Никогда не рано

Пролог — Я ухожу. - Это все что она сказала своему мужу сидя за столом и завтракая утром вторника. — Хорошо, а когда вернёшься? — спросил он не отрываясь от утреннего «Пророка». — Я не вернусь. Я ухожу совсем. Подаю на развод. Сегодня Гермиона Джин Грейнджер приняла очень важное решение. После 10 лет брака она была готова развестись. Она была готова к этому и на второй год, и на пятый. На 7 году супружеской жизни, ей показалось, что в этом нет смысла. В 27 лет она страшно боялась остаться одна. Это казалось почти самоубийством. Это дурацкое общество, которое ей диктовало во сколько рожать, во сколько ты стал уже старым и ненужным, во сколько пора уже пить коллаген для упругости кожи и суставов, когда уже пора наведываться в колдоклиники красоты. Да, в 27 лет она испугалась и не ушла, даже после того, как узнала, что Рон, ее некогда милый и неряшливый недотепа муж, ей изменяет. Но вот ей исполнилось 30. У неё нет детей, всю свою сознательную жизнь она отдала мужчине, которому не хотелось взрослеть. Которому нравилось прятаться за своей матерью, гулять с друзьями и не принимать никаких решений. И она приняла это. Мать Гермионы, Моника, всегда говорила, что нужно принять человека и просто любить его, не требуя взамен ничего. Она была свято уверена, что любовь может вылечить любые раны, изменить любую ситуацию. И Гермиона тоже поверила в это. А потом она смотрела на то, как ее брак разрушался год за годом. Они с Роном всегда были очень разные. После войны Гермиона сильно повзрослела, очень изменилась, и несмотря на то, что ей светила яркая карьера — хотела семью, а Рон так боялся жить без своей Мионы, что женился, совершенно не осознавая, что это значит «Быть женатым». Это стало понятно к концу второго года их семейной жизни. Они хотели от жизни разного. Они были молоды и горячи, спорили до утра, били посуду об каменный пол их маленькой квартирки в магловском Лондоне, а потом бурно мирились на раскладном диване. Все получалось, но никто не решал проблем. Только пустые разговоры глухого с немым. Ничего не изменилось. Когда Гермиона узнала об измене, она должна была уйти. Она должна была уйти, когда узнала о том, что изменял он с Браун, снова. Когда поняла, что муж не хочет детей, она уже должна была поставить точку. Гермиона должна была все бросить, когда осознала, что он пытается изменить ее изнутри, изменить саму ее суть. Но она не уходила. Как всегда в этих, так называемых, «абьюзивных» отношениях — главный твой враг это страх. И она боялась. Боялась, что сама виновата, потому что очень много работала в Министерстве и мало уделяла времени их общему досугу. Боялась, что не ушла раньше и уже поздно. Боялась, что он сойдёт с ума и не переживет их разрыва. Она боялась всего. Но в 30 решила, что если она не уйдёт, то либо ее ждет Мунго, либо она просто умрет. Уже после войны, когда мир начал приходить в себя, Гермиону стали преследовать кошмары, панические атаки, приступы истерики, которые она не могла контролировать, а вся эта ситуация в их с Роном жизни только усугубила их. Испугавшись такой реакции своего организма на внешние раздражители больше, чем всего вышесказанного, она решила закончить это подобие отношений и хотя бы попытаться быть счастливой. В кухне повисла звенящая тишина. — Ты слышал что я сказала, Рон? Мужчину дернуло, словно от удара током и он поморщился. —Почему? — тихо произнёс он и отложив газету, посмотрел на неё. Гермиона была решительна. Он знал ее с 11 лет. Почти всю свою жизнь. Он мог увидеть как меняется ее настроение по тому, как девушка теребит браслет на руке или поправляет волосы, он знал, как цвет ее глаз меняется от янтарного до почти чёрного, когда в ней бушевали эмоции. Но сейчас, в отличии от их привычных разговоров на эту тему, она была спокойна. И это действительно его испугало. Он понял, что она уходит. Уходит на самом деле. — Я не думаю, что должна это объяснять, если честно, но скажу. Мы говорили об этом и раньше. Ничего не изменилось. Все только усугубилось. Жить стало сложнее, я стала старше, я все ещё хочу детей и семью, семью в моем понимании. А ты, ты тоже не изменился. Мы оба не способны на это. Возможно настал момент. Гермиона пожала плечами и протянула почти бывшему мужу документ. —Подпиши и отправь в отдел магических браков. Я не собираюсь делить с тобой имущество, —она задумалась, посмотрела в коридор, где стоял ее книжный шкаф, и махнула в его сторону рукой. — Только все эти книги. Рон опустил глаза, пробежался по пунктам документа, взял палочку и неуверенно прижал к бумаге кончик. — Куда ты пойдёшь? Что планируешь делать? —Не знаю. Уеду, наверное. Да это и не важно. Мне нужно снова почувствовать себя живой, ты ведь знаешь… — Рон перебил ее. — Самое важное в твоей жизни это личное пространство. Да, знаю. Ты всегда делила его со мной и впускала меня. Жаль, что я так и не смог дать тебе того же. Раз наш брак уходит на дно, скажу тебе, что мне правда жаль, что я не смог подарить тебе то, что ты хотела. Хоть ты и думаешь, что я не пытался, я пытался. Прости, если сможешь... — Рон, не нужно этого. — Гермиона выставила вперёд ладонь и закрыла глаза. — Мне не за что тебя прощать. Мы так долго пытались, но не вышло. Я уверена, что твоя следующая женщина будет с тобой счастлива. Я тоже была. Правда. Но мы были детьми, была война, мир изменилась, мы изменились. — Гермиона встала со своего стула, подошла к бывшему мужу и поцеловала его в висок, — Я очень люблю тебя, всегда любила. — А затем пошла в коридор. Не оборачиваясь, чтобы посмотреть на Рона ещё раз, она проглотила предательский ком в горле и смахнула с щеки внезапно скатившуюся слезу. Я больше не буду о нем плакать. Хватит. С этой мыслью она подхватила дорожную сумку, вытащила ручку из чемодана, положила ключи от квартиры на столик возле двери и вышла в первый день жизни, в которой она ничего не знала. А в это время, в другой стране, на берегу лазурного моря, там где солнце мягко спускалось за горизонт появился мужчина. Его светлая челка упала на глаза и он убрал ее легким движением длинных пальцев. Он остановился лишь на секунду, ловя последние лучи заката. Глубоко вдохнув запах моря, он зашагал прочь, не оглядываясь.