Дети младшего бога

— Надо думать, что Рождество и в этом году мы будем встречать, как и полагается истинным уроженцам Калифорнии — возле открытых бассейнов! Ты, наверное, прилетая из Вашингтона, потом еще неделю не можешь отогреться после их зимы, да, Барт? Барт Ламберт улыбнулся. Воскресный день плавно катился к обеду, и старый друг, приехавший в поместье Ламбертов не спеша вел светскую беседу с хозяином дома. — Ну, я привык к разному климату, хотя, конечно, жить возле океанских пляжей Санта-Моники гораздо приятнее, чем в любом другом месте. Мужчины остановились на небольшом декоративном мостике, сложенном из крупных серых булыжников. Мостик нависал над живописной альпийской горкой и опоры его были полностью скрыты островками цветущих фрезий. Чуть поодаль возвышался родовой дом Ламбертов: двухэтажный солидный особняк в колониальном стиле, с открытой террасой с воздушными белыми занавесями. — Всегда, когда возвращаюсь домой, благословляю свое родовое гнездо, Вилмер. Барт Ламберт задумчиво смотрел на террасу, где парусом надулась под теплым ветром прозрачная кисея. Вилмер повернул голову и искоса глянул на своего собеседника. Они оба были чем-то неуловимо похожи: оба чуть за пятьдесят, статные, высокие мужчины, покрытые ровным бронзовым южным загаром. Настоящие, породистые, словно скакуны, только приобретшие с возрастом особенное очарование и умение держать себя в любой ситуации. С террасы дома донесся заливистый смех. — Как быстро вырастают наши дети! — Вилмер вздохнул. — Твой Адам уже совсем взрослый! А где они познакомились с Кимберли? Барт не отрывал взгляда от пары молодых людей за кисейной шторой. Адам Ламберт смеялся, наклоняясь к девушке, придерживающей на голове маленькую шляпку из белой итальянской соломки. Ветер пытался сдуть милый головной убор, шевелил пряди вьющихся волос девушки, и, наконец, сам Адам, не выдержав, выхватил шляпку и, дурачась, надел ее на свою макушку. — В этом году, в Университете. Кимберли занимается прикладной лингвистикой. — Ну, твой Адам ей, разумеется, сразу и приложил! — засмеялся Вилмер, озорно собрав лучики морщинок к уголкам синих глаз. — В твоем сыне можно не сомневаться! Барт улыбнулся в ответ, продолжая любоваться Адамом и Кимберли, которые продолжали пересмеиваться и шутливо хлопать друг друга по плечам и рукам. — Горячий он, — отец Адама затаил в голосе гордость за сына. — Последний семестр университета на носу, потом его ждет серьезная стажировка и работа на износ. А у него в голове — видишь сам, девочки, машины и шумные вечеринки. И дома стал бывать не так часто, все время в Городе. — Глупости говоришь, дружище, — Вилмер пошел к спуску с мостика и хозяин поместья двинулся за ним. — Когда как не в двадцать пять быть горячим? Что он, должен был родиться сразу с затянутым узлом галстука на шее? — И чтобы галстук был в сине-красную полоску! — подхватил Ламберт-старший. — В цвета вашего семейного клана, непременно! Смеясь мужчины поднялись на террасу. — Проходите сразу в столовую, обед готов! — из глубины дома долетел мелодичный женский голос. Адам и Ким спрыгнули с перил террасы, причем, Ламберт-младший так и оставил за собой отвоеванное право на итальянскую шляпку, гордо задрав фирменный ламбертовский точеный подбородок и крутя несчастную шляпку на указательном пальце. — Идем, Милли! — откликнулся Барт на голос жены. — Пусть подают первое! — Хорошо, что мне не грозит попасть в число твоих близких родственников! — Ким подставила лицо ветру. Адам усмехнулся. Алый Порше Панамера с откинутым верхом несся по гладкому полотну шоссе, упиваясь своей мощью и скоростью. — Вот ты какая! Ким вытянула руки вверх, ловя очередной порыв свежего ветра. — Мама твоя чудно готовит и я чувствую себя объевшимся клопом, но… — Но что? — Адам уже предугадывал продолжение фразы Ким. — Я говорила уже тебе, — Кимберли покачала головой. — Это неправильно, что ты берешь меня с собой на эти семейные обеды как… как… в качестве… — Ким, ты моя подруга, разве нет? — Адам свел широкие брови к переносице. — Я просил тебя только помочь. Чисто по-дружески. — Да я и не отказываюсь… — Ким наморщила маленький аккуратный носик. — Мне кажется, что твои родители, ну, они должны же знать о тебе все. Ламберт невесело рассмеялся. Бархатистый тенор звякнул упавшим на пол колокольчиком. — Ты такая наивная, Ким. Слышала за обедом, как Вилмер упомянул нашего кузена Герберта? — Который погиб в прошлом году? Он был такой молодой… — Да, ему было чуть больше, чем нам сейчас, — Адам разогнал автомобиль, словно скорость помогала ему пережить горечь и боль, звучавшие сейчас в его голосе. — Только его история куда как трагичнее, чем та версия, что обычно преподносится для посторонних. — Вот как? — удивилась Ким. — Что-то личное? — Ну, как личное… — Адам свернул на шоссе к Даунтауну. Терпкий запах океанской Санта-Моники остался позади автомобиля. — Личное… Он был геем, скрывал, потому что на него возлагались надежды целой семьи, как водится. Потом отец узнал, Герберт отнекиваться не стал, разразился дикий скандал, с криками, слезами и истериками. Требования были предельно ясны: никаких нетрадиционных мужчин в нашей семье нет и не будет. — И что? — Это, вероятно, сейчас звучит пафосно и странно, но семья отреклась от Герберта. Всего лишь за то, что он признал, что он не такой как они, что он не хочет притворяться, лгать, изворачиваться, только ради внешнего благополучия. — Неужели все настолько серьезно? — расстроенная Ким намотала локон волос на палец. — Как же так, это же неправильно. — Клан хочет быть безупречным, — Адам пожал плечами. — Внутри может происходить все, что угодно, все закроют глаза и сделают вид, что ничего не было, но наружу это не должно выйти ни при каких обстоятельствах. Никогда. Традиции и честь превыше всего. Порше остановился возле небольшого особняка почти на самом въезде в город. Домик в викторианском стиле, с маленьким палисадником, где уже висели рождественские гирлянды, забавно смотрящиеся на тощих разлапистых пальмах. Дом снимал Адам пополам со своей подругой Кимберли. Которая любезно согласилась побыть и его близкой подругой, и его прикрытием. Потому что Адам Ламберт не очень афишировал свои сексуальные предпочтения. И как ни странно, правда о его увлечениях оставалась тайной и для любителей жареных фактов желтой прессы, и для семейства Ламбертов, начиная с его родителей и заканчивая вторым внучатым племянником Милли Ламберт. — Чем же закончилась эта история с твоим кузеном? — Ким вошла в дом и бросила сумочку на диван в гостиной. — Он же умер? — Умер. Собирая вещи и уходя из дома, он еще не знал, что его тест на ВИЧ дал положительный результат. А потом… помощи у семьи он не просил, время было упущено, ну и организм не справился. Он умер в госпитале. — Кошмар! — потрясенная девушка обернулась, стоя на пороге своей комнаты. — Как же они жестоки! Но ведь твои родители, они такие милые приветливые люди… Ты думаешь, если они узнают, что ты… что тебе не нравятся девушки, то они?.. — Не уверен, — снова пожал плечами Адам. — Мама, возможно, примет меня таким, какой я есть, а вот отец… Он уже распланировал мне и стажировку и приготовил место работы в нашем холдинге. Думаю, что и мой будущий брак в его мечтах более, чем традиционный. — А если? — Ким, — Адам прошел к себе, на ходу снимая джинсовую куртку. — Пока не будем забегать так далеко. Мы с тобой прекрасная пара, как только я буду тебе мешать, или произойдет еще что-нибудь непредвиденное, вот тогда и поговорим об этом? Лады? Этот воскресный ветер разбудил и Томми Джо. Он не любил просыпаться рано, и вообще, наиболее комфортными условиями для себя считал ночь и минимум людей вокруг. Но в это утро Томми проснулся и ощутил себя … свободным. Он не мог объяснить самому себе, почему именно сейчас ему удалось поймать это волнующее чувство внутренней свободы, но снова заснуть он и не стал пытаться. Выбрался из кровати, прошлепал босиком к балкону и улыбнулся очередному порыву ветра. Даже в середине ноября благословенная Калифорния оправдывала поговорку, что в ней всегда солнечно. С холмов, на которых стоял дом, открывался чарующий вид: кроны деревьев вблизи и необъятная долина дальше в низине. Небо расчерчивали розовые полосы, отражающие восходящее солнце. Казалось, что даже сам воздух не прозрачен, а слегка голубоват и пахнет мятой и сеном. Томми взял из вазы с фруктами, стоящей на овальном столике с гнутыми ножками, крупное зеленое яблоко, отодвинул створки окна пошире, и выбрался на узенький балкончик, белой балюстрадой опоясывающий второй этаж дома. Он грыз сочное яблоко, дышал ветром и чувствовал свою странную летящую душу. Она была свободна. Томми доел яблоко и почувствовал, что его неумолимо клонит в сон. Глянул еще раз на солнце, разбухшей розовой медузой выбирающимся на первую ступеньку горизонта, и вернулся в кровать. Еще через несколько минут он безмятежно спал, разметав во сне светлые волосы и улыбался своим пушистым снам.