Ничего не останется от нас, Нам останемся, может быть, только мы. И крылатое бьётся пламя между нами, Как любовь во время зимы.
(с) Мельница. Любовь во время зимы.
Ваньинь проснулся от нежных поцелуев в шею, и это было лучшее пробуждение за все двадцать четыре года его жизни. Сичэнь ласково прикусил тонкую оливковую кожу на ключице и ткнулся носом за ухо, пряча лицо в растрепанных со сна волосах Цзян Чэна. - Я знаю, что ты уже не спишь, - низким сонным голосом, проурчал Хуань в покрасневшее ухо. - Потому что кто-то решил съесть меня вместо завтрака, - с наигранным раздражением фыркнул парень. - Я готов съесть тебя и вместо обеда, и вместо ужина, и вообще вместо любого приема пищи, - в подтверждение своих слов Сичэнь с удовольствием лизнул шею, оставляя длинный влажный след. Ваньинь почувствовал, как краснеют щеки, и кожа покрывается предательскими мурашками. - Ты же помнишь, что я обещал вылизать тебя от макушки до пяточек? Поцелую каждую родинку, каждый шрамик, - продолжал мурчать куда-то в шею мужчина. - Как ты можешь говорить такие вещи? – Цзян Чэн закрыл руками лицо, стараясь не обращать внимания на своего личного демона-искусителя. - А почему бы и нет? – привел убийственный аргумент Хуань, прикусывая линию челюсти. - Да действительно, - буркнул Ваньинь, безуспешно пытаясь не плавиться под чужими мягкими губами. Горячие широкие ладони размашисто погладили бока, нагло забравшись под майку, в которой парень спал, пробежались по ребрам с едва ощутимой щекоткой. Сичэнь оставил еще несколько поцелуев на ключицах, лизнул загорелое плечо. Каждое его движение было напоено бесконечной нежностью. У Ваньиня в глазах плыло от того цунами эмоций, которое его захватило и погребло под собой. Он никогда не думал, что может быть так. Не мог себе представить, что появится кто-то, кто пожелает целовать его до звездочек перед глазами. Кто-то, кому будет интересно все, что он, Цзян Чэн, захочет рассказать, кто будет прижимать к себе после долгого рабочего дня, готовить ему, просто потому что он устал, и ждать его, даже, если он засидится в офисе допоздна. Парень обхватил Хуаня за плечи и потянул наверх, укладывая его на себя, и целуя в висок, в нос, в щеку – везде куда попадет. - Чем я заслужил тебя, Лань Сичэнь? И чем мне придется расплачиваться за эти минуты счастья? – горячечно шептал молодой человек. - Чэн-чэн, - мужчина крепко прижал парня к себе. – Ну что ты, родной. Хуань гладил Ваньиня по волосам, шепча что-то успокаивающее в макушку. - Ты мой драгоценный, мой подарок от жизни, моя сила, мой свет, только мой, - Сичэнь заглянул в серые глаза и мягко улыбнулся. – Мне кажется, что держать тебя в объятиях, оберегать и любить для меня так же естественно как дышать. - Спасибо, - прошептал на грани слышимости Цзян Чэн. - Лотос мой, за любовь не благодарят, - мужчина приподнялся и погладил Ваньиня по щеке. – Поднимайся, я пойду, приготовлю завтрак. Хуань нехотя поднялся с разворошенной кровати – Чэн спал крайне беспокойно, накинул теплый махровый халат и отправился на кухню, на ходу расплетая косу и закручивая пучок, чтобы волосы не мешались во время готовки. Ваньинь натянул одеяло до плеч и свернулся клубочком. Из-за неплотно задернутых штор пробивались холодные солнечные лучи, ветер гулял по комнате из приоткрытого окна. Юноша не привык, чтобы окна в квартире всегда были распахнуты, поэтому кутался в несколько слоев одежды и всегда был похож на капустку. Сичэнь гремел чем-то на кухне, хлопал дверцей холодильника, напевал что-то под нос, достаточно громко, даже в спальне было слышно. Цзян Чэн несмело улыбнулся, кажется, так в книжках описывают счастье. Парень сел на кровати, все еще в импровизированном коконе и потер глаза, после чего бросил взгляд на тумбочку. Электронные часы показывали десять часов утра, воскресенья, последних дней декабря. Цзян Чэн спустил ноги на пол, поежился от пробирающего холода, нашел большие тапки в виде когтистых лап, которые когда-то, когда тут еще жил Ванцзи, приволок в эту квартиру Усянь. Шаркая ногами, все еще немного сонный, несмотря на яркое пробуждение, прошел в ванну. Скептическим взглядом окинул себя в зеркале, подумал, что у Сичэня, наверное, проблемы со зрением, ну какая, в самом деле «драгоценность», подарочек-то тот еще конечно. Ваньинь умылся, подтянул сползшие на косточки спальные шорты и пошел на кухню. Замер в дверях наслаждаясь будто бы нереальностью происходящего. Сичэнь стоя на одной ноге, вторую согнув и уложив на бедро выпрямленной, похоже, что-то из йоги, варил кофе в турке. Напевая какой-то новогодний мотивчик, мужчина помешивал палочкой корицы ароматный напиток, не забывая следить за кашей для себя и банановыми оладушками для Ваньиня. Хуань почувствовал пристальный взгляд между лопаток, повернулся и тепло улыбнулся. - Доброе утро, любовь моя, - мужчина снял турку с плиты и разлил кофе в две кружки, в одну щедро сыпанул специй и насыпал зефирок для сладости. – Садись, завтрак уже почти готов. Ваньинь сел за стол и почувствовал, как что-то теплое опустилось ему на плечи. Сичэнь накинул на него мягкий плюшевый халат, который купил специально для вечно мерзнущего Цзян Чэна. Хуань поставил перед парнем тарелку с оладушками, политыми карамельным сиропом, еще одну тарелку с очищенными апельсинами поставил в середину, себе положил каши и тоже сел напротив. - Приятного аппетита, - пожелал Ваньинь, опуская глаза в тарелку. Он все еще смущался всяческого проявления эмоций, но очень старался, правда, очень. - Приятного аппетита, - ответил Сичэнь и, потянувшись через стол, сжал ладонь Цзян Чэна в своей. – Моя душа. Хуань погладил чужую ладонь в своей руке. Он и подумать не мог, что однажды найдет человека, которого не захочет отпускать. Которого захочется любить и оберегать. Теперь Сичэнь прекрасно понимал младшего брата, который готов был закрыть собой жениха от любого несчастья. Теперь это не казалось чем-то странным, наоборот, было совершенно естественным. Хуань почувствовал, как расползается тепло, стоит ему взглянуть на Ваньиня, как сердце сбоит, и горло пересыхает. Сичэнь мало что знал о семье Цзян Чэна, но точно знал, что в ней не было любви. Заменить любовь родителей было не в силах Хуаня, но подарить свою любовь целиком и полностью, все свое внимание и заботу он мог и собирался это сделать. Теперь у Ваньиня был Сичэнь, а у Сичэня был Ваньинь, и у них была любовь во время зимы. Однажды зима закончится, придет весна, за ней лето, осень и зима, и так по кругу, но любовь двух оттаявших в декабре сердец навсегда останется с ними.