Wrabel — The Village
Калитка протяжно скулит, когда Джено открывает её, проходя во двор дома Джемина. И На, сидящий на кухне, рефлекторно дёргается и подходит к окну, выглядывая в мрачной ночи русую макушку. У него уже вошло в привычку — оставлять калитку открытой и ждать на кухне Джено, не включая свет. И сейчас он отсчитывает секунды перед тем, как Ли появится на пороге. — Здравствуй, — Джено стоит на входе в кухню, стягивая шарф с фарфоровой шеи. Он говорит тихо, будто Джемин в этой темноте прячет чей-то сон, что нельзя тревожить. — Как ты? — тихо отзывается На и подходит ближе, изучая Джено, словно видит в первый и последний раз: без стеснения гуляет по лицу, тормозит на улыбке и на родинке возле мглистых глаз. Он даже ловит себя на мысли, что хотел бы обнять его в знак приветствия. Но Джемин отгоняет эту мысль неосознанно, будто навязчивую муху летним вечером, что крутится перед глазами. — Теперь лучше, — подстать Джемину глядит в ответ, пока где-то в лёгких, в клетке рёбер, маленькие куколки превращаются в изящных бабочек. Они разлетаются по всему телу, разжигая в нём кровь, и кажется с минуты на минуту она начнет кипеть в жилах. — А было плохо? — На будто завороженный, стоит как вкопанный, будто всё, что он может сейчас — это наблюдать за изменениями в лице Джено. — Можно сказать, что я пришел сюда, словно выпил обезболивающие, — он делает паузу после каждого слова, и кажется, что в этой секундной тишине между словами они узнают друг друга гораздо лучше, чем за оживлёнными беседами. — Словно головная боль, которая мучала мою черепную коробку и отдавалась спазмами на затылке, прошла бесследно. — Я рад это слышать. — Джемин проговаривает только губами, будто ленится и не хочет напрягать голосовые связки. Но на деле, он не хочет выходить из этой тихой зоны комфорта, которую они воссоздали вместе. — Проходи, я сделал тебе чай. Джено кивает несколько раз, выбивая этим самым из неаккуратной прически несколько русых прядей на открытый лоб. Волосы спадают на угольные ресницы, заставляя рефлекторно моргать чаще. Он пятернёй зачесывает пряди назад, растягивая губы в широкой улыбке. Ли оставляет шарф и пальто в прихожей, а после быстрым шагом возвращается на кухню. В этой тишине его равномерные шаги кажутся громче, словно звук метронома. Парень садится на место, где сидел несколько дней назад, будто теперь это оно закрепилось за ним. — Ты же знаешь, что я прихожу к тебе не только из-за зелёного чая? — Джено переплетает пальцы, окольцовывая тёплую кружку. Он не спеша делает маленький глоток, проверяя насколько горячая жидкость, и когда приятно тёплый чай разливается во рту, Ли делает большой глоток и ставит кружку на стол. — Знаю, — Джемин поднимает на него тёплый взгляд, такой же как и этот зелёный чай. Только его взгляд согревает снаружи, в отличие от напитка. На достаёт из кармана пачку сигарет, вытаскивая одну и зажимая меж зубов белый фильтр. — Ты не против? — спрашивает он, перед тем как зажечь конец сигареты старой зажигалкой. И получив в ответ положительный кивок, он втягивает дым, сразу выпуская его, растягивая по воздуху как аккуратную паутину с неравномерными узорами. — А ты будешь? На протягивает открытую упаковку, на которую Джено смотрит долго, нечитаемо, словно прямо сейчас стоит возле огромной бездны. И он может уйти назад с этого края, выйти на ровную дорогу, или же нырнуть в неизвестность, прыгнуть вниз и захлебнутся в темноте. Но на самом деле Джено сделал свой выбор гораздо раньше. Поэтому он вынимает одну сигарету из пачки, оставляя кружку на столе, и уже чувствует как мрачность этой бездны, в которую он прыгнул с разбега, путается в его пальцах, руках, волосах, задевая струны души, словно гитарные, извлекая какую-то мелодию. Сигаретный дым остаётся серыми тучами под кухонным потолком, что кажется вот-вот расплачутся ровным дождём. Темнота в комнате разрушается горящими концами сигарет. Эти маленькие источники света слабо освещают их лица тёпло-оранжевыми лучами. — Не хочешь прогуляться? — резко говорит Джемин, что Джено вздрагивает всем телом. Его голос звучно ударяется о стены, отскакивая от них. — Хочу.***
Ночь успела убить этот день и благополучно избавилась от улик. Теперь на небе висит полная луна, словно самозванка, что притворялась солнцем с тщетной попыткой осветить город. Они молчали, когда шли по пустым улицам. И в этой тишине они слышали, как кто-то невидимый путается в кустах, играясь с тонкими ветвями голых деревьев, что-то шепчет и всеми силами пытается разбить тишину на мелкие осколки, будто это тонкое стекло. А тьма, подобно чёрной слизи, забивалась в тех углах, куда не доставал свет уличных фонарей и луны. Они слышали каждый вздох друг друга, словно теперь у них на двоих одно дыхание. «Это так странно» — Ты же знаешь про наемного убийцу Юнеоса? — выпаливает Джено быстро, резко, словно выстрел из пистолета, и без глушителя. Джемин останавливается на месте, а сердце моментально к горлу подскакивает и грохочет там, словно раскаты грома. Глаза расширяются, а на лбу появляется испарина тонким слоем, будто после долгих занятий спортом. Мысли в голове теряются, путаются, утопают в черепной коробке, как в бесконечной, вязкой паутине. «Он всё знает?» «К чему это?» — Так вот, говорят, что его убийства прекратились. Ты слышал об этом что-то? — он продолжает без ответа Джемина, ведь для него этот вопрос ничего не значит, а у На руки в карманах трясутся и во рту пересыхает. — В интернете много разных слухов гуляет. Кто-то говорит, что он ушёл в отставку, а кто-то, что это просто затишье перед бурей. А вдруг он вообще исправился? — Джено только сейчас замечает, что парень отстал, и чувствует его взгляд своей спиной. — Всё в порядке? — Ли разворачивается, медленно подходя к нему. — Да, всё в порядке, просто вспомнил, — он облизывает свои потресканные губы языком, пытаясь собрать все догадки в единую кучу и не сказать чего-то лишнего. — Вспомнил кое-что. — Извини, я наверное не должен был начинать этот разговор, — Джено гуляет по лицу Джемина обеспокоенным взглядом. — Неужели Юнеос как-то и тебя коснулся? «Коснулся» — Нет-нет, просто не думаю, что этот Юнеос исправился. Он ужасный человек, и такие люди не меняются, — Джемин нервно чешет затылок, а после каждого слова воздух в легких заканчивается, из-за чего он чеканит каждое слово с небольшими паузами. И ведь Джено даже не догадывается, что прямо сейчас, прямо перед ним стоит Юнеос. «Он ужасный человек» — Джемин, давай смотреть на жизнь без кубриковской эстетики*, — отвечает на выдохе Джено и из его рта льётся пар мелкой струёй. — И давай воспринимать Юнеоса не как безумного убийцу-маньяка. Мы же живём не в фильме «Сияние». — Почему ты его защищаешь? — на самом деле Джемину даже приятно слышать это, будто каждое слово Джено как большая подушка, что ограждает от дурных мыслей. — Потому что все мы люди. Мы все можем совершить ужасную ошибку единожды, — и Ли будто воду смотрит, а Джемину на секунду кажется, что он давно раскусил На и сейчас просто пересказывает его жизнь. — Но потом мы уже не в силах отмыться от этой ошибки. — Джено, ты слишком добрый для этого мира, — спокойнее отвечает На, а подсознательно удивляется таким мыслям парня. Он действительно слишком добрый и думает о других больше, чем о самом себе. — Знаешь, мои родные родители тоже были убийцами. Но ты не подумай, я не оправдываю никого и даже их. Никто не имеет права вмешиваться в судьбу другого человека, — Джено начинает, словно рассказывает какую-то сказку, потому что Джемин слышит отрешённость в его голосе. — Я не был привязан и не любил своих родителей, но всё равно, они не были плохими людьми или ненормальными психопатами. Видимо, жизнь заставила их это сделать, встать на этот путь. — Возможно, ты прав. Но в любом случае, мы же не можем знать наверняка какой этот Юнеос на самом деле, и что его заставило стать убийцей, — до парня не до конца доходит смысл сказанных слов Джено, они будто не могут просочится в его сознание, сквозь высоченную стену собственных мыслей. — Не можем. Понимаешь ли, от хорошей жизни люди не убивают других людей. От хорошей жизни люди не становятся сумасшедшими. Поэтому предлагаю придерживаться нейтралитета. Согласен? — Ли старается натянуть уголки губ вверх, дабы разбавить гнетущую и напряжённую атмосферу между ними, которой до этого момента ни разу не было. — Согласен, — Джемин кивает и отворачивается от парня, стараясь скрыть скопившиеся эмоции и воспоминания, которые подступают к глазам. — А твои родители, — он разворачивается вновь и спрашивает тихо, словно прощупывая почву этого вопроса, а после положительного кивка Джено, продолжает говорить, хотя он и так знает ответ на интересующий вопрос. Но, возможно, сейчас он сможет узнать больше, чем та информация, что горела на экране ноутбука. — Ты сейчас с ними живёшь? — Нет. Они всё ещё отсиживаются в тюрьме. Фактически, я живу у приёмной семьи, — Джено поднимает глаза к небу, рассматривая тысячи мелких звёзд, что этой ночью напоминали ему брызги белой гуаши. Сейчас глаза Джемина раскрылись чуть шире, и изображение на воображаемом холсте будто вырисовывается само собой и складывается в единую картинку. Если ранее он не знал, по какой причине родители Джено были лишены родительских прав, то теперь эта информация стала доступна, словно какой-то очевидный факт из детской энциклопедии. — Фактически? — Да, меня взяли под своё опекунство дальние родственники. Семья Ким. Они слишком важные и богатые. И я знаю, что лишний там, в том доме, — осознание этих слов бьёт, стучит ноющей болью и отзывается тревогой, которая завязывается в бантик в животе, сдавливая тех бабочек, что совсем недавно свободно порхали. — Я не вписываюсь в их семью, поэтому они зачастую даже рады, когда меня нет дома. «Семья Ким» — эта фраза заставила сознание пробить электрические удары по всему периметру тела, подавая сигнал в мозг о том, что здесь что-то не так. — Извини, а как зовут твоего приемного отца? — Джемин вопросительно склоняет голову, старается не поддаваться догадкам, но они продолжают крутиться тучами, полными ядовитого дождя. — Ким Донён, — парень отвечает совершенно спокойно и ровно, даже не придавая значения этому вопросу, будто На сейчас спросил его о погоде. А у Джемина это имя в висках противно стоит, повторяясь вновь и вновь, словно проклятие. Теперь картина закончена, пазл сложился целиком, а мутная жизнь и силуэт Джено сейчас находится в фокусе. — Донён, значит, — Джемин цедит сквозь зубы, словно это преграда для злости, что подобно лаве в бурлящем вулкане норовит выйти наружу, похоронив спокойствие под тлеющими угольками. — Ты его знаешь? Вы знакомы? — и Джено чувствует, что его интонация и выражение лица поменялось, и это нетрудно заметить даже в свете одной луны и её приспешников ввиде звёзд. — Нет, первый раз слышу, — врёт. Врёт, смотря в глаза Джено. Но они становятся для него огромным океаном, что за долю секунды гасит разгорающуюся лаву внутри него. — А знаешь что, оставайся сегодня у меня? — глаза Джено напротив слишком красивы, и Джемин уже не отрицает этого, не прогоняет эти мысли. В этом уже попросту нет смысла. — Прошу, останься, так не хочется быть сегодня одному. «Потому что я слишком долго был один» — А я так не хочу возвращаться домой. Если это вообще можно назвать домом, — Ли улыбается сладко, сам не понимая от чего конкретно, но продолжает демонстрировать мимические морщинки, а незаметный румянец ползёт по его щекам. — Пойдём, — Джемин берёт холодную ладонь Джено в свою, несильно сжимая и тянет на себя, будто этим он сможет защитить его. Но единственное, от чего нужно защищать Джено — это от Джемина.