Зимняя рапсодия

Ночной Хогвартс, освещенный с десятком свечей, вынуждал Скорпиуса быть бдительнее обычного. Он и сам понимал, как глупо было назначать встречу Лили на Астрономической башне именно сейчас, в декабре, когда спрятаться в темных коридорах больше не было возможности, но единственный шанс остаться с ней наедине был столь привлекательным и заманчивым, что он едва ли мог противиться этому глупому желанию — просто увидеть ее. Он знал Лили довольно давно, наверное, еще с самого ее поступления в Хогвартс, но впервые по-настоящему заметил лишь в прошлом году. Лучшая на своем курсе, такая внешне холодная и неразговорчивая — он часто натыкался на нее в библиотеке и почему-то любил наблюдать за тем, как она учится. Ему казалось, что они были в чем-то схожи: Скорпиус точно так же, как и Лили, скорее предпочитал пыльные тома своим однокурсникам, однако несмотря на это он никогда не был самым лучшим на своем курсе, предпочитая скорее молчать на уроках, чем хоть как-то демонстрировать свои знания. Скорпиус любил просиживать вечера в гостиной, любил участвовать в разговорах своих однокурсников, ходил иногда с ними в Хогсмид, чтобы сразиться с гриффиндорцами в очередной глупой игре, и частенько ловил себя на том, что был душой любой компании. С ней же все было иначе. Поначалу он, как и многие, считал ее если не высокомерной, то напыщенной, однако стоило ему лишь больше уделить внимание изучению ее повадок, как Скорпиус осознал: в большинстве случаев Лили… смущалась? терялась? Он не знал, как именно это описать, но в конце шестого курса поймал себя на мысли, что ему действительно нравилось смотреть на нее, видеть, как порой в лице ее проступает печаль, а иногда и раздражение; нравилось подмечать ее мелкие, такие забавные привычки. А когда она стала смотреть на него в ответ, Скорпиус отчего-то почувствовал себя до глупого радостным. Словно в одном этом взгляде могло содержаться так много. — Майлз, драккл тебя раздери, какой же ты идиот, — вздыхая раздраженно, бормотал Скорпиус, когда его друг, Майлз Забини, выпив лишнее количество огневиски, лежал без сознания за гобеленом, что висел в нише и куда Малфою удалось его на время затащить. Он ни на что не реагировал, а повести его в подземелья через весь сонный Хогвартс было бы глупо: Филч постоянно патрулировал коридоры, и Скорпиус был уверен, что точно попадется. Именно тогда, выйдя на секунду из-за гобелена в нишу, Скорпиус стал оглядываться по сторонам, раздумывая, как же ему лучше всего будет поступить. И какого же было его удивление, когда прямо к нему, в нишу, ворвалась Лили Поттер, запыхавшаяся, испуганная Лили. Он сдал ее Филчу по многим причинам: во-первых, так он мог вытащить друга, не боясь завхоза; во-вторых, таким образом у него появлялся предлог подойти к ней чуть позже, а в-третьих… он и сам не понимал, что делал в ту минуту, но почему-то знал, что иначе поступить было бы просто невозможно. — Малфой, порой ты пугаешь меня, — смеялся над ним Майлз, когда они в очередной раз зашли в Библиотеку, и Скорпиус, прислонившись к стеллажу с книгами, стал внимательно искать Лили взглядом. Конечно, Забини знал о всех симпатиях Скорпиуса и очень часто подтрунивал над ним, выводя Малфоя из себя. — На месте Поттер я бы конкретно так держался от тебя подальше. Издалека слюнки пускаешь… ну что это такое? Едва ли Скорпиус был не согласен с Майлзом, но между тем ему все казалось, что нужно было чего-то дождаться. Он и сам не совсем понимал, чего именно, но ловя иногда взгляд Лили, Скорпиус видел там не только заинтересованность, но и едва заметный страх — страх того, что он подойдет. Скорпиус не знал, чего именно она боится, но почему-то думал, что дело именно в нем: в конце концов, у Лили Поттер были такие высокие стандарты, что никто даже не пытался к ней подойти. — Пройдет седьмой курс, дружище, и ты ее не увидишь, — постоянно напоминал ему Забини, заставляя Скорпиуса лишь раздраженно закатывать глаза. — А там, того и гляди, появится кто-то уж явно посмелее. Не будь придурком, просто заговори с ней. Даже если она отошьет тебя, то ничего страшного: я вообще не понимаю, что именно тебя зацепило в этой выскочке. Разве можно было хоть кому-то объяснить природу собственных чувств? Скорпиус и сам не знал, что было такого в Лили, может, всему виной была эта праздничная обстановка, а может, он просто всегда находил ее в определенные моменты, но она была столь интересна и столь привлекательна для его мыслей, что Скорпиус не мог отказать себе в искушении хотя бы попробовать. Думал ли он, что уже при первой попытке откровенно признается ей в чувствах? Думал ли о том, что поцелует? Едва ли. Но еще большим откровением для него стало то, что она ответила. Лили, черт побери, ответила ему взаимностью. Астрономическая башня была украшена по-особенному: весь потолок был усыпан самыми настоящими звездами, которые выстраивались в форму рождественских украшений. В углу стояла пышная, высокая ель, на которой россыпью висели маленькие, заколдованные фонарики, чей свет гас лишь с восходом солнца, да и вся комната была окутана волшебством и уютом. Наверное, именно поэтому он и позвал ее сюда. Ему так хотелось поделиться с Лили чем-то личным, важным для него, а Астрономическая башня, на которую он сбегал почти регулярно, как раз и была такой вещью. В одиночестве здесь сидеть больше не хотелось. Хотелось, чтобы рядом теперь была она, пускай хоть в молчании, главное рядом, здесь. Дверь скрипнула, и, обернувшись, он заметил Лили, которая с присущей ей подозрительностью стала оглядываться по сторонам, ища его. И когда взгляды их наконец встретились, Скорпиус невольно запустил руку в волосы, не зная с чего начать. Это была их первая встреча после поцелуя. В тот день Лили, округлив глаза, явно не ожидая от себя такой прыти, быстро развернулась и ушла, а уже позже он ни раз замечал ее яростный, твердый взгляд, который словно молил, чтобы Скорпиус опять сделал первый шаг и чтобы они смогли расставить все точки над «i». В молчании она подошла к нему ближе, а потом, отвернувшись, присела рядом, почти у самого входа, так, что их обоих обдувал холодный поток воздуха. Нахмурившись, она прикусила губу в напряжении, явно собираясь с мыслями, и Скорпиусу ничего не оставалось, кроме как невербально наложить согревающие чары. Он смотрел на нее неотрывно, слегка затаив дыхание, потому что где-то в глубине души знал, что Лили, правильная, дотошная Лили Поттер уж точно вряд ли снизойдет до него, человека, которого в принципе мало что интересовало в жизни и который просто жил, стараясь не думать о чем-то сложном и болезненном. Резко повернувшись к нему лицом, Лили была так серьезна, что он еле сдержал в себе смех: брови ее, как всегда, взлетели вверх, а само лицо выражало такую решительность и между тем сомнение, что было даже удивительно. — Ты смеешься надо мной, не так ли? — серьезно спросила она, а потом, слегка склонив голову, из-за чего Скорпиус почувствовал, как напряглось все его тело, не менее серьезно добавила: — Это, наверное, весело? Возможно, ты даже с кем-то договорился и… — Глаза ее расширились, а потом резко сузились, выражая странную горечь. — Я не понимаю, о чем ты, — невольно дотронувшись до ее волос, проговорил спокойно Скорпиус, а потом, сократив и без того малое расстояние между ними, он спокойно посмотрел в ее наполненные гневом глаза. — Почему же я должен смеяться над тобой? Скорее, я боялся, что это ты будешь потешаться надо мной или и вовсе начнешь избегать. В глазах ее он видел отражение мерцающих огоньков и звезд. Завороженный, Скорпиус не мог оторвать от нее взгляда, чувствуя, как что-то внутри ломается пополам от одного только осознания, что ему все это не кажется. Наверное, на протяжении всего времени он боялся лишь одного: по-настоящему дать волю своим чувствам, открыться, а потом получить то ли новое разочарование, то ли новую боль — Малфой слишком хорошо знал цену человеческому доверию и не доверял никому, кроме разве что своей семьи и Майлза. — Тогда, — тихо прошептала Лили, и только в тот момент Скорпиус будто отмер, замечая, что все это время она в упор смотрела на него, словно изучая. — Можем ли мы попробовать… что скажешь? Они целовались немного неловко и неуверенно, а потом, помолчав где-то с полчаса, разошлись наконец по комнатам. Казалось, впервые Скорпиус ощущал эту странную радость, впервые надвигавшееся Рождество приобрело особые краски. Убранство Подземелий не отличалось ни пестростью, ни уютом, но даже здесь стояла маленькая ель, украшенная искрящимися шариками, и Скорпиус, никогда раньше не замечавший, сколь прекрасна была декабрьская пора, с удивлением обнаружил для себя многое. — Вы только посмотрите на него, — потешался еще сильнее Майлз, но вместо привычного пинка или заклинания подножки, получал лишь рассеянную улыбку Скорпиуса, который думал совершенно о другом. Они виделись с Лили только по вечерам. Скорпиус никогда не просил афишировать их отношения, и первое время его устраивало то, что она никогда не подавала виду на людях, никогда не смотрела на него, а если и бросала взгляд, то он был быстрый и каким-то испуганным. Засиживаясь в библиотеке до самого закрытия, Лили выходила последней и поджидала его за поворотом, чтобы потом, улыбаясь, поведать ему о том, как много она успела и как много у нее надежд на предстоявшие экзамены. Лили любила смеяться тихим смехом, постоянно морщила лоб, никогда не носила мантию и всегда закалывала волосы на затылке. Будучи явно ниже него, она вскидывала высоко голову, так, что он всегда видел мерцание в ее глазах, отражение искрящегося потолка и свечей коридоров. Серьезность и слишком большая помешанность на сплетнях и всевозможных слухах делала ее слегка нервной, потому, наверное, первое время Скорпиус прекрасно понимал ее чувства и никому не старался рассказать о своем маленьком счастье, делая вид, что между ними совсем ничего нет. — Я никогда бы не подумала, что действительно нравлюсь тебе, — говорила она иногда призадумавшись. — Меня-то и однокурсники совсем не переносят, а ты… — Может, они просто идиоты? — лохматя ее волосы, Скорпиус всегда отшучивался, боясь, что такие мысли не принесут ничего хорошего. На все их ночные свидания, которые проходили на Астрономической башне, Скорпиус всегда таскал ее любимые сладости, со смешком наблюдая, с каким упоением она быстро-быстро перебирала свертки, ища что-то по-особенному любимое. Лили не была ни высокомерной, ни важной, наедине она становилась почти беззаботной и очень задорной, но стоило ей лишь подумать о чем-то, как привычная складка образовывалась на межбровье, как хмурился ее лоб. Лили слишком много думала. И думала не о том. В такие моменты он просто притягивал ее ближе и целовал жадно, слегка с надрывом, вероятно, обличая этим свою небольшую обиду. Ему хотелось, чтобы все знали, что они вместе; хотелось, чтобы они виделись не только по вечерам или ночам. Прятаться было глупо и совсем несерьезно, и, казалось, об этом думал лишь он один. Лили же все устраивало абсолютно. Приближавшиеся праздники ознаменовывались рождественским вечером, ежегодно устраиваемым в стенах Большого зала, и Скорпиус, задумывавшийся о том, как хорошо бы было пойти туда вместе с Лили, иногда смотрел на нее долгим взглядом, думая, как именно бы она отреагировала на его приглашение. Впрочем, ответ был очевиден: Лили не согласилась бы. Ни за что. Да и вряд ли она бы пошла на этот вечер — ее иррациональный страх быть второй был столь силен, что чем ближе были праздники, тем сильнее она упирала на свою подготовку. — Слушай, тебе не кажется это странным? — в один из дней поинтересовался Майлз, когда Скорпиус наконец посвятил целый вечер их традиционным посиделкам. — Вы вместе уже почти месяц, однако никто об этом знает. Даже ее брат… ты хоть говорил с Альбусом? — О чем? — бессмысленно поинтересовался Скорпиус, подкидывая то и дело снитч в воздух. Чувство апатии окутывало его полностью, и ему совсем не хотелось думать. К тому же, о Лили. — Значит так. Завтра берешь и подходишь к ней в нормальное, человеческое время. В конце концов, встречаться втайне — это, уж извини меня, немного по-дебильному. А когда у твоей половинки еще и пол-школы родственников… боюсь, если все раскроется, они не совсем поймут, что это именно Поттер не хотела обнародовать ваши отношения. Снитч с хлопком упал в ладонь, и, сжав ее, Скорпиус посмотрел на друга. В следующую пятницу должен был состояться вечер, и он думал о том, что прятаться действительно не было смысла. Чего боялась Лили? Сплетен? Они были неизбежны в любом случае. Непонимания? Так и зачем им все это общественное понимание и принятие, если они оба влюблены. «А влюблены ли?», — с сомнением подумалось Скорпиусу на следующий день, когда он, прижавшись к проходу, ведущему в Большой зал, выжидал Лили. Он понимал свои чувства отчетливо: он был влюблен. Настолько, что даже изначально невольно принял ее игру в тайные отношения, настолько, что готов был делиться личным, рассказывать ей то, о чем ни с кем не говорил. Но была ли влюблена Лили? Едва ли Скорпиус это знал. Возможно, она и становилась рядом с ним совсем другой, нежели с однокурсниками, но в этом не было никакой полноценной уверенности. Задумавшись, он не сразу заметил Лили, которая неспешно шла по направлению в зал. Правда, шла она не одна, а вместе с Альбусом, и Скорпиусу на секунду подумалось, что это не самый удачный момент, но… В конце концов, разговора с Поттером и так было бы не избежать, поэтому ему казалось, что это даже удобно. — Лили, — проговорил он достаточно громко, чтобы она смогла услышать, но недостаточно, чтобы на них обратили внимание другие. Лили замерла, слегка округлив глаза, и брови ее взметнулись вверх. Он видел, как за секунду на ее лице проскользили многочисленные эмоции, начиная от удивления, заканчивая даже злостью, и ему показалось, что в этот момент все его счастье стало столь тяжелым, что его почти невозможно было больше нести. — Вы знакомы? — с удивлением спросил Альбус, обернувшись к Лили, и та, схватив его за руку, бросив быстрый, беглый взгляд на Скорпиуса, дрогнувшим голосом произнесла: — Конечно, нет. Может, он звал кого-то другого? Они прошли мимо, и Малфой, не дернувшись с места, так и остался стоять. И лишь потом спрятанная обида вырвалась наружу, обличаясь в тупую злость. Скорпиус стоял. А потом, резко дернувшись, уверенно пошел по направлению в свою комнату, не замечая совсем никого.

***

С каждым днем Хогвартс преображался, словно только и ожидая наступавшее Рождество. В коридорах время от времени вспыхивали омелы, и ученики, глупо смеясь, наблюдали за пойманной врасплох очередной парочкой. По всему замку нитями тянулись сияющие огоньки, и они сверкали уже не только ночью, но и днем, делая вековые стены более праздными и красивыми. Только вот Скорпиус не особо следил за новшествами. С того самого дня он вообще изредка покидал комнату, предпочитая просиживать свободное время на кровати и читать, погружаясь в какой-то свой мир. Он игнорировал Лили почти намеренно, но в большей степени ему просто везло: их расписания не совпадали, а в Библиотеке ему просто ничего не нужно было. Так и выходило, что он не видел Лили уже целых три дня, и хоть ему действительно нравилось читать очередной увлекательный том, он не мог о ней не думать. До пятницы оставалось всего пять дней, и Скорпиус очень сожалел, что поступил именно так. Он прекрасно знал, что Лили хотела оставить все втайне; знал, что она зависима от чужого мнения и от сплетен. Но как бы ни хотелось Малфою смириться с этим, как бы ни старался он подавить внутреннее раздражение, с каждым днем он понимал очевидное: у таких отношений просто не может быть будущего. Нельзя было прятаться вечность, а прятать собственные чувства — тем более. И вот, когда Скорпиус не видел ее уже третий день, ему нестерпимо хотелось прямо сейчас спуститься в Библиотеку и ждать ее. Стоять столько, сколько придется, лишь бы хотя бы одним глазком посмотреть на Лили, удостовериться, что с ней все в порядке, что она не так уж и зла. Он чувствовал себя абсолютно точно идиотом, ведь это было впервые — впервые кто-то для него был столь важен, впервые он в ком-то нуждался так сильно. Откинув книгу, Скорпиус устало потер глаза, а потом, резко присев, попытался найти в себе силы подняться и спуститься. Однако не успел он даже задуматься об этом, как распахнулась дверь и в его комнату, воровато оглядываясь, влетела Лили. Хлопнув дверью, она прижалась к ней спиной и с несколько разъяренным взглядом посмотрела на Скорпиуса, который до того был удивлен, что не смел даже дернуться. — Зачем? — яростным шепотом спросила она, нахмурив брови. — Почему ты это сделал? Скорпиус молчал, все еще до конца не осознавая, что это действительно она, Лили Поттер, которая прошла через все подземелья в его комнату на глазах у многочисленных студентов. Это было столь удивительно, что он действительно не понимал, как ему реагировать. — И почему ты меня игнорируешь? Голос ее был полон такой обиды, что больше ждать смысла не было — резко поднявшись, Скорпиус за секунду преодолел расстояние между ними, схватил уверенно ее за талию и притянул к себе, каждой клеточкой ощущая ту тоску, которой был полон все то время, что просто не видел ее. Отведя Лили от двери, он прижал ее к стене, а потом уверенно поцеловал, не давая ни минуты на размышления. Все еще злясь на него, она сначала попыталась вырваться, но потом ответила ему не менее резво, пытаясь перехватить всю инициативу на себя. — Я не должен был, — пробормотал Скорпиус спустя пять минут, когда они уже оба пришли немного в себя и теперь сидели на его кровати, и между ними было спасительное расстояние. — Но разве это не глупо — скрывать нас? — Подожди, — чуть дрогнувшим голосом ответила Лили, посмотрев на него невольно. В глазах ее, как всегда, была серьезность и при этом необузданная энергия, только лишь мешки под глазами выдавали то, как много времени она тратила на соответствие своему статусу. — Мне нужно собраться, прежде чем… открыто показать все… это. — Как же ты прошла через все подземелья? — с доброй насмешкой поинтересовался Скорпиус, и, не удержавшись, накрыл ее руку своей ладонью. Они у Лили всегда были теплыми и слегка потными, что выдавало то, как много и сильно нервничала она постоянно. — Все думали, что я к брату, — нахмурившись, невесело откликнулась она, не убирая руку, но и не проявляя инициативу. — Да и к тому же… никого нет. В Большом зале сейчас зажигают волшебные огоньки… знаешь же, за пять дней до Рождества… Кивнув головой, Скорпиус не мог оторвать от нее изучающих глаз. Он видел, как ее уничтожает желание быть лучшей, видел, с каким трудом давался ей ее статус, и осознание это почему-то причиняло ему странные неприятные ощущения. — Зачем тебе все это? — тихо спросил он, придвинувшись чуть ближе, из-за чего Лили невольно вздрогнула и неуверенно подняла глаза. — Зачем быть лучшей, Лили? — Потому что я же дочь Гарри Поттера, — так же тихо и уверенно прошептала, только в глазах была такая усталость, словно она носила весь этот мир на своих плечах. — Я должна соответствовать. — Ну не знаю, — с легкой улыбкой пробормотал Скорпиус, опять склонившись к ее лицу, убирая пряди волос за ухо, чтобы потом, приподнять ее за подбородок и прошептать прямо в губы: — Для меня ты не дочь Гарри Поттера. Для меня ты Лили. Молча хлопнув ресницами, она слегка обескуражено смотрела на него в ответ, и прямо сейчас Скорпиус мог ощутить, что Лили замерла и что сердце ее бьется быстро-быстро. — Не говори Альбусу, — жалобно протянула она, слегка сморщившись. — Я сама с ним поговорю… на этих каникулах. — Я никому ничего не скажу, но… не хотела ли бы ты пойти со мной в эту пятницу на рождественский вечер? Ты же потом уедешь… — А ты? Останешься в Хогвартсе? — поспешно проговорила Лили, словно боясь как-либо ответить на поставленный вопрос. Скорпиус вздохнул, а потом, убрав свою руку, слегка прищуренным взором посмотрел на нее в ответ. — Мои родители не празднуют Рождество в Англии. А в том месте, где они празднуют, мне совершенно не хочется. Поэтому я всегда остаюсь в Хогвартсе. Молчание опять повисло между ними, но в нем не было ни напряжения, ни какой-то неловкости. Они часто молчали вдвоем, бросая иногда друг на друга беглые взгляды, и в такие моменты Скорпиус действительно ощущал, сколь хрупко его счастье и сколь оно значимо для него. Рядом с Лили ему не казалось трудным будущем, даже то, что он совсем не был уверен ни в том, куда поступать, ни в том, как жить дальше; рядом с ней ему казалось, что он способен на многое. Лили ушла через двадцать минут, когда времени до отбоя оставалось совсем мало, и, накинув на себя мантию-невидимку, она исчезла так же быстро, как и пришла. Они вновь стали видеться по вечерам: Скорпиус по-прежнему таскал сладости, выслушивал довольное бурчание Лили о том, что он непременно хочет ее потом скормить, и улыбаясь, рассказывал ей о звездах. На Астрономической башне было холодно и иногда прямо на них с неба падал пушистый снег, но в такие моменты едва ли они замечали все эти неудобства: поглощенные разговором, они не замечали ничего — ни времени, ни пролетавших дней. Все это время Скорпиус думал лишь над подарком Лили. Ему хотелось подарить что-то особенное, но никаких идей у него не было. Только за день до вечера, прогуливаясь по Хогсмиду, он заметил в витрине украшение для волос в форме птицы с раскрытыми крыльями. Заколка была зачарованная, и стоило ее только надеть, как птицы оживала, начиная двигать крыльями, имитируя полет. И вот в пятницу почему-то Скорпиус волновался больше всего. Еще вчера он выловил Лили и велел ей быть в семь часов у колоны на первом этаже, и даже почти не обратил внимание на то, что она ничего не пообещала, лишь посмотрев на него слегка озадаченным взглядом. — Черт, мне тобой Нотт уже мозг вынесла! — жаловался весь день Майлз, и Скорпиус лишь пожимал плечами. — Жду того момента, когда уже всем станет ясно, что ты несвободен, и эта дурище уже переключится на меня. Расхохотавшись, Скорпиус с беззлобным весельем наблюдал за раздражением друга, узнавая в нем себя, а потом, проверив коробку с подарком, начал отсчитывать мгновения до вечера. Это было важным событием для всей школы, и тот факт, что именно сегодня он наконец сможет показать всему миру свое счастье, вызывало в нем то ли восторг, то ли предвкушение. Время шло медленно и так неспешно, что в какой-то момент, поняв, что он больше не может ждать, Скорпиус вышел наконец из подземелий, отделившись от Забини, и уверенно пошел к колоне. Ровно в семь Лили не пришла, но он даже не задумался об этом: хоть и серьезная, Поттер никогда не отличалась пунктуальностью, поэтому даже по прошествии десяти минут Скорпиус не думал ни о чем. Но когда уже прошло полчаса, а Лили все не было, и мимо него проходили радостные ученики, наряженные и красивые, он вдруг ощутил странный укол. «Она не придет», — подумалось ему тогда, когда уже в коридорах почти никого не осталось, и вечеринка была в самом разгаре. Идти за Лили означало бы принести ей неприятности, поэтому, сомкнув крепче коробочку, Скорпиус медленно развернулся и направился прямиком к Большому залу, задумчиво и немного отстраненно. Громкая музыка била по перепонкам, и пару раз к нему подбегали его однокурсницы, приглашая на танец. Но он не принимал приглашения, оставаясь на месте, пытаясь понять, почему Лили не пришла, и чем дольше он думал об этом, тем сильнее в нем просыпалось знакомое раздражение: он не мог найти ей оправдание, не мог ее понять. И когда поднял голову, обращая наконец внимание на реальность, увидел вдруг, что в зал вошел Альбус. Под руку которого вела Лили. Она оглядывалась по сторонам, словно ища кого-то, и, когда наконец заметила его, то остановилась, что-то шепнув на ухо брату. Взгляд ее был слегка нервозным и испуганным, и, качнув головой, она будто звала его к себе. Попытавшись забить собственную злобу, Скорпиус быстрым шагом направился к ней, замечая, что она заскользила к выходу, а потом и вовсе вышла в безлюдный коридор. Здесь было почти темно, лишь искрящиеся шары да редкие свечи освещали стены, и когда Скорпиус перешел порог, то не сразу смог сосредоточиться и найти взглядом Лили. — Я не могу, Скорпиус, — проговорила она быстро-быстро в тот момент, когда он наконец поравнялся с ней и посмотрел в упор, прожигая взглядом. — Не могу это объяснить! Я сама не понимаю! — воскликнула она почти громко, а потом с опаской посмотрела за его спину и тут же отодвинулась, создавая лишнее, такое ненужное расстояние. Молчание было таким же хрупким, как и всегда, но только оно больше не приносило былого уюта. Скорпиусу хотелось говорить, выуживая стертую злость, и, смотря на нее, едва вздрагивавшую, такую несчастную и глупую, он совершенно не знал, как ей помочь. Он не понимал ее. — Я тоже так больше не могу, — глухо сказал Скорпиус, рассекая тишину на части. Коробка в его руках упала на пол, и от этого громкого звука Лили вздрогнула, слегка дернувшись на шаг назад. — В этом нет совершенно никакого смысла, Лили. — Вот так, значит? — дрогнувшим голосом спросила она и почему-то именно в этот момент в зале раздался громкий, надрывный смех, на который ни он, ни она не обратили ни малейшего внимания. Они лишь смотрели друг другу в глаза и хоть во тьме это было трудно, рождественских свеч вполне хватало, чтобы заметить обоюдную обиду с толикой отчаянья. — Счастливого Рождества, — наконец сказал он, развернувшись, чувствуя ее взгляд спиной, но совершенно не собираясь обернуться. За окном опять валил снег, покрывая все белым саваном, и ему хотелось прямо сейчас — без мантии и перчаток — выйти на улицу, чтобы ощутить хоть что-то. Но было так пусто, что, казалось, никакой уже холод его не возьмет. И только в Большом зале, как и десять минут до этого, раздавались припадки веселого, яркого смеха. Самого важного предвестника Рождества.