***
Хагоромо был в не духе. Император всегда хорошо скрывал свои эмоции и не позволял никому узреть лишнего, но Индра был слишком похож на отца и достаточно хорошо его знал, чтобы все сразу понять. — Ее зовут Канна, она из знатного рода. Ее отец — хороший чиновник, один из самых преданных нам людей. Индра нахмурился. Они остались одни с отцом, едва официальную встречу можно было посчитать оконченной. Множество богатейших людей прибыли на поклон к императору, в потоке лиц легко было запутаться. Индра, однако, быстро понял, о ком вообще речь. — Та девица? — Ей уже исполнилось пятнадцать, расцвела точно нежный цветок. Хагоромо смотрел куда-то в сторону, точно делая вид, будто он вовсе один. Индра прошелся взглядом по его кимоно из черного тяжелого бархата и кивнул. — Вот как. Канна, стало быть. Невысокая стройная девица в пышных нарядах с украшенным цветами тугим пучком шелковистых волос и осветленным белилами миловидным лицом. Индра не посчитал ее красивой, она терялась на фоне роскошных одежд, так что взгляд за нее саму не цеплялся вовсе. Самая обыкновенная девушка, коих при дворе огромное множество. Возьми любую и наряди так же — разницы не будет. Но Канна была знатного рода. Она была напугана тем, что оказалась на столь важной встрече, а потому и ручки ее тряслись, словно кленовые листья на ветру. Быть может, иной мужчина посчитал бы ее милой, но точно не Индра, никогда не вожделевший женщин в принципе. — Я хочу, чтобы она стала женой моего преемника, — сказал, наконец, император, давая понять, что догадки были верны. — Династии нужны наследники. Индра сжал пальцы в кулаки. — Стало быть, отец, речь о моей свадьбе? Хагоромо кивнул. — Верно, сын. Я был обеспокоен твоим равнодушием к девам, но не вмешивался, ибо увлечение юношами незазорно. Но пришла пора и мне, и тебе взять ответственность за наш благословенный род. Ты возьмёшь Канну в супруги, она будет тебе хорошей женой. Индра не был удивлен. Разумеется, наследники необходимы, иначе просто никак. Он был готов к тому, что однажды женится, равно как и Ашура. — Раз на то ваша воля, отец. Наследник трона не имеет права думать о собственных желаниях — таков их удел. Тем более, что брак не станет в тягость, необязательно притворяться, что любишь выбранную не тобой жену. — И еще кое-что, — на сей раз Хагоромо обернулся к сыну. Его благородная стать заставляла трепетать даже Индру. Он всегда казался величественным небожителем, тем, кто мог быть равен богам. Давно тронутые сединой длинные волосы красиво струились по плечам, морщины нисколько не портили мужественный лик. — Я настоятельно требую, сын, чтобы ты переключил все свое внимание с брата на невесту. Вы более не дети, а взрослые мужчины. Едва император упомянул Ашуру, Индра напрягся всем телом. Он, пожалуй, мог пережить что угодно, но точно не разлуку с младшим братом. — О чем вы, отец? Хагоромо нахмурился. — Я не слеп, сын мой, и все прекрасно вижу. Клянусь лучезарной Аматэрасу, возжелай ты любого другого юношу, я бы закрыл на это глаза. Но Ашура — твой родной брат. Даже думать о подобном не смей. У Индры от неприятного чувства похолодела душа. Нечто скользкое и мерзкое, но при том незримое для глаз, прошлось по всему телу, заставляя поежиться. — Я не помышлял о порочном, отец. — Не лги мне, — в голосе императора отчетливо прозвучала сталь. — В каждом твоем взгляде порок. Ты должен жениться и посвятить себя как семье, так и государству. Со временем порочная страсть пройдет, точно и не было ее никогда. А если ты сам не перестанешь искать частых встреч с Ашурой, я велю отослать его в Осаку на воинскую службу, дабы он стал сильнее и перестал быть зависим от тебя. Это не было пустой угрозой. Индре пришлось осознать, что отец давно все понял и решил таким образом спасти честь династии. Но даже полное понимание ситуации не изменило данности — наследник трона впервые в жизни ощутил ненависть по отношению к собственному отцу. От мысли о разлуке с Ашурой болезненно ныло сердце. Индра не хотел мириться с мыслью, что брат будет где-то далеко от него. Даже несмотря на то, что сам Ашура, прознав о чувствах брата, скорее всего просто ужаснулся бы. Ведь это ненормально. — Сын императора должен служить в Киото, — нерешительно сказал Индра. — А я никогда не переступал и не переступлю впредь черту дозволенного, клянусь. Хагоромо отвернулся. — Я не верю твоей клятве. Если не посвятишь свое внимание невесте, я тот же час отправлю Ашуру в Осаку, таково мое решение. А вздумаешь вовсе противиться моей воле, и моим преемником станет Ашура, а тебя будет ждать изгнание. Помни о том, что честь династии превыше всего. Император ушел, так и не увидев, с каким всепожирающим гневом проводил его первенец. Индра ощутил собственную беспомощность, и это его злило. Настолько император заботился о чести, что решил в случае непослушания лишить старшего сына трона. А помимо гнева был еще и страх — Индра не мог потерять Ашуру.***
Канна его раздражала. Она боялась Индру, не могла толком связать и пары слов, и это злило лишь сильнее, но прекратить чайные церемонии в компании знатных вельмож с их женами и дочерями наследник трона просто не мог. Никто еще не говорил о свадьбе, но отец потенциальной невесты уже не мог скрыть свою радость. Он любезничал порой слишком навязчиво. Едва встречи заканчивались, Индра выдыхал и уходил прочь с императорского двора к реке, к своему любимому месту, в котором они с Ашурой играли в детстве. Весной у реки цвела сакура, водная поверхность обретала теплый розовый окрас из-за множества крошечных ароматных лепестков. Ашура особенно любил время цветения сакуры. Его романтичная натура в принципе находила красоту во всем. Едва приблизившись к нужному месту, Индра услышал игру на бамбуковой флейте. Он сперва замер, уловив такой знакомый мотив, невольно улыбнулся и продолжил ход. Они с Ашурой уже несколько дней не тренировались вместе и не занимались науками, все по воле императора. Разумеется, о разговоре отца и старшего брата Ашура не знал, он решил, что надоел Индре, у которого и так много забот, так тут еще и слухи о скорой свадьбе наследника престола. Ашура стоял у той самой сакуры, чуть прислонившись к ней спиной. Его волосы были собраны в маленький неровный хвостик, а простого кроя юката не сразу могла выдать в юноше сына правителя страны. Он был так увлечен игрой на флейте, что не заметил присутствия брата, а Индра не стал его отвлекать, дабы насладиться мелодией. Ему нравилось слушать, как Ашура играет на флейте, уж в этом искусстве Индра не мог с ним тягаться. Их мама, лицо которой братья всегда вспоминали с любовью, слушала флейту в последние мгновения своей жизни, говоря, что мелодия облегчает ее боль. — Брат? Я думал, ты будешь на чайной церемонии. Ашура удивился, но уже через мгновение его губы расплылись в счастливой улыбке. Должно быть, скучал, равно как и сам Индра, для которого навязанное общество Канны и ряда вельмож стало просто пыткой. Порой он думал, что не думая променял бы весь мир на одного лишь Ашуру. — Она уже закончилась. Почему ты здесь один? Он приблизился к младшему брату. Их любимое местечко у реки было живописным. Здесь редко ходили посторонние люди, даже аристократия, потому как императорские земли издревле считались неприкосновенными. — Потому, что ты занят в последние дни, а я не хочу другой компании, — честно ответил Ашура. — Как все прошло? Индра отвел взгляд. Всего лишь несколько дней потребовалось для того, чтобы он возненавидел собственное высокое положение в обществе, которое накладывало на него так много ограничений. — Как обычно, ничего особенного. Еще пару лет назад они могли лежать с Ашурой на траве и вести ни к чему не обязывающие беседы обо всем на свете. Индре всегда нравилось наблюдать за тем, как младший брат внимает его словам, смеется и шутит, или же напротив — задумчиво молчит. В такие моменты он казался Индре особенно прекрасным, даже несмотря на осознание того, что думать в подобном ключе о собственном брате нельзя. — Значит… — Ашура откровенно нервно сжал в ладони флейту. — Значит, ты скоро женишься, да? Индра пожал плечами. — Похоже на то. Он так не хотел думать о свадьбе. Даже обязанность делить ложе с женой была бы совсем не проблемной, если бы все сводилось лишь к этому. Но император требовал от сына посвятить жене все свое внимание, иначе Ашура может навсегда исчезнуть из его жизни. И именно это вызывало в душе Индры настоящий гнев — попытки управлять им, решать за него, навязывать ему то, что общество считает правильным. А ведь прежде он наивно полагал, что став императором, заменив отца на троне, он получит возможность никогда не отпускать от себя брата. — Вот как… — Ашура помрачнел. — Уверен, отец нашел для тебя самую идеальную партию. Я слышал, эта девушка очень красива, — он посмотрел на Индру. — Ты чем-то расстроен, брат? Ашура всегда умел чувствовать чужие эмоции, чего не скажешь об Индре. Он без слов понимал, когда брату нужна поддержка, когда он хочет поговорить или, напротив, помолчать. Связь между ними была слишком особенной. Всякий раз думая о запретности своих чувств, Индра все же задавался вопросом о природе их происхождения. А ведь Изанаги любил Изанами и построил с ней семью, хотя она и была ему родной сестрой. С другой стороны — судьба их в итоге жестоко разлучила. Есть ли в этом глубинный смысл. — Если скажу, что не расстроен, ты не поверишь мне. Ашура задумчиво кивнул. — Значит, ты не хочешь об этом говорить? — ему хватило такта не допытываться, ведь если брат молчит, на то всегда есть веская причина. — Я могу чем-то помочь? Индра кивнул. — Можешь. Он невольно подумал о том, что мир стал бы только лучше, если бы сократился до этого живописного места у реки, до берега в тени сакуры, если бы из него исчезли осуждающие люди с их моральными принципами и разговорами о нормальности или ненормальности. Если бы всем сущим в мире был только один Ашура. — Что мне сделать? Младший брат встрепенулся и приблизился к Индре, давая понять, что готов ради него на все. И это было правдой, безусловно. Ашура, не думая, отдал бы за него жизнь, Индра знал об этом. — Просто… побудь со мной. Когда ты рядом, мне сразу становится легче на душе. Ашура не сразу осознал смысл сказанных слов, но вот мгновение, и он снова улыбнулся. До чего же сильно Индра любил его улыбку, такую добрую и искреннюю. — Это меньшее, что я могу сделать. — Но этого хватит. От Ашуры пахло ягодами. Индра любил этот запах. Он помнил, какие у брата волосы на ощупь, потому как часто к ним прикасался, когда они оставались одни, особенно когда Ашура засыпал, порой в его объятиях. Индра обманулся, решив для себя, что так будет всегда, что его любимый брат всегда будет в его объятиях, но реальность в лице собственного отца напомнила ему о том, что он не властен над собственной жизнью. Когда Индра коснулся ладонью его щеки, Ашура не отстранился и не отвел взгляда. Оказалось, так легко просто забыться, словно мир и правда растворился, исчез, остался лишь берег реки и два родных брата, и никого более вокруг. Прекрасная ложь, в которую так хотелось поверить хотя бы ненадолго. Индра неспешно сократил расстояние между их лицами. Понял ли Ашура, что к чему, или нет — этого наследник трона так и не понял. Он смотрел в глаза брату, опасаясь даже моргнуть и прервать зрительный контакт. Ашура трепетно замер, когда их губы соприкоснулись, целомудренно и легко, как прежде Индра позволял себе целовать его в лоб, когда они были младше. Это продлилось недолго, но эти мгновения показались Индре целой вечностью. Он отстранился, братья соприкоснулись кончиками носов, а Ашура все так же не отталкивал его. — Я… так люблю тебя, брат, — единым порывом выдохнул Индра, не узнавая собственный голос, тихий и хриплый от волнения. Он ощутил, как бешено бьется сердце и подрагивают руки. Ашура выдохнул и закрыл глаза. — Я тоже люблю тебя, брат. Индра не хотел и думать о том, что речь о братской любви. Впрочем, сил на то, чтобы здраво размышлять, не было вовсе. Он вновь соприкоснулся губами с Ашурой, на сей раз с куда большим напором, крепко обхватил ладонями его лицо, ощущая пальцами чужую теплую кожу и гладкие волосы. Теперь их глаза были закрыты, а поцелуй был слишком далек от целомудренного. Ашура гортанно простонал, едва собственный брат мягко прижал его спиной к твердой поверхности ствола дерева. Он слегка задрал голову и приоткрыл рот, позволив Индре скользнуть языком по своим зубам, а потом нёбу. Его теплое дыхание и внезапная податливость просто сводили с ума, заставляя теряться от гаммы ощущений. Ашура нерешительно коснулся ладонями ткани его юкаты, словно в поисках хоть какой-то опоры, а Индра и заметил это только потому, что смог прижаться к телу брата вплотную и ощущать его тепло как никогда прежде. Они целовались. Не как братья, а как любовники. Из всех немногочисленных людей, с кем Индре приходилось делить ложе, Ашура оказался самым желанным, а страсть к нему в самом деле заставила его забыть обо всем на свете. Он не хотел останавливаться, а в какой-то момент разум услужливо дал понять, что и Ашура охвачен точно такой же страстью. Они вжимались друг в друга, но младший брат все же отстранился, когда понял, что Индра касается своим пахом его, что одна возбужденная плоть трется о другую сквозь одежды. Индра задышал ртом и все же заставил себя отпустить брата. Тот был сбит с толку, раскрасневшийся, с мутным взглядом, ладони все так же сжимали юкату брата. — Я… — он отвел взгляд. — Мне лучше уйти. Индра не смог его остановить. Он прекрасно понимал, что плохо себя контролирует, как никогда прежде ясно чувствуя, что хочет брата. Хочет настолько сильно, что может пересечь ту самую черту дозволенного, если он, конечно, уже этого не сделал. Ашура отошел от него, а Индра постарался привести в порядок собственное дыхание и не смотреть вслед брату. Осознание действительности рухнуло на него со всей ужасной правдивостью. Он вполне мог изнасиловать своего брата, мог принудить его к чему-то страшному… Однако, вместе с тем пришлось осознать и то, что Ашура охотно отвечал на его поцелуй. Индра мотнул головой. Он уже не знал, что и думать, как вообще жить дальше с этим. Когда Ашура ушел, Индра обнаружил выроненную им на траву под их ногами флейту. Должно быть, младший брат вовсе про нее забыл, до того был сбит с толку произошедшим. Индра тут же взял флейту в руки. Ведь Ашура был расстроен известием о его скорой свадьбе. Ведь он сказал, что любит его, и он ответил на его поцелуй. Он также остро реагировал на то, что произошло между ними. Индра сжал флейту в руках. Как же вообще так могло сложиться, что его сердце полюбило именно Ашуру? Почему судьба распорядилась именно так?***
Индра лишился сна на несколько дней, стал рассеянным, так что это все заметили. Он едва не пропустил чайную церемонию, совершенно о ней позабыв, и получил осуждающий взгляд отца. Наследник трона и сам поражался тому, что его отношение к императору так разительно поменялось. Всякий раз, видя его, он вспоминал те самые слова, которыми отец грозился разлучить его с братом, и это злило Индру, заставляя в сердце расцветать ненависть. Он осознал, что начал сходить с ума из-за мыслей о младшем брате и из-за боязни его потерять. А ведь стоило ему поцеловать Ашуру, и все стало куда сложнее. Он постоянно думал о тепле родного тела, о смущенном лице младшего брата и его возбуждении от их причудливой близости, и эти мысли стали важнее, нежели его ответственность как наследника престола, нежели стремления заставить отца гордится им, нежели судьба всей страны, заботу о которой он должен был однажды водрузить на свои плечи. Индра уже не понимал, что нормально, а что нет, и что правильно в его случае, а что станет фатальной ошибкой. Император вызвал его к себе ближе к ночи, дабы сообщить о том, что о свадьбе будет объявлено в день начала цветения сакуры. Соответственно, до знаменательного события оставалось всего четыре дня. Все уже было решено, Канна, стоит полагать, также была в курсе. Найти с ней общий язык Индра так и не смог. Пару раз он и вовсе уловил взгляд девушки, направленный на Ашуру. Тот все еще краснел при виде брата, но держал себя в руках, и на Канну он внимания обратил мало, зато она не смогла скрыть от всегда внимательного Индры своей заинтересованности. Он был готов нагрубить девушке в пылу ревности. Очевидно, прежние надежды на то, что все предрешенное он примет спокойно, просто рухнули. Теперь сама мысль о том, что Ашура возляжет с кем-то, будь то его жена, случайная любовница или любовник, заставляла Индру хвататься за катану в порывах гнева. А пару раз он подумал о том, что мог бы убить даже собственного отца. Настоящая любовь должна созидать и приносить миру радость — так говорили поэты, труды которых читал Индра. А раз его любовь вызывала лишь ненависть к тем, кто был против такой любви, значит ли это, что и само чувство порочно? Индра устал задаваться этими вопросами. Он утихомирил свою злобу, пока слушал отца, а после удалился в свои покои. Сон не шел, мысли не отпускали, тревожа разум. Освещенная полной луной ночь была светла, но полна тревог. Тихим шагом Индра направился к Ашуре. Он и сам толком не понимал, зачем. С тех пор, как они поцеловались, младший брат редко показывался ему на глаза, но не избегал его намерено. Они даже не говорили, ни о произошедшем, ни вообще о чем-либо. А ведь Индра хотел его компании, прекрасно при том понимая, к чему это может привести. Он перешагнул порог, убедившись в том, что в коридоре тихо. Ашура мирно спал на своем футоне, повернувшись на бок. Одеяло сползло с его обнаженного тела, позволяя рассмотреть худые плечи, выпирающие ключицы, грудь и плоский живот. Растрёпанные во сне волосы прикрывали ухо и щеку, доставая до носа и губ. — Ашура… Словно вся ненависть вмиг покинула сердце, оставив лишь трепетную нежность и чистую любовь. Индра ощутил, что даже дышать ему стало легче. Как же жаль, что мир не может ограничиться лишь одним его младшим братом. Изанаги было легче, он не рос в мире, что осуждал бы его любовь к Изанами. Он сам создал этот полный осуждения и порицания мир, в котором довелось расти Индре. Он присел на колени рядом с футоном и прикоснулся к Ашуре, пальцами убрав с лица волосы. Тот тут же поморщился и открыл глаза. Юноша поморщился, пытаясь сфокусировать взгляд. — Брат? Индра сглотнул и убрал руку. — Прости, я не хотел тебя будить. Стоило уйти, определенно стоило. Однако Индра не сдвинулся с места. Возможно, взыграла гордыня, что не могла ему позволить подчиниться повелениям отца, а возможно, он просто осознал, что и отец, и трон, и все подданные ему не так важны, как один лишь Ашура. — Я не знал, что ты придешь. Младший брат был спокоен, и это радовало. Индра вновь ощутил себя лучше наедине с ним. — Я и не должен был, — признался он. — Ты позволишь мне снова остаться с тобой, брат? Позволишь мне… любить тебя? У Ашуры едва не сорвалось дыхание. Он смотрел на брата, обдумывая свое решение, а Индра сам себе пообещал, что если брат его прогонит, он уйдет и никогда более не позволит себе и прикоснуться к нему. — Да… Короткое согласие — это все, на что хватило Ашуру. Нахлынувшее на него вмиг волнение можно было ощутить на расстоянии. Индра понимал, что его брат невинен, понимал также, что он — не тот человек, что должен разделить с ним плотские утехи. И все же Индра уже поставил свои чувства превыше долга, прекрасно понимая, что в скором времени сильно об этом пожалеет. Он принял сложнейшее решение и был готов к последствиям. Индра поднялся на ноги. Ашура не сводил с него глаз, но во взгляде этом его старший брат все же смог разглядеть то, о чем думал — ответное желание. Его руки медленно развязали пояс. Он упал к ногам, мгновением позже Индра стянул с себя кимоно. При свете луны Ашура смог узреть в полной мере его наготу. Младший брат стыдливо отвел взгляд, а Индра снова присел рядом с ним. Он коснулся ладонью края одеяла, так что Ашура встрепенулся и приподнялся, позволяя ему улечься рядом с ним. Соприкоснувшись обнаженными телами, они оба испытали невероятное волнение. — Брат… Ашура позволил себе коснуться его плеч, а Индра устроился меж его разведенных ног. Его младший брат был таким теплым и желанным, что происходящее начало казаться прекрасным сном. — Все хорошо, Ашура. Индра поцеловал его, сперва в уголок рта, все так же ненавязчиво, как в самый первый раз. Младший брат сам повернулся к нему. Он первым делом коснулся кончиками пальцев лица Индры, а потом убрал за ухо прядь длинных волос. В его глазах читался неподдельный восторг, и никакого намека на страх или же презрение. — Конечно, — согласился он. — Ведь это ты, брат. Индра позволил себе целовать его глубоко и развязно, так, как всегда и хотелось. Ашура поддавался всему, что он с ним делал. Он трепетно вздрагивал, когда поцелуи перешли к шее, а потом еще ниже. Никто и никогда не прикасался к нему так, никто не посмел бы этого сделать, кроме одного лишь Индры. Они трогали друг друга, отзывались на взаимные ласки и дышали в унисон, став единым целым. И все ощущалось невероятно правильным. Проявив осторожность и терпение, Индра овладел родным братом. Он уткнулся ему в волосы лицом, ловя тот самый аромат, что он так любил. Ашура сжимал его плечи, пару раз и вовсе поцарапал спину, но Индра испытал от этого восторг. Все эти следы на его теле были символом ответной страсти любимого человека. Его брата и любовника. Лунная ночь в самом деле была тихой. Кожа Ашуры переливалась серебром. Когда Индра отстранился от него и прилег рядом, младший брат всхлипнул, заставив осознать старшего, что слезинки уже давно текут из его глаз. Едва испытавший самое невероятное наслаждение в своей жизни, Индра испугался. — Что такое, Ашура? Я причинил тебе боль? Разумеется, ему было больно, иначе и быть не могло, однако Индра совершенно не хотел доводить брата до слез. Он тут же повернул к себе лицо Ашуры и посмотрел в его глаза. Те были влажными. Никто не должен был причинять вред Ашуре, в особенности сам Индра. Это было неправильно, потому как Ашура — особенный. Его нежный и искренний брат, который заслуживал лишь самого лучшего. — Ты подарил мне наслаждение, брат, — голос Ашуры не срывался, он сказал эти слова с присущей ему прямолинейностью. — Я люблю тебя. Люблю как никогда и никого не любил прежде. В тот миг, когда Ашура потянулся к нему, дабы заключить на его устах поцелуй, а потом положил свою голову на его плечо и доверчиво задремал, утомленный произошедшим соитием, Индра ощутил себя счастливым. Он обрел смысл жизни в лице собственного брата, он познал настоящую любовь с ним. Они так и уснули на футоне, прикрыв нагие тела одеялом. В ту ночь Индра мечтал лишь о том, чтобы утро не наступало никогда.***
Никогда еще прежде никто не бил Индру по лицу. Да и кто бы вообще осмелился это сделать? Никто, кроме одного лишь императора. Озлобленный, Хагоромо впервые поднял руку на сына. Его глаза пылали гневом, руки снова и снова сжимались в кулаки. Казалось, он был готов убить любого, кто оказался бы рядом с ним. Индра не шелохнулся. Было больно. Он явственно ощущал эту боль, она расползалась от скулы по всему лицу. Всего лишь удар по лицу, он мог стерпеть и что-то серьезнее, чего не скажешь о самой ситуации, из-за которой отец его и ударил. — Выродок, да как ты посмел? Хагоромо не повышал тон, но от того звучал пугающе. Никогда прежде за всю свою жизнь он не видел императора настолько озлобленным, но это уже не пугало. Индра знал, на что идет, он давно смирился с тем, на что обрек сам себя. Это было его решение. — Отец… Замерший в другой стороне покоев правителя Ашура в ужасе посмотрел сперва на Хагоромо, а потом на Индру. Стоило ожидать, что император тот час прознает о том, что его наследник пошел против его воли и осмелился сделать то, что считалось непростительным. Индра не был удивлен. Еще бы, Хагоромо быстро донесли, что его сыновья провели ночь вместе. Донесли те, кто умолчит об этом, но как знать, а вдруг слухи расползутся по столице, точно снежная лавина с горы Фудзияма, и тогда беды не избежать. Династия будет опорочена. Индра это прекрасно понимал. Он был предупрежден, но взбунтовался против воли отца из-за собственной гордыни и запретной любви. А стоило ли оно того? Пусть жизнь и рухнула, но стоило, определенно. — Молчи, Ашура! — Хагоромо посмотрел на младшего сына. — Не заставляй меня разочаровываться еще и во втором сыне. Я хочу верить в то, что твоей вины в этом нет. Вы оба, — он как-то обреченно выдохнул, — вы хоть понимаете, что произошло? Вы — мои сыновья, вонзили мне нож в спину, поправ все понятия о чести. Индра осознал, что не хочет, чтобы император вымещал свою злость на Ашуре. Если подумать, он и правда не виноват, ведь это именно Индра пришел в покои младшего брата, это именно он возлег с ним на ложе, скинув с себя одежды, несмотря на то, что должен был в скором времени жениться на Канне. Ашуре нечего было на это ответить. Он пристыжено опустил взгляд, Индре показалось, что дрожь его тела можно ощутить на расстоянии. Все же они с братом всегда были разными, слишком разными. Ашура уважал отца и боялся его, сама мысль о том, что он подвел Хагоромо, вызывала в его душе дикий ужас. — Не кричи, отец, — с холодным спокойствием сказал Индра. — Мой брат ни в чем не виноват. Я его соблазнил, назло тебе. Он был готов сказать что угодно, лишь бы не подставлять брата. Неважно, как ему аукнутся эти слова, смирение будет хуже смерти. Хагоромо посмотрел на первенца. В его взгляде были горечь и разочарование. Впрочем, Индре стало все равно. Он отказывался принимать все то, чем так дорожил отец. Все то, что считалось нормальным и правильным. Все то, что заведомо ставило клеймо на его чувства. Раз боги распорядились так, что он возжелал собственного брата, была ли в том вина Индры? А вот Ашура и правда невинен. Напуганный, точно загнанный в ловушку олененок, он не заслуживал порицания. — Выродок, — повторил император. — Горделивый выродок, не достойный того, чтобы занять мое место. Для тебя собственная гордыня стала важнее, нежели честь семьи. Я не желаю видеть тебя в столице. Индра к собственной неожиданности усмехнулся. — Мне все равно, отец. Сочту изгнание великим благом для твоей трусости и твердолобости. Этими словами он подписал себе приговор. Если бы он лицемерно проявил смирение и бросился молить о прощении на коленях, Хагоромо и мог поверить в раскаяние, но точно потом держал бы первенца в ежовых рукавицах и отправил бы Ашуру в Осаку. И то и другое Индре не нравилось. Изгнание — не худшая участь. — Пошел вон, — сквозь зубы процедил император. — А посмеешь вернуться в столицу, и головы тебе не сносить. — Отец! Ашура сорвался с места. Уж он точно был готов пасть на колени и молить о прощении. Не для себя, а для старшего брата. Индра ощутил горечь. Его любовь была взаимна, его Ашура дорожил им так же сильно, их сердца были связаны всю жизнь… но им не суждено было быть вместе. Знать бы, кого винить в такой несправедливости. — Молчи, брат. Индра постарался звучать как можно более холодно. Ведь если его голос дрогнет, Ашура просто не позволит ему пострадать в одиночку. Не только потому, что он добрый и честный юноша, но и потому, что он его любит. Могло ли быть в мире что-то прекраснее этого осознания? Ни трон, ни вся слава мира, ни все богатства вселенной, ни даже признание Аматэрасу — ничто не могло сравниться с этим счастьем. — Зачем ты так поступаешь, брат? — спросил Ашура с надрывом в голосе. — Одумайся, Индра. Ведь ты наследник трона! Тот горько усмехнулся. Уже поздно. Как, оказывается, легко отказываться от того, что прежде было так важно. Отрекаться от собственной семьи ради ненависти, что выросла в его душе из-за искренней любви. — Глупый младший брат, — Индра приблизился к Ашуре. Тот потрясенно замер, точно не имея понятия, что ему вообще делать, что сказать, как повлиять на Индру и спасти положение. Наивный, ведь он еще не понял, что все уже произошло, обратно не воротишь. — Не лезь в это. Я принял решение, будь так любезен его принять. Отныне меня нет в твоей жизни. Теперь ты — наследник трона, — он резким движением схватил Ашуру за подбородок. Тот вздрогнул от неожиданности, но вырываться из хватки не стал. — Я принял решение, — повторил Индра. — Не смей за мной ходить, глупый младший брат. Стань послушным преемником для нашего отца, исправь ошибку и разочарование, коим для него стал первенец. Наши пути на этом расходятся. Ашура распахнул глаза от потрясения. Индра понимал, как больно ранил его, но все же убедил себя в том, что поступает правильно. Если он посмеет забрать с собой Ашуру, император придет в ярость, и тогда ему головы точно не сносить, да и брату жизнь он сломает. А ведь Ашура заслуживает самого лучшего. Пусть именно он займет трон и станет новым императором, пусть получит то, что должен был получить Индра по праву рождения. Пусть он будет счастлив. — Брат… Глаза Ашуры стали влажными. Даже в этом была его типичная натура. Всякий раз, когда ему было грустно, он приходил к Индре, позволял себе плакать наедине с ним, успокаивался в его объятиях, улыбался ему и благодарил за то, что тот такой любящий брат. От того лишь больнее покидать его. — Молчи, брат, — Индра сделал то, что не осмелился бы сделать прежде в присутствии отца — сократил расстояние меж их лицами и поцеловал Ашуру в губы, коротко и с долей отчаяния, прощаясь навсегда. — Не смей идти за мной. Отстранившись, он ушел прочь, стараясь не оборачиваться. Быть может, он уедет в Осаку или Саппоро, найдет новый смысл жизни, смирившись с тем, что его страстная любовь обречена на гибель. Ашура смотрел ему в спину, растерянный, все еще до конца не понимающий, что произошло. — Брат… Индра, не уходи… Едва он сорвался с места, его остановил отец, схватив за локоть. — Не иди за ним. Он сам выбрал свою судьбу и даже не раскаялся в вероломном преступлении. — Но он же твой сын! Отец, так нельзя! Накажи меня, но не изгоняй его, умоляю! В голосе Ашуры отчетливо слышались слезы. Хагоромо опустил взгляд. — Возьми себя в руки, сын, ты же мужчина. Твой брат попрал священный закон, и за это его стоило казнить, но я сохранил ему жизнь. Теперь ты должен взять на себя ответственность. Молю, хотя бы ты не разбивай отцовское сердце. Слезы все же пробежались по щекам Ашуры. Он ощутил невиданную им доселе боль, точно сердце резали острием катаны. Его брат, самый дорогой ему человек, что позволил ему познать наслаждение, тот, кто любил его больше всего на свете — просто ушел, навсегда.***
В просторных покоях было тихо. На небе светила полная луна, и ее свет освещал серебром футон, на котором лежал престарелый император. Седые волосы концами касались холодного пола, морщинистое лицо выражало обеспокоенность. Хагоромо открыл глаза, услышав шаги. Кто-то подобно призраку приблизился к футону. — Кто ты? Голос императора прозвучал обеспокоено. Давно ухудшившееся зрение с трудом смогло рассмотреть фигуру незваного гостя. — Тот, кого ты однажды изгнал из этого дворца. Хагоромо потрясенно выдохнул: — Индра? — он не ожидал, что все же увидит старшего сына перед самой смертью. — Зачем ты здесь? Пришел убить меня? Минуло уже двадцать пять лет с тех пор, как первенец императора был отлучен от династии с запретом возвращаться в столицу. Индра в самом деле исчез как из жизни отца, так и из жизни своего брата. Уже после этого Ашура, по настоянию отца, женился на Канне, потом у него появились дети. Шли годы, и чем старше становился Хагоромо, тем чаще он думал о первенце, порой даже проливая о нем скупые слезы. — А в чем прок убивать дряхлого старика, который и так одной ногой в могиле? — с холодом отозвался Индра. Его длинные черные волосы были тронуты сединой, лицо казалось лишенным жизни, а глаза — точно льдины. — Больно надо. Хагоромо часто размышлял о том, что, не случись у его старшего сына помутнение и не соверши он порочный грех, из него бы получился хороший император. Конечно, Ашура был не хуже. Он принял бразды правления годами ранее, когда его отец занемог, и справлялся со всем, но и сам признавал, что Индра был бы лучше. Канна любила мужа, просто души в нем не чаяла, да и дети у него были замечательные, вот только взгляд Ашуры давно потух, вся былая радость из него ушла, он перестал улыбаться с момента изгнания старшего брата. Хагоромо искренне надеялся, что это пройдет с годами, что все забудется, но ничего в итоге так и не изменилось. — Тогда в чем же причина? Лучше бы Индра его убил — подумал император. Так он хотя бы умер без чувства вины на сердце. А ведь у него не было выбора, интересы династии были превыше всего. Индра ведь и сам это понимал, когда делал то, что сотворил в итоге. — Решил поговорить с отцом напоследок. Сказать тебе кое-что. Император вздохнул. — Тогда я рад, что ты пришел. Рад, что могу узреть тебя в последний раз, сын мой. — Мне твоя радость не будет близка, отец. Помнишь, что ты мне сказал однажды, едва прознав о том, что я люблю собственного брата? Эти слова на всю жизнь въелись мне в душу. В тоне Индры чувствовался укор, в некотором роде даже обида ребенка на родителя за несправедливое отношение к нему. А ведь теперь Индра и сам старик, за плечами которого несколько десятилетий. — Слова? Хагоромо не помнил. Должно быть, его первенец и сам это прекрасно понимал. — Ты сказал, что со временем оно пройдет, точно и не было никогда. Я носил в себе эти слова все эти годы. Я был женат трижды, отец, и все три раза я дурно обходился со своими женами. Я имел множество любовниц и бастардов от них. Я блуждал по стране, из города в город, из деревни в деревню, был торговцем, рыбаком, разбойником, много кем еще. Все эти годы я пытался забыть о своей боли. Император посмотрел на сына. — Мне жаль… — Ты был не прав, — перебил его Индра. — Ты был не прав, отец, знай это. Потому как ничего в итоге не прошло. Я люблю Ашуру так же, как любил его многие годы назад. И сердце мое очерствело от того, что его более не было в моей жизни. Я проклинал каждый новый день потому, что в нем не было моего брата. Я проклинал и проклинаю тебя, отец, потому что ты лишил меня счастья. — Индра… Хагоромо смог ощутить его боль. Но уже слишком поздно быть отцом, слишком поздно что-то говорить. Уже никакие слова не помогут. — Это все, что я хотел тебе сказать. Уйди в загробный мир, зная о том, что твое честолюбие сломало жизнь твоему сыну. И знай еще кое-что, отец — я никогда не перестану любить Ашуру. Пусть в этой жизни нас и разлучили, моя душа найдет его в следующем перерождении и последующем за ним, если придется. Потому как это — настоящая любовь, она бессмертна. Я буду перерождаться снова и снова, чтобы снова и снова искать его. И с этим ты ничего не сможешь поделать. Сказав это, Индра ушел. Гул его шагов отозвался в сердце старика страшным отсчетом его последних жизненных мгновений. Едва старший сын покинул его покои, выбравшись в окно, жизнь Хагоромо оборвалась с горькими мыслями о пропащей судьбе Индры, а за приоткрытой дверью стоял Ашура, спрятавший в ладонях влажное от слез лицо. — Обещаю, брат, — выдохнул он в пустоту, — что бы ни случилось, моя душа тоже будет искать тебя, снова и снова. И в каждой новой жизни я буду любить только тебя. А где-то в лунной заснеженной ночи пропал Индра, сжимавший в ладони бамбуковую флейту.