Зимняя рапсодия

Никогда раньше Лили не замечала, сколь прекрасна была Астрономическая башня. Она редко когда задумывалась о прекрасном вокруг, не видела ничего, кроме своих оценок и скользившего в глазах однокурсников раздражения. Поэтому, наверное, для нее и стало откровением, насколько прекрасен был звездный потолок ночью, как красиво искрились рождественские огоньки и как же удивительно просто ходить по ночному Хогвартсу. Но красивее всего в этой зимней рапсодии был он. Его ободряющая улыбка, открытый взгляд серых глаз и бесконечные истории. Скорпиус был умен и многое знал, однако никогда не кичился этим или не старался выделиться. Порой, понимая, что она просто заслушивается его бесконечно красивым голосом, Лили удивлялась, подмечая уже утром, что он был словно тенью: едва заметной и вечно куда-то исчезавшей. — Не понимаю, почему ты не лучший на своем курсе? — возмущалась Лили искренне, прижимаясь к его спине. Они сидели на Астрономической башне, и каждый читал книги — он приключенческий роман, а она — книги по школьным дисциплинам. В такие моменты они садились друг к другу спинами, едва касаясь лопатками, и тепло, исходившее от его тела, по-особенному грело ее, внушало душевный трепет. — Ты так много знаешь, что это даже обидно: почему ты не показываешь этого другим? — А какое мне есть до них дело? — со смешком невозмутимо откликался он, лишь на секунду оторвавшись от книги и слегка обернувшись. — Нет никакого смысла даже пытаться угодить всем. Имеет значение лишь то, что тебе хочется по-настоящему. Только вот Лили едва ли его понимала. Она смотрела на него, ловя себя на мысли, что ей бы хотелось, чтобы Скорпиус обязательно проявил себя; чтобы о нем вдруг заговорили все-все. И только потом Лили поняла очевидное: на самом деле, ей бы хотелось, чтобы Скорпиус навсегда остался лишь слизеринской тенью. Чтобы никто даже не подумал забрать его у нее. Им двоим хватило бы ее упорство и вершины: упорная, такая целеустремленная — Лили работала пуще прежнего, не давая себе ни минуты отдыха, и единственным, что спасало ее от привычной рутины, был Скорпиус. С ним не нужно было красоваться или опасаться насмешки; с ним не нужно было держать лицо и пытаться под кого-то подбиться. Это было так странно: чувство, жившее где-то внутри, было столь прекрасным и легким, но между тем… Лили почти не могла поделиться им. Все, на что ее хватало, были лишь тайные взгляды, едва смелые касания рук и желание сбежать из надоевшей аудиторию к нему, на Астрономическую башню. Постепенно ей начинала нравиться ее жизнь: она бросала быстрые, тайные взгляды на Скорпиуса, подмечала его улыбку, его дружеские отношения почти со всеми своими однокурсниками, и порой думала о том, что чуть-чуть завидует ему. Совсем немного. — Представляешь, по Хогвартсу ходят такие глупые сплетни! — в один из дней воскликнула Амелия, и Лили, ходившая взад-вперед по комнате, уча по пути конспект, сначала даже не обернулась, продолжая свое занятие. — Говорят, у Скорпиуса Малфоя появилась девушка… и эта девушка — ты! Она остановилась слишком резко, а потом развернулась круто и посмотрела на подругу в упор. Если бы не ее природное хладнокровие и почти безразличное выражение лица, едва ли бы Лили удалось скрыть свой панический страх. Но нет. Ее маска была идеальна, и лишь сердце забилось сильно-сильно, а пальцы стали слишком… холодными, потными. — Что за глупости? Мы даже не общаемся, — равнодушно оборвала она Амелию, которая уже собиралась что-то сказать. А потом, не удержавшись, подсела к ней на кровать и, внимательно поглядев в глаза, прямо спросила: — А что говорят еще? Что думают… об этом? — О, на самом деле, все понимают, что это не может быть правдой, — легкомысленно пробормотала Эми, даже не заметив ее душевного состояния. — Ты и Скорпиус? Это очень, очень смешно. Вы совсем друг другу не подходите, да и… что у него есть? Многие считают Скорпиуса чудаком. Тихая злость едва кольнула Лили, и она, молчаливо посмотрев на Амелию, лишь вздохнула. Ей было обидно, что никто, совершенно никто не воспринимал Скорпиуса всерьез, но еще обиднее — что никто даже до конца не верил в то, что они могут быть вместе. Иногда она и сама в это не верила. Смотрела на него издалека, подмечая, каким живым и веселым он был в компании слизеринцев, каким насмешливым и ироничным по отношению к учителям и каким безразличным по отношению к общественному мнению. С ней он таким не был. Рядом с Лили Скорпиус становился будто скованным и сдержанным, и лишь в глазах его она могла увидеть мелькавшие то и дело эмоции. Сомнения грызли ее, поедали внутренности, заставляя сомневаться в собственном выборе, но стоило им лишь встретиться в снежном Запретном лесу, стоило ему лишь посмотреть на нее так открыто, а потом просто напросто обнять, что она и вправду начинала винить себя за собственные сомнения. Лили была влюблена, очень-очень сильно влюблена, но боялась своих чувств до безумия, потому что считала, что может дать им волю лишь тогда, когда дойдет до конца своей цели. Только вот… какая у нее была цель? Едва ли она бы смогла ответить на этот вопрос. Их отношения стали рушиться впервые, когда Скорпиус решил, что им скрываться было абсолютно бессмысленно. Только вот сама Лили так не считала, и когда он позвал ее в тот момент, когда Лили шла вместе с братом, что-то в ней сжалось от ужаса. Она знала, что причиняет ему боль; видела это по его глазам, но, уводя брата прочь, начинала лепетать Альбусу полную ерунду, упуская из внимания самое важное. Лили боялась. Боялась того, что общество узнает о них, что оно начнет сомневаться, но больше всего она боялась, что после огласки засомневается именно Скорпиус. Толки, сплетни, постоянные насмешки — все это могло изменить его отношение к ней, ведь Лили… высокомерная, холодная, недоступная Лили, кто мог сказать о ней хоть что-нибудь хорошее? Разве стоило этого ожидать? Только вот страшнее всего этого оказалось его игнорирование. Как бы ни старалась она поймать его, как бы ни стремилась хотя бы просто поговорить, все было тщетно, и тогда ей впервые стало обидно почти до слез. Ведь он знал, что она не могла… не могла повести себя по-другому; знал о том, что ей важно было сохранить их отношения в тайне, так почему вел теперь себя так? Зачем ему это все? Неужели он не понимал, сколько много слухов, насмешек им придется вытерпеть? И вот, вместо того, чтобы сидеть за книгами и усердно готовиться к экзаменам, она кралась вдоль подземелий, вздрагивая от ужаса, от одной лишь мысли, что ее увидят, но все же продолжала идти дальше, потому что не могла терпеть его молчание. Потому что просто хотела увидеть его так нестерпимо, из-за чего, пожалуй, и можно было хоть раз нарушить свое правило. Она была действительно, по-глупому влюблена. И, когда они наконец помирились, Лили почувствовала такое облегчение, такую легкость, что могла, пожалуй, рассказать о своем счастье всем. И лишь какая-то внутренняя, тягучая нервозность и страх заставляли ее продавливать внутри себя радость, прятать ее и наслаждаться их вечерними, такими уютными прогулками. Рождество подходило невидимыми шагами к Хогвартсу, с каждым днем замок становился все более прекрасным, и Лили, радовавшаяся как никогда, в один из выходных дней решила отложить учебники. Она шла под руку с Амелией, смеясь от чего-то, и, наверное, впервые стала обращать внимание на то, сколь прекрасна была обычная прогулка, а не вечное засиживание за учебниками. Они прошли весь Хогсмид, наперебой обсуждая подарки и предстоявшие каникулы, и ей впервые казалось, что она была по-настоящему рада Рождеству. И тем чувствам, что прорастали где-то внутри. Только вот счастье ее обрушилось почти тотчас — в тот самый день, когда должен был быть этот проклятый рождественский вечер и который так сильно ждал Скорпиус. Во все то время, что отделяло ее до этого события, она почти примирилась с мыслью, что в эту пятницу им больше не придется скрываться. Ей даже начинало казаться, что Скорпиус прав и что все это было большой глупостью — разве можно было прятать что-то настолько трепетное и важное? То, что рано или поздно прорвется? И только лишь скользкий, едва ощутимый страх отравлял ей внутренности, когда, вертясь возле зеркала, Лили пыталась собрать свои длинные рыжие волосы в красивую прическу. — Лили, неужели ты тоже пойдешь на вечер? — в неверие воскликнули ее соседки по комнате: их было двое, Эми и Ариана, и они обе были так удивлены, что даже прекратили на мгновение сборы. Едва улыбнувшись, Лили кивнула головой, а потом, посмотрев на свое отражение, увидела на самом дне зрачков странное даже для нее предвкушение. Она ждала этого дня так сильно и одновременно так боялась его, что удивительно было, почему все еще не сбежала, чтобы спрятаться ото всех. Гриффиндорская гостиная была украшена пестрее всех, столько мишуры и искрящихся шаров едва ли можно было найти в другом месте, и, выйдя на секунду из комнаты, Лили незаметно для своих соседок проскользнула в ванную, а потом, не удержавшись, окатила себя холодной водой. Волнение брало в ней управление, и Лили боялась, что непременно все испортит, а время, которое неизбежно ускользало, лишь сильнее заставляло ее нервничать. — Интересно, и кто ее пригласил? — Ариана говорила громко и уверенно, наверное, думая, что она давно вышла из комнаты, и Лили, прислонившись к двери спиной, едва ощутимо вздрогнула. — Скорее всего, опять с братиком пойдет. — И что такого? — беспечно спросила Эми. — Разве в этом есть что-то плохое? — А разоделась-то как… сдается, что что-то тут не то. Может, ей кто-то нравится? Бедная Лили. Вряд ли ей ответят взаимностью… — Зачем ты такое говоришь? — Одна ты и терпишь ее, а других от Поттер просто воротит. Она… высокомерная и напыщенная. Мне бы даже хотелось узнать, в кого она влюблена. Стоило бы предупредить его заранее, кто она такая, чтобы ей точно ничего не светило. — Мерлин, Ариана, хватит! Ты несправедливо судишь и совершенно ничего не понимаешь… Крутанув резко кран, Лили упрямо смотрела в свое отражение, хмурясь с каждой секундой все больше, ощущая… то ли боль, то ли даже злость. Она была зависима от сплетен, от мнения окружающих, от их оценок. Вся эта вершина, все эти оценки — ничто ей не было нужно. Те, кто любил ее, любили просто так, а те, кому она все время пыталась понравиться, ненавидели ее априори. Лили была глупой. И когда она смотрела в искаженное обидой лицо Скорпиуса, она ощущала это отчетливо. Его взгляд, такой тяжелый и болезненный, казалось, выжигал внутри нее раны, и она больше не могла просто стоять в этом зале, смотреть на смеющихся людей и видеть маячившего перед глазами Альбуса. Ей хотелось сбежать. И когда вечером она открыла ту коробочку, что он обронил в коридоре, Лили с тоской прикусила губу, сдерживая тяжелое, оборвавшееся дыхание. Красивая, узорная птица, сверкнув крыльями, замерла. И ей почему-то казалось, что это не она неживая, а сама Лили. Пустая и даже не искрящаяся.

***

Снег кружился в воздухе, и было так холодно, что мороз пролазил сквозь кожу. Лили куталась в шарф, натягивала ниже шапку и понуро следовала за Альбусом к перрону. Праздничного настроения не было, а мысль о предстоявшей встрече с родителями вызывала лишь какое-то сожаление — с таким настроением не хотелось никого ни видеть, ни слышать. — Лили, поторапливайся, — махнул рукой Альбус, и Лили, замершая на секунду, безжизненно посмотрела на брата. Еще вчера она была почти счастлива и готовилась к важному вечеру, а сегодня уже казалось, что весь мир будто поблек, и даже белый, снежный саван больше не радовал глаза. Верхушки деревьев мерно покачивались, когда Лили брела по протоптанной дорожке и с каким-то упоением поглядывала на лес, вспоминая, как они сбегали иногда к его подножью и прятались за толстыми стволами деревьев, то играясь в снежки, то целуясь. Будет ли когда-нибудь в ней такая же легкость, как тогда? Спадет ли эта странная, неконтролируемая тоска? Лили не знала. А когда подошла наконец к перрону, на котором было уже приличное количество людей, ожидавших поезд, она поравнялась с Альбусом и серьезно посмотрела в его глаза. Она хотела все исправить. Хотела непременно развернуться и побежать за Скорпиусом. А может, ей просто нужно было остаться именно в этом году в Хогвартсе — Лили не знала. И лишь всматриваясь в зеленые глаза брата, она понимала, что именно так и нужно было поступить. — Знаешь, я не поеду домой, — решительно, но тихо заявила Лили, не опуская глаз, не стараясь хоть как-то замаскировать ту боль, что была внутри нее. Он присвистнул. А потом, приподняв вопросительно брови, пожал плечами, словно и не зная, что делать. — И вот еще, — пробормотала Лили, почувствовав, как на секунду замерло сердце. Потому что, казалось, то, что она делала сейчас, было не просто сложным, нет, это полностью ломало все ее возведенные принципы. — Я встречаюсь со Скорпиусом Малфоем, твоим однокурсником. Возможно, ей нужно было уточнить, что теперь они уже были не вместе. Но на самом деле Лили все еще хотелось верить, что это не конец, поэтому, наверное, не желая слушать удивленные возгласы брата, она развернулась быстро, направившись прямиком в Хогвартс. Сердце ее трепетало, а ладони опять стали потными, холодными. Казалось, она просто призналась брату в своих чувствах, но… это было так тяжело и так непривычно, что Лили совершенно не понимала себя в этот момент. Снег скрипел под ногами, заводя свою песнь, и Лили тащила чемодан, оглядываясь иногда по сторонам. Ей хотелось прямо сейчас встретить Скорпиуса, хотелось посмотреть в его глаза и решительно заявить, что вот прямо только что она призналась, призналась, черт возьми! Но никого рядом с ней не было, да и не могло быть. Поэтому она шла одиноко по тропинке, волокла позади себя чемодан и думала лишь о том, что совершенно не знает, что же ей делать дальше. В комнате никого не было: Ариана всегда уезжала на каникулы, а Амелия, хоть и оставалась в замке вместе с отцом, все время проводила в его теплицах. Это одиночество, некогда спасительное, сейчас казалось каким-то даже тяжелым, и подумав, что она совершенно неправильно поступила по отношению к родителям, Лили решила хотя бы попытаться написать им письмо с извинениями. Только вот письмо не выходило. Ей было так трудно поведать о собственных чувствах, что стоило лишь написать фразу, как Лили тут же с яростью стирала ее, прикусив губу. Что-то не давало Поттер покоя, и когда наступил уже вечер, и у нее получилось кое-как состряпать небольшое послание, она бессмысленно лежала на кровати, смотря в потолок. Письмо было отправлено, но она знала, что мама, скорее всего, непременно попытается с ней связаться, может, придет даже в школу. Возможно, это было бы самым лучшим исходом: Лили могла бы поделиться с ней своими горестями, выплеснуть всю боль и неуверенность, а уже потом решить, что делать. Но между тем ей так сильно не хотелось грузить своими проблемами, что она покорно оставалась на месте, вглядываясь в расписной потолок. Это было Рождество. И оно было столь прекрасно, сколь и печально. — Лили, что случилось? Почему ты не поехала домой? — удивленно проговорила Эми, которая вернулась лишь ближе к ночи, и, стащив со своей кровати плед, она подошла к Лили и села рядышком, тоже посмотрев в потолок. Раньше, еще на первом курсе, они могли не спать целую ночь, потому что проводили ее в разговорах, лежа на кровати Лили. Она помнила, как тогда они отчаянно мечтали вырасти и жить веселой, праздной жизнью. Сбылось ли хоть одно их желание? Совершенно нет. — Вчера я должна была идти не с братом, — только и смогла произнести Лили, слегка нахмурившись. Хотелось просто поговорить, выпотрошить наружу спрятанное и такое важное, поэтому едва ли сейчас ее могло остановить хоть что-то. — Что? Ты о рождественском вечере? — заинтересованно протянула Амелия, на секунду посмотрев на нее, и лишь потом с губ ее сорвалась усмешка. — Ты поэтому так старалась? Но… я не помню, чтобы ты хоть с кем-то говорила тогда, кроме своего брата… — Правильно, потому что мы расстались, — прикрыв на секунду глаза, наигранно безразлично пробормотала Лили, по-прежнему вглядываясь в сверкающую полосу огоньков, прикрепленных к люстре. Они искрились сине-белым сиянием, таким, как и глаза Скорпиуса, и это почему-то приносило только горечь. — Вчера. — О, — только и смогла произнести Амелия, замолчав. И они погрузились в эту вязкую, истинно зимнюю тишину, в которой отчетливо можно было услышать скрип снега, если бы они только были на улице. Прикрыв глаза, она представила перед собой Астрономическую башню, то, как они смеялись вместе над какими-то глупыми историями из жизни, как молча читали книги и лишь иногда обменивались глубокими, такими важными взглядами. За одно мгновение все ее переживания стали такими бессмысленными и по-детски глупыми, что Лили действительно начинала сожалеть из-за вчерашних слов. Зачем? Ну зачем она себя так повела? — А кто это был, если не секрет? — с тихим любопытством поинтересовалась Амелия, и Лили, не выдержав, резко выпрямилась, поднявшись. Вглядываясь во тьму, освещенную лишь блеклым свечением потолка, Лили невесело улыбнулась, а потом на одном дыхании выпалила, чувствуя, как будто с ее плеч свалился целый груз: — Скорпиус. Скорпиус Малфой. Как и ожидалось, на лице у Лонгботтом отчетливо проступило удивление, а затем на смену ему пришла какая-то догадка. Распахнув глаза, она с какой-то удивительной радостью поглядела на Лили, которая испуганно ждала реакцию подруги и боялась даже пошевелиться. — Вот это да! — воскликнула наконец Эми, так и подпрыгнув на кровати. Глаза ее забегали, так бывало всегда, когда она начинала над чем-то думать, и это напрягло Лили еще больше. — Я была такой беспечной, извини... прости за те слова! — На самом деле ты думаешь, что мы не пара, — нахмурившись, с некоторой обидой бросила Лили, слегка отодвинувшись от нее. — Это же смешно, да? — Нет, что ты! — покачав головой, пораженно прошептала она в ответ, от удивления округлив даже глаза. — Это же прекрасно, правда! Прекрасно настолько, насколько и неожиданно. Вы красивая пара, вернее… были. Прикусив губу, Амелия молчаливо посмотрела на Лили, которая, не выдержав столь цепкий взгляд, отвернулась резко, присев на самый край кровати. «Были…», — как же неприятно было это осознавать, как хотелось это исправить! Поджав под себя колени, Лили уперлась щекой в коленку и задумчиво повела бровью. За один только день она успела рассказать о своем маленьком счастье уже двоим, так почему же раньше Лили так боялась сделать это? Что мешало ей? Постоянное стремление быть первой, помешанность на собственном образе, глупые сплетни, которые не стоили и грамма ее внимания? До появления в ее жизни Скорпиуса, все это казалось ей важным и значимым, а теперь… Она даже не помнила, когда в последний раз открывала свои конспекты. Лили была лучшей: лучшей для своих родителей, лучшей для своих братьев, для людей, которые любили ее, но почему-то она не была лучшей для себя. Бесконечные стандарты и рамки, бесконечное желание прыгнуть выше своей головы — как это все бессмысленно и совсем-совсем не важно! — Может, ты помиришься с ним? — тихо спросила Эми, подсев рядом, накинув ей на плечи свой теплый, слегка потертый плед. — Скоро Новый год… а под Новый год всегда свершаются чудеса. Откинув мешавшуюся прядь с лица, Лили бессмысленно посмотрела на подругу, а потом с тяжелым вздохом спросила, чувствуя, как медленно слетает апатия: — Думаешь? — Нет! — воскликнула радостно Амелия, хохотнув коротко. — Я в этом уверена. На следующее утро, лишь выглянув из окна, заметив, как сильно валил белый снег, Лили выудила из коробочки заколку, подаренную Скорпиусом и, надев ее, почти непринужденно выбежала из башни. Людей было так мало, что становилось даже удивительно: никогда еще она не видела столь пустой замок, поэтому, оглядываясь по сторонам, Лили с легкой улыбкой вошла в Большой зал, села на излюбленное место и стала ждать. Только Скорпиус не пришел ни через двадцать минут, ни даже через час, и Лили, не выдержав, резко поднялась с места, быстрым шагом направившись в свою комнату, чтобы уже там решить для себя, как именно ей стоило поступить. Но не успела она сделать и десяти шагов, как с порога налетела на Скорпиуса, и, подняв голову, с удивлением посмотрела на него. В его глазах лишь на секунду промелькнуло точно такое же любопытство, но потом, молча кивнув головой, он обошел ее, направляясь, видимо, завтракать, и Лили еще с минуту простояла прямо на лестнице, ошалелая и немного даже обескураженная. Посмотреть на него было намного сложнее, чем ей казалось, поэтому день пролетел, а она так и не смогла заставить себя пойти и поговорить со Скорпиусом. Уже вечером, когда Эми опять вернулась поздно от отца и стала расспрашивать ее об успехах, Лили с ужасом осознала, что у нее действительно ничего не получилось. Она попросту потратила целый день, так и не добившись нужного. На следующий день весь Хогвартс замело снегом, и ученикам запретили выходить на улицу. Возможно, дело было в надвигавшейся снежной бури, а может, так просто было удобнее, но входные двери действительно запечатали, и Лили, столпившаяся вместе с другими учениками у входа, с некоторым удивлением наблюдала за тем, как с громким хлопком упали ставни. Осуждающий шепот прошелся по толпе, и, вздохнув, Лили развернулась, рассеянно идя прочь, думая лишь об одном: как именно ей стоило начать разговор с Малфоем. Она шла, вдыхая аромат ели и эфирных масел, погруженная в свои мысли настолько, что лишь громкий удар заставил ее вынырнуть и обернуться. У самого входа, развалившись на полу, лежал Колин Корви, и на лице его красовался здоровенный синяк. — Сколько тебе еще повторять, чтобы ты перестал маячать у меня перед глазами, уродец? — нагнувшись к нему, уверенно и громко проговорил ее однокурсник, Джон Энтони, и весело рассмеявшись, он хотел было ударить его во второй раз, но его рука была вовремя остановлена. И с каким же удивлением обнаружила Лили, что остановил его Скорпиус. — Мне кажется, ты перегибаешь, Энтони, — холодно заметил Скорпиус, резко дернув его на себя, из-за чего Джон почти потерял равновесие. А потом, резко вскинув плечами, освобождаясь от хватки Малфоя, Энтони с яростью посмотрел на него.  — А ты-то чего лезешь, придурок? Вали в свой гадюшник, а уж со своими я сам порешаю. — Да ты жалок, — усмехнувшись, протянул Скорпиус, слегка склонив голову. — Задираешь слабых. — Он приблизился к нему на шаг и усмехнулся совсем уж открыто. — Что насчет кого-то, кто сможет ответить, а? Молчание, повисшее в коридоре, заставило Лили нервно дернуться, и, подойдя к ним ближе, она с опаской переводила взгляд с одного на другого, а потом, раздраженно скрежетнув зубами, она подошла к Колину и протянула ему руку, не глядя ни на кого. — Эй, Поттер! — взревел Джон, но Лили даже не взглянула на него, внимательно наблюдая, как Колин неуверенно принял ее руку, поднимаясь. Только уже в следующую секунду она почувствовала сильный толчок в бок и точно бы упала, если бы ни чьи-то руки, которые вовремя подхватили ее. Подняв голову, Лили увидела не на шутку рассерженного Скорпиуса, который, поставив ее на ноги, круто развернулся к Энтони и выхватил палочку, напряженно сведя плечи. — Да ты совсем уже… — Нет! — воскликнула Лили, резко схватив Скорпиусу за руку, а потом ощутила, как на секунду у нее дрогнула нога. — Не смей отвечать ему, Скорпиус. Он резко крутанул голову, и глаза его, по-прежнему переполненные злобой, сверкали так ослепительно, что она лишь сильнее сжала его руку, не позволяя ему дернуться. — Он того не стоит. — Что, Скорпиус? — насмешливо переспросил Энтони, и только тогда до Лили дошло, как, должно быть, все выглядит со стороны. — Вы вместе? Вот умора! Он рассмеялся глупым, таким неприятным смехом, что Лили невольно сморщилась, приподняв брови. Она по-прежнему ощущала взгляд Скорпиуса на себе, когда, слегка выступив вперед, уверенно произнесла: — А что в этом такого? Что смешного в том, что я влюблена в Скорпиуса Малфоя? — И, обернувшись, она тоскливо поглядела на Скорпиуса, который стоял, не двигаясь, и по его беспристрастному лицу едва ли можно было понять, какие эмоции его переполняли. — Только мы не вместе, — почти тоскливым шепотом добавила она, а потом, опомнившись, отвела взгляд и развернулась, уходя прочь, не оборачиваясь и не вслушиваясь, просто идя. И только лишь ночью, когда ей, как и всегда, не спалось, она вышла тихо из комнаты, окунаясь в ночной, красивый Хогвартс, огибая коридоры, совершенно не понимая, куда она вообще идет. Что-то вело ее. И рождественские свечи, распространяя по всему Хогвартсу запах эфирных масел, имбиря и цикория, слегка трепетавшие от сквозняка, освещали ей путь. Рождественский Хогвартс ожидал новый год, который уже давно стоял у самого порога, его стоило только впустить. В этом ожидании было много тоскливого и неприятного, но правильнее было помнить лишь то, что хотя бы раз принесло счастье. Потому, наверное, Лили и пришла к Астрономической башне. Просто так. Чтобы вдохнуть свежий воздух. Ее потолок сверкал ярче обычного, и Лили, прикрыв за собой дверь, почти сразу заметила вдруг силуэт Скорпиуса. Прислонившись к проему, он смотрел на то, как неторопливо падает снег, и вся его фигура была расслабленной, выжидающей. Подойдя чуть ближе, она вдруг заметила в его руках сверток — обычно именно в таком он приносил ей сладости, и, подняв голову, Лили заметила, что он теперь уже смотрел на нее, прямо и почти пристально. А потом, улыбнувшись, Скорпиус приблизился к ней на шаг и, схватив за руку, аккуратно сжал ее ладонь, слегка поглаживая пальцы. — В следующее Рождество лучше давай просто встретимся на Астрономической башне вместо всех этих глупых вечеров? — вдруг проговорил он, и Лили, не сдержавшись, испытывая легкую, такую нужную радость, прижалась к его груди, обнимая. — Только ли в следующее? — с улыбкой поинтересовалась она, прикрыв на секунду глаза. — Почему же? И через одно Рождество, и через десять… и через много-много… Снег тихо падал прямо на пол, укутывая ее в легкий, белый саван. Вокруг стояла праздничная, такая уютная тишина, и даже деревья, укутанные с макушки до корней, молчали, не покачиваясь в такт. В этом-то и заключалась эта удивительная пора; этим и являлась зимняя рапсодия.