Instant

      Желтые тени из окон дома отражаются на белом снеге, мимо пробегает бездомный пёс, не обращая внимания на одинокую фигуру у дерева, которую привык видеть каждый день. Молодой человек стоит, одетый легче, чем хотелось бы. Он ёжится от холода, засунув руки в карманы, ему не страшен холод, он его даже любит. Дышится легко, щекоча в носу. Чонгук всматривается в пролет на втором этаже и надеется увидеть знакомую фигуру. А пока только остается представлять, чем занимается Юнги. Чонгук уже видит его сидящим в кресле в смешных тапочках на ногах, завернутым в плед с чашкой горячего какао в руках. Юнги никогда не любил холод, он его ненавидел и старался закутаться как можно больше, даже если было тепло в доме. Чонгук представляет, и губы расползаются в улыбке, а внутри становится теплее. Потому что это Юнги. Потому что это Юнги в домашней обстановке.       Но улыбка быстро сходит с лица, стоит только вспомнить о том, что Чонгук больше не имеет права подняться, зайти в квартиру, лечь рядом с Юнги, положив ему голову на колени. Не имеет права на то, чтобы эти тонкие длинные пальцы перебирали волосы на голове.       Раньше было хорошо, раньше был Юнги. Чонгук — дурак. Он не знает почему отпустил самого родного человека. Почему сделал ему больно. Почему показывал ему свой характер, пытался быть независимым. Он сейчас понял, что без Юнги ему не быть, не жить, не дышать. Без Юнги ему стоять каждый вечер у подъезда и всматриваться в окна, выкуривать по полпачки сигарет и вспоминать, вспоминать, вспоминать…       Теплый день в середине июня, мягкий ветерок, расстеленный плед на траве под деревом. Это их место, здесь никого не бывает. Вспоминать какая, по ощущениям, мягкая кожа Юнги, которой он касался самыми кончиками пальцев. Как они лежали и смотрели друг другу в глаза, а Чонгук задирал футболку на спине хёна и водил пальцами по коже. Как Юнги прерывисто дышал, но не отводил взгляд, а в нем плескалось то самое — чистое и настоящее, живое. Как Юнги проводил пальцами по губам Чонгука, прежде чем коснуться губами.       Почему Чонгук тогда не понимал, что этого было больше, чем достаточно, что в этом была вся его жизнь?       В груди сдавливает от боли, но нет, сердце не бьется, его нет. Сердце там, на втором этаже, в руках того, кому, наверное, уже не нужен. Чонгук глубоко вдыхает, разворачивается и собирается уходить, как делал триста шестьдесят пять раз до этого, но останавливается. Сминает пачку сигарет, опустевшую наполовину, и идет в сторону подъездной двери. Кажется, код от домофона остался прежним.