Дети младшего бога

Мо кивнул куда-то себе за спину. — Если хватит и на дверь, давай, Томми, я в тебя верю! И исчез, гаркнув напоследок, что у него дела в доме, и что, если что-то понадобится, то они сами оба-два большие мальчики. Адам помолчал. Ему был интересен Томми, он заметил еще во время благотворительного вечера у Уиланов, что Рэтлифф обладает мощным обаянием, способным привлечь внимание даже и малознакомого человека, а если перекинуться с ним парой фраз, то он становился любопытен и как собеседник тоже. И красивый Томми был… как картинка! Мысль о картинке натолкнула Адама на продолжение разговора. — Значит, вот как проводят время свободные художники? — шутливо сказал он. — Крася двери в приюте для бездомных? Томми пожал плечами. — Слова «свободный художник» сейчас у тебя прозвучали, словно «никчемный бездельник», или мне показалось? И ершистый же какой! — Не подумал, — Ламберт рассмеялся от всей души, прекрасно зная, что его открытый смех вкупе с красотой улыбки обезоруживает любого, даже самого колючего ежика. Так и на этот раз. Томми глянул раз, потом другой, и наконец, улыбнулся ему в ответ. — Помоги мне подержать дверь. Адам двинулся за ним следом. Они остановились у дверей пристроенной к основному зданию приюта летней кухни, где обычно Мо держал запас консервов и круп, постепенно раздавая их нуждающимся людям. — Вообще-то, — Адам продолжал развивать свою тему разговора. — Живопись я люблю. Только такую, знаешь? Монументальную. — Какую? — Томми ловко орудовал валиком, дверь приобретала свежий кремовый оттенок. — Монументальную, — Ламберт держал дверь открытой, чтобы никто не испачкался. — Обожаю, например, граффити. Томмины движения валиком внезапно потеряли свой равномерный темп, но Адам не обратил на это ни малейшего внимания и продолжил. — В городе, в Даунтауне много красивых граффити, и они всегда со смыслом. У меня даже есть один любимый уличный художник, его стиль безошибочно угадывается. — Это какой? — Рэтлиффовский валик снова двинулся, оставляя за собой широкие масляные полосы блестящей краски. — У поворота на Аламеду, в тупике Виллейса, видел? Его еще называют «Пульс города». Томми опустил валик. — Да, видел. Там еще стихотворение внизу дописано, под картиной. — Нет, пульс города — это не шорох шин по асфальту, не музыка и не огни заведений. Пульс города — это стук твоих одиноких шагов ночью, когда ты идешь, но тебе некуда идти. Адам произнес эти слова и замолчал. — Кое-кто утверждает, что стихи написал тот же, кто и создал саму картину, — сказал Рэтлифф. — А ты знаешь автора? — удивился Ламберт. — Говорят, его и не видел никто. И у него есть еще одна работа, незаконченная. — Да нет, я предположил просто, — Томми снова взялся за валик и краску. — Откуда мне знать? — У нас ребята рассказывали, что та незаконченная работа на Мейлтон-парке тоже имеет свое название. — Вполне вероятно, почему бы и нет? — И тот неизвестный художник-граффитер, не закончил ее специально. Как примета такая, представляешь? — Примета? — Ага, — Адам осторожно отпустил ручку двери и подложил под дверь деревянную дощечку, чтобы случайно ее не закрыли. — Вроде бы, работа будет закончена, только если исполнится желание художника. — А какое желание то? — вопросительно выгнул бровь Рэтлифф. — Что ребята говорят по этому поводу? — Не знает же никто, — вздохнул Адам. — Пропал художник, никто и не слышал о нем больше. А то граффити… — Дети младшего бога, — внезапно произнес Томми. — Да, — слегка удивился Адам. — Ходят слухи, что именно так свою картину и назвал автор. Так ты, все-таки, знаешь художника? — Не, — отмахнулся снова Томми, засовывая рабочие перчатки в карман джинсов и поднимая с земли пустое ведерко из-под краски. — Слышал, как здесь ребята говорили, да и сами граффити видел, конечно. Действительно, сразу видно, что рисовал один и тот же художник. — Девчонки наши приехали, — копна дредов показалась раньше, чем весь остальной Мо. — Пиццу привезли, пошли, перекусим. Здание «Ночлега Ангела» было устроено по принципу недорогого хостела. Несколько прямоугольных комнат-спален, с двухъярусными кроватями вдоль стен, все имели выход в одну гостиную, уютную, с парой журнальных столиков, мягкой мебелью и небольшим плазменным телевизором на стене. Уюта гостиной добавляли и ситцевые занавески в мелкий цветочек на окнах, и книжные полки на остальных стенах, и горшки и вечнозелеными фикусами. Через небольшой коридорчик, напротив гостиной была расположена кухня-столовая. Готовить тут, конечно, не было возможности, зато микроволновка и электрический чайник присутствовали. Поэтому, сам Мо и его личные друзья-знакомые вполне могли перекусить и выпить дешевого растворимого кофе. Как говорится, простенько и со вкусом. Девочки, как их называл старина Мо, — это были тоже добровольные помощницы приюта. Они помогали разбирать вещи, жертвуемые горожанами, сортировали и раздавали обувь и одежду нуждающимся, и, зачастую, решали проблемы с социальной помощью: перевозили тех, кто не мог поехать самостоятельно, в кризисные центры, в больницы, иногда даже в полицию. — Как славно, что вы приехали! — Мо благодарно принял из рук девушек две большущие коробки с пиццей. — Мы с мальчиками как раз хотели передохнуть! — Все готово, да? — высокая стриженая брюнетка Дарси налила в кружки кофе. — Продукты уже можно будет раздавать? — Мы упаковали все наборы, — Томми вытянул кусок «Четыре сыра». — Завтра еще будет партия и потом уже раздадим. — Мы с Энн тоже приедем помогать на выдаче, — Дарси кивнула в сторону своей подруги — миниатюрной девушки с подвижным, как у актрисы, лицом. — Послезавтра мы как раз свободны. — Да, — подтвердила Энн. — И мы, пожалуй, возьмем на себя уличную раздачу. — Ну уж нет, — тут же возразил Томми. — В прошлый раз волонтеры из «Приюта Фила» вызывали полицию. У них там какие-то ненормальные тетки начали орать, что бродяги перезаражают весь город лобковыми вшами! — Кошмар! — Адам от неожиданности даже пролил кофе на стол. — Что за дуры? Все засмеялись, переглядываясь. — Случается, — с долей здорового фатализма в голосе произнес Мо. — Эти хоть поорут, устанут, уйдут. А вот эти… — Кто? — Адам чутко уловил смену настроения в ходе беседы. — Да есть тут одна… организация, — нехотя продолжил Томми. — Они, правда, организованные, — Дарси пожала плечами. — На машинах, с битами, и их всегда много. — Приезжают на точки раздачи продуктов, — добавил Томми. — Выслеживают одиноких бездомных, которые им чем-то не понравились, нападают и избивают. — На прошлой неделе пытались напасть на двух парнишек возле «Приюта Фила», угрожали тем, что обольют бензином и подожгут, — вздохнув, добавила Энн. — Запугивают. Хорошо, хоть копы быстро реагируют, ну и вообще, ситуация под контролем. — А за что тех парнишек то? — не понял Адам. — Они что-то натворили? — Они — геи, — Мо принялся собирать пустые кружки. — Вот и все, что они натворили. — Не думал, что в наше время… — начал было Адам, когда они вместе с Томми распрощались с Мо и девочками и пошли к машине Адама. — Время всегда одинаковое, — не дослушав, перебил его Рэтлифф. — Обязательно найдутся те, кто возжелает указать тебе как жить, как одеваться, кого любить… Ламберт согласно вздохнул: Томми был прав. Но сейчас Адаму хотелось поговорить не на столь серьезные темы. — А ты чем так-то занимаешься? — Ламберту нравилось рассматривать лицо Томми, а в разговоре сделать это было можно наиболее нейтрально и вроде как, по делу. — Кроме того, что помогаешь Мо в Центре? — Соблазняю богатых мальчишек, проматывающих папенькины денежки, — невозмутимо ответил свободный художник. Ламберт, по обыкновению, принял все на свой счет и за чистую монету. — А я не папенькины денежки проматываю! — искренне возмутился он, моментально, до алого цвета, вспыхивая мочками своих хорошеньких, слегка оттопыренных ушек. — И я не мальчишка! Томми расхохотался, Ламберт почувствовал жар не только ушами, но и сердцем. — Ладно, — Рэтлифф пожал ему руку. — Мне еще нужно договориться с Мо насчет помощи девочкам. — А что это я тебя раньше не видел у Мо? — Адаму так не хотелось выпускать прохладные пальцы Томми из своих. — А у Уиланов ты же тоже не завсегдатай? — У Мо не сталкивались просто, — Томми отбросил светлую челку с глаз. — А у Уиланов я впервые очутился. Узнал, что будет Стравинский и напросился. Адам чуть было на автомате не спросил, что еще за Стравинский возник так некстати, но вовремя вспомнил, что за репертуар звучал на благотворительном концерте. — А где же можно тебя застать чаще всего? — тихо спросил Ламберт. Томми подумал, покусал нижнюю губу. — Оставим все на волю случая, — наконец, тоже тихо, отозвался он. — Случайные встречи, они самые честные. Вечером в клубе «ДоДо» нелегко было найти свободный столик. Но Ламберт и не собирался оставаться внизу. Он сразу поднялся на второй этаж, попутно кивнув знакомому охраннику. — Будь добр, позови мне Сэмми. Вип-кабинет был забронирован еще по дороге, хоть и гнал Адам, как сумасшедший. Мельком Адам просмотрел сообщения в своем смартфоне, отключил его и бросил на низкий столик возле дивана. Внизу гремела музыка, лучи стробоскопов прошивали полумрак элитного заведения, а здесь, наверху, звуки слышались приглушенно, и кабинетик освещался круглым светильником на невысокой медной ножке. Адам остановился у огромного, во всю стену, от пола до потолка, зеркала. Рассматривая свое отражение, медленно потянул с плеч рыжую кожаную куртку, которую возил в машине на случай ночных прогулок. Ламберт представлял тот редкий тип людей, внешность которых прекрасно отражает их внутренний мир. Таков был Адам: мягкость каштановых волос подчеркивала необычный разрез светлых глаз, которые светились умом и необычайной силой воли. Каждую черту в его внешнем облике можно было назвать нестандартной, начиная от темных бровей и заканчивая идеально вылепленной шеей. Дверь стукнула закрывающейся панелью. — Знаю, Сэмми, мы не договаривались на сегодня, — не оборачиваясь и рассматривая вошедшего в зеркальном отражении, сказал Адам. — Но мне очень надо. Вошедший молодой человек подошел и обнял Адама со спины. — Ничего, — отозвался он в ответ. — Мне все равно скучно там, внизу. Развлекусь с тобой, дорогой. Сэмми был почти постоянным партнером Ламберта по сексу. Молодой человек никогда не настаивал на большем, впрочем, с лихвой оставаясь вознагражденным щедрым гонораром за свои эротические услуги. — Мне нужно расслабиться, — пробормотал Адам. — Но не хочу ни текилы, ни травки… Отсоси мне. Сэмми проскользнул между Адамом и зеркальной стеной. Опустился на колени и расстегнул ламбертовские джинсы, стягивая их вниз вместе с нижним бельем. Адам уперся обеими руками в зеркало, глядя на Сэмми сверху. Тот отбросил назад гладкие темные волосы, обнял одной рукой бедро Адама, а другой подхватывая снизу тяжелые, бархатные на ощупь, яички и несильно сжимая их в горсти. Ламберт отодвинулся от стены и запустил руки в густую шевелюру Сэмми. Сэмми почти невесомо провел пальчиками по уже напрягшемуся, вертикально стоящему члену Адама и выдохнул прямо на головку. Адам нетерпеливо простонал и Сэмми взял в рот сразу глубоко. Минет у Сэмми всегда был восхитителен. Ощущение того, что в его рту находится сразу весь орган, и есть еще возможность проникнуть и дальше в глотку, проскальзывая по слюне и по собственной смазке, доводило Адама до полного исступления и выбивало все мысли и образы. Сэмми то заглатывал член, то выпускал его, словно играя, и тогда он хлопал его по покрасневшим от напряжения и недостатка воздуха губам. Сам его вид, стоящего подле Ламберта на коленях, с выражением лукавого покорности на миловидном личике, тоже только лишь добавляло возбуждения и без того распаленному Адаму. Сэмми лизал, покусывал головку, сжимая ее своими пухлыми губами, проводил ими по всей длине ствола, и все это сопровождалось его тяжелым дыханием и короткими постанываниями Адама. Наконец, в несколько глубоких засасывающих движений, Ламберт кончил, выпустив сперму прямо на подставленное сэммино лицо, раскрасневшееся и донельзя довольное. Адам провел рукой по вспотевшему лбу. — Спасибо, малыш. — Как подсказывает мне мой бесценный опыт, — молодой человек вытянул из брошенной на пол джинсовой куртки носовой платок и вытер губы. — Что-то тебя разволновало, раз ты примчался так внезапно. Я прав? Ламберт рассеянно обернулся. — Ну, что ты… — он натянул джинсы и взял оставленный на столике свой смартфон. — Просто захотелось, вот так, спонтанно… Я переведу тебе как обычно, ок?