Король вне закона

      Отправились в путь они утром. Вокруг паланкина принца Дорана ехали конные копейщики из числа его домашней гвардии. Арео настоял, чтобы их было двадцать, заверяя, что оставшихся вполне достаточно для охраны Водных Садов. Норвосский капитан возглавлял эскорт, а Калеотт трусил на своём смирном муле рядом. Многое бы Доран отдал, чтобы вновь сесть в седло…        — Боги редко дают нам то, чего мы желаем, мой принц, — говорил ему лорд Гаргален, когда юный Мартелл служил сквайром в Соленом Берегу. — Тем дороже мы должны ценить те случаи, когда они откликаются на наши молитвы.       Откинувшись на подушках, Доран Нимерос Мартелл говорил себе, что на сей раз боги услышали его молитвы. По крайней мере, им выпал шанс расквитаться со львами. Дело Эйгона Завоевателя, завершенное Дейроном Добрым, грозит обратиться в прах. Трон Джоффри подпирают мечи Хайгардена и Утеса Кастерли, однако Молодой Волк не сложил оружие и галеи Станниса запирают Черноводной залив.       На коленях принца лежало письмо, написанное рукой Оберина. Миссия брата завершилась удачнее, чем можно было рассчитывать. Когда-то он проклинал Дорана на нерешительность и трусость, требовал сражаться до конца, но его голосом говорило сердце, а не разум. У дома Мартеллов не было тогда шанса отомстить, только погибнуть и потерять все.        — Месть — это то блюдо, которое лучше подавать холодным. Я не меньше тебя желаю отомстить Ланнистерам, — сказал Доран брату, когда тот в чертоге Башни Солнца ярился на осторожные ответы и уклончивые обещания Джона Аррена. — Пусть Роберт Баратеон сядет на Железный Трон, вскоре он затмит сам себя. Он больше рыцарь, чем правитель.        — Вместо Роберта будет править Аррен, — возразил Оберин.        — Хранитель Востока уже немолод, — заметил Доран. — И я помню одного короля, который под конец жизни ненавидел десницу, бывшего для него прежде ближе родного брата.        — Возможно,  — раздраженно произнёс Оберин, скрестив на груди руки. Он стоял у стрельчатого окна, выходившего во внутренний двор замка. — Но если олений дом окажется крепче, чем ты думаешь или Визерис умрёт в изгнании, что тогда?        — Тогда…по крайней мере, я сохраню Дорн за Мартеллами, — устало сказал принц. — Пусть меня проклинают потомки за робость, но я не допущу, чтобы Айронвуды низвергли нас. Лорд Андерс ничего не забыл и охотно откликнется на призыв Узурпатора. Тиреллы никогда не упустят шанс вонзить нам нож в спину…       Нет, он не желал бросаться в битву сразу, но и упускать шанс в нужный момент выставить фигуру претендента Доран не собирался. Брачный контракт мог лежать долгие годы, пока не придёт время его использовать. До той поры принц ждал, наблюдал и готовился, притворяясь, что оставил надежду отомстить. Довольный Аррен вернулся в Королевскую Гавань, уверенный, что привёз своему названному сыну мир.       Красный Змей отбыл за Узкое море, никто вслух не называл это изгнанием, хотя многие шептались об этом. Истинная причина была известна немногим. Оберин нашёл в Браавосе сира Виллема Дарри и они подписали договор, который мог пригодиться и Мартеллам и Визерису, а мог и остаться куском пергамента. По мере сил принц Доран следил за судьбой мальчика, который, на его взгляд, был слишком самоуверен.       Беглый принц сражался в дюжине мелких войн на берегах Студеного моря, где случайная стрела или меткий удар меча могли пресечь жизнь последнего из Таргариенов. Мартелл не мог судить юношу за это, со смертью сира Виллема и покровительствующего изгнанникам Морского Владыки он мог выбирать между судьбой ловца удачи и попрошайки, вымаливающего милости у торговых принцев.       Пока Визерис рисковал жизнью за горсть монет, его будущий тесть выжидал, наблюдал…и поддерживал мир в Дорне. Он не мог укрыть нареченного дочери в своих владениях, но должен был крепко держать знаменосцев, когда настанет время действовать. Как Доран и рассчитывал, лорд Андерс после отъезда посольства Аррена, согласился принять Квентина в качестве воспитанника.        — Что это за человек, если он может рассчитываться за долги родными детьми? — со слезами на глазах вопрошала Мелларио.       Мелларио… Доран до сих пор любил ее, но не мог поступить иначе. В Норвосе правят бородатые жрецы, у городской знати не так уж много власти и отдавать детей на воспитание в чужой дом там не принято. Жена знала вестеросских обычаях, но знать не значит принять. Доран выдержал настоящую бурю, прежде чем Мелларио смирилась.       Когда он обмолвился о том, что желает сделать дочь чашницей архонта Тироша, прекрасная в гневе норвосийка пригрозила наложить на себя руки. Тогда принц уступил, но позже наотрез отказался позволить жене взять с собой в Норвос дочь и их младшего сына. Мелларио все же покинула Солнечное Копье, одна, разгневанная и оскорбленная. Их брак давно трещал по швам, но легче Дорану от этого не было.       Долг главы дома и правителя слишком часто требовал принимать решения, доставлявшие мало радости. Оберин мог позволить себе жить в своё удовольствие, но никак не его старший брат. Лишь с Красным Змеем Доран мог быть откровенным, он был его правой рукой и единственным, кто знал, что Мартеллы ещё не смирились.       Череда дряхлых женихов Арианны и отправленный на воспитание к Айронвудам Квентин были звеньями одной цепи. Дочь должна стать женой лишь короля и ни Ренли Баратеон, ни Эдмур Талли, ни Уиллас Тирелл его не устраивали. Конечно, Визерис вел весьма неспокойную жизнь, однако хоть он и был последним драконом, олений дом был слишком силён. Бейлон Грейджой узнал это на своём опыте.       Все было так, но время не стоит на месте. Когда за Красными Горами заполыхала война, Арианна была уже не ребёнком, а расцветшей женщиной, считавшей отца слишком слабым и нерешительным. Принц Доран встретил вести о боях в Речных землях, смерти Роберта, казни Неда Старка и коронации Ренли почти с облегчением. Но даже тогда он не спешил броситься в сечу.       Созванные знамена, объединённые в две армии, одна из которых стояла на Костяном Пути, а другая на Принцевом перевале, бездействовали, когда Оберин отправился за Узкое море разыскивать Визериса. Пришло время исполнить старый план, для похода не хватало лишь знамени. Идея привлечь Золотые Мечи была обоюдоострым оружием, но выбирать не приходилось.       Ради мести Доран раскрыл свою сокровищницу и Оберин мог нанять еще наёмников и позаботиться о кораблях. Капитан Железных Щитов был родичем Морского Владыки, но браавосийцы слишком расчетливы, а родство слишком дальнее. С другой стороны, семь сотен мечей не помешают. Бессаро пусть и происходил из Райянов, но не был ни главой, ни наследником этого торгового дома.       В согласии Визериса принц не сомневался. Другого такого предложения Таргариен не получит, а Тиреллы скорее раскошелятся на убийцу, чем помогут ему занять трон предков. Дорана больше заботило то, что юноша мог нелепо погибнуть в пустяковой стычке до встречи с Оберином или в морской пучине по пути в Вестерос. Узкое море печально известно осенними штормами, порой губившими целые флоты.       Прощаясь с братом, Доран даже не был уверен, что вновь увидит его. Хотя Оберин хвалился, что может одолеть почти любого противника, перед холодной яростью моря бессильны все люди. Получив из рук Калеотта долгожданное письмо, принц какое-то время молча сидел, глядя на восковую печать. Письмо он прочел поздним вечером, при свете свечей, положив рядом принесенную мейстером карту.        — Благоразумно ли это? — спросил Калеотт, когда принц объявил о своём желании вернуться в Солнечное Копье. Лысоватый мейстер беспокоился о здоровье Дорана, у воды болезнь тревожила Мартелла слабее, чем в пыльном и душном родовом гнезде, полном длинных лестниц и шума. Уезжая в Водные Сады, Доран ещё мог ходить, опираясь на трость. Теперь подняться с кресла было сродни подвигу.        — Нет, но необходимо, — ответил принц. — Пошлите весть моей дочери и пусть Рикассо подготовит мои покои в Башне Солнца. Дорну следует напомнить, что у него есть принц, пусть даже слабый и разбитый подагрой.       «Может он и не способен скакать верхом, но бросить в бой двадцать тысяч мечей ему по силам.»       Поэтом Доран трясся в паланкине по дороге, каждый камешек на дороге пронзал иглой его больные суставы. Пятеро всадников ехали впереди, пятеро позади, столько же прикрывало принца с обоих флангов. Время пришло и Дорн доживал свои последние мирные часы. Скоро стоявшие на перевалах войска двинутся на север, в земли по ту сторону Красных Гор.       От Водных Садов до старой твердыни дома Мартеллов всего три лиги, но изможденному принцу казалось, что прошла целая вечность, прежде чем впереди показался стройный силуэт Копейной Башни, устремлявшей в небеса стальной шпиль, возвышавшийся над сверкавшей хрустальным куполом Башни Солнца и бурой громадой Песчаного Корабля.       Принц, впрочем, задернул занавески паланкина, едва увидел Копейную Башню. Теневой город, выросший вокруг стен Солнечного Копья, был лабиринтом лавок, хижин без окон, постоялых дворов, перинных домов, базаров, и винных погребков. В сравнении с Норвосом, Тирошем или Лиссом городок был маленьким и бедным, в Дорне же с ним мог потягаться лишь Дощатый город в устье Зеленокровной.       Тройные Ворота, позволявшие проехать прямо сквозь все три ряда городских стен, распахнулись перед кортежем принца, который пересек бедные кварталы внешнего полумесяца и въехал во вторые ворота. Запах дегтя, соленой воды и гниющих водорослей проникал в паланкин, а гул города раздражал уставшего от дороги Мартелла.        — Дорогу принцу Дорану, — гремел Арео Хотах, со своими людьми прокладывая принцу дорогу через толпу зевак. В бронзовом чешуйчатом доспехе под плащом из песчанного шелка и в обмотанном тканью до верхушки островерхом шлеме капитан мог сойти за дорнийца, если бы не акцент и тяжёлая двуручная секира, с которой норвосец не расставался даже ночью. — Дорогу принцу Дорнийскому!       Наконец, они проехали третью стену и достигли ворот замка. Подъемная решётка со скрежетом поднялась, пропуская отряд под защиту укреплений. Паланкин остановился, когда принц отдернул занавески, то увидел тех, кто встречал его во внешнем дворе замка. Дряхлый сенешаль Рикассо, молодой мейстер Майлс с надушенной бородой, невозмутимый кузен Манфри, домашние рыцари…и Арианна.       Его дочь, одетая в свободные одеяния из пурпурного шелка, подошла к паланкину, мягко ступая обутыми в сандалии из змеиной кожи. Длинные чёрные кудри ниспадали до талии, во лбу из перехватывал обруч из медных солнц. Казалось, ещё недавно она была маленькой девочкой, считавшей себя дурнушкой и горевавшей, что совсем не похожа на портрет принцессы Дейнерис.        — Отец, жители Солнечного Копья ликуют по случаю твоего возвращения, — произнесла Арианна и голос ее звучал искренне. Дорана это не обманывало. Горожане мало любили слишком осторожного принца. Да и сама дочь таила обиды на отца. Видят боги, у нее были на то причины. Принц испытал лёгкий укол совести, но успокоил себя тем, что таиться осталось недолго.        — Да, я слышал, — с печальной улыбкой сказал Доран. Горожане ещё не знают, что он привёз с собой войну. — Будь добр, капитан, помоги мне слезть…       Хотах взял принца на руки, как ребенка. Норвосец был осторожен, однако Доран скрипнул зубами от боли. Кресло на колёсах, копия оставшегося в Водных Садах, не одолеет ступеньки, а сам он и пары шагов не пройдёт. Арианна говорила о том, что велела поварами приготовить его любимые блюда для приветственного пира.        — Благодарю тебя, — ответил принц. — Но до пира я хотел бы поговорить с тобой наедине.