Уровень везения

Силька был в отчаянии. Спутанные после сна волосы не расчёсывались, стрелка упрямо поползла уже по пятым колготкам, а лак на ногтях никак не собирался застывать. А самое ужасное, ему совершенно нечего было надеть. Ни черная рубашка с вышедшим из моды жабо, ни фланелевая блуза с чрезмерно глубоким декольте, а от того заброшенная в дальний угол шкафа, ни растянутая худи с ядовито-зеленым уродливым рисунком, по мнению Сильки, не подходили для такого важного события. Он шел на свидание. Не не так, он впервые в своей жизни шел на свидание с альфой. Было ли это странным? Да. Силька по жизни был очень коммуникабельным и приятным в общении омегой, готовым помочь и подсобить друзьям в трудную минуту, но как ни странно, альфой так и не обзавелся. Ни в школе, ни в универе он никак не мог найти того самого. Нет, красивых альф в жизни Сильки был много, но так, чтобы подгибались коленки, сердце замирало в груди, а в животе порхали бабочки — никогда. Он был красивым омегой, даже очень. Низким, хрупким, пластичным, с копной пышных кудрей цвета зрелой пшеницы и огромными голубыми глазищами, прям на пол лица. Терент, лучший друг Сильки, пытался вытащить того на студенческие тусовки, подобрать нормальые шмотки и познакомить с альфой. Но упрямый омега только улыбался, снова натягивал застиранную толстовку и уходил в библиотеку строчить небольшие статейки для задрепанной газетенки. После получения диплома Силька съехал от родителей в тесную однушку на окраине города и заявил, что станет писателем, в последствии чего с ним целый месяц не разговаривали родители, желавшие своему любимому чаду лучшей участи. Писатель в их понимание, это обязательно выпивка, опиум, бессонные ночи и смерть в нищете. Уж лучше сидеть в теплом кабинете и учить милых деток, как делал а-па Сильки, который в моменты, когда его супруг настаивал на профессии учителя, подозрительно молчал. Силька только улыбался, слушая тихие истерики о-папочки и подливал валерьянки тому в стакан. Удивительное спокойствие в нужные моменты и терпение юному омежке достались от отца, который за много лет брака со своим эмоциональным супругом привык молча пережидать истерики. Терент, тихий, спокойный и уравновешенный бета, тогда впервые в жизни устроил истерику, искренне считая, что Силька хоронит себя в этой горе старого хламья. Вот тогда обиделся сам Силька, ведь это не какое-то там хламьё, а самый настоящий раритет, ради которого он полстраны объехал. Барахолки омега любил и видел в них что-то таинственное и волшебное, что-то что другим неподвластно увидеть в этой горе забытых вещей. Поэтому и не мог удержаться от покупке того, что для других уже устарело, а для него становилось чем-то новым. Эта была некая форма зависимости, словно от никотина. Силька в отчаянии взглянул на настенные часы, неотвратимо показывающие почти четыре часа дня. А ведь они договорились встретиться в половину третьего. Ненормированный график сыграл злую шутку — он проспал. Вот так, самым наглым и бессовестным образом проспал. Силька правда любил писать. Не слезливые омежьи рассказы про идеализированную любовь, а настоящие романы с головокружительными приключениями, горестями и тяжбами. В агентстве где работал Силька уже целых два года и где, по мнению Терента, он прозябает свою молодость, требования были строгими, сдавать работы нужно было ровно два раза в год, в феврале и августе. Но омега со своими нескончаемыми творческими кризисами изрядно отставал от графика и теперь пытался наверстать упущенное. Но как это сделать омега не знал, ведь глупая корыстная муза приходила к нему, лишь когда яркая луна освещала клавиши раритетной пишущей машинки. Ложился он уже за полночь, а вставал ближе к обеду. Силька и предположить не мог, что именно сегодня, когда он наконец решился на свидание с Феликсом, его глупому организму, измотанному после продолжительной течки приспичит подольше отдохнуть. Силька натянул ярко-оранжевые бутсы и спешно выбежал из своей однушки, находящейся на тринадцатом этаже старого и уже изрядно потрёпанного здания, и страдальчески застонал, увидев уведомлении о ремонте лифта. Впрочем, лифт ломался у них регулярно, тридцатого числа каждого месяца, и признаться, Сильке это даже нравилось - здоровый образ жизни и все такое, но сегодня это было, ох, как не кстати. На секунду Силька подумал, что сама судьба против этой встречи, но вспомнив слова отца побежал в сторону бесконечной лестницы. Два месяца назад на юбилее о-папы Сильки, чинно распивая всей семьёй чай, родитель поведал, что недавно в какой-то там потрёпанной газетке для омег в возрасте вычитал, что якобы сорок пять — самый чудесный возраст, для того чтобы наконец стать дедушкой. Других детей у родителей Сильки не было, так что намек вышел уж очень непрозрачным, даже для него. Омега и сам понимал, что в двадцать пять быть одним ненормально и поддавшись на уговоры папочки, зарегистрировался на сайте знакомств, где и познакомился с Феликсом. Альфа был милым, добрым и начитанным, но глупое Силькино сердце не спешило взволнованно биться, при виде сообщения от парня. Они общались уже четыре месяца, но за это время ни разу не встретились. Феликс предлагал, но Силька все откладывал встречу, ссылаясь на загруженный график. Он блефовал, график его был ни капельки не загружен, не считая, конечно, обеда, одной ежедневной черновой главы и кормежки пятерых котов, с которыми, по мнению Терента, Силька проведет свою старость. Омега был нисколечко не против, он любил своих котяток, на корм которых тратилось половина зарплаты, очень любил, но семью хотелось. И альфу, которого он, Силька, будет любить до полной зависимости, как от героина, и деток, много-много от него, но размениваться на случайных личностей не желал. Все ждал принца, пусть небогатого и некрасивого, но чтоб Силька любил его. Любовь в отношениях для него значило очень многое. Видя перед глазами истинную пару, в лице родителей, искренне любящих друг друга, омежка мечтал о чем-то таком же, но своем. Рядом громко загудели машины, заставив Сильку закрыть руками уши и пошатнулся. Белая иномарка, жутко скрипя летними шинами по январскому гололёду неотвратимо неслась прямо на него. Свет, шины, удар. Вот и сходил, блин, на свидание. Где-то в другом измерении.  — Офелия! Любовь моя, посмотри на эти прекрасные цветы. — Эрек, мне скучно. — А небо! Это голубое небо. — Эрек, мне скучно. — Ох, посмотри на этих бабочек… — Эрек, если ты еще раз заикнешься про эти облака, море, горы, я придушу тебя своими собственными колготками. — А про поля можно? — А потом выйду замуж на Стефана. — Но, Офелия, я не понимаю, чего ты хочешь от меня. — Я же сказала, мне скучно. Придумай что-нибудь. Ты бог судьбы или я? — Ладно-ладно, что-нибудь придумаю. Но если тебе понравится, сходим на свидание? — Если мне понравится, я хоть под венец с тобой пойду, Эрек.