***
Я действительно это сделала? Победила в дуэли? Беллатрису? Невероятно. Возможно, я бы просидела в некотором подобии транса до самого утра, если бы не щелчок пальцев прямо перед моим лицом. Подняв голову, я встретилась взглядом с профессором Блэк. Она выглядела на удивление взволнованной. И эта маленькая забота от неё оказалась слаще победы. — Всё в порядке? Помочь дойти до башни? — женщина подняла левую бровь в ожидании ответа. Под выжидающим взглядом вернулось прежнее плохое самочувствие. Смертельная усталость, до этого свернувшаяся клубочком в глубине тела, дала о себе знать тупой болью в перенапряженных мышцах. — Понятно, отведу тебя в больничное крыло, — не обращая внимания на вялые протесты, ведьма подняла меня с места, подхватив под руку. — Профессор, я хотела бы попросить вас… — Об освобождении? — перебила женщина. — Ты заслужила, так что можешь не приходить на следующее занятие. О нет, только не это. Да я даже под угрозой смерти не пропущу ни одного занятия с Беллатрисой! Такой вариант развития событий был лучшим, но всё внутри протестовало этому решению. — Нет! — Беллатриса удивленно покосилась на меня. Она не ожидала столь бурной, да ещё и отрицательной реакции на своё более, чем щедрое предложение. — Я хотела попросить вас о дополнительных занятиях, — на одном духу выпалила я и зажмурила глаза в ужасе от собственной смелости. Беллатриса закашлялась и, оставив меня, прошла к столу за стаканом с водой. Сделав пару глотков, она обернулась, оставшись стоять опираясь на стол. — И зачем же вам, мисс Грейнджер, дополнительные занятия по ЗоТИ? В голосе ведьмы слышалась еле заметная насмешка, которую, впрочем, я всё равно услышала. Честно, я и сама не знала, зачем мне дополнительные занятия, кроме как иметь возможность лишний раз увидеть Беллатрису. Я чувствовала себя куклой чревовещателя, которая не выбирает, что ей говорить. — Неужели хотите работать в аврорате? — Даже если и так? — что я творю?! Я же хотела работать в Министерстве. На крайний случай в журналистике. Скептичное выражение лица Беллатрисы подтверждало полный идиотизм моей затеи. — Мисс Грейнджер, такой, как вы, нечего делать в аврорате, — женщина скрестила руки на груди. — Поверь, это для твоего же блага. Она специально обращается ко мне то на вы, то на ты? Эта манера речи начинает раздражать и так до предела напряженные нервы. Еще и возвышается передо мной, всячески показывая своё превосходство. Зачем так показательно демонстрировать собственное великолепие, будто его может кто-то не заметить? Я и сама не поняла, какой черт дернул меня за язык, но слова вырвались раньше, чем я успела их обдумать. Подумай я над ними хоть пару жалких секунд, я бы сама заткнула себе рот рукой, но, к сожалению я этого не сделала. — Вы хотели сказать, такой грязнокровке как я? Фигура женщины, до роковых слов расслабленная, напряглась как натянутая тетива. Того и гляди мою грудь пронзит насквозь металлический наконечник. Впрочем, стрелу с успехом заменил пронизывающий взгляд, мгновенно пригвоздивший меня к месту. — Я имела в виду, такой интеллектуальной особе. В аврорате велика вероятность сгубить ваши способности. — Но подумали вы именно, то что я сказала! Господи, да когда же я заткнусь! Взгляд Беллатрисы тяжелел с каждой репликой, и я невольно вспомнила её славу одного из самых вспыльчивых авроров. Оттолкнувшись от учительского стола, женщина грациозно, чеканя шаг, приблизилась ко мне. И опираясь на стол ладонями наклонилась до такой степени, что наши лица оказались на одном уровне, разрушив иллюзию личного пространства. — В совершенстве овладела легиллименцией, Грейнджер? Вся былая вежливость исчезла, не оставив и следа. С трудом сглотнув, я откинулась назад, лишь бы оказаться подальше от чёрных омутов. Словно очнувшись от наваждения, Беллатриса вздрогнула и отошла на несколько шагов, внезапно заинтересовавшись одним из плакатов. Не оборачиваясь, она заговорила: — Мисс Грейнджер, если вы не можете смириться с моим высказыванием, произнесённым на одном из занятий, то уверяю, я сказала это сгоряча. Не стоит принимать тот инцидент так близко к сердцу. — Но профессор, именно слова, сказанные сгоряча, являются самыми правдивыми. Женщина мгновенно развернулась. Крылья носа трепетали от еле сдерживаемого гневом. Мерлин, как же страшно продолжать. — Возможно, я смогу смириться с этим инцидентом, если вы позанимаетесь со мной. Я сказала это. И кажется меня сейчас убьют. Но вместо ожидаемой ярости Беллатриса как-то странно улыбнулась. Скорее даже ухмыльнулась. — Хорошо. Вы сумели меня убедить, мисс Грейнджер. Занятия два раза в неделю. В четверг и в субботу на шесть вечера. И не опаздывайте. А теперь я всё же провожу вас в больничное крыло.***
В больничном крыле меня осмотрели и, выдав Укрепляющего зелья, выпроводили в башню. Мадам Помфри не хотела оставлять меня в одиночестве на больничной койке. Уже в башне, сидя в гостинной, я не знала, чем себя занять. Спать не хотелось совершенно. В тишине и спокойствии прежние мысли вновь начали назойливо крутиться в голове. Я признавала, что творящийся в голове бардак переходит все грани разумного. Да даже моя богатая фантазия была неспособна представить то стечение обстоятельств, при котором мы были бы вместе. Это знание терзало моё непривычное к таким ощущениям сердце. Или душу. Ведь как подобная боль может терзать обычную мышцу человеческого организма? Впрочем, душа — понятие метафизическое. Её ни увидеть, ни услышать, ни потрогать. Одним словом не ощутить. А вот боль чувствуется. Загадка. Да и как подобное, если предположить, что оно случится, оценят окружающие? Как они отреагируют? Не думаю, что положительно. Что я увижу в глазах учеников? А учителей? Каким взглядом на меня посмотрит Макгонагалл? Разочарованным? Презрительным? Полным отвращения? Мысли непривычно медленно претекали одна в другую. Даже еле шевелились. Совсем на меня не похоже. Каждая мысль загоняла меня всё глубже в бездну отчаяния. Так, хватит! Я стукнула ладонью по столу и сразу же посмотрела на лестницу. Никто не спустился на звук. Вздохнув, я продолжила размышлять. Толку думать о том, что, может быть, наступит, а, может быть, и нет? Пора прекращать мучить себя и выяснить рациональную причину моего помешательства. Должна же она быть. Рядом лежали пергамент и перо. Обмакнув его в чернила, я начала составлять список. Список того, что мне нравится в Беллатрисе Блэк. Красота? Определённо да, но это не главное. Я никогда не считала внешние данные чем-то существенным, поскольку стоит признаться, сама не обладала ими в полной мере. Ум? Это ближе. Интеллект — действительно важная составляющая личности. У Беллатрисы он был. Стоит вспомнить бесчисленные вырезки из газет об удачных операциях аврората, ведь большинство из них планировала именно Беллатриса. Храбрость? Несмотря на учёбу на факультете хитрецов, Беллатрису никак нельзя было назвать трусливой. Она всегда находилась в гуще битв и событий, но излишняя храбрость была скорее минусом, чем плюсом. Я пожевала кончик пера в некоторой задумчивости. Постукивая пером по столу и наклонив голову, я всё же оставила этот пункт, так и не определившись, нравится он мне или нет. Честность? Я невольно усмехнулась. Честная слизеринка звучит так же, как ученик Рейвенкло — идиот. Нет, честностью Беллатриса не злоупотребляла. Впрочем, излишняя честность чаще приносят боль и разочарование окружающим, чем пользу. Кивнув своим мыслям, я дорисовала «не» перед честностью и оставила в таком виде. Хитрость? Безусловно. Всё поведение Беллатрисы, её манера речи, даже взгляды были насквозь пропитаны хитростью. Она словно окутывала зеленоватым свечением всю её фигуру, будто волшебным одеянием закрывала от любопытных взглядов. Я застыла перед образом женщины, мгновенно возникшем в мыслях, но встряхнула головой и продолжила. Сила? О да, сила Беллатрисы всегда впечатляла. То, с каким мастерством она колдовала, с какой страстью сражалась, с каким азартом побеждала. Всё это вызывало дрожь в коленях. Я чувствовала, что ещё пару секунд наблюдения — и я попросту лишусь чувств. Но сколько было минусов этих несвоевременных, таких лишних чувств… Слишком много. Рациональная часть моего сознания буквально кричала об ошибочности подобного. Во-первых, Беллатриса женщина. Уже этот факт убавлял энтузиазма. Во-вторых, она профессор. В третьих, чистокровная. Пальцы сжались до тихого хруста. В ушах до сих пор звенела фраза «знай своё место, поганая грязнокровка». Простые слова в устах других аристократов не доставили бы мне и сотой доли той боли. Ядом растекалась она по организму, отравляя, сжигая внутренности, терзая душу. Несмотря на всю метафизичность этой субстанции, боль была более, чем реальной. Еще больше ранило то, что эти слова были сказаны сгоряча, ничем не сдерживались и с большой вероятностью являлись самыми искренними из всего сказанного Беллатрисой. Я замерла над пергаментом. Да какого чёрта я вообще делаю?! О чём рассуждаю? Строю планы, словно задуманное мной является чем-то вероятным. Смешно. Абсурдно! Да скажи я подобное хоть кому-нибудь, меня тут же упекут в Мунго. Если к тому времени я сама не сделаю этого. Схватив злосчастный пергамент я порвала его на мелкие кусочки, словно это именно он во всем виноват, и, разорвав его, я решу разом все свои проблемы и разрешу сомнения. И к чему я, спрашивается, мучаюсь? Эти чувства лишние и абсолютно никому не нужные, соответственно лучше бы им никогда не существовать. Исчезнуть, испариться, словно роса в жаркий день. Отныне я всего лишь студентка, а она всего лишь мой профессор, и ничего более нас не связывает. Ну, кроме дополнительных занятий. Я с тихим стоном уронила голову на руки сложенные на столе. И зачем я просила дополнительные задания? Хотя тогда эта идея казалось лучшим, что я когда-либо придумывала в своей жизни, сейчас она вгоняла лишь в ещё большее отчаяние.