Только не Мэддисон!

      Мои руки, неожиданно, оказались прижатыми к мебели и всё что мне оставалось, так это наблюдать за тем, как Тодд опускается ко мне всё ниже и ниже. Его дыхание уже обжигало кожу моей шеи, но ему было мало. Я прикрыла глаза, когда почувствовала мягкие губы на своих. Нежный, почти целомудренный, поцелуй длился, кажется, вечность и, будто услышав мои мысли, руки парня отпустили мои запястья, но теперь жёстче ухватились на талию. Сдавленный, тихий стон вырвался, когда широкая ладонь накрыла мою грудь. — А я говорил, что ты окажешься подавленной от моей победы! — Кто ещё кого! — Я перевернулась, но от этого мы оба повалились на пол, благо, здесь ковёр. Я оказалась сидящей верхом на парне. — Если эта битва будет выиграла подобным образом, то я с радостью стану твоим троном. Я потупила взгляд. — Я с радостью приглашу тебя на себе посидеть. Я посмеялась, ударив его в грудь кулаком: — Дурак! Посерьёзнев, я убрала волосы за ухо и опустилась к его лицу. Поцелуй, медленно, но верно, перерастал в неконтролируемый, полный страсти, рождённый от невероятной скуки друг по другу. — Я так скучал. — Процедил он в мои губы. — Я знаю. Я тоже. Температура в комнате накалялась или изнутри наших тел поднимался жар, но тряпка за тряпкой, вещи оказались в разных сторонах помещения.       Я лежала оперевшись на локти, касаясь спиной пушистого ковра, пока глаза бегали по этому крепкому торсу. Нельзя сказать, что Тодд стал похожим на шкаф, но рельеф явно стал отчётливее. — Я уже и забыл насколько ты прекрасна. Парень опустился на пол и окарачь* приблизился ко мне. Я прислонила ладонь к его щеке, когда он оказался надо мной. Мы изучали глаза друг друга в полумраке городского освещения, пробивающегося через окно. Я тихонько посмеялась, когда он щекотливо поцеловал меня в шею, затем всё более и более развязно. Дыхание потеряло равномерный ритм, когда поцелуи спускались на ключицы, ложбинку между грудей, считали каждое рёбрышко. Когда Тодд дошёл до кромки нижнего белья, я опешила. Я не хотела, чтобы он и на секунду отвлекался, но в тоже время, мне так не хватало его тепла. Через силу я терпела, чтобы не поцеловать его снова, когда он освобождал нас от мешающих тканей. Когда мы получили желаемое, стало понятно как сильно нам не хватало друг друга. Десять месяцев — это слишком много времени. На ковре не оставалось свободного места, все его ворсинки запомнили, что происходило с каждым несчастным квадратным сантиметром тёплого полотна. Соседи, возможно, ещё надолго запомнят, что к Тодду Мэддисону кто-то приезжал, но это сейчас так неважно. Когда оба мы были готовы содрогаться в сладкой истоме, Тодд резко прекратил начатое и подняв, усадил меня на подлокотник дивана. Затем новый толчок. И ещё. И ещё один. Я обвила его шею руками, стараясь прижаться ещё сильнее. Пот с его волос капал на пои плечи, приятно охлаждая разгорячённую кожу, но эффект был настолько мизерный в сравнении с приблежающимся разрядом чего-то до боли приятного, что всё, что я могла делать — это издавать, стонущие, плачущие, молящие звуки прямо у него над ухом. Когда мы оба, наконец, сделали вынужденную остановку, ритмы сердец бились в унисон, но дыхания, кажется, не хватало обоим. Я завалилась спиной на диван, аккуратно пододвигаясь ближе к середине. Тодд сел рядом на ковёр и, взяв мою руку, поцеловал и приложился лбом, всё ещё глубоко дыша. Вторую его ладонь я почувствовала на своём животе и накрыла своей, сплетая пальцы. — Спасибо, что приехала. — Он снова посмотрел на меня. — Разве я могла иначе? — Я устало улыбнулась и обратила внимание на то, что время уже заполночь. — Оп, время сочельника прошло. С Рождеством, полагаю? Я вновь улыбнулась ему, поймав ответную эмоцию.