Сборник депрессивных драбблов.

По ночному небу быстро пролетали дымные тучи. В тоскливые ночи всегда хочется выть на луну. Особенно в полнолуние. Антикварные часы пробили полночь. Размеренный маятник не изменил своему ритму, а квартиру огласил часовой гул. Мэри стояла у окна, вдыхая едкий, струящийся, никотиновый яд. Ей не о ком заботиться, она всегда одна. На ночь откроет форточку, погрузится в глубокий горький сон, и комната проветрится. А вот её лёгкие — уже никогда. Прошёл ещё один серый, рутинный, будничный день. Картонная коробка пуста и в ней выключен свет. И провода давно не трещат от звонков. По трубам с незвучным журчанием бежит вода. Сквозь тонкие гипсокартоновые стены слышна не стихающая ругань соседей. Здания — лишь тихие одинаковые бетонные блоки, в которых обитают такие разные, порой чудоковатые люди. Деревья на улицах мечтательно устремляют свои взоры к снежном хмурому небу. Они, как и мы — все свободны, но навечно прикованы к земле. У кого-то уже горят гирлянды и пахнет мандаринами. А у Мэри темно, тихо и грустно. Внутри неё, былой затейницы, давно погас острый пламенный костёр. Хотя, может и не горел он никогда... Фонари, искрящиеся бенгальские огни, яркие улыбки — всё это не принадлежит моей милой Мэри. Её свет потух навечно, увековеченный на страницах фотоальбома. Двадцать первый век, люди пьют, обесценивают смыслы, верят в несбывающиеся надежды, романтизируют психические расстройства, меланхолично доживая свой век. Девушка, по своей привычке тушит сигарету об левую руку, оставляя очередной шрам от ожога. А фикус осуждающе глядит на неё. Она и сама знает, что с этим пора заканчивать, но не хочет.