u r so fucking handsome

      Они выходят из кальянной, Хосок крепко обнимает Намджуна, почти виснет на нем. Они не пили, но Хосока немного развезло. От свойственной всем кальянным задымленности, от обстановки, от приятного эмоционального напряжения из-за присутствия Чимина.       – Ты со мной поедешь? – уточняет Намджун, доставая ключи из кармана. – Или тебе вызвать такси?       – Я могу тебя отвезти, хен, – из уст Чимина это предложение звучит настойчивее, чем должно звучать от человека, с которым вас объединяет один общий вечер на чужой вечеринке. Он осторожно проводит пальцами по плечу Хосока. Бонус: невинная улыбка и взгляд глаза в глаза.       У Хосока помимо воли учащается пульс. Вряд ли это дружелюбие взыграло в чужом сердце, нет, это точно прозрачный намeк, на который Хосок уже знает ответ. Он задерживает взгляд на Чимине несколько секунд, словно что-то для себя решая, словно его решение не очевидно для них обоих, а затем вслух подытоживает:       – Да, спасибо за вечер, Намджунни, еще раз с днем рождения!       Они крепко обнимаются. Намджун всегда был для него кем-то большим, чем просто друг или знакомый, всегда тонко чувствовал его эмоциональное состояние, лучше понимал чужие чувства и знал, как их трактовать, объяснял все на пальцах и старался оберегать от саморазрушительных загонов чересчур доверчивого и наивного Чон Хосока. Ему никогда не отплатить Джуну тем же, он так плох в словесной поддержке, его максимум – забота на тактильном уровне.       К тому же Чон не слишком-то любит анализировать, особенно свою жизнь, это приводит его к новым комплексам. По-другому он ещe не научился.       И все же Хосок готов поклясться, что они с Намджуном духовно связаны. Иначе как объяснить их дружбу на протяжении вот уже десяти лет.       Он прощается с остальной компанией малознакомых ему парней из нового окружения именинника, краем глаза отмечая, что Чимин делает то же самое.       Гул разносится в голове эхом, – ни одной адекватной мысли в его дурной голове, какие-то рандомные обрывки. Он думает о том, что не скоро увидится с Намджуном, что надо не забыть поставить будильник на восемь и что Пак Чимин пиздец красивый.       Скулы и уши горят, стоит подумать о вероятном продолжении вечера; метающийся меж многоэтажек ветер лишь слегка обдает кожу прохладой. Хосок вытирает потные ладони о спортивные штаны, направляясь следом за Чимином к его машине.       На подходе к черной Hyundai Grandeur Намджун тормозит его, крепко сжимая запястье. Суровость ему придает пара морщинок у переносицы, – беспокоится. Хосок едва заметно качает головой, улыбаясь, – не стоит. Чон обнимает его ещe раз, легко целует в щеку и уверенно высвобождает руку.       Погода сегодня хорошая; несмотря на позднее время, совсем не холодно. Вчера же, добираясь ночью домой, Хосок промерз до костей, и все равно взял с собой только цветную джинсовку. Дурак всегда наступает на грабли несколько раз, ничего тут не попишешь.       Да и октябрь в этом году удивляет своей непостоянностью и легким хаосом. Температура держится стабильно плюсовая, но плюс этот варьирует с двух до двадцати. Ливневые дожди сменяют солнце так часто, что зонт нет смысла выкладывать, и мокрые кроссовки становятся константой любого дня. Собственно, Хосок не отстаeт, соответствуя своим настроением и желаниями осенней погоде.       Пак открывает пассажирскую дверь, Хосок, игнорируя этот жест, кидает рюкзак в угол и залазит на заднее сидение, наслаждаясь чужим замешательством. Всего секунда, за которую лицо парня удивленно вытягивается, а затем появляется восхищенная улыбка, которую он пытается спрятать, отворачиваясь. Чимин залазит на водительское сидение, пристегивается и сразу настраивает зеркало заднего вида, встречаясь с хосоковым взглядом.       В абсолютной тишине они выезжают на главную дорогу. Чимин, минуя несколько светофоров, включает радио и заговаривает первым:       – Какой адрес?       – Не хочу домой. Покатаемся? – криво улыбается ему Хосок, подумывая снять свою оверсайз-джинсовку. Под низом у него такая же свободная футболка с красным принтом, и всю эту бомж-композицию завершают широкие серые спортивные штаны. Ему не то чтобы стремно, просто есть он – местный дурачок, либо вышедший за пивом в ближайший круглосуточный, либо забывший свое чувство вкуса в прошлых отношениях (несмотря на низкую самооценку или вопреки, он умеет себя адекватно оценивать). И есть шикарный, невероятный Чимин – в чeрной водолазке, заправленной в облегающие чeрные штаны с дырками на коленках, которые так идут его красивым бедрам (штаны, не коленки, хотя коленки тоже ничего). Нет, все-таки Хосоку стремно.       Стремно ещe и потому, что его предложение покататься звучит так легкомысленно. Намного сильнее, чем он планировал.       А ведь это ошибочная иллюзия. Он не легкодоступный и не ложится под каждого, кто мило ему улыбается, только если Хосок сам этого не захочет. Хорошо бы, Чимин это тоже понял.       Да и не каждый может так улыбаться, – невинно, а вокруг все искрит от утонченной сексуальности.       Чон долго пытался убедить себя, что секс – просто секс, что никто не ждет от тебя чувств после случайной связи, что ты не должен ждать от них этого взамен. Что в процессе ты не найдешь любви всей своей жизни и не нужно к каждому привязываться. В целом результат есть, но с последним пунктом у Хосока до сих пор проблемы, он все еще над этим работает.       Ничего не получается. Хосок не отрывает взгляда от зеркала, – чуть подслеповато щурится, что одинаково можно принять как за плохое зрение, так и за очевидное соблазнение, а со зрением у него все в порядке. Он плавно покачивается, чтобы джинсовка спала с плеч. И, конечно, весь сексуальный подтекст смазывается, когда пуговицы на рукавах цепляются за запястья, и джинсовку приходится просто струсить с себя, еще и неудобно пригибая голову, чтобы не задеть ею крышу машины. Чимин даже не пытается скрыть смех. Мягкий такой, добродушный. Хосок вполне закономерно решает, что в соблазнении он полный ноль, но сдаваться не собирается.       И он просто не в состоянии усидеть на месте. С ним всегда так. Он в предвкушении и от переизбытка эмоций не знает, куда себя деть: сначала с шумом откидывается на кресло, тормошит органайзеры передних сидений, опускает стекло. Но он такой мерзляк, что после пары секунд весь покрывается мурашками, так что быстро поднимает его обратно до упора. Тянется переключить станцию и так и остаeтся между двух передних сидений, – к черту безопасность. И нет, его шкуре ничего не грозит, Чимин водит аккуратно, и Чон меньше всего боится за свою безопасность рядом с ним. Хоть это и не пик его адекватности, – они едва знакомы.       – Посмотрим, что ты слушаешь, – Хосок хитро улыбается и переключает с радио на чиминов плейлист. Он перелистывает несколько песен подряд OneRepublic, Maroon 5, Charlie Puth и Bruno Mars, останавливаясь на «Heartless» The Weeknd. И совсем не замечает, как Чимин немного напрягается, как распрямляет плечи и пальцы сильнее сжимают руль. – Ничего криминального. А жаль, – хмыкает он, оставляя в покое аудиосистему.       Пак косится настороженно на динамики, но затем будто бы через силу заставляет себя расслабиться. Обмякает, насколько это возможно, пока ты за рулeм, и не забывает осторожно поглядывать на парня.       Чон тоже расслабляется, – атмосфера это или слепое доверие, – и начинает двигаться под бит. Чимин делает музыку громче, и это немного раскрепощает. Всего одна мысль, что он смотрит, что он будет смотреть.       Хосок знает, что хорош в этом, отпускает себя, наслаждается звуком и тем, что Чимин его беззастенчиво палит в зеркало заднего вида. Жаль, что ничего не говорит, но, быть может, так даже интереснее.       К концу второго куплета Хосок небрежно достает телефон и записывает короткую историю в инстаграм: громкая музыка, размытый силуэт парня за рулем и горящие огни ночного Сеула за окнами машины. Поверх видео он быстро пишет единственное, что на повторе крутится в его голове, и сразу нажимает «поделиться», избавляясь от телефона.       Щеки загораются: а вдруг Чимин против? Из-за ракурса не понять, кого именно он снимал, вопросов не должно возникнуть, если только Чимин нарочно не посмотрит его историю. Хосок силой заставляет себя не думать о последствиях, ему не должно быть стыдно за маленькую шалость. Есть только этот момент, который больше не повторится, и его нельзя упустить.       The Weeknd продолжает петь, какой он бессердечный. Хосок замедляется в ритм музыке на бридже, ладони скользят по телу и цепляют футболку, оголяя полосу кожи живота. Чимин вряд ли видит его тело, но Хосока заводит само ощущение. Он прикусывает губу и, чтобы скрыть смущение, тихо смеется, наваливаясь на водительское сидение. Его рука, небрежно свисая с подголовника, задевает чужое плечо, и Хосок не убирает ее, мягко пробегается пальцами вверх-вниз, изучает границы. Чимин не выглядит напряжeнным.       Они проезжают улицу Мендон, и Хосок думает, что самое время любоваться ожившим ночным городом, но профиль Чимина интереснее, особенно небольшая татуировка в виде маленького паука на местечке за ухом. Он осторожно проводит по ней пальцами.       – Щекотно, – мягко говорит Чимин, но в противовес словам подставляет шею, откидываясь сильнее, становясь ближе.       – У тебя есть ещe татуировки? – заинтересованно спрашивает он, переключаясь на чиминов профиль. Тот жмет плечами, не отрываясь от дороги, и немного сбавляет скорость.       – Несколько, но идей для будущих так много, что всего моего тела будет недостаточно.       – Можешь воспользоваться моим, – Хосок гипнотизирует Чимина, пока тот, смутившись, ерзает по сидению. – Я тоже хочу, но Намджун прогнозировал много боли, а я, знаешь, не умею терпеть.       Они одновременно улыбаются. Хосок продолжает просто смотреть, а в голове одна мысль: какой же он, блядь, красивый. Нет, не идеальный. Именно красивый.       Если присмотреться, можно заметить постакнэ и веснушки, рассмотреть смешные брови, слегка пухлые щеки, смазанные стрелки в уголках глаз, аккуратный нос и слишком полные губы. Слишком, потому что один их вид штурмует весь список хосоковых фетишей. А еще из-за линз у Чимина смешно косят глаза, когда он смотрит прямо на тебя, не отводя взгляд. И все же на него невозможно не смотреть.       Чимин чуть краснеет ушами, возможно, от слишком пристального внимания, или он умеет читать мысли, но лучше бы нет.       – Хен, прости за личный вопрос, между вами что-то было? – внезапно спрашивает он, и Хосок вопросительно хмыкает. Чимин это хмыканье расценивает правильно. – Между тобой и Намджун-хеном. Кажется, он очень переживает за тебя.       Хосок смеeтся, сосредотачиваясь на ткани его водолазки, она такая мягкая, и сквозь неe чувствуется тепло чужого тела. Несмотря на абсурд вопроса, смех дает ему лишнее время подумать, а было ли когда-то между ними это чувство, что дружеские отношения на грани.       – Ни за что, Намджун мне как брат. Он просто не всегда может контролировать свои озабоченные порывы. Не в том смысле, что он озабоченный, конечно. Хотя подробности его сексуальной жизни мне неизвестны. Может, он любит подглядывать в туалете, – Хосок морщится, – смотрит порно чаще, чем ест, или профессионально секстит на сайтах знакомств. То еще дерьмо, скажу я тебе. Я как-то скачал один, и вот что: на одного нормального приходится девять извращенцев. Я столько дикпиков в своей жизни никогда не видел. Да я столько членов никогда не видел. Нет, спасибо. Ауч. Уже спалился, но просто для проформы: я гей. О чем я, кстати?       – Озабоченные порывы, – со смешком повторяет Чимин.       – Да, точно, наверно, заботливые порывы? Звучит лучше? Это вряд ли. Разве порывы могут быть заботливыми? Словно у них есть любимчики. Может порывные заботы? Блядь, давай остановимся на порывах от забот.       Чимин смеется, и то ли его действительно смешит невменяемость Хосока, то ли он из вежливости, Чон ему все равно благодарен. Обычно в ответ он получает только неловкие взгляды и натянутые улыбки. А тут приятно. Приятно и немного стыдно, что он не умеет быть серьезным и сексуальным, даже если это никак не связано. Если он закроет рот, уровень его сексуальности не станет выше. Это что-то из «Шерлока»: когда он говорит вслух, понижает сексуальность всей улицы. Или там было про IQ? Он невнимательно смотрел.       – Извини, я так много болтаю. Давно ни с кем не флиртовал.       Молодец, так держать. Если падать, то на дно. Если ехать, то кукухой. Если лажать перед предполагаемым крашем, то лучше не лажать. Минутка философии, так сказать.       – Ничего, мне... – Чимин резко замолкает, поправляет зеркало заднего вида и взглядом пытается выловить хосоков в отражении. И выглядит он со своими высоко поднятыми смешными бровями так, словно ослышался или поверить в услышанное ему тяжелее, чем слушать Хосока весь вечер. – ...нравится. А ты флиртуешь со мной, хен?       И даже его лисья улыбка не спасает Хосока от желания провалиться под кузов этой охуенной машины, а потом и под землю.       – Просто хотел сказать, что никому не нравится меня слушать. Я не жалуюсь, если что. Так говорят, когда собираются жаловаться, да? Нет, правда, все в порядке. У меня, а вот у тебя явно проблемы. Знаешь, ты либо... либо ты... сдаюсь, у меня нет теорий.       – У меня есть теория, – насмешливо говорит он, и Хосок напрягается.       – М?       – Все просто, хен, – несмотря на уверенный тон, Чимин не выдерживает и короткого взгляда, будто бы полностью сосредоточенный на дороге, хотя они стоят на светофоре уже секунд тридцать, его пальцы стучат по рулевому колесу в такт всем известной «Deep End». – Человеку может нравиться слушать другого человека, если ему нравится этот человек.       – Интересная теория, держи в курсе, – Хосок тушуется так, что его хватает только на сарказм. Это можно списать на шок? На всякий случай он неуверенно посмеивается, это нервное. – Пустишь за руль?       – Хорошо, а у тебя права есть?       Чимин проезжает светофор и тормозит у бордюра, ждет, пока Хосок выйдет.       – Да, хотя зачем я их получал, если все равно так и не купил машину. Вопрос, который останется без ответа. Хотя ответ есть: деньги. Ну, или их отсутствие. А вот мне просто интересно, ты пустил бы меня, если бы прав у меня не было?       – Мне нравится эта машина, но ты больше.       А жить, видимо, нет. Хосок от этой прямолинейной наглости не сдерживается и стонет в ладони, которыми пытается прикрыть горящее лицо. А мог бы стонать от удовольствия.       – Пожалуйста, перестань.       Чон практически выбегает, но осторожно, попасть под машину и не узнать, чем закончится вечер, просто несправедливо. Чимин пересаживается на пассажирское сидение справа, пристегивается, и вид у него донельзя смущенный и напряженный. Хосок тоже пристегивается, в зеркало он пытается не смотреть, ему ни к чему видеть свои покрывшиеся пятнами щеки и шею, он в курсе, как это выглядит со стороны.       – Рычаг, педаль, ключ, полетели, – комментирует вслух Хосок, не моргая из-за легкого напряжения, и выезжает, перестраиваясь в левый ряд. – Давно не практиковался, но это же как с велосипедом, правильно?       – Не совсем? – Чимин тихо смеется, закрывает обеими руками лицо и подглядывает за ним в щель между пальцами.       – Доедем с ветерком, – шутит Хосок, а сам снижает скорость до пятидесяти километров в час. Нет, ну правда, лучше не рисковать, жить всем хочется. – Ты работаешь? В смысле, просто интересно, это не допрос, можешь не отвечать.       – Еще учусь, в Хонгике, перед тобой будущий дизайнер, – Чимин улыбается, явно не чувствующий какого-то напряжения. – Я люблю танцевать, но с этим пришлось завязать, времени больше ни на что не хватает.       – Оу! Впечатляюще, творческий университет. Значит, тебе не чуждо чувство прекрасного, – посмеивается Хосок, сворачивая к району Ахен. Ему не опять, а снова становится за себя сильно стыдно. – Значит, вы с Намджуном одногруппники.       – А ты чем занимаешься?       – В основном зарабатываю на жизнь тем, что пишу тексты и музыку и продаю их. Пытаюсь. На моей музыке можно заработать только продажами, потому что меня, ну, немного людей слушает, – нервный смешок вылетает сам собой, – это, в общем, хип-хоп. Для нормального продвижения нужны деньги, агентство и качественная музыка. Три выстрела, ноль попаданий.       Обидно, досадно, но ладно, Хосок давно пережил творческий кризис и треск несостоявшейся мечты, у него все в порядке. Есть друзья, есть небольшая студия, нелюбимая съемная квартира. Больше ничего. Карьеры, нормальных отношений, любимого человека, творческого признания. Но есть сейчас невероятно обаятельный парень, которому он нравится, и это ли не удача.       Он останавливается в пустом переулке Ахена, где дома кажутся особенно запустевшими. Конечно, бедный район недалеко от центра Сеула, состоящий полностью из старых домов послевоенного времени, с узкими улочками без тротуаров и лоска столичного города, буквально все настраивает на романтический лад.       – Я уверен, ты себя недооцениваешь, хен. Ты классный.       Ах да, а вот и романтический лад. Не хватало только снова покраснеть, он это любит. Хосок отстегивает ремень безопасности и почти уверенно разворачивается к Чимину.       – И ты думаешь так, потому что? – вместо обреченного выдоха Хосок бодро улыбается. Так себе картина.       – Ты добрый. И щедрый. Ты единственный предложил оставить чаевые официанту и кальянщице, обоим! Это круто. И ты защищал Чонгука, когда над ним все начали стебаться. Еще никто так не делал. Мне кажется, он будет это всю жизнь вспоминать, – Чимин не сдерживает улыбки, но затем продолжает серьезно, взахлеб: – И ты способен зажечь целую толпу, одного тебя будет достаточно. Не смейся, это правда. Кстати твой смех, это нечто, я правду говорю, тебе даже не обязательно говорить, чтобы рассмешить меня. Нас, в смысле. Мне вообще кажется, что так весело было только потому, что сегодня был ты! Мы выбирались несколько раз и погулять, и выпить, и, поверь, все всегда такие унылые, да и Намджун-хен сегодня как будто бы был бодрее, ты можешь догадаться, какой он серьезный в универе. И ты нашел общий язык с каждым, и ты такой нереальный вообще. Ты пишешь классную музыку, твои тексты охрененны. Я не знаю. Ты красивый, хен, у тебя-       – Остановись, – Хосок впивается коротким поцелуем в губы Чимина, вынуждая его замолчать. Это выглядит жалко, он знает, но паника накрывает настолько внезапно, что остается только импровизировать.       Чон отрывается через пару секунд, когда осознает, что ничего не происходит, поэтому внимательно наблюдает за реакцией. Нужно оценить масштаб трагедии, чтобы понять, как вести себя дальше.       Анализ: Чимин дышит тяжело (в машине душно или он закипает от злости?). Глаза блестят, губы слегка приоткрыты, брови возмущенно сведены (его застали врасплох, и он до сих пор не пришел в себя?). И он все еще не сказал ни слова (не знает, как выгнать из своей машины незнакомца, когда тот за рулем?).       Вывод: он не хотел никакой близости.       Внесение правок:       – Прости? Я неправильно тебя понял.       Чимин отрицательно качает головой, взгляд нетерпеливо мечется по лицу Хосока, из раза в раз цепляясь за губы. Он отстегивает ремень и подается навстречу.       Может, Хосок не умеет флиртовать, но близость в любом своем проявлении – это его территория.       Они практически не целуются, едва касаются друг друга губами, пока Хосок не слишком ловко перебирается на колени Чимина через коробку передач, собирая все выпуклости и задевая крышу машины, приборную панель и дверцу. Чимин от неожиданности шепчет невнятно что-то вроде «божехен» в губы Хосока, но помогает, придерживает затылок руками, чтобы он не ударился, хотя это ни черта не помогает.       Парень обнимает крепко и целует медленно, осторожно, успокаивающе поглаживая плечи, шею и лопатки. Хосок на его коленях вертится как уж, неосторожно кусает за нижнюю губу и тут же, предвосхищая реакцию парня, проникает в рот языком, очерчивает небо и ряд зубов, касается языка. Он уже возбужден, хотя неудивительно, мысли об этом моменте занимали его еще с начала поездки. Уши как будто закладывает, его сердце так громко стучит, и дыхание такое тяжелое, что он практически не слышит музыки на фоне.       Хосок нетерпеливо тянет чиминову заправленную водолазку вверх, освобождая себе доступ к горячей коже, перекладывает руки Чимина ниже, со спины к ягодицам (тот послушно, но осторожно оглаживает их), и теперь, когда тело не стесняют объятия, двигается навстречу, задевая своим напряженным членом чужую ширинку.       Он, наконец, пользуется открытым доступом к коже и, запуская руки под ткань водолазки, быстро оглаживает напрягшийся живот, бока, цепляет соски. Одна мысль, что все это реально, приводит в экстаз, он уже представляет, как будет дрочить, представляя себе этот момент. Чон не сдерживается и стонет в поцелуй, гладит его щеки, шкрябает по шее короткими ногтями и опускается к ней порывистыми поцелуями, бесполезно злясь на мешающееся горло водолазки. Хосок разочарованно хнычет, но сдаваться не собирается, задаваясь целью что-то оголить, видимо, именно поэтому он приступает к расстегиванию джинсов, без разбора тыкаясь губами куда-то в линию челюсти или щеки.       – Тихо, хен, – Чимин смеется, немного отодвигаясь, одну руку кладет поверх хосоковых пальцев на ширинке, второй очерчивает подбородок, контур губ, смотрит так завороженно, что Хосоку становится плохо от этого взгляда, и от интимности момента, и от страха услышать отказ. – Просто не спеши.       Они снова целуются, кажется, так долго, что губы начинают гореть. Чимин ведет – Хосок покорно позволяет ему. Парень тягуче опаляет горячим дыханием подбородок, целует кожу аккуратно, не оставляя меток, вылизывает шею, – Хосок между делом мысленно сам себя благодарит за то, что догадался надеть свободную футболку.       Чон предпринимает вторую попытку добраться до его штанов, – операция под кодовым названием «я добьюсь твоего члена, во что бы то ни стало». Слишком длинное название для операции? Он подумает об этом позже. Но прежде поправляет свой член, не сдерживаясь и проводя по нему несколько раз ладонью, это приносит облегчение, но ненадолго. В трусах уже влажно, и это не самое приятное чувство.       Хосок полностью сосредотачивается на Чимине. Постепенно спускается с шеи к ширинке, сначала проводит ладонью по коже возле кромки джинсов, поднимается чуть выше, возвращается назад и аккуратно мнет член через два слоя одежды. Чимин от неожиданности прикусывает кожу на подбородке – почти больно – и одобрительно стонет. Это точно хороший знак.       Хосок увеличивает темп, трогает грубовато, чтобы чувствовалось даже через плотную ткань, а сам трется своим возбуждением о крепкие бедра. Этого так чертовски мало, но он боится, что Чимин остановится, если снова поспешить.       Чон целует чернила на шее в доступном месте, свободном от ткани, берет в рот мочку уха вместе с сережкой и посасывает. Металл неприятно отдает железом, но Чимин замирает, перестает дышать, а потом выдыхает стон вместе с воздухом, а по коже бегут мурашки, – Хосок просто не может остановиться, узнав его уязвимое место. Он широко лижет шею, опуская горловину ниже, дует на влажное место, собирает дрожь губами, и, пока Чимин жмурится и подается навстречу, расстегивает его ширинку и достает полностью эрегированный член, мокрый и горячий. У него стоит – это льстит, – на этом с рифмами и покончим.       Приходится оторваться от шеи, чтобы насладиться видом. Не члена, а напряженного раскрасневшегося Чимина, кусающего собственные губы. Ну и члена тоже. Хосок автоматически так же, как себе, проводит пару раз ладонью по стволу, большим пальцем собирает капельки смазки, растирает их по головке. Оглаживает чуть проступающие по всей длине ствола венки, мягко перебирает яички. Чимин снова стонет, притягивает Чона к себе, утыкаясь в изгиб шеи. И сразу же отодвигается, упираясь рукой в грудь.       – Хен, фары. Выключи фары.       – Фары? – Хосок тормозит во всех смыслах этого слова, однако, не дожидаясь ответа, тянется к блоку управления, быстро прокручивая до значка отключения.       – Не хочу, чтобы в этом районе кто-то увидел, чем мы тут занимаемся.       Чимин обнимает Хосока, утыкаясь ему в плечо. Хосок обнимает ладонью чиминов член. Идиллия.       – А чем мы тут занимаемся? – Хосок улыбается, подставляя шею под напористые поцелуи. – Кстати, попахивает опытом. У тебя уже был секс в машине? Я без задней мысли, просто интересно. Хотя все мои мысли задние.       Чимин отрицательно мычит, невнятно смеется в шею, его ладони сжимают хосоковы ягодицы под тканью спортивных штанов, указательный палец почти невесомо кружит у колечка мышц. Точно наказание. Хосок прогибается, подставляясь под касания, хочется снова потереться членом, но слишком неудобно. Впрочем, все быстро заканчивается. Хосок и сам сегодня не готов к анальному сексу.       – У тебя нет смазки? – он возобновляет движения рукой: слишком сухо и, скорее всего, неприятно. – Придется вспомнить подростковые годы. Не самые приятные воспоминания. Не хотел бы я, чтобы ты встретил меня в том возрасте.       Хосок плюет в ладонь и растирает слюну по члену вместе с предэякулятом, умело лаская, оттягивая крайнюю плоть и акцентируя внимание на наливающейся кровью головке. Чимин мелодично отзывается на каждое удачное движение. Сам он, наконец, трогает хосоков член сначала через ткань, оглаживая по линии ствола, смелея, затем легко запускает руку внутрь – спасибо штанам на резиночке. Общими усилиями они стягивают их чуть ниже. Вот это настоящее облегчение.       – Я готов кончить только от этого, – Хосок льнет ближе, пару раз двигается, направляя член в плотно сжатый кулак. Он только сейчас замечает, хотя больше ощущает, кольца на чиминовых пальцах, они контрастно отдают холодом и слегка царапают чувствительную кожу. – Снимешь кольца?       Пока Чимин скидывает их на соседнее кресло, Чон снова облизывает мочку уха, больше мешая, чем помогая, парень даже не пытается уйти от прикосновения, словно парализованный удовольствием. Слюна на члене быстро высыхает, так что Хосоку приходится снова сплюнуть в ладонь, благо из-за возбуждения слюнные железы работают в интенсивном режиме. Лишний повод сэкономить на смазке, так и на машину накопить можно. Он трет уздечку, и Чимина буквально подбрасывает на сидении, от этого Хосок съезжает немного назад. Чон обхватывает его бедрами плотнее и повторяет это движение вновь и вновь, наслаждаясь тем, как по-особенному высоко он стонет. Хосок так и говорит:       – Ты красиво стонешь, – а потом целует раскрытые губы по очереди, медленно водя по ним и подбородку языком. Во время секса он не всегда такой болтливый, просто сейчас совсем нет сил сдерживаться. Тем более, ему нравится смотреть, как Чимин смущенно улыбается, краснеет от его замечаний и комплиментов; нравится ощущать, как тот утыкается в его шею и стонет – он очень громкий – и как его тело сводит судорогами от правильных, точных прикосновений. – Какой же ты, блядь, красивый. Почему ты остановился? Я опять слишком много болтаю?       – Просто… ты все время говоришь эти смущающие вещи, – Чимин закрывает глаза одной рукой, но улыбается, поджимая губы. По его виду не скажешь, что все плохо, но Хосок все равно напрягается. Ну кто его за язык тянул. Можно было отложить хотя бы до второго раза.       – Тебе не нравится?       – Нет, просто непривычно. Я физически не могу возбудиться еще больше, а ты заставляешь.       Хосок немного подвисает. Если проблема в степени возбуждения, то это не проблема.       – Могу отсосать, если хочешь, – он облизывается и для убедительности несколько раз энергично кивает, вскидывая брови.       – Нет, боже, просто иди сюда, – Чимин притягивает его за шею, пальцами зарываясь в волосы на затылке, и целует пьяняще трепетно, на контрасте быстро надрачивая свободной рукой оба члена. Если до этого в голове и были какие-то мысли, от них точно ничего не осталось.       – Я слышал, как парень танцует, так он и трахается, – буквально сквозь сжатые зубы хрипит Чон, потому что Чимин ускоряет темп. Хосок из последних сил пытается не стонать, он не любит свой голос.       – Я же бросил танцы. С чего ты взял, что я хорошо танцую?       – Предчувствую.       Все тело накрывает предоргазменным напряжением, происходящее сливается в одно сплошное ожидание оргазма. Хосок цепляется одной рукой за сидение, второй накрывает чиминову ладонь. Говорить больше сил нет, дышать – и то получается с трудом.       Хосок упивается видом такого же напряженного Чимина, с мокрыми прядками, прилипшими ко лбу, которые он все время пытается зачесать назад, каплями пота на висках. Чимина с раскрытыми губами, алеющими от поцелуев и укусов, тяжелым дыханием и румянцем на щеках. Его глаза прикрыты, ресницы подрагивают, он тоже на грани. Хосок в подробностях запоминает эту картинку на случай, если второго раза не будет, – он всегда к этому готов, – пока судороги, одна за другой, подводят его к грани. Он упирается лбом в лоб Чимина и кончает, и даже после оргазма не убирает ладонь. Наоборот, отводит чиминову руку за запястье, облизывает палец, на который попала сперма, кусает подушечку указательного. Второй рукой мнет яички, возвращается к стволу и плотно обхватывает его, позволяя Чимину самому толкаться в кулак и контролировать оргазм. Хватает всего пары движений, чтобы он кончил, и еще немного, чтобы забрать от этого оргазма все.       Сил больше ни на что не остается, так что Хосок падает сверху, ощущая, как колотится под щекой чужое сердце, и горячее дыхание на макушке.       Возвращаться в реальность после такого эмоционального и физического насыщения ровно как вернуться на работу после отпуска, – необходимо и не хочется совершенно. Хосок отмирает постепенно: обводит запотевшее стекло машины осовелым взглядом, чувствует чиминову ладонь на затылке, замечает сплетение их пальцев на краю сидения, анализирует, в какой момент это случилось. Только потом появляются звуки.       Песня на фоне кажется смутно знакомой, но сознание не сразу считывает информацию как положено. Только на припеве Хосок узнает в ней свою. Он лениво пытается вспомнить, откуда его песня может быть на радио. Сонливость проходит в ту же секунду, когда он понимает, что это не радио. Случайность? Недоразумение? Закономерность?       Хосок поднимается и, нелепо открывая и закрывая рот, показывает пальцем на динамики, сам до конца не понимая, что пытается узнать. На Чимине нет лица.       – Черт. Я правда собирался тебе сказать, хен. Только не...       – Сказать что? – Хосок выпрямляется окончательно, бегло изучая лицо явно еще не отошедшего от оргазма парня, напряженного и значительно побледневшего. Чон снова смотрит на их сплетенные пальцы и не понимает, хочется ему убрать ладонь или срастись с Чимином всеми конечностями.       – Что ты давно мне нравишься.       Они просто смотрят друг на друга несколько секунд, пока в динамиках второй раз подряд играет «Airplane», словно на зло. Заело этот плейлист, что ли?       – Я... просто охуеть.       Хосок прикрывает рот второй ладонью, решительно отказываясь воспринимать информацию, как она есть. Ладонь оказывается в сперме, так что приходится все-таки спуститься с небес на землю, хотя бы для того, чтобы вытереть себя и Чимина. Он дотягивается до джинсовки и без особых раздумий решает, что она подойдет для этого лучше всего. Хосок быстро вытирает ладонь о рукав, все-таки освобождает и вторую руку и в полном молчании тщательно вытирает пострадавший сильнее всего живот Чимина. Зато чехлы для сидения в полном порядке, – думает Хосок, уже больше для иллюзии невероятной занятости вытирая ладони Чимина тоже. Чехлы в полном порядке, а его ментальное здоровье явно под вопросом. «В голове моей опилки, не беда».       – У меня были салфетки, – тихо подытоживает Чимин. Хосок поднимает взгляд, и в эту же секунду понимает, что не испытывает обиды или душевных терзаний по поводу произошедшего, не чувствует себя обманутым или преданным. Он смотрит на испорченную джинсовку и хочет смеяться, и смеется. Чимин несмело улыбается.       Наконец, Чон находит в себе силы спрятать член и перебраться на водительское сидение, оно холодное, в отличие от бедер Чимина. В этот раз переместиться получается без потерь и синяков, разве что он приземляется на оставленные там в спешке кольца. Хосок перекладывает их в бардачок и раздраженно выключает магнитолу. Если бы не она, он смог бы быть в блаженном неведении, и не было бы необходимости что-то выяснять, терзать себя мыслями «а что, если» и притворяться взрослыми.       Они меняются местами, Чимин, наконец, везет его домой в Кандонгу. Хосок складывает грязную джинсовку в рюкзак, закуривает в открытое окно, промерзая всем телом, долго не может согреться и всю оставшуюся дорогу уныло рассматривает улицы Сеула, вывески и людей. Курение – большая редкость в его жизни и острая необходимость в данный момент. На дне его рюкзака всегда можно найти обезболивающие, пластыри, сигареты и зажигалку – своеобразная аптечка неудачника.       Чимин тоже молчит, ошибочно полагая, что Хосоку нужно время смириться, но вообще-то не нужно. Это не худший вариант развития событий. Даже если у парня к нему что-то есть, они друг друга взаимно удовлетворили, вряд ли кто-то останется недовольным. Он пришел к этому выводу сразу после тревожного для него признания и сейчас просто пытается не ковырять образовавшуюся ссадину, чтобы не сделать хуже никому из них двоих. Не такие чувства нужно испытывать после хорошего оргазма, это единственное, о чем он по-настоящему жалеет.       Они добираются до восточного спального района без пробок, разговоров и приключений. И это, наверное, тоже неплохо. Но Чимин включается сразу, как паркуется у дома Хосока, словно все это время копил жизни и припасы для очередного наступления. Что ж, Чон заранее проиграл.       – Я скажу?       – Если только что-нибудь хорошее, – Хосок слабо улыбается, устраивается удобнее, подгибая левую ногу под себя. Чимин робко берет его за руку, уже потеплевшую, но все еще пахнущую никотином, и Хосоку хочется дать себе отрезвляющую пощечину, потому что желание глупо лыбиться больше всего остального.       – Все должно было быть, ну, знаешь, по-другому, – Чимин разочарованно стонет, смотря на двор за плечом Хосока. – Я хотел подвезти тебя, проводить до дома, взять номер, и штурмовать все твои соцсети, и только потом признаться, что я знаю твои тексты наизусть.       Хосок прыскает, это тоже нервное. Хотя вообще-то ему охренеть как льстит необъяснимая любовь Чимина к его творчеству.       – Хорошо, а потом?       – Так далеко я не забегал. Вообще-то, я думал, что мой план тормознет еще на стадии обмена номерами.       – Ты вообще в себя не веришь, – Хосок чувствует, как сжимается сердце и начинают потеть ладони. Кто-нибудь, откройте окно. Зачем так переживать, знает только Намджун, он на сто процентов бы сейчас правильно проанализировал ощущения Хосока. Сам Хосок не вывозит.       – Да, но я стал бы смелее ради тебя и позвал на свидание, и, может быть, настолько смелее, что после третьего пригласил к себе домой.       – Только учти, я не занимаюсь сексом раньше пятого. Но в этот раз, возможно, сделал бы исключение. – Хосок напряженно улыбается, чувствуя, что начинают потеть не только ладони. А еще это навязчивое чувство, что на такую сокровенную и немного шокирующую правду нужно ответить тем же. Чимин, как минимум, ее заслужил. Как максимум, он не заслужил такого Хосока. – Я тоже хочу кое-что сказать. Я воспринял твое предложение за... Короче. Я думал, ты хочешь секса. А ты, видимо, хотел другого, и, в конце концов, по всей видимости, получается… я воспользовался тобой. Мне жаль.       Хосок смотрит на их руки и совершенно не может взять в толк, как Чимину могут быть не противны его мокрые ладошки. И не только ладошки. Он буквально чувствует каплю пота, стекающую по виску к подбородку.       – Вообще-то, я ни о чем не жалею. Вернее, об этом не жалею, – тихо говорит Чимин, тоже смотря на их сцепленные ладони.       – Ну так спроси меня.       – Что спросить?       – Спроси, что я делаю завтра, – Хосок поднимает взгляд, отвлекаясь от релаксирующего массирования чужой ладони. Чимин щурится, пытаясь вникнуть.       – Что ты делаешь завтра, хен?       – Завтра такой загруженный день, прогон с утра, встреча с заказчиками в обед и вечером выступление в Tipsy Rabbits. В девять. Кстати, там будет много топовых рэперов из андеграунда. Даже не знаю, получится ли у меня встретиться с тобой. Если только ты не захотел бы прийти в бар и подождать меня там, чтобы после сходить куда-нибудь вместе... ну, знаешь.       Чимин растягивает губы в довольной, шкодливой улыбке, его глаза становятся совсем щелочками, и появляются очаровательные ямочки. Так он выглядит совсем мальчишкой. У Хосока в очередной раз ноет в груди. Ну нет, только не снова, только не опять.       Чимин отворачивается, притворно заинтересовавшись пустынным двором, а поворачивается уже совершенно серьезным.       – Значит, завтра первое свидание?       Хосок, не говоря ни слова, тянется вперед и, сразу же, не давая себе поводов передумать, коротко целует, придерживая Чимина за подбородок. И, не дожидаясь ответной реакции, хватает рюкзак, и выбегает на улицу.       Он король необдуманных поступков. Пожалуй, это можно указать в шапке инстаграма как главную характеристику.       Дверь автомобиля снова открывается, впуская пробирающий до мурашек ночной воздух. После появляется голова хена. Видимо, он еще не успел отойти от машины.       – Ты подписан на меня в инсте?       – Да, – Чимин неуверенно улыбается. Это все, на что его хватает после сегодняшних эмоциональных горок. Хотя не сказать, что он хоть сколько-нибудь жалеет. – А что?       – Посмотри историю, – последнее, что говорит Хосок, перед тем, как хлопнуть дверью и в одной футболке помчаться к подъезду. Лишь бы не простыл.       Короткая история, добавленная час назад, длится не больше десяти секунд. На видео громкая музыка, его размытый силуэт за рулем и горящие огни ночного Сеула за окнами машины. Сбоку смайлик с глазами-сердечками и подпись «ты чертовски красив». Чимин пишет: «ты тоже».