Страсть не даёт человеку есть, спать и работать, лишает покоя. Многие боятся её, потому что она, появляясь, крушит и ломает все прежнее и привычное. Никому не хочется вносить хаос в свой устроенный мир. Многие способны предвидеть эту угрозу и умеют укреплять гнилые строптила так, чтобы не обвалилась ветхая постройка. Этакие инженеры – в высшем смысле. А другие поступают как раз наоборот: бросаются в страсть очертя голову, надеясь обрести в ней решения всех своих проблем. Возлагают на другого человека всю ответственность за своё счастье и за то, что счастья не вышло. Они всегда пребывают либо в полном восторге, ожидая волшебства и чудес, либо в отчаянии, потому что вмешались некие непредвиденные обстоятельства и всё разрушили. Отстраниться от страсти или слепо предаться ей – что менее разрушительно? (Пауло Коэльо. Одиннадцать минут)
***
Они стояли посреди комнаты. Она не могла отвести взгляда от него. Этот вампир с залитым чужой кровью лицом выглядел по-особенному обаятельным в этой полутьме. Её одолевали смешанные чувства по поводу этого голубоглазого брюнета, взгляд которого выражал стеклянное безразличие, а растянутые в ухмылке губы – наслаждение. Девушка не знала, как реагировать. Её сковывал страх перед властным видом вампира, но в её чувствах было место и признательности этому невероятному существу, который слизывал кровь с лезвия ножа. Когда он увидел её, опустил нож. Теперь в его взгляде можно было прочесть довольство собой и проделанной работой. Вампир стремительно направился к девушке, которая тут же попятилась назад. Увидев такую реакцию, он замер на месте, продолжая не сводить своего синего взгляда, который, казалось, сверкал огоньками при этом отливающем серебром свете луне, слабо освещавшем комнату… Шёл второй месяц весеннего сезона. В это время цветы в саду, принадлежавшем семье Сугияма, уже давно раскрыли свои бутоны. Этот огромный сад был назван случайными посетителями «райским», потому что он полностью соответствовал нынешним смутным представлениям о райском саде. В первую очередь, сад был знаменит пышно растущими азалиями, которые были рассажены почти по всей площади сада. Славили этот сад также и огромные кусты колючего боярышника, которые достигали высоты в шесть метров, что, конечно же, являлось редкостью. Кленовые деревья с широкой зелёной кроной украшали «райский» сад семьи Сугияма. Сецука, дочь господина Сугиямы, очень любила эти деревья, поскольку они имели свойство создавать уют и комфорт в осеннее время, когда листва окрашивалась в красный цвет. Но сейчас приходилось тешить взгляд лишь зелёными листьями, которые гармонично смотрелись на фоне небольшого храма, построенного в честь богини Инари и отделанного в красных тонах. Сецука очень любила этот храм. Она верила, что дух лисицы действительно покоился в этом на первый взгляд ветхом низком здании. Она могла часами молиться божеству, некогда считавшемуся богиней плодородия. Но Сецуке богиня представлялась иначе. Она верила, что Инари покровительствовала этому прекрасному саду, который вырастила покойная мать Сецуки. Но Сецука плохо помнила свою маму, однако была уверена, что этот сад – дело её рук, и дух лисицы Инари помогал ей в этом. Настало время молитвы. Сецука надела на лицо лисью маску в знак уважения к любимой ею богине и взяла флейту – тоже подарок от матери, на которой играла достаточно редко. Сецука грациозно прошла по деревянному мостику, под которым в пруду плавали рыбки кои. Она с минуту полюбовалась этими прекрасными разноцветными рыбками, а потом продолжила стучать своими каблучками, направляясь к многолетнему клёну, под кроной которого и скрывался храм богини. Сецука посмотрела на это здание. Губы её сразу же разошлись в тёплой улыбке. Она откинула розовые – цвета сакуры – короткие пряди волос назад и прошла в узенький храм. Немного помолившись за благополучие и долголетие ею любимого сада, Сецука вышла, опустила маску и устроилась на деревянной лестнице, поднимавшейся ко входу в храм. Она уставила карий взор на простиравшийся вдалеке, за пределами огромного сада, густой лес и прикрыла глаза. Она сильно тосковала. Будучи дочерью богатого отца, Сецука жила вместе с ним в огромном фамильном поместье, в котором, помимо её и её отца, жили ещё несколько слуг. У самой Сецуки тоже была своя юная четырнадцатилетняя служанка по имени Кирие, но даже так Сецука ощущала себя одинокой. В кругу своих она чувствовала себя чужой. А в тяжёлые моменты ей не к кому было обратиться за поддержкой. Поговорить – и то было не с кем! Все слуги, которые были приставлены к Сецуке, были безграмотны, и с ними не о чем было говорить. Да, вот уже двенадцать лет как Сецука чувствовала себя одинокой. Именно двенадцать лет назад в возрасте пяти лет Сецука лишилась матери, которая во всём была опорой для неё. Но Сецука знала – во внезапном исчезновении ею любимой матери повинен её отец – господин Сугияма. — Как думаешь, Инари, - нежным голосом обратилась Сецука к своему любимому божеству, веря в то, что дух лисицы обязательно её услышит и даже даст ответ, — где сейчас моя мама? Как она? Жива ли? Сецука перевела взгляд на ветхую статую лисицы Инари. Однако в ответ была лишь безмолвная тишина. Никто не ответил Сецуке, лишь только ветер подул сильнее и потащил за собой пряди волос Сецуки. Она тяжело вздохнула. Сецука была девушкой достаточно симпатичной: светлая кожа, выразительные карие глаза, которые она всегда подводила карандашом, тоненькие губы. Она, как и обыкновенные девушки, любила одеваться по-современному, позволяла себе носить короткие платья, каблуки, мини юбочки и коротенькие блузки. Она не стеснялась подобных вызывающих нарядов, любила красоваться перед зеркалом. Короткая стрижка придавала её образу некоторой дерзости, а перекрашенные в розовый цвет волосы – уверенности. Но одевалась Сецука так лишь для себя. Она не любила компаний, у неё не было друзей. В моменты, когда она выходила за пределы сада, всегда накидывала на себя серый плащ, будто боялась показаться на люди. Впрочем, можно сказать, что Сецука была самым простым стеснительным подростком семнадцати лет. Только лишь карий взгляд, полный боли, выдавал в ней совсем нелюдимую, словно обиженную миром, одинокую девушку. Шёл только лишь одиннадцатый час. Было довольно тепло. Отыскав в своём гардеробе свой серый плащ, Сецука накинула его на себя и прикрыла голову капюшоном. Она хотела было покинуть поместье, как её служанка Кирие её остановила. — Госпожа! Вам не положено выходить в люди в таком виде! Что скажет ваш отец? — Кирие, дорогая, я ненадолго. Я просто хочу навестить свою маму. — И всё же, госпожа, что я скажу вашему отцу? Он вот-вот должен вернуться! — служанка не хотела отпускать её. — Скажи, что мне нездоровиться, и я пока не хочу выходить из комнаты. Всё, я побежала, — Сецука быстро покинула поместье. — Ох, что же будет со мной, бедной сироткой, если господин Сугияма прознает об этом? Ой, что будет со мной, что будет? — причитая и сетуя на свою несчастную судьбу, Кирие поспешила в комнату своей хозяйки, чтобы на всякий случай взять на себя роль болеющей Сецуки. От матери остались не только роскошный сад и флейта, но и даже кондитерская. Жадный и алчный отец Сецуки хотел прибрать и кондитерскую в свои руки, оставив дочь без какого-нибудь наследства, и чтобы этого не случилось, Сецуке пришлось частенько заглядывать в эту пекарню и заручаться здесь своими сторонниками. Сецуку очень любил здешний персонал, члены которого хорошо знали её мать – прекрасную Летицию. Ещё маленькой Сецука часто сбегала сюда, чтобы слушать рассказы о матери. И ей в этом никогда не отказывали. Иногда они часами проводили за столом с чашкой чая и вкусными булками с корицей и говорили о прекрасной Летиции. По рассказам маленькая мечтательная Сецука, росшая на одних сказочных историях, представляла свою мать принцессой какого-нибудь ледяного королевства и была уверена, что мать оставила её, потому что в царстве Финляндия (название данной страны она вычла из какой-то книги) возникли проблемы, и принцесса Летиция поспешила спасать своё королевство. Да, именно так думала Сецука на протяжении восьми лет. Всё это время она верила, что её мама вернётся. Но потом случилось страшное, и все мечты ребёнка разбились вдребезги, когда она стала подвергаться домогательствам своего отца. Вот так Сецука и сняла свои розовые очки, и теперь она на протяжении уже четырёх лет верила в то, что мать просто сбежала от отца. Но почему она оставила её – свою любимую дочь? Почему она не возвращается? И что же случилось на самом деле? К сожалению, Сецука не могла дать ответы на эти вопросы. Теперь же она, погружённая в свои мысли, брела по знакомой улице. Было очень шумно. На дворе царила суета, люди спешили кто куда. Сигналили машины, которые попали в очередную пробку. Сецука шла, иногда поглядывая на окружение, но тщательно скрывала лицо, словно боялась, что, если её кто-то увидит – жди несчастья. За свои семнадцать лет Сецука очень редко бывала в городе, за пределами поместья отца. И поэтому сейчас она шла по улицам, тем временем, как глаза сгорали от любопытства. Ей хотелось знать всё: кто куда шёл и зачем, почему машины так долго стояли, что именно их задержало в такой пробке, почему этот ребёнок плакал, мать его ругала, а потом гладила по голове. Особенно последнее вызывало интерес у Сецуки. Ей хотелось подойти к ребёнку, прижать к себе и сказать, что всё хорошо. Пусть радуется тому, что мама его ругает, потому что она делает это лишь во благо. Он может этому радоваться хотя бы потому, что у него есть мама. А она, Сецука, сирота уже двенадцать лет. Ей нравилось смотреть на то, как ребятишки играют с ластящимися у ног кошками. Хотя сама Сецука очень боялась этих пушистых зверьков (а в особенности – собак). “Сегодня здесь куда оживлённее” - подумалось Сецуке, которая засмотрелась на игравших детей и проходивших мимо людей. Она настолько заинтересовалась всей этой суетой, что чуть было не прошла дверь кондитерской. Однако стоило было ей зайти в помещение, как в неё врезался черноволосый мальчик. Столкнувшись с ней, он упал, а потом злобно посмотрел на удивлённую Сецуку. Мальчик этот был тощ, бледен. Он тяжело дышал. По взъерошенным волосам и тяжёлой отдышке, Сецука предположила, что он от кого-то убегал. Она придала значение куску свежего мяса, который мальчик пытался прятать под футболкой. Мальчик был весь чумазый, грязный и, видимо, голодный. Когда Сецука, как думалось мальчику, встала у него на пути – а за ним бежал толстый мужчина, прикрикивая «верни, вор!» - он вскочил на ноги и злобно прошипел: — Смотри куда идёшь, чучело! — после чего он убежал и скрылся за поворотом между домами. Сецука лишь недоумевая похлопала ресницами. “Какая наглость, — думалось ей, — так обращаться к старшим!”. Она поспешила зайти в кондитерскую, где её тепло встретили. — Ох, добро пошалова́ть, Шешу́ка, дорогуша. Да́вно тебя не видно было́, — бодро, но шепеляво и с сильным акцентом воскликнула старушка примерно шестидесяти лет. Она сидела за одним из столиков кофейного цвета, на котором в красивой голубенькой тарелке лежали аппетитно выглядевшие пирожные, на кресле-качалке и пила чай. Это помещение было совсем небольшим, но тем не менее достаточно уютным. Всё здесь было отделано в светло-коричневых тонах, с потолка свисали аккуратные шарообразные торшеры с лампочками внутри, которые освещали помещение. В одном из углов аккуратно располагался диван серого цвета, а над ним нависало искусственное деревце бледно-розовой сакуры. Также здесь было пять маленьких столиков кофейного цвета, а за стёклами длинной стойки были красиво разложены испечённые пирожные и булки. Повар – она же и хозяйка заведения – не скупился и на маленькие, но не менее аппетитные торты. Сейчас людей было совсем немного: хозяйка заведения Такахаси-сан, старушка Курияма-сан, юная официантка на роликах Акико-тян и молодая мама с маленьким сыном. Но последние не собирались здесь задерживаться, а просто пришли за покупкой. Очень скоро получив желаемое, они ушли. — Ну наша Сецука всё же юная госпожа. Полагаю, она бывает занята, поэтому редко заходит, — отвечала Такахаси-сан, которая с белым колпаком на голове месила тесто за стойкой. — Да не то, чтобы занята. Тяжело покинуть поместье, а особенно перед самым приходом отца, — присаживаясь за одним из столиков отвечала Сецука. — Вам того же, что и обычно? — тоненьким голоском поинтересовалась Акико-тян. — Да, как и обычно зелёный чай с лимоном, — устало, но с благодарностью в карих глазах ответила она, и юная официантка удалилась. — Имеются ли какие-нибудь новости по поводу моей кандидатуры? Или большинство желает, чтобы «Эльфийская сказка» принадлежала лишь моему отцу? — Эх, милочка, пока тишина, — ответила Такахаси-сан. — Администрация заведения не хочет идти на контакт. Видимо, они считают, что ты слишком молода для этого. Да и твой отец, возможно, постарался. — Думаете, что отец догадывается о моих намерениях? Я и так потеряла всё. Если потеряю и кондитерскую матери, то пиши пропало, — Сецука грустно опустила голову на поверхность столика. — Ничего, дорогая́, - подключилась в разговор Курияма-сан, - однашды шправедливо́шть вошторшештвуе́т. — Спасибо, Курияма-оба-сан, за вашу поддержку. Я тоже на это надеюсь. В ответ Курияма-сан улыбнулась, покачнулась на своём кресле и с прикрытыми глазами продолжила пить чай. — Кстати, Такахаси-сан, а кто тот мальчик? — Если ты про того грубого мальчика, который столкнулся с тобой у дверей, то это Неро. Я не знаю, откуда он пришёл, зачем, и что случилось, но знаю, что он частенько занимается воровством. Наверное, какой-то сирота, пришедший совсем недавно. Он пару раз и нас пытался обокрасть, но я задала ему жару, и он больше сюда не лез. — Ну-ну, Такахаси-сан, разве мы отказываем нуждающимся? — укоризненно покачала головой Сецука. Курияма-сан же тем временем уже успела уснуть, потом резко проснуться, и снова уснуть. Иногда она открывала свои узенькие глазки, одаривала окружающих доброй улыбкой, и снова прикрывала глаза. — Ты слишком добра, Сецука-тян. Но если мы будем помогать подряд всем нуждающимся, то очень скоро разоримся. — Но в день одной булки ребёнку жалеть не стоит. Интересно, сколько ему лет? — Кажется, одиннадцать. — Понятно. Но если он будет снова отсюда проходить, угостите его чем-нибудь. Нельзя оставлять ребёнка голодным. — Как скажешь, Сецука-тян, — Такахаси-сан одобрительно кивнула, а Сецука покинула «Эльфийскую сказку». Мысли Сецуки теперь были поглощены тем мальчиком. Кто он? Откуда? Почему он ворует? Что с ним случилось? Эти вопросы не давали ей покоя. Она выискивала глазами окружающих, надеясь среди них найти Неро и обо всём у него узнать. Но его нигде не было. И ещё что-то странное показалось ей в этом голубоглазом Неро, но что именно – Сецука понять не могла. — Где вы были, Сугияма Сецука? У входа в поместье Сецуку встретил взрослый мужчина лет пятидесяти. Его давно поседевшие волосы были аккуратно зачёсаны назад. На крупном статном мужчине отлично сидел чёрный костюм, а в руках у него был широкий ремень. Когда он увидел Сецуку, стремительно направился к ней. — Здравствуйте, уважаемый отец, — покорно склонив голову, произнесла она, замерев на месте. Она знала, что её ждёт, и от этого её тело сжалось. — И где же вы были? Да ещё и в таком виде?! — он яростно сдёрнул с дочери её серый плащ и бросил на пол. — Навещала свою покойную матушку, дорогой отец. — Бред! — зло крикнул он. — Ваша мать оставила вас на меня! И это ваша благодарность за всё, что я сделал для вас? Вы благодарите меня своим наглым враньём?! — Я не осмелюсь вам солгать, отец, — Сецука гордо держалась, но не осмеливалась поднять взгляд на разъярённого отца. — Сука! Сейчас я покажу тебе, что нельзя лгать отцу. Идём! — господин Сугияма грубо схватил дочь за локоть и потащил за собой в свою комнату. Сецука лишь слабо улыбнулась своей горничной Кирие, которая уже до этого отхватила сильный удар ремнём по лицу – об этом свидетельствовала краснота на чистом, почти детском лице сиротки. Кирие со слезами смотрела в сторону своей любимой госпожи и отчаянно тянула к ней руки, будто этим она смогла бы вернуть её, спасти от жестокого отца. Но господин Сугияма безжалостно волок дочь за собой. В такие моменты все слуги, в особенности женщины, прятались кто где, лишь бы не попасть под горячую руку своего тирана-господина.