Дети младшего бога

— Я понимаю, что это объяснить сложно, — Стюарт растерянным жестом взлохматил волосы на затылке. — Но, Барт — твой отец, он отвечает за тебя. Как он может вычеркнуть тебя из… Из семьи? — Почему нет? — пожал плечами Адам и отвернулся к окну. Там беззаботно плавала в своем шаре-аквариуме золотая рыбка, посверкивая в свете ламп оранжевыми плавничками. — От такого позорного пятна нужно избавляться радикальными методами — стирая его. Как в химчистке. — Ты правда, так думаешь? — тревожно спросил Томми. Он не мог видеть сквозь линзы, и лишь поворачивал голову от одного говорящего к другому, как птенец-переросток. — Что ты его позор? — Ну, уж точно больше не предмет гордости. — Он остынет, вот увидишь, — Элиш, по своему обыкновению, старался все смягчить. — Все наладится. — Нет, — Ламберт решительно поднялся на ноги с кресла у окна, на котором сидел все это время разговора. — Теперь я и сам не хочу обратно. Он помолчал минуту, собираясь с мыслями, затем продолжил. — Все эти аристократические традиции — это всего лишь красивый фасад, за которым прячутся всевозможные пороки, и бог еще знает, что. На виду только яркая глянцевая картинка, а внутри, да что я вам рассказываю, — он искоса взглянул на Эрла. — Это многие знают, а кто не знает, тот догадывается. Просто об этом не принято говорить вслух. — В нашем обществе о многом не принято говорить вслух, — Стюарт махнул рукой. — Но это не повод, чтобы так поступать с собственным сыном. — Вы не понимаете, — горячась, снова продолжил Адам. — Если бы это и на самом деле была блажь избалованного мальчишки, мимолетный экспириенс, о котором даже не стоило бы упоминать, никто не обратил бы на это внимания. Ни мой отец, ни Лоуторпы, ни кто-либо еще. Это был бы каприз, прихоть, которая бы прошла со временем, а если бы не прошла, то о ней бы как раз и молчали, прикрывали бы все фальшивой картинкой с семьей, женой и роскошным домом с лужайкой. Томми, не отрываясь, смотрел в его сторону невидящими глазами. — Скажу больше, — Ламберт покусал нижнюю губу. — Это и для меня самого не выглядело бы чем-то из ряда вон выходящим. В конце концов, я вырос в этой среде, по правилам общества, мне не на что жаловаться. — Еще не поздно все отыграть назад, — тихо произнес Элиш. Адам упрямо вскинул голову. — Поздно. — Его тон не содержал в себе и капли неуверенности или колебаний. — Если бы речь шла о ком-то другом, о ком угодно, но сейчас. Томми я никому не отдам. И никому не позволю вмешиваться в нашу с ним жизнь. Стюарт и Элиш переглянулись между собой, и слабая улыбка тронула губы бывшего опекуна Рэтлиффа. — Что ж, — Стюарт приобнял партнера, направляясь к выходу из комнаты Томми. — Утро вечера мудренее, оставайся у Томми, завтра все обдумаем еще разок. — Только до завтра, — Адам благодарно кивнул. — Я завтра договорюсь с Мо, он пустит меня в «Ночлег Ангела», а дальше я уже сам. — Зачем тебе жить в «Ночлеге»? — Томми лег, прижавшись щекой к груди Адама. — Оставайся здесь. — Томми, — Адам нежно провел рукой по длинной светлой челке, глубоко зарываясь пальцами в теплые волосы, пахнущие неповторимым томминым ароматом. — Как ни странно, но мой отец прав в одном — если я хочу быть свободным и независимым, то я и должен поступать соответственно. Самостоятельно. Отвечать и за себя, и за того, кого я люблю. Томми улыбнулся и Адам почувствовал его улыбку у своего сердца. — Чего тебя смешит, вредный мальчишка? — Да так, вспомнил. — О, так у нас вечер воспоминаний! — Адам потянул руку ниже, проводя пальцами по томминой шее. — А я понадеялся на что-то более продуктивное! — Я вспомнил, как тогда Уиллан на благотворительной вечеринке, представляя меня тебе, назвал меня свободным художником! — А теперь я свободный бездельник, да? — подхватил Ламберт. — Свободы у нас — завались! — Мне кажется, люди частенько употребляют это слово, не придавая ему какого-то особенного значения. А это просто быть свободным в своих поступках. То есть, не то, чтобы вытворять нечто, невзирая на мнения остальных, хотя и это тоже. — Ты запутался, Томми, — Адам положил палец на его губы, но Томми вывернулся и закончил свою мысль. — Нет, я договорю, постой. Быть свободным рядом с тем, кого любишь, — вот, что я имел в виду. А мнения остальных, они на то и мнения, чтобы оставаться чем-то неважным, второстепенным. — Философ! — шутливо восхитился Ламберт. — Тебе не картины, тебе книжки надо писать! — И напишу! Рэтлифф подтянулся на руках и неуловимо-кошачьим движением опустился на Адама сверху, прижавшись к нему всем телом. Неяркий свет ночника пробивался сквозь золото свесившихся волос, бархатом высвечивал гладкие изгибы томминого тела. Непроницаемость карих глаз придавала Томми вид сказочного существа из древних легенд. — Только писать я буду под твою диктовку! — и потерся об адамово тело, таким же кошачьим тягучим движением. Адам едва сдержал стон. — Мы всполошим твоих пап! — прерывающимся шепотом сказал он Томми. Но тот только усмехнулся. Ламберт уже чувствовал себя тающим воском под «говорящими» движениями возлюбленного. Томми поцеловал его, будто подчиняя себе этим поцелуем, будто утягивая его за собой и в себя, в воронку, сотканную из контраста противоречивых ощущений: нетерпения, жажды, болезненности, наслаждения и опустошения. Адам и не думал сопротивляться этой воронке, точнее, он уже совсем не думал, а только чувствовал. Горячий язык Томми на теле Адама вырисовывал целый мир, целую вселенную. Облизав по очереди твердыши сосков, спустился ниже, по дорожке к маленькой впадинке пупка, задержавшись там и лукаво прикусив ее нежную складку, выбив из Ламберта очередной сладкий выдох. — Томми, ну не мучай, уже… Томми устроился поудобнее, и уже полностью завладел членом Адама. Тот был тяжелый, твердый, горячо пульсирующий каждой своей венкой, а для Томми еще и манящий. Но спешить не было причин. Поэтому, когда Томми просто подышал на гладкую головку, а потом провел по щелочке кончиком языка, Адаму показалось, что он и сам застыл, словно комар в янтаре. Непроизвольно приподняв бедра, Ламберт ждал, как настоящий послушный мальчик. И Томми оценил эту деликатность. Он вдохнул поглубже и одним плавным движением взял адамов член в рот полностью. Горячо, как же горячо везде, во всем теле, нет, сразу в обоих телах. Член проник глубоко, Томми перебрал тонкими пальцами поджавшиеся яички Адама, тот выдохнул протяжно, с хрипотцой, еще шире раскидывая ноги и притягивая светловолосую голову туда, плотнее прижимая томмино лицо к своему паху, настойчиво пробуждая себя из колдовского янтаря томминых чар. Сам Рэтлифф уже выпустил член изо рта и снова причмокнул — скользко, скользко так, что кажется, еще миг — и жар пульсации уже не станет таким ощутимым, но нет, — Томми снова засасывает и Адама скручивает сладкая судорога наслаждения. Не переставая сосать, Томми приподнял лицо и тут же в очередной раз остро пожалел, что не может видеть лицо Адама. Но он мог отчетливо представить его — потного, с бисеринками пота над верхней губой, с прядями каштановой челки, прилипшими к взмокшему лбу. Томми крепче сдавил мошонку и через несколько особенно глубоких движений по стволу, Ламберт в изнеможении выгибается дугой и стонет. — Все, сейчас кончу… Боже праведный… Томми довольно прищурился. Облизываясь, поднялся вверх по кровати и упал рядом с Адамом на подушки. — Заговорил, словно монах раскаивающийся. Надеюсь, обойдемся без земных поклонов? — Обойдемся, котенок, — Ламберт заглянул в лицо возлюбленного. — Как ты себя чувствуешь? — Ты знаешь, — когда это Томми мог ответить по-простому, без своих коронных шуточек. — Бывало и получше! И тут же засмеялся, прижатый телом Ламберта к пружинящему матрацу. — Ладно, ладно, так и быть, — помедлил и выпалил. — На седьмом небе от счастья! — Мистер Ламберт, — декан факультета Университета, где учился Адам положил руки на стол. — Вы хорошенько все обдумали? Отложить преддипломную практику и оставить Университет на целый семестр, честно скажу — не самый удачный ход. — Увы, — Адам сидел очень прямо, не прислоняясь к высокой резной спинке деревянного кресла в кабинете декана. — Обстоятельства не позволяют мне закончить обучение в нашем Университете именно сейчас. Я бы хотел перейти на заочное отделение, но на выпускном курсе это невозможно. — Это так. — Декан взял со стола дорогой Паркер с золотым пером и задумчиво повертел ручку пальцами. — Это все так. Однако, — он поправил очки и посмотрел на Адама. — Однако, вы один из лучших моих студентов, у вас есть все шансы блестяще окончить курс и мне бы не хотелось, чтобы вы настолько бездарно потратили свой потенциал. — У меня не будет возможности оплатить преддипломную практику, — твердо ответил Адам. В своем строгом черном костюме и белоснежной сорочке он выглядел одновременно юным и решительно-отчаянным. — Поэтому я предпочту отложить ее на год и попробовать найти работу по специальности, чтобы впоследствии получить диплом. Думаю, что через год… — Через год еще неизвестно, на что вы будете годны! А что у вас с практикой? — Мистер Вилмер мне в ней отказал. Декан аккуратно вернул свой Паркер на стол. — Вот, что я вам предлагаю, мистер Ламберт… — Ты только представь, — Адам в волнении метался по комнате Томми, сжав виски. — Только представь, он предлагает мне практику у самого Чарри Свенсона! — Это кто такой еще? — Томми сидел на кровати, в трениках и растянутой футболке, подобрав под себя ноги. — Какой-то важный судья? — Это «стальной Чар», — Адам остановился у томминого стола, по-прежнему заваленному набросками и фотографиями. — Его так прозвали адвокаты. Ни единого проигранного дела. Вот к нему-то меня и подсунул господин декан. Да не просто подсунул, а пообещал именной грант на диплом, если по завершении практики Чар выдаст мне положительную характеристику и рекомендации. — Так это же здорово! — воодушевленно воскликнул Рэтлифф. — Такой шанс! — Да Чар сожрет меня с потрохами! — Не сожрет, — уверенности Томми мог позавидовать каждый. — Ты умный и способный. — Твои бы слова да богу в уши! — Ты стал каким-то набожным, честное слово! — засмеялся Рэтлифф. — Так и станешь не великим адвокатом, а тухлым монашком! — Не стану, — Адам улегся рядом с Томми и пощекотал его под ребра, запустив руку под растянутую футболку. — Я согласился на предложение декана. Завтра мой первый рабочий день, котик.