Никогда не рано

Сон. Каждый человек хорошо знает, что это лучшее лекарство от грусти, боли, усталости, болезни или реальной жизни. Такой сон выпускает из объятий быстрее, чем ты успеваешь за него ухватится, не давая даже призрачной надежды, что ты в нем останешься. Но так же, каждый человек хоть раз ощущал это пульсирующее в голове чувство, что все складывается в одну чёрную точку или что в голове один пустой белый лист, который вздрагивает, скомкивается и разворачивается. Такой сон тебя не прячет, не расслабляет и не успокаивает, а напротив, не даёт тебе из него выбраться, затягивает глубоко в себя, пока не завладевает твоим сознанием полностью. И только в момент, когда все твои нервны оголены, ты распахиваешь глаза и пытаешься сделать вдох. Ты словно выныриваешь из воды, и не можешь наполнить легкие кислородом. Гермиона резко распахнула глаза и не сразу поняла где находится. Она дрожала, по ее вискам и спине струился холодный пот. Панические атаки и кошмары были ей не в новинку, но каждый раз она ощущала себя так, будто это происходило впервые. Сессии с психологом помогли, но пока не излечили полностью. Это липкое ощущение паники прошло, но с новыми обстоятельствами оно вернулось словно огромная волна. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы взять себя в руки. Спустив ноги на пол, нащупала тапочки. Пульс в висках бил набатом, и женщина чуть пошатываясь спустилась по ступенькам на первый этаж и прошла на кухню. Нажав на рубильник, чтобы включить свет, Гермиона крепко зажмурилась. Свет резал глаза и усугублял приступ тошноты, который никак не хотел проходить. Из комнаты выглянула Моника, без слов прошла к крану и набрав воду в стакан, сунула его в руки дочери. Они молча сели за стол. Рассвет только начинал заниматься на горизонте, поэтому в окна ещё не проникали солнечные лучи. Тишину разрывали только настенные часы, которые невозмутимо продолжали своё движение. Тик-Так-Тик-Так. Гермиона сделала ещё один большой глоток и провела рукой по волосам. — Лучше? — шепотом спросила Моника. Гермиона кивнула. Несколько дней проведенных в родительском доме были прекрасными. Семья Грейнджер довольно долго восстанавливалась после событий Второй магической войны. Но с матерью Гермионе всегда было спокойно. Она поддерживала дочь в любом ее решении и старалась легко воспринимать резкие перепады настроения и внутренние разногласия чада. Но с чем она никак не могла смирится, это с приступами. Впервые раз увидев, как ее дочь сидит на полу в ванной и задыхается, прижимная руки к груди, Моника была в ужасе. Гермиону перенесли в Святого Мунго и долго обследовали, а когда Моника позвонила Рону, чтобы узнать, как давно это продолжается, он ответил только: «Не знаю, никогда такого не замечал, я занята сейчас. Перезвоню позже». Собственно с этого и было положено начало конца отношений с зятем. Рональд всегда нравился Монике. Хороший, добрый, веселый, смекалистый, любящий. Он производил впечатление образцового мужа. Всегда был приветлив со старшими. Но чем дольше они с Гермионой были в браке, тем больше оголялось истинная суть молодого человека. Он все решал деньгами, связями и своей золотой карточкой «Герой Войны», не умел починить капающий кран, не летел на первый зов своей жены, когда ей нужна была помощь, не признавал проблем, зависал с друзьями в барах и много пил. Образ идеального зятя и мужа сыпался на глазах. Когда Гермиона впервые заикнулась о разводе, Моника настаивала на том, что нужно еще подождать, что возможно нужно время, чтобы воспитать в нем взрослого, что нельзя рубить с плеча. Так она и думала первое время. С годами Гермиона стала замечать, что мать уже не так критично настроена, что порой соглашается с тем, что мужчина не ребенок и не животное, чтобы его воспитывать. На 10том году брака, узнав об изменах зятя, Моника долго уговаривала дочь уйти, но та упорно отказывалась и защищала его. Невозможно было спорить с испуганной, взрослой и внутренне одинокой женщиной. — Куда же делась моя свободная, сильная и яростная Гермиона, которая была в детстве? — сокрушалась Моника. Та только пожимала плечами. Ей самой было интересно, когда же с ней все это могло произойти. Как же она не заметила, что больше не борется с проблемами, а поглощает их. И сейчас, сидя на кухне, две женщины не могли говорить, они только молчали, слушали как тикают часы, как выравнивается дыхание Гермионы пока солнце медленно окрашивало все в золотой и розовый. Моника просто не знала, что сказать, а ее дочь не хотела разговаривать. Спустя несколько десятков длинных минут, женщины все в таком же молчании разошлись по своим комнатам. Для Гермионы этот небольшой фрагмент значил, что мать всегда будет рядом, чтобы поддержать, а для Моники, что ее маленькая девочка все еще беззащитна и нуждается в помощи. Прошло несколько дней с момента, когда Гермиона вернулась в отчий дом с чемоданом. Отец хмуро смотрел на нее, но не произнес ни единого резкого или обвиняющего слова. Сейчас, когда чемодан вновь оказался в ее руках мистер Грейнджер обнял дочь и прошептал ей на ухо: — Я надеюсь, что эта поездка принесет тебе новую жизнь. Счастливую. Я люблю тебя, дочь. Больше он не произнёс не слова. Небо над Лондоном хмурилось. Гермиона достаточно быстро добралась до аэропорта, прошла все паспортные контроли и устроилась на свое место возле иллюминатора. «Ну что, вот и начинается моя новая жизнь. По крайней мере я попробую ее начать». Самолет набирал высоту, в воздухе Гермионе было спокойно. Каких-то три с половиной часа и она будет в Афинах, там доедет на метро до порта и оттуда поедет на Месану(как ее называют сами Греки) на медленном пятичасовом пароме. Она помнила, как в детстве на каникулы ездила в Грецию с родителями, как они медленно плыли по морю и ветер трепал ее непослушные кудри. Кроме того Грейнджер обожала море, и хотела насладиться им в первые часы путешествия. Не желая придаваться воспоминаниям Гермиона достала книгу и полностью погрузилась в чтение. Полет прошел спокойно, поездка до порта прошла по плану, и когда Гермиона взошла на борт парома, то наконец вдохнула полной грудью. Запах моря, шум волн, легкий ветерок и совершенно невероятный вид на бескрайние просторы убаюкивали ее. Ничто не могло омрачить ее первый за много лет отпуск. Настоящий, без психозов, работы, вызовов, скандалов с Роном. Все было как нужно. Она прикрыла глаза и подставила лицо ветру и солнцу, брызгам Эгейского моря. Все звуки смешались воедино. Громкий гомон греков, щелканье камер, шум воды, которую разрывал кораблик, редкие крики чаек, ветер в ушах. Девушка улыбалась. Она снова чувствовала себя юной и свободной. Впервые за эти несколько недель после дня, когда она ушла от Рона. Ее внимание привлекла платиновая макушка на другой части судна, но быстро отогнав любые мысли из прошлого, она снова стала смотреть в море. Здесь, в этом ее новом маленьком мире не было места для прошлого. Здесь она должна была дышать и не оборачиваться назад. Такие были установки Гермионы для самой себя. В голове вдруг стало совершенно пусто. Ни одной мысли. Волшебная, идеальная, совершенно не пугающая чистота. Когда судно пришвартовалось у берега, Гермионе помогли спустить ее багаж и она окунулась в новую гамму запахов. Запах моря, жары, фруктовых деревьев, раскаленной улицы, газа от прибывшей лодки. Поймав такси, она направилась к вилле, которую сняла полностью для себя. Всего в 100 метрах от пляжа, у приятных хозяев. Они пообещали, что в течение месяца никто другой на территорию не заедет, это более чем подходило Гермионе, которая хотела побыть в одиночестве и поискать домик только для себя. Расположившись и разобрав вещи, Гермиона отправилась к морю.

***

Сначала он думал, что ему показалось. Что Грейнджер могла забыть в таком месте? Даже не так, почему она выбрала именно это место? Из всего мира ей приспичило прилететь именно в Грецию, в этот маленький городок, магловскую его часть. Это просто сбивало его с толку. Он думал, что спрятался тут от всего мира, что отказ от магии спасет его от назойливого присутствия любых знакомых. Но вот она здесь. Драко Малфой был обескуражен. Да, именно это слово. Когда он увидел ее на палубе, мужчина думал, что ему померещилось. Но нет, вот она стоит, подставляя свое чертово лицо с этими веснушками к солнцу, в ее отвратительных кучерявых волосах солнце переливается золотом, и он совершенно не может отвести от нее взгляд. Это раздражало, как и то что нужно было незаметно исчезнуть с парома, а потом придумаю, куда двинуться дальше. Делить с ней один город у него не было никакого желания. Когда они прибыли, он раньше всех спустился по трапу, сел в такси и уехал в свою гостиницу. Нужно было подумать. Конечно же не все было так плохо. Городок не такой маленький, он уже исходил его вдоль и поперек и сильно сомневался, что они встретятся, если он постарается не попасться ей на глаза. Больше поражало то, что ему было важно, что она здесь. Драко Малфой уже давно не был поклонником отцовских взглядов, а если сказать точнее, то не был им никогда. Гермиона Грейнджер раздражала его совершенно по другим причинам. В детстве его бесило, что она невыносимая всезнайка и никогда не реагирует на его издевательство. Потом его раздражало, что она всегда была впереди по всем предметам, да еще и успевает изучать в два раза больше, чем он сам. На войне он восхищался ее смелостью и преданностью друзьям. Она была фантастическим бойцом, это нужно признать, как бы это не ранило его гордость. Хотя о какой гордости тут можно говорить. Он был ужасен, признавал это, но не считая своего отношения к маглорожденным, лучше он не стал. Когда они с этим невыносимым золотым мальчиком защищали его на суде, он был им благодарен, они даже пожали друг другу руки, а Грейнджер ему улыбнулась улыбкой, которой обычно одаривала своих друзей. Но в целом, ничего не изменилось. Они так и остались для него невыносимым золотым трио, а он так и остался змеем. Драко вздохнул и подошел к открытому окну, за которым плескалось море. Он не хотел уезжать отсюда. Напротив, ему отчаянно хотелось снять где-то на берегу домик и прожить на Месане еще пару тройку месяцев. Присутствие Грейнджер все усложняло. Он знал об этом. Они обязательно встретятся в какой-то лавке, ему придется непринужденно ей улыбаться, ей придется с ним разговаривать. Он был уверен, что Грейнджер точно так же не будет рада его присутствию. Но все-таки, и Драко Малфой должен был это признать, ему было бесконечно любопытно, что эта девчонка делает здесь. Блейз, конечно, говорил, что она разводится с этим рыжым недоразумением. Он никогда не понимал, почему она вообще вышла за него, с таким-то умом, Грейнджер должна была знать, что они не сойдутся. Хотя, надо признать, они долго продержались. Видимо она убегала точно так же, как и он. Но, по всей видимости, причины были иные. Малфой закурил. Он обожал Грецию за то, что курить тут можно повсюду. «Я должен выбросить мысли об этой невыносимой идиотке из головы. Какая мне к черту разница, что она здесь делает». С этими мыслями, Драко Малфой затушил сигарету. Еще никогда его жизнь не была так спокойна, как здесь. Ему это нравилось. Он остается. А если Грейнджер захочет свалить, он будет только рад.