джиму пришлось отменить встречу — почувствовал себя нехорошо. Такое состояние всё чаще стало преследовать его и наконец-то он решил обратиться в поликлинику. Марк переживает, не может найти себе места. «Какого чёрта ты столько откладывал, Джим?!» — злился он мысленно. Это изматывало его и, в итоге, переходило в грусть и свойственную ему тоску. Но есть и хорошие новости! Аренса решили не увольнять. Быть официантом в «McDonald’s» оказалось не так просто, да и платят копейки, но пока вариантов нет. Он думает, что любит Эшфорда, ведь количество бабочек, которые забивают его лёгкие рядом с ним, бессчётно. Исходя из этого, смысл его жизни решил вернуться. Неумолимо медленно, даже раздражающе, но вернуться. Поэтому он собирается начать учёбу. Поступить хоть куда-нибудь, не просто так ведь штаны в школе просиживал. А дальше — больше, найти работу получше и «выбиться в люди». Тридцать первое декабря. «Сегодня всё изменится.» — прокручивал в своей голове беспрестанно парень, теребя ручки красивого подарочного пакета. Не поздравить возлюбленного с Новым Годом он точно не может. Теперь он составит компанию Джиму и посетит с ним этот театр. И не только этот! В их планах на сегодня сходить в настоящий, в котором Марк, собственно, тоже ни разу не был. Бутылка любимого коньяка Джима, коробка конфет, тёплые носки и шарф. Он никогда не думал, что когда-то кому-то ещё будет дарить такое. Какое счастье, что он не сдался окончательно, что не опустил руки, что продолжил верить… Скоро в поле зрения появился и Эшфорд, что не могло не заставить улыбнуться во все тридцать два. Он припарковался возле многоквартирного дома, в котором живёт Аренс. Марк дошёл до знакомой машины, из которой вышел Джим. Их губы слились в поцелуе, который удержался таким ярким трепетом, что создалось ощущение, будто это их первый. Будто ранее между ними никогда не было такой близости. «Я трепет этот ощущаю в полной мере, Хочу, чтоб длилось это вечность или две. И я готов спасти тебя и растопить все стены, Готов я солнцу противостоять или луне. Я медленно шагаю по дороге, По дороге, что ведёт меня к тебе. Но движутся-ль навстречу твои ноги, Навстречу настоящему, живому мне? Я вытащу тебя из этой тины, Из омута, что не даёт спокойно жить. Ты только дай зелёный свет мне, милый, Ты только за руку мою всегда держись.» Поход в ту самую кофейню стал их традицией и первым делом они отправились туда. Тёплые и такие красочные воспоминания со дня их знакомства посетили их обоих. Время пролетело незаметно и уже близилось к трём, а значит, им нужно было поспешить к зданию театра. Пьеса музкомедия: «Летучая мышь». Во время просмотра Марк понял, что театр — это не его, но всё же, он остался под приятным впечатлением. — Я не думаю, что ещё посетил бы театр, но это был очень интересный опыт, — делится парень под хруст снега под его подошвой, — спасибо. — Я рад, что тебе всё-таки понравилось, — сжимает он ладонь Аренса в своей. — Устал? — Немного, — невольно он проматывает в голове картинки этого дня и улыбается. — Хочешь, поедем ко мне, м? — так внезапно задаёт вопрос Джим, от чего младший чуть не поперхнулся. — Вообще-то, я не против, — переведя дыхание, отвечает Марк. Марк с интересом рассматривал комнату Джима, пока тот возился на кухне. Увлечённый рисунками на стене, он даже не обратил внимания на звук открывшейся двери. Эшфорд беззвучно пересёк комнату и оказался позади Аренса. — Я слышу, как ты дышишь, — тихо усмехнулся он. — А я и не собирался напугать тебя, — улыбаясь, шепчет Джимми и обнимает его со спины. — Всё это — в прошлом. Я уже давным-давно не рисую. — Зря, мне кажется… — Марк обернулся к нему и мысль утонула в нахлынувших эмоциях. — Кажется что? — Эшфорд потянулся к его губам. — Что самое время… Замолчи, Джим! Опешив, он лишь вопросительно вскинул брови, но напористость Марка расставила всё по местам: Аренс ворвался в его рот жадным поцелуем. Непослушные руки сами забрались под ткань, не оставляя никакого выбора. А нужен ли он? Всё здесь, как на ладони. Кровать. Губы. Тела. Одежда, отправленная резким рывком куда-то в угол, на стол, на пол. Комнату заполнил запах, что не оставлял места на рассуждения — а стоит ли? Всё произошло так быстро, но так вовремя, что даже малая толика сомнений не могла поселиться в голове каждого. Вдвоём. Близкие, но ставшие ещё ближе. Выпив по чашке какао, что так заботливо приготовил Джим, уставшие, но довольные они, решили прогуляться, дойти до того места, где впервые встретились. Полностью одевшись, хозяин дома отлучился в комнату, оставив Аренса в прихожей. Он достал из шкафа маленькую, бархатистую коробочку и перепроверил. Всё прекрасно, два парных серебряных кольца с тёмно-синими камнями были внутри. Джим сегодня сделает это. Он всё решил. Только он собирается покинуть комнату, как на его телефон поступает звонок из больницы. Он взял трубку, даже не предполагая, что ему придётся услышать то, что он услышал… Итоги обследования… Хорошего, по правде, мало. Озадаченный и растерянный Эшфорд выходит в прихожую. — Джим? Всё хорошо? — начинает волноваться Марк, замечая то, как поменялся в лице парень. — А? — реакция такая, словно он побывал в трансе. — Д-да, извини, там по работе кое-что случилось, но скоро это уладят, не переживай, — улыбнулся он натянуто, подходя к Аренсу и надевая шапку на его голову. Это успокоило Марка, но задние мысли никуда не делись. — Как думаешь, снеговик всё ещё цел? — обувается пепельноволосый, задавая вопрос. — Очень на это надеюсь, — мягко отвечает тот. — Ну что, идём? — Да, — соглашается он, выходя первым. А за ним уже следует и Джим, закрывая дверь. Достаточно быстро они добрались до нужного места, хоть и пешком. По пути они были увлечены нескончаемыми диалогами и Эшфорд даже успел забыться насчёт сложившейся с его здоровьем ситуации. Но по приходу туда, увидев стоящего снеговика, преждевременная ностальгия начала обволакивать собой. — Джим, ты видишь его? — радуется Аренс, указывая на «старого друга». — Он до сих пор цел… — подбегает к нему. — Даже твоя шишка! — не слыша ответов, он оборачивается, замечая такого разбитого Джима. — Ты в порядке, Джимми? — возвращается он медленно, вопросительно смотря в его глаза. А он будто отдалился от вселенной, погрузился в свои мысли: «Как же я могу сиять от счастья с тобой, зная о своей смерти, милый? Эта боль, кажется, расщепляет все мои внутренности и в прямом смысле, и в переносном. Я так люблю тебя и совсем не могу элементарно улыбнуться, ведь я так не хочу оставлять тебя. Что же мне делать? Разбить твоё сердечко, которое я еле как сам собрал? Сделать вид, что как настоящий мудак потерял интерес и в будущем спокойно умереть? Мне хочется рыдать от своей безысходности, мой сладкий мальчик… От чего тебе будет больнее? От того, что я брошу тебя или от того, что я умру рядом с тобой? Это так ломает меня, разрывает на части. Я бы хотел провести свои последние пару лет с тобой и больше ни с кем. Но за эти годы у тебя появится шанс остыть ко мне… Не это ли важнее? Твоё хоть какое-то благополучие? А справедливо ли так поступать с тобой? Ты не заслуживаешь лжи, но так же нельзя, чтобы тебе пришлось перетерпеть потерю. Я знаю, как стал дорог тебе. Ровно так же, как и ты мне. Я знаю, как ты полюбил меня. Ровно так же, как и я тебя. И я знаю, как тебе будет больно, ровно так же, как и мне сейчас… Мне так трудно. Я задыхаюсь, тону в этом, хочу кричать тебе: «Спаси меня! Спаси!», но тогда я лишь потяну тебя за собой… Извини, извини меня, мой милый.» — Марк, — начал он совсем неуверенно. Голос с первой же секунды сломался. Не может он продолжить, но должен. Он сглатывает ком, что тут же образовался в горле, обильно облизывает искусанные губы, прикрывает глаза, переводит дыхание и только через время продолжает: — Я понял, что совсем ничего к тебе не чувствую, и думаю, нам надо покончить с этим, — в уголках глаз моментально скопилась влага. Ресницы дрожат, а за ними кончики губ и пальцев. Сердце бьётся так бешено, что хочется лишь чтобы оно разбилось на этих скоростях. Сразу насмерть. Пропуская все светофоры, все знаки, врезаясь в первый же столб и улетая в обрыв. Навсегда. В голову лишь громко и мощно ударяют собственные мысли: «Извини, извини, прошу. Прости меня». — Прощай. Джим, как и в тот раз, суёт руки в карманы всё того же пальто, разворачивается и уходит. Нет, он больше не вернётся с шишкой. Он больше ни с чем не вернётся. Эпилог: Уже через несколько минут прозвучал мощный звон колокольни. Ровно двенадцать. Ровно новый год. Небо отовсюду стали скрашивать разноцветными фейерверками. Несчётное множество искр — очень завораживающее зрелище. Ко всему, вдобавок, пошёл снег. А по щекам парня слёзы. Они быстро замерзали, принося жуткую боль лицу. Но это ничего, по сравнению с тем, что у него сейчас внутри. «Зиму он всегда любил. Невинно-чистые, сцепившиеся меж собой кристаллики, что образовывают невероятно красивые формы… Сугробы, в которых хочется утопиться… Эти прелести всегда заставляли его улыбаться. И он просто обязан сегодня же слепить снеговика! Эту традицию никак нельзя похоронить. Этот единственный способ, поднимающий настроение, угробить он не позволит. Ничто не заберёт у него эту радость. Слишком ценны последние капли.» Ошибался. Эту традицию — похоронили. Этот единственный способ — угробили. Эту радость — забрали. «Возможно, Джим поможет ему воспринять всё по-другому. Возможно, ему наконец больше не придётся ходить подавленным всё время. Счастье может заключиться всего в одном человеке! Но также весь твой мир может рухнуть всё в нём же.» Джим не помог. Джим убил его. Весь его мир рухнул в его счастье. Марк простоял там почти не двигаясь ещё очень долго. А затем, пустой, отправился к себе домой. Вы когда-нибудь видели взгляд, в котором совсем ничего нет? Наверное, Марк Аренс из недавнего прошлого жутко испугался бы этого Марка. Но сейчас он испытывает лишь безразличие. Порывшись в ящиках на кухне, он находит последние триста миллиграмм метамфетамина. Проделывая заученные десятками раз махинации, он вдыхает всё и полностью. Смертельная доза. Я нашел свою любовь в сугробе. Там же она и растаяла.