Three Days Grace — Love Me Or Leave Me
Зимний день крадётся по позвоночнику холодным ветром всё на той же кухне. Маленькой, уютной, родной. Сегодня Джено встал раньше Джемина и сам пытается приготовить что-то. Он напевает себе под нос песню, что они пели с Джемином парой дней назад, когда разливали вино по бокалам. Ли режет овощи, что нашел в холодильнике парня, на какой-то импровизированный салат. Солнце заигрывает с Джено, падает на глаза, заставляя жмуриться, и путается в рукавах кофты. А солнечные зайчики игриво прыгают по столу. Где-то за окном уже во всю кипит, бурлит жизнь, пока в этом доме она только просыпается, будто холодную воду поставили на огонь, и ей ещё далеко до закипания. — Что-то я заспался сегодня. Джемин заходит на кухню и становится рядом с Джено, наблюдая, как тот продолжает готовить завтрак для них. — Ты хорошо спал? — Ли откладывает нож, и заметив положительный кивок, несёт две тарелки к столу, ярко улыбаясь. — Присаживайся. — Спасибо, — Джемин дарит улыбку в ответ. И всё идёт хорошо. Как обычно. Как вчера. Но слова Донёна дают о себе знать, регулярно повторяясь вновь и вновь, как голоса в голове у людей с ужасной шизофренией. Или как кошмарный сон, который повторяется из ночи в ночь, настолько часто, что каждая секунда заучена наизусть.***
— Что за предложение? — Джемин хмурит брови, сводя к переносице, когда на столе появляются новые бумаги. — Скажу прямо. Я предлагаю тебе переезд в другую страну с возможностью начать новую жизнь. Без убийств, без смертей, без заказов, — Донён складывает руки на столе, взглядом указывая на небольшую стопку документов. — Ты ведь хочешь начать новую жизнь, не так ли? — Зачем вам это делать? Почему вы помогаете мне? — парень берет в руки листы, вчитываясь в мелкий шрифт, хоть и сомнения грызут рёбра изнутри. — Это не помощь. Считай, что это моя оплата заказа. А также это для меня гарантия того, что ты его выполнишь, — поясняет тот ровным голосом, и Джемин ищет подвох в его словах, потому что не может быть всё так гладко. — Штат Калифорния? — На считывает информацию с листа бумаги, а после откладывает опять на стол. — Почему именно туда? — Это имеет значение? — Ким берёт ручку и ставит роспись в каком-то документе, отрывая взгляд от настороженного Джемина. — В Америку проще сделать документы. И штат довольно крупный, у тебя будет больше возможностей, чтобы начать жить как обычный человек. Молчание повисает в кабинете, пока мозг парня переваривает, словно пищу, слова сказанные мужчиной и написанные на бумаге. Но они на отрез отказываются проникать внутрь сознания. — И ты же помнишь, что если ты не выполнишь заказ, то я с лёгкостью могу доложить о тебе в полицию, — выдирает из размышлений Донён, постукивая пальцами по столу. — Не забывай, что у меня до сих пор есть вся информация на тебя. Итак. Каков твой ответ? — он поднимает голову и смотрит тяжело, что кажется вот-вот раздавит им Джемина. Жизнь Джено. Или собственная жизнь. — Я согласен.***
— Знаешь, — Джено кладёт столовые приборы на стол и смотрит в сторону Джемина, пока в голове всплывает вопрос, который регулярно крутится в голове, но никогда не выходил за рамки мыслей. — Ты можешь не отвечать, но… Что случилось с твоими родителями? — он говорит тихо, аккуратно, прекрасно понимая, что вопрос кажется резким и неуместным, но сейчас интерес взял вверх. Он не до конца осознает почему именно сейчас этот прозвучал вопрос из его уст. — Их убили когда мне было шестнадцать, — Джемин ждал этого вопроса, и отвечает ровно, будто эмоции не горят ярким пламенем в груди. Сейчас этот вопрос уже не несёт столько боли, потому что сегодня есть проблема, что на контрасте кажется куда тяжелее. Просто кажется. — Почему ты интересуешься? — Извини, — Ли виновато опускает голову, вновь набирая еду в рот. — Просто я понимал, что их сейчас нет рядом, но, — он замолкает резко, потому что он сам не знает ответ на встречный вопрос Джемина. Просто интерес. Не самый уместный. — Прости, я не должен был об этом спрашивать. — Не ты должен извиняться, Джено, — он доедает последний кусок и опирается на спинку стула. — А твои родители. — В смысле? — вилка, лежащая на краю стола, падает на пол, и Джено вздрагивает, будто прямо сейчас его окатили ледяной водой с кубиками льда. — Ты о чём? — Не бери в голову. «Если Донён подумал, что мне будет проще выпустить пулю, когда я знаю, что родители Джено убили моих, то он знатно ошибся» — Хочешь я приготовлю омлет, если ты не наелся? — Джемин говорит бесцветно, стараясь не смотреть в глаза, иначе сорвётся. Последний омлет.***
— Я даю тебе ещё один день, хватит медлить, Джемин, — Донён вытягивает ноги, отодвигая стул и складывая руки на груди. — Один день? — На поднимает взгляд, старается не выглядеть растерянным. — Могу ли я…? — Два дня, — отрезает он грубо, стреляя взглядом в окно, где небо постепенно затягивается тучами. — И что ты нашёл в этом подростке? Я и подумать не мог, что ты привяжешься к нему, — вопрос риторический, поэтому Донён не ждёт ответа. — Сейчас ты можешь быть свободен.***
— Если честно, то я бы не отказался. Твой омлет самый лучший, — Джено подскакивает с места, подхватывая пустую тарелку и упавшую вилку. — Прости ещё раз, я не знал, что этот вопрос заденет тебя. Если ты не рассказывал, то значит мне не нужно это знать. А я так нагло залез в твоё личное пространство, извини. Джемин подскакивает в след за ним и прижимает к себе, не обращая никакого внимания на столовые приборы в руках младшего. Он проводит по плечам Ли успокаивающее, отчего напряжённые мышцы парня расплываются под джеминовыми касаниями. — Не извиняйся, Джено, — На шепчет на ухо тихо, затылком чувствуя, как слабо улыбается парень. — Лучше принеси большие тарелки, я приготовлю двойную порцию, — он отрывается от Джено, вынимая посуду из его рук и ступая к раковине. — Они в зале, там нижний ящик возле стенки. — Конечно, — бодро говорит он, скрываясь в дверном проёме. «Нижний ящик» «Нижний ящик…» Джено открывает какую-то дверцу, словно фраза «возле стенки» прошла мимо него. Сначала глаза становятся шире. Затем сердце стучит чуть быстрее. А потом мозг отказывается воспринимать что-либо. — Джемин, это что? — с широко раскрытыми глазами Джено держит пистолет в трясущихся руках, медленно возвращаясь на кухню. — Зачем тебе это? — голос дёргается и переходит на шёпот. Нож вырывается из рук Джемина и со звоном падает на пол, подскакивая несколько раз вверх, как резиновый попрыгунчик. Парень был готов, что Ли когда-то узнает обо всём, но только не сейчас. — Джено, — вырывается из груди, но дальше не следует ничего. Тишина. Потому что он не хочет врать, но и правда не спешит излиться наружу. — Ты Юнеос, да? — внутри всё проваливается, обрывается и падает вниз, когда Джено прерывает их молчание. — Всё складывается, — он шумно сглатывает противную слюну, что подступает к горлу, мешая вымолвить слова. — У тебя нет номера телефона, профиль в социальных сетях пустой, нет ни одного друга или знакомого, ты нигде не учишься и не работаешь, — в его голосе нет злости, нет обиды или разочарования. Скорее, что-то похожее на пустоту. А Джемин чувствует себя фарфоровой куклой, которую бьёт тяжелой кувалдой каждое слово Джено. Потому что это чёртова правда, которую до ужаса больно слышать именно из уст Ли Джено. — Скажи, честно, прошу, — парень медленно подходит ближе, без доли страха. Сейчас боится Джемин. — Я твой заказ? Последний удар, и На рушится на мелкие кусочки. Разбитые листы фарфора скрипят под ногами, измельчаясь в крошку. Джемин смотрит в глаза Джено, не отрываясь. Будто он через его хрусталик может увидеть, как разбивается его сердце. Такое маленькое и хрупкое. — Да, — единственное, что может выдавить из себя Джемин, что стоит как вкопанный, как статуя. Он слышит как собственное сердце грохочет в ушах, кровь вскипает внутри, разгоняя жар, что горько тычется в каждый уголок тела. — Да. Джено вздрагивает. Всем телом. Его глаза в миг становятся потерянными. Он осматривает зрачком кухню, словно видит в первый раз, он смотрит вверх, лишь бы горячие слёзы, что застыли над нижними ресницами, не потекли вниз. — Вот почему у тебя было тогда такое лицо, — в итоге, он смаргивает жгучие слёзы и сразу же вытирает их рукавом кофты. — Когда мы говорили про Юнеоса. Когда мы говорили про тебя. — Джено, я не буду оправдываться, но, — Джемин снова замолкает, даже не начав, потому что сейчас он не был готов к этому разговору. — Кто? — вновь заполняет словами тишину Ли. В его голове сейчас крутится только два вопроса. — Кто сделал заказ? — слёзы продолжают катиться вниз, по щекам, они как соль на свежую рану. Первый вопрос. — Ким Донён. Но Джено не меняется в лице совершенно, будто он самого начала ожидал услышать именно это имя. Это было очевидно. — То, что было всё это время, — всхлипывает. А Джемин дёргается, словно от громкого залпа из пушки или острозаточенного дротика, что летит прямиком в цель. — Все эти слова, чувства между…нами, — во рту пересыхает, как в самой жаркой пустыне. И Джено совсем не жаждет найти хоть капли воды. Его водой был Джемин. — Это было не по-настоящему? Второй вопрос. — По-настоящему, — честно говорит На, закусывая губу, только бы истерика, застрявшая под рёбрами, не смешалась с напряжённой атмосферой в этой маленькой кухне. — Джено, ты — самое настоящее, что было в моей жизни. И я так не хочу причинять тебе боль. Ни моральную, ни физическую. Джено подходит ещё ближе и берёт ладонь старшего в свою, мягко переплетая пальцы, на которых скопился мелкий слой испарины. Он утыкается в плечо Джемина, не сдерживая громких всхлипов. И На слышать этого не может, потому что становится невыносимо больно. Ведь именно он виновник слёз Джено. Джемин кладёт ладонь на его спину и ведёт по ней аккуратно: вверх, вниз. Так делала мама перед сном, и под тёплыми прикосновениями засыпалось лучше. — Джемин, — Джено отрывается от плеча и смотрит в его глаза. В его бесконечно волшебные глаза, в которые он бесповоротно влюблён. — Если умереть, то только от твоей руки. — Не говори так, пожалуйста, — На проводит всё той же рукой по скуле, пока у самого глаза наполняются режущими стеклянными осколками. — Ты последний человек, заслуживающий смерти. — Замолчи и выполни свой заказ, — он кладет руку Джемина на свою, что держала пистолет стальной хваткой, стараясь скрыть то, как сильно трясутся его ладони. — Сейчас же, — Джено кладёт палец на курок и направляет себе в живот. — Пожалуйста. Джемин машет головой, а дрожь пробивает его с ног до головы. Руки перестают слушаться, а сознание переключается в сонный режим, словно перегревшийся компьютер. Джено снова тычется в плечо, прижимается к парню всем телом, а затем смотрит в глаза. В последний раз. — Джемин, я до чёртиков влюблён в тебя, — он тянет улыбку, он хочет запомниться в глазах напротив тем самым улыбающимся парнем, что был влюблен в жизнь. — Пожалуйста, нажми на этот чёртов курок, — Джено моргает быстро, не чувствуя ничего. Ни растерянности, ни страха, ни боль, ни пустоты. — Или я сделаю это сам. — Перестань, нет, — Джемин снова смыкает их руки в замок со всей силы. Он ведёт большим пальцем по запястью, чувствуя его учащённый пульс. — Джено, я до чёртиков влюблён в тебя. — Я доверяю тебе своё горящее сердце, — Ли тычет ледяным оружием сильнее, а своей грудью слышит чёткие и частые удары в чужой грудной клетке. — Обещаю, оно ещё долго будет греть тебя. Стреляй. Джемин смотрит в глаза. И на родинку под одним из них. Каждый момент, каждый день, каждый час, каждая минута, каждая секунда, проведённая с ним горит яркими языками пламени на дне черепной коробки. Воспоминания плещутся в сознании, как рыбы в наполненном водой аквариуме. Но ни эта вода, ни этот пожар не могут заглушить то ужасное чувство, заставляющее прямо сейчас почувствовать себя разрушенным, а все ощущение наточены до предела, настолько, что впиваются в череп, разрушая его, без возможности реставрации. — Мы обязательно встретимся, в следующей жизни, поэтому я не прощаюсь, а просто говорю, — последняя слеза стекает по щеке Джено и падает куда-то вниз. Время замерло. — Пока, Джемин. Выстрел. Первый раз в жизни рука Джемина дрогнула. А горизонт окрасился кровью. В последний раз. И сидя на берегу Калифорнии, в солнечном Монтерее, где океан омывает ноги, что вязнут в песке, Джемин будет чувствовать тот самый запах, что застрял в носу, и слышать тот самый голос, что делал самым счастливым. Теперь внутри него есть ещё одно сердце. Горящее сердце, что ещё долго будет греть Джемина.