***
— Может ещё останешься, — ночные сумерки наступили на город, когда Джено стоит на пороге, собираясь уходить домой, дабы продолжить подготовку к следующему экзамену. — Я не хочу уходить, — честно признается Ли. — Могу ли я взять учебники и прийти к тебе? — он перебирает край куртки, не решаясь поднять взор на Джемина. — Конечно, мог не спрашивать. «Потому что оставшееся время я хочу провести с тобой» Джено много думал. Непозволительно много и долго. Когда сидел, стоял, ел и пил. Когда играл на гитаре, и звуки из под пальцев лились лишь для одного человека. Потому что другие не нужны. И от этих мыслей нельзя избавиться, скрыться или убежать. Они словно навязчивый ночной призрак, что никак не мог покинуть этот мир. Эти мысли заполонили рассудок, вытесняя всё остальные. И теперь самое время избавиться от них, выпустить их наружу, как детские шарики, накаченные гелием. — Джемин, я тут подумал, — он дышит через нос, и даже сквозь плотную куртку нетрудно заметить, как ходуном ходит его грудь. — Прежде чем я уйду, могу ли я сказать тебе кое-что? — руки трясутся и покрываются тонким слоем испарины. Он не нервничал так перед первым экзаменом. — Да, конечно, я слушаю, — Джемин закусывает нижнюю губу, с интересом склоняя голову вбок, чувствуя грубую волну внутри, будто переживания Ли передаются воздушно-капельным путём. — Знаешь, — Джено облизывает губы и сжимает ладони в кулаки со всей силы, но не чувствует боли, потому что её тушит страх, что ползёт мурашками по спине. — С чего ж начать, — он молчит какое-то время, собирая весь спектр эмоций и мыслей в одну аккуратную стопку. — У меня в груди так жарко становиться, что тяжело дышать, — Ли смотрит на изменения в лице Джемина, прежде чем продолжить свою речь. — Когда я рядом с тобой, понимаешь. И я чувствую себя самым настоящим Данко с горящим сердцем, когда держу твою руку, Джемин. И я готов отдать тебе это горящее сердце, — голос дрожит и всё тело вместе с ним, будто прямо сейчас решается его судьба. Потому что Джено понятия не имеет, что она уже решена за него. Джемин понимает каждое слово, сказанное парнем, пропуская через себя. Каждое слово находит отклик где-то внутри. И от этих слов чувства хлещут через край, кажется, что они такие огромные, большие, и не умещаются в маленьком На Джемине, они разрывают на атомы и собирают вновь, заставляя почувствовать себя живее всех живых. Джемин чувствует тоже самое, что и Джено. — Закрой глаза, — шепчет Джено. И Джемин безукоризненно слушается. Ли не теряет считанные секунды и совсем аккуратно, почти невесомо касается сухих губ парня своими, таких же, как и этот поцелуй — короткий, неловкий и неумелый. Джено отстраняется сразу же и бьёт себя мысленно за свои действия, свои слова. Хоть он и повторял, заучивал этот монолог, посвящённый Джемину, но сейчас, в данной ситуации, он кажется абсурдным и должен был остаться в мыслях, не более. Но что сделано, то сделано. Пусть это было поспешно, неправильно и далее по списку, но это было искренне. Самое искреннее в его короткой жизни. — Извини, пожалуйста, я не должен был этого делать, прости, — он тараторит быстро, первое что приходит на ум, лишь бы смыть последствия своих действий. — Замолчи, — Джемин перебивет его, нежелая слушать ненужные оправдания. Потому что Джено не должен извиняться. Джемин касается холодной рукой контрастно горячей шеи Джено и проводит большим пальцем по кадыку, что дёргается под его прикосновениями. Джемин целует его иначе. Его поцелуй теплый, даже обжигающий, ещё чуть-чуть, и Джено согорит до тла, а останутся от него лишь догорающие угольки. Этот пыл, этот жар подбирает до самого мозга, проникает в каждую клеточку и молекулу, протекая в синих венах, вместе с кровью, что кипит в жилах. Даже немного больно становится, а тело ломит, будто при высокой температуре. Джено заболел. Серьёзно и без возможности вылечиться. Джемин заразился. На отстраняется медленно, устраивая зрительный контакт. И на дне глаз Джемина плещется ненависть к самому себе, потому что сейчас он привязывается к Ли Джено ещё сильнее, ещё крепче. И теперь ноги Джено подкашиваются, а подсознание кричит, орёт во всю глотку от том, что это просто сон. Самый прекрасный сон в его жизни, потому что такое могло ему только сниться. — Иди за учебниками, Джено, я буду ждать тебя, — последнее, что говорит Джемин, прежде чем оторвать ладонь от щеки парня и закрыть за ним дверь. И Джемин закрывает за ним дверь, моментально скатываясь по ней на холодный пол, по которому всё ещё гуляет зимний ветер из щели в окне. Он зарывается руками в чёрные, мглистые волосы, сильно оттягивая; он зажмуривает глаза со всей силы, что есть в нем, ощущая отвратительную влагу в уголках глаз, что повращается в жгучие слёзы, которые бегут по впалым щекам. И вроде всё прекрасно, кажется, что лучше некуда. Но не в этих обстоятельствах.***
Chase Atlantic — Church
Времени проходит много, перед тем, как входная дверь вновь распахнулась, а на пороге снова стоит Джено с самой счастливой улыбкой на лице. Джемин не включал свет в доме, поэтому комнаты укрывает тьма. — Джемин, ты дома? — звучный голос эхом гуляет, прячется в темноте, из которой выходит парень, включая свет, что пронзает глаза обоих. — Ты в порядке? Тебя долго не было, — Джемин подходит ближе, становясь напротив и рассматривая счастливое лицо Джено. — Всё в порядке, мне просто нужно было зайти в магазин, — расстояние между ними маленькое. Непривычно маленькое, но до звёзд перед глазами комфортное. — Можно? — он делает один шаг вперед, и их носы соприкасаются. И в этот момент мощные разряды тока пробивают двоих. — Можно. Джено целует уверенно, будто делает это каждый день, а на деле это лишь второй поцелуй в его жизни. Джемин отвечает в ту же секунду, ладонями тянется к его лицу, большим пальцем мягко водит по линии скулы. На берёт ситуацию в свои руки, сминая губы Джено. Он чувствует его ягодный бальзам для губ, чувствует каждую трещинку. Руками зарывается в его гладкие, как шёлк, волосы. А когда их языки встречаются, бабочки под рёбрами опускаются вниз живота, образуя там узел, что тянет с невероятной силой, давая знать о себе с каждой секундой всё сильнее. Реальность перестанет существовать. Они растворяются в ней. Джемин припадает к губам Джено, и у младшего от этого голову сносит, до такой степени, что на ногах стоит с трудом. Они становятся ватными, как у плюшевой игрушки. Он хватается за плечи На, а последний притягивает его к себе за талию как можно ближе, настолько, что Ли чувствует как быстро бьётся сердце старшего. Джемин кусает нижнюю губу парня, а после руками по шее ведёт, надавливая слабо, обрисовывая выступившие вены, от чего Джено в поцелуй стонет непроизвольно, пуская вибрацию по губам На. И если бы Джемина попросили описать этот момент, то он ни одного слова не смог бы подобрать. Лишь какие-то положительные эпитеты закрадываются а сознании, но они даже на процент не смогут объяснить весь букет из чувств, что разрывают изнутри. Все лишние мысли покидают голову, выветриваются из неё, словно мир вокруг лишь иллюзия, а на самом деле чувствует только Джено. И не важно, что он всё ещё заказ Джемина. Не важно. Старший руки на спину спускает, сжимая ткань кофты в кулак, и отстраняется, смотрит на лицо Джено, что дышит часто. Взгляд падает на его влажные губы, бездонные глаза, на родинку под одним из них, на маленькие капельки пота на лбу. И Джемин целует вновь, с новой силой, напористо. А младший языком по его пухлым губам проводит, дарит поцелуй в уголок джеминовых губ, и спускается вниз по шее, оставляя на ней красные, влажные следы, и На стонет протяжно, сам от себя не ожидая, и Джено взрывается внутри, будто мощный вулкан. Джемин оттягивает его за волосы, снова целуя в губы, снова прижимая Ли к себе, снова чувствуя его всем телом. Он разворачивает младшего, впечатывая в стену, возвращает руки на шею и гладит нежно. Джено тает под джеминовыми прикосновениями, как мороженое в сорокоградусную жару. Он чувствует себя прекраснее, чем когда-либо. И Джено проклинает весь мир за то, что в лёгких чертовски мало воздуха. Он отрывается от до безумия сладких губ Джемина. Они сравнимы с самой сладкой и вкусной карамелью или густым мёдом. И Джено делает до невозможности счастливым тот факт, что у него нет сахарного диабета, и он может распробовать джеминовы губы полностью. — Не говори, что на поцелуях всё закончится, — Ли шепчет куда-то в лицо старшего, обжигая своим горячим дыханием. — Пожалуйста. Джемин не отвечает ничего, лишь тянет за волосы сильнее, кусает тонкую, чувствительную кожу на шее, задевая пульсирующие вены. — Ты уверен? — басит Джемин, продолжая гладить шею, ведёт чуть выше, касается скулы, берёт за подбородок, будто заставляет посмотреть в глаза. — Полностью, — Джено смотрит на него снизу вверх, понимая, что с каждой секундой рассудок мутнеет, как стёкла автомобиля во время дождя. — Джемин, я уверен. И у старшего будто предохранители слетают, тогда ситуация приобретает новый окрас. Джемин спускается ладонями по его телу вниз, сначала останавливается на талии, а потом ведёт ещё ниже. Они оба такие неопытные. Но такие уверенные. Джено прямо сейчас, прямо в этой прихожей готов отдаться Джемину полностью, до молекул, до атомов. Готов кричать, как хорошо ему сейчас. И он прекрасно понимает, как дважды два, что этот момент навсегда останется в памяти мутной. Джено никогда не забудет эти эмоции, это касания, это дыхание, этот голос. — Джемин, прошу, — ещё чуть-чуть и Джено переходит на скулёж, но такой звучный и мелодичный, звучит как услада для ушей старшего, что он готов оттягивать всё как можно дольше, чтобы насладиться им ещё немного. На тянет его на себя несильно, и тот поддаётся, полностью доверяя Джемину. Пока они делают пару шагов до комнаты, Джено сжимает ладони в волосах На, закрывая глаза. Время перестаёт иметь значение. Всё перестаёт иметь значение. Джемин укладывает Джено на кровать медленно. Спустя мгновение он оказывается сверху, осматривая такого Джено. В его чайных глазах На видит нечто большее, чем шалящие подростковые гормоны. Ли тянется к пуговице и молнии на джинсах, но Джемин хватает его запястья, поднимая над головой, слабо вжимая в кровать. Старший говорит низко прямо в губы: — Не торопись. Он дарит короткий поцелуй около нижней губы, после продолжая целовать всё ниже. Оставляет яркие пятна начиная от подбородка, заканчивая шеей. Засосы, подобно весенним цветам за окном, расцветают, собираясь в своеобразный букет. Джемин тонкими пальцами проводит по каждому цветку, надавливая, гордится проделанной работой. — Ты точно уверен? — старший рисует какие-то узоры своими пальцами на груди Джено, чувствуя как она часто поднимается и опускается. — Уверен на всё сто процентов, Джемин, я тебе доверяю, — Ли привстаёт на локти, хватаясь руками за края домашней футболки Джемина, и тянет её вверх. И тот поддаётся, поднимая руки. — Скажи, если хоть что-то пойдёт не так, — На вырывает футболку из рук парня, отбрасывая её в сторону. Джено взгляд оторвать от Джемина не может. Его безумно привлекают острые ключицы, тонкие арки рёбер и вены выступившие на руках. Кажется, Джено сходит с ума. На тянет младшего на себя, усаживая на колени. Ли касается горячего тела Джемина: касается его спины, проводит по позвоночнику, плечам, рукам, кубикам пресса. И старший наблюдает за каждым его движением, закусывает губу, чуть ли не до крови, закидывает голову назад, демонстрируя острый кадык, чувствует как эмоции берут вверх, контролируя ситуацию. Джемин чувствует что-то неописуемое, что не испытывал никогда в жизни. Одной рукой гладит его горячую грудь, что слишком приятно пахнет мятным гелем для душа, ощущение, что она обжигает Джемина, но он совсем не боится ожогов, особенно если это ожоги, оставленные Джено. И эта ночь пролетит для них слишком быстро. А когда первые лучи зимнего солнца показываются на сером горизонте, тогда Джено сладко засыпает, утыкаясь в горячую грудь Джемина, пока тот накрывает их двоих тёплым одеялом. На зарывается носом в его мягких волосах, вдыхая аромат Джено. Его неповторимый аромат, который на всю жизнь застрянет в носу и будет напоминать о тенях былого. — Прости меня.