Падение вверх

И вот очередной день, Алеф придумал новую игру. — Сейчас самые бесстрашные мужики будут играть в ножик! — Он покрутил в руке мультитул и достал из него лезвие. Судьёй или ведущим, как уже повелось, стал беспристрастный Ньюсекай. Всего было 3 раунда. Попадание по пальцам — автоматический проигрыш. Претендентов не так много. Тито это запретили из-за нарушения в координации движений, Магоро не достал по скорости, а немой попал по руке и его в итоге забинтовали. — Ну и что это за игра? — Опять главный играл осуждающего отца. — Да ты просто струсил, Ратко! — Алеф хмыкнул. — Это бессмысленно, опасно и совершенно не весело. — Ещё как весело. Если бы ты не боялся, а размотал бы меня, тогда не рассуждал бы, как старик! Ратко посмотрел на Ньюсекая, который внезапно не сказал как это нерационально и по-дурацки, не отговорил его. И это значило, что вот он, этот решающий момент, эта схватка, которая разрешит, кто кого превосходит. — Ну держись, Алеф. — Мессия сел напротив него. — Учти только, я очень хорош. — Тот показал ему руку с 4 шрамами от этой игры. — А не говорит ли это об обратном? — Хмыкнул Ратко. Волноваться ему было не о чем. Он имел отличную координацию, моторику, да и какой-то опыт в игре по юности-дурости. — Первый раунд. На старт, внимание, реж! И Алеф уже привычно для себя начал напевать. — У меня пять пальцев. Я ножиком стучу. И если руки подведут, я палец отрублю… Иии буду я без пальца, весь кровью истекать. Но все равно ножом стучу, меня вам не понять… — Всё! — Объявил арбитр. Первый раунд он закончил в прогулочном темпе. Алеф фактически отдал его Ратко. — И так ты собираешься победить? — Тот выхватил мультитул. — Ну надо же было дать тебе хоть какой-то шанс. — Подросток одарил его солнечной улыбкой. — Это ты для того, чтобы оправдать перед собой поражение тем, что поддался, мальчик. -…Реж! За этот раунд Ратко разогрелся. Восстановил опыт и без пота взял балл. Во втором был усложнённый порядок движений. Придерживаться обычной схемы нельзя. Алеф изменился в лице, только получил инструмент обратно. Он стал очень серьёзен. На этот раз его скорость была… невыносимой с самого старта. Он даже не пел, а тупо, как говорят, рвал и метал, не оставляя и шанса сравняться. И как только время вышло, он удовлетворённо протянул лезвие сопернику, который и выдал: — Ты что, хочешь задобрить авторитетного меня этими поддавками? То, что это представление вызвало не подавленность, а такую же насмешку у Ратко, пошатнуло его настроение. Вокруг собралась публика. А ставки то поднимаются! — Давай, Ньюсекай! — Скомандовал мессия. Ему отсчитали, и он завёлся. Он поверил в своё превосходство, сокрушающую компетентность, которую выразил на словах. А по сути ведь, он понимал, что уступает, но этой мысли нельзя было проникнуть в сознание. Надо двигаться вперёд на чистом адреналине! Шарашить, рисковать, вырывать победу! Это и значит быть мужчиной! Так ведь?.. А нож так близко, ещё чуть-чуть… Хух, пронесло! Время всё не заканчивалось, а рука вспотела, и сохранить темп, увы, не вышло, слишком уж много было помарок, которые ещё немного бы, и воткнулись в палец. — Всё! И он задержал в воздухе злополучное лезвие прямо над своим средним пальцем. Секундой позже, и был бы без него. Позорное поражение избежено. — Ну… Сначала было ровно, но в конце у Ратко немного ухудшилась техника, так что… 1:1. Соперники выжигали друг друга глазами. Между ними стояло такое напряжение, что если кто-то третий поставит посредине палец, его шибанёт током. Глаза Алефа начали блуждать туда-сюда. Он покрутил инструмент, будто бы колдуя над ним, после поцеловал два свои пальца и приложил к лезвию. На удачу наверное. — Ну что же… В моём любимом творческом раунде я покажу вам, дорогая публика, технику, которая приходит только с большим опытом. Именно она подарила мне 4 шрамчика, пока не стала такой совершенной. — Разглагольствовал он. — Смотри внимательно, наш дорогой судья! — Да ты надоел. Начинай уже. — Ратко фыркнул. Он напрягся. Что ещё за фокусы? И на третье «реж» тот начал довольно медленно и с самым простым порядком. Он тихонько запевал: — Оооо чап-чап-чап-чап-чап-чап-чап. Быстрее я стучу. И если попаду по пальцу, кровью истечу… — И он внезапно поднял свои глаза на Ратко и… продолжал резать. — И что ещё забавно, когда я не смотрю, мне только проще сочинить стишочек главарю… — А он ускорился. — Это экспромт, поверьте, я точно не дурю. Скажи мне слово, и я быстро рифму подберю. — Фактал. — Ратко быстро выдал какое-то мудрёное понятие, думая, что, раз оно редкое, значит и рифму будет найти сложнее. — И что, товарищ Ратко, раз ты сказал фрактал, то я уверен на все сто, ты точно проиграл! И это производило впечатление на публику. Никто ничего не говорил, но стало громче. Вдохи, ёрзанье, почесывание рук. Звуки волнения. Такие точные движения, да ещё и рифмы. Рифмы к Алефу быстрее обычного приходили в моменты повышенного стресса. — Иии ты не отвлекайся, не переводи глаз, без взгляда очевидно же, что у толпы экстаз. Но очень грустно, Ратко, мне на тебя смотреть, ведь ты же попытаешься меня здесь одолеть! — Скорость почти достигла уровня второго раунда. — А я ведь лучше лучше лучше лучше… — Всё! -…Лучше я чем ты, тебе тебе тебе тебе пришли кранты! — Всё же допел он, хоть время уже закончилось. Алеф сбросил нож, как микрофон после выступления и довольной миной. Так и хочется врезать. — Эталон токсичной маскулинности. — Лиска медленно зааплодировала. — Спасибо! — Блондин солнечно улыбнулся. — Это не комплимент. — Ратко, возьми время придумать, что будешь делать. — Посоветовал Ньюсекай. Тот кивнул и глубоко задумался. Он крутил мультитул и примерялся, ощущая на себе множество взглядов. У него началась лёгкая головная боль. Такие ставки. Это момент величайшей победы или сокрушительного поражения, или он превосходящий, или дурак, который повёлся на поводу у какого-то подростка. Да, это действительно совершенно не мерило, по которому стоит сравнивать, но всё это политика, даже разница в росте имеет значения в глазах избирателя. — Алеф. — Начал он. — Ты выиграл. Молодец. — И неожиданно окончил. Это стало для всех сюрпризом, особенно, для Ньюсекая. Главный встал и молча пошел, провожаемый множеством глаз, к своему матрасу отжиматься. Он не смог бы выиграть, знал, что переплюнуть такой безрассудный трюк он не в силах. Порезался бы только и позорно ушёл. Настроение паршивое, всё же, он проиграл ему. Возле его головы появились ноги в ношеных серых кедах. Ноги согнулись. На корточки возле него присел первый последователь. — Эй. — Что? Да, я ушел без последнего боя. — Он стал в планку. — Горжусь тобой. — А? — Ратко повернул голову в его сторону. — Я не стал тебя отговаривать, чтобы понять, сможешь ли ты сам. Ты очень достойно ушел. — Он улыбнулся. — Остальные так не думают. В их глазах я проигравший. — Не знаю. Может быть. Но бой с самим собой ты выиграл. Мужчина сел. — Меня так угнетает, что этот пиздюк… он ведь реально обходит меня. — Тихо признался он. — Даже ты на его стороне. — Я не знаю кто из вас был бы лучшим лидером, Ратко. Но никто бы в его руки свою жизнь не доверил. Я провожу с ним время не потому что он якобы лучше тебя, а потому что с ним весело. В отличие от тебя. Ты душный. Дни сменяли друг друга, атмосфера заметно портилась, это было естественно. Всё игры уже переиграны, разговоры переговорены, а пространства от этого больше не становилось, наоборот, его было меньше и меньше. Небольшие стычки на бытовом уровне вроде того, кто храпит уже перерастали в коллективные потасовки. Эйфория от спасения и от не такого ужасного мяса уже прошла. Ситуацию усугубляло одно — люди не знали чем себя занять, они были предоставлены сами себе, у них не было ни расписания, ни обязанностей. А как известно, только с помощью дисциплины можно не потерять рассудок, долго находясь в одном помещении. Но главный не понимал что не так, слишком уж мало опыта в руководстве, слишком много ответственности. И мессия и его первый последователь чувствовали себя всё паршивее, первый из-за того, что ему не хватало личного пространства и он по ощущениям, не состоялся как лидер, а второй, пусть даже заведя себе друзей, очень тяжело переносил их ночные дежурства. Предполагалось, что они будут спать пол ночи и часть дня, но дневную половину Ньюсекай совершенно не мог выдержать из-за света и звука, потому у него оставалось 4 часа в сутки. На экваторе второй недели он опять поднимался по верёвке после приготовления мяса, во время чего у него потемнело глазах, и он остался так висеть. — Что такое? — Ратко начал переживать. — Ты в порядке? Ты устал? — А Лиска и того более. Он начал соскальзывать вниз. — Ньюсекай, не вздумай отпускать! — Выкрикнул Ратко. Тот открыл глаза. Он на совершенно катастрофической высоте, под ним пропасть. Где он? Что это за место? — Смотри вверх! Смотри на меня! — Выкрикнул мессия. Вот, вот туда ему надо, наверх. Он медленно полез дальше, а у самого края тот его схватил за рубашку и дотянул. Какое счастье. Обошлось. — Ты чего? — Устал. Я плохо сплю. — Тогда ляг сейчас. — Ратко встал с ним и перебросил его руку через свою шею, чтобы довести до матраса. — Тогда издай указ, чтобы никто не шумел. Так и было сделано, но напрасно, полностью без этого не вышло. Неудачная попытка сна была ещё хуже бодрствования. Он не понимал, почему же, раз Ратко такой тревожный, он так хорошо спит. По сути тревога того быстро истощала, так это работало. Тем же днём главный заметил, что у Тито развязаны шнурки. — Ты… Не умеешь завязывать шнурки? — Уже нет. — Ответили ему. — Ой, блин… забыли… заправить. Тито потянулись для того, чтобы поправить. — Тебя научить? — Ратко наклонился к ним, ибо разница в росте мешала общению. — Давай. Оба присели на матрас. — Ну смотри, сначала берёшь так, потом протягиваешь сюда, да? Потом оба края складываешь и тоже самое, понятно? — М… это на моторику? Это… плохо. — Что плохого? Попробуй. Моторика у больных страдала, руки плохо слушались, но спустя 15 минут терпения со стороны Ратко, всё вышло. — Так я так… так моторику терять не буду. Можно? Ещё? — В глазах читалось очень простое тёплое «Спасибо». — Ещё? В смысле другие узлы? — Пожалуйста. — Ну давай попробуем. Для него было странно быть таким нестрогим в обучении, наверное, от того, что он воспринимал Тито как ребёнка. Благо, узлов он знал много, и всем им не без удовольствия обучил. Он снова делает добро, это сохраняет его на плаву. Вся эта ситуация была похожа на Тито. Ты знаешь, что будет становится хуже, это так работает, такая природа, тела портятся, мозги портятся. Но даже здесь может быть развитие, можно попытаться замедлить, а если очень стараться, то и развить что-нибудь. Атмосфера на 254 этаже оставалась весёлой только среди троицы журналиста, фотографа и пиромана. Они даже ни о чём говорили весело. — Ньющекай. — Алеф. — Что? — Щьто? — Передразниваешь меня? — Передражьниваю тьебя. Мнье тааак нравища как ты ражьговавиваещ. — Спасибо. Перестань. Меня из-за этого репортёром не берут. — Братан! Не знал, прости! А исправить нельзя? — Да пробовал… — Ньюсекай махнул рукой. — Братааанчик! — Алеф приобрел его рукой. — Да ладно тебе, все нормально. Подключилась Лиска: — Я бы сказала, это даже сексуально. Вот если бы мне кто-то так прошептал: «Я тебя хощщщу…», я бы расстаяла. — Я тем более. — Не буду больше с вами разговаривать. Смех. — Пойду разомнусь, вы не скучайте. — Ал встал с матраса. — Ага, давай. — Оба ему помахали. Лиска подбила Ньюсекая под локоть. — А ты чего нас не писал? Мы же так интересно общались. — У меня памяти 5 с половиной часов на 6 месяцев. Не думаю, что это то, что нужно. — Твой фильм это сборник шок контента, но нужен контраст, людям нужны разные эмоции, понимаешь? Если достаточно долго показывать даже холокост, можно к нему привыкнуть. — Я не разбираюсь. — Да я вижу. — Я стараюсь снимать самое зрелищное. — Слушай, с твоим непониманием к чувствам зрителя не мудрено, что твои новости провалились. — Прямо сказала она. — Возможно. — Он задумался. — Так ты тоже из этих? — Из кого из этих? — Из эмпатов. Когда я там чуть не упал, ты испугалась за меня, а не за мясо. — Ну конечно, придурок! Ты же ценнее. — Да я не толще его, он по пищевой ценности лучше подходит. — Он пошутил. Она прыснула. — Так, по фильму смотри. Потом выйдем, поработаем вместе, я тебе покажу по монтажу, и будет шедевр. Ты, я видела, композицию кадра неправильно ставишь, я тебе объясню… Он её завороженно заслушался. Она была прямой и честной, никогда не осуждала за отсутствие эмпатии, считая его мышление непредвзятым, мудрым и, что самое главное, гиперфункциональным. И сама по себе была компетентной и красивой. Всё это сложилось в отличную картинку. Он накрыл их простынёй и выдал: — Давай поцелуемся. — Что? — Та аж подавилась слюной. — То есть ты… считаешь, что така дама, как я, захочет делать это с тобой? — Да, я так считаю. — Без колебаний ответил он, пристально глядя на нее. — А аргументы какие? — Она ухмыльнулась и сощурилась. — Я умный и красивый. И, как я понял, это важно, мой аргумент сильно больше среднего. Сильно. — Ахахаха! — Она залилась. — То дело, где это важно, называется не поцелуем! Она успокоилась и продолжила: — Но вообще, это не будет ничего значить, того, что мы встречаемся и все такое, окей? — Прекрасно. Я тебе и не предлагал. Мы итак в одном помещении в продолжительном состоянии встречи. — Я просто ненавижу эти концепты пар и брака. Я за свободу. — Ты достала, будем целоваться или нет? И они это сделали. А после чего совершенно не встречались, хотя повторили это ещё не раз. Они прямо-таки нашли друг друга в отступлении от привычных паттернов поведений и отношений. Это было потрясающе, Ньюсекай чувствовал, что привязывается. Они так долго обсуждали свои планы на будущее, о том, как будут эффективно работать и продвигать друг друга, ни к чему не обязывая, а просто потому, что хотят доставлять радость. Вне ненавистных концептов Лиски, вне каких-либо недосказанностей и речевых украшательств, а просто по сути, как оно есть. А раз так, значит всё это было не зря.