Мой психотерапевт

Дотторе был из тех людей, с кем общение являлось сущей необходимостью. Если Скарамуш напрямую отталкивал своей язвительностью и агрессивными высказываниями, первый был просто пугающе-странным и разговаривать с ним не хотелось. Но приходилось — работа такая. Эта мысль сразу промелькнула в голове молодого психиатра, когда он воодушевленно распахнул дверь в столовую. Воодушевление пропало. Помахав в ответ Дотторе, что натянул длиннющую улыбку, и Люмин, что просто многострадально сидела рядом с ним на стажировке, Тарталья сел за соседний стол. — На тебе лица нет, — Люмин легла на руку, грустно вздыхая, — Это из-за Скарамуша? — Да, этот самодовольный придурок до сих пор не отвечает на звонки. — Правда? — Голос мужчины разрезал обычный диалог. Было в нем что-то неприятное, — Я думал вы дружите. Подобная мысль вызвала лишь улыбку своей нелепостью, но быстро отрезвила. — Если постоянные споры и взаимная профессиональная ненависть напоминают тебе дружбу, то возможно, — услышав довольный смешок, Тарталья нахмурился. Их отношения со Скарамушем были слишком неоднозначными, как и сам Скарамуш, чтобы спокойно обсуждать. Тем более с Дотторе, — На самом деле, хотел бы я его вообще тут не видеть… иногда. — А, ну повезло тебе получается, — мужчина отпил непонятную бурду из кружки, издавая неприятный соответствующий булькающий звук, — Он тут больше не появится. У сидящих рядом коллег перехватило дыхание. Даже снег за окном застыл в один момент. — В смысле? — хором спросили Тартальи и Люмин, как зачарованные уставившись в алые глаза. Хоть до этого и оба старались никогда не встречаться с ним взглядом. — Вы что, не слышали? Он того… Молчание. — Что ты имеешь в виду?

***

Чертова капельница уже вымораживала. Ее плети сковывали движения, неприятно одергивая руку, а сама она мешала читать, загораживая и без того тусклый свет из окна. — И за что мне это все? — раздраженно высказал себе вслух парень на больничной койке, с хлопком закрывая потрепанную жизнью книгу, столь напоминающую его самого, — А? Скудный интерьер совсем не радовал глаз, навевая еще больше тоски и разочарования от ситуации, в которой ему повезло оказаться. Белые стены, огромная пластиковая и излишне «искусственная» кровать с кучей аппаратуры, тусклый запах хлорки и каких-то антибиотиков. Все вместе они подавляли тягу к жизни, притягивая желание как можно раньше уже наконец отбросить коньки. Но от гнетущих дум пришлось на время отказаться. За дверью послышался трепетный шум — эхо из быстрых шагов и размытых криков, не способные не привлечь внимание. Съежившись, толи от холода, толи от странного предчувствия, он настороженно направил взгляд на дверь. — Ск-а-арамуш! Высокий парень стремительно влетел в палату, не обращая внимания на медсестру и чуть ли не задев притолоку затылком. — Г-господин Чайльд Тарталья! Бегать по коридорам запрещено! — молодая медсестра еле дышала, поправляя растрепавшиеся светлые волосы, — Здесь тоже нельзя! — Ха-х, я осторожен, просто… Губы Тартальи в миг вздрогнули и замерли, как и все тело, когда он увидел изувеченного Скарамуша. Скарамуш не понял суть происходящего. Юная медсестра же была чем-то увлечена. Так и замолчали. Все трое присутствующие в палате застыли, нервно поглядывая друг-на-друга. Неловкая пауза и молчание били по вискам. Медсестра нервно сжимала в руках какие-то бумаги, и уже собиралась спросить о начале разговора, как ее прервал пациент: — Оставите нас наедине? — язвительно и театрально, словно мурлыкая, томно проговорил Скарамуш переводя взгляд с медсестры на дверь. Вложенные силы в столь сложную интонацию окупились. Запнувшись пару раз, медсестра извинилась и как можно скорее покинула палату, прочувствовав неприятную гнетущую атмосферу. — Какого черта, Чайльд?! — внезапно закричал Скарамуш, тут же кашляя от скрежета в горле, — Кха-а! А? А?! Какого черта?! Гипс на обоих ногах и левой руке, многочисленные бинты и тугие повязки по всему телу, капельница и по-мертвецки бледная кожа парня вызвали внутри Тартальи странное тоскливое чувство. Словно часть вины лежала на нем, пусть здравомыслие и говорило об обратном. — Хотел поддержать тебя… Скарамуш глубоко вздохнул, но сразу пожалел об этом, вздрагивая от боли. — Издеваешься? — повышать голос выходило с трудом, — Сдался я тебе? Сдался я хоть кому-то?! Абсолютно глупо кому-то вроде тебя приходить сюда, как такого придурка вообще пустили? Проигнорировав неудобный вопрос, Тарталья продолжил настаивать. — Я волнуюсь за тебя, и пусть даже ты уволился, — эти слова задели обоих, — Все равно хочу позаботиться о тебе до твоего выздоровления. Хотя бы в плату за профессиональную помощь в консультирования пациентов. Имея возможность, Скарамуш скрестил бы руки на груди. — Из-за такой мелочи? А не наплевать? — тон был беспечным, но нервозным, — Да и отвечал на твои звонки я от скуки. К тому же это моя работа, в конце концов. Отвечать на вопросы маленького ребёнка ничего не стоит, знаешь ли. — Видишь, ничего не стоит! Мне тоже ничего не стоит навещать тебя. Тарталья самодовольно улыбнулся, исподлобья глядя на бывшего коллегу. — Какой же ты… — Скарамуш потер переносицу, задирая подбородок, — Этот альтруизм меня раздражает. — А вот терпи. Считай, что я возвращаю тебе долг. — Раз уж ты такой добрый сегодня, выполни одну мою просьбу. Тарталья даже дернулся, удивленно уставившись на Скарамуша. Чтобы такой человек сам что-то попросил? Это какая-то шутка. — И что же? — он попытался скрыть интерес, но интонация выдавала его с потрохами. — Смотри… — Скарамуш медленно повернулся в сторону окна, слегка морщась от боли, и указал пальцем куда-то вглубь невысоких домов, — Как хороший мальчик идешь в тот магазин, проходишь до конца, подходишь на кассу и покупаешь мне сигар- — А не пойти бы тебе с такими просьбами куда подальше? — нервно ухмыльнувшись, Тарталья сложил руки на груди, — У тебя пневмония, какие сигареты? — Какие? Чапман красные с кнопкой. Тарталья подавился воздухом от такой наглости, демонстративно отворачиваясь. Но не успел простоять так слишком долго, ведь возмутился уже Скарамуш: — Подожди, откуда ты знаешь о воспалении легких? Ты знаешь мои диагнозы? — очень хотелось встать с больничной койки и надавать Тарталье по лицу, но обе сломанные ноги не могли позволить ему подобную роскошь, — Какого черта?! Это сучья конфиденциальная информация, почему сопляк вроде тебя вообще получил к ней доступ? Права человека?! Как же… а! Все, проваливай! Либо возвращайся с сигаретами, либо проваливай. — Извини, но это не сработает. Ты реально болен, — эта фраза внезапно ударила лежащего в койке парня, как молния, растворяя остальные мысли. Правда болен, — Поэтому я не собираюсь травмировать тебя еще сильнее. Можешь винить во всем клятву Гиппократа. На губах Скарамуша появилась усмешка. Голова неловко опустилась вниз, скрывая лицо за тенью. — Я своими руками убил человека. Ты думаешь, мне теперь до какой-то клятвы есть дело? Тарталья замер. Он успел лишь одним глазком изучить карту Скарамуша: узнать его травмы, увечья, чтобы примерно сложить картинку о произошедшем. Теперь в гуще мыслей появился новый факт. — Это и есть причина, по которой ты уходишь? За дверью кто-то подслушивал, перехватив дыхание. — Это лишь одна из множества других вещей, заставляющих меня уйти. Так или иначе, ты прав, и я болен. А как психбольной может лечить других? Затаив дыхание, парень почувствовал мимолетную, но ощутимую паузу в стабильном ритме собственного сердца. Его должна была пронзить радость от победы в дискуссии, только вот в голове звенела лишь ужасающая пустота. Где-то в глубине души он надеялся, что все не настолько плохо, и частичка безумного упрямства, столь присущая Скарамушу, осталась при нем. Но ошибся. — Да, ты прав… — прошептал поникшим голосом Тарталья, не зная куда направить растерянный взгляд, — Именно так. На логичном выводе и чуть менее агрессивной ноте закончив разговор, психотерапевт ушел в смятении, раздумывая над произошедшим. Он разузнал немного информации об ужасе, который Скарамушу пришлось испытать во второй раз с новой силой. Психика парня даже со стороны была разбита в хлам, и казалось, что одиночество лишь окончательно разобьет его вдребезги. Правильно ли он поступает, или стоит просто оставить бывшего коллегу одного, как ему и привычнее? Если бы только Тарталья знал, насколько сильно этот выбор был важен и как изменит его судьбу. — Вам точно не принести другую книгу? — девушка аккуратно поправила шторы, впуская больше света в палату, — Вы уже в какой раз ее перечитываете… На самом деле Скарамуш и понятия не имел что это за книга, какие персонажи играют в ней роль и какие взаимоотношения имеют, кто автор и какой сюжет разворачивается на ее страницах. Он по привычке поглощал буквы, в попытке избавиться от мигрени, накрывающей его разум все сильнее и сильнее с каждой новой мыслью о будущем. Перечитывая раз за разом то, до чего бы и не посмел дотронуться из-за брезгливости к подобной литературе — так он пытался заглушить боль. Сердце неприятно стонало, защемляя грудь и замедляя дыхание. Хотелось расплакаться горькими слезами, утопая в жесткой больничной подушке. Избавиться от памяти и отдаться чему-то хорошему, начав жизнь с чистого листа. — Не выйдет… — пробубнил Скарамуш, но заметив удивление медсестры опешил: — Не нужно, одной пока будет достаточно. Просто с каждым прочтением подмечаю больше деталей и идей, заложенных автором. Это мой стиль понимания литературы. Многократный анализ. В чистых как небо глазах Барбары словно загорелись звезды от этих слов, она начала что-то неугомонно рассказывать об этой самой книге. Только вот Скарамушу было наплевать. Он слегка опустил голову, прикрыл глаза и провалился в тяжелый, тягучий сон.