Хаски и его белый котёнок ученик

Как только добровольное заключение подошло к концу, лидер секты Сюэ вызвал Мо Жаня в зал Даньсинь, где собрались все старейшины, госпожа Ван и Сюэ Мэн. Небрежно взмахнув веером, Сюэ Чжэнъюн попросил доложить о произошедшем во время миссии. Он глубоко потворствовал Мо Жаню, ожидая так долго. Заняв своё место справа от лидера секты, Мо Жань рассказал им всё до мельчайших подробностей, хотя и опустил некоторые события в иллюзорном царстве. Он описал семью Чэнь правдиво, но так преувеличенно отрицательно, как только мог, и объяснил, чем Чу Ваньнин был настолько разъярен, что попытался ударить господина Чэня. Мо Жань не сказал, что удар убил бы человека, спрятав свою исцеленную, но покрытую шрамами ладонь в широких чёрных рукавах. Таньлан, который лечил травму и знал, насколько разрушительным был удар, тоже промолчал. В поместье Чэнь Ши Мэй, вместе с бедной мисс Яо, узнал всю историю их призрака. С помощью Мо Жаня они вытянули и из нежелающего говорить Чу Ваньнина всю историю. Это ещё больше разозлило Мо Жаня, что он пошёл и наказал себя из-за них! Помни об этом, Мо Вэйюй! Эти духовные цветы — угроза, а твой ученик—хитрый котёнок. Итак, очевидно, Ло Сяньсянь была настоящей женой старшего молодого господина Чэня, которую держали в тайне, потому что она должна была оплакивать своего отца в течение трёх лет, и Чэни хотели избежать социальной критики. Ло Сяньсянь осиротела в пятнадцать лет, её приютила соседняя семья Чэнь, а через несколько месяцев она вышла замуж за их наследника. Рецепт роскошных духов, сделавших Чэней богатыми и знаменитыми, изначально принадлежал Ло Сяньсянь. Она была милой и серьёзной девочкой, выросшей в бедности вместе со своим отцом. Рецепт был последним его подарком, отчаянной надеждой, что она сможет выжить после его смерти. Но когда она вышла замуж за члена семьи Чэнь, мадам Чэнь потребовала его для себя, и господин Чэнь начал продавать его от имени своей жены. Ло Сяньсянь, которая любила своего мужа и была благодарна за то, что у неё появилась новая семья, не возражала против того, чтобы прятаться в их доме, скрывая своё существование. Так прошло два года, и Чэни стали до смешного богаты. И вот однажды бедная мисс Яо встретила и влюбилась в "неженатого" наследника Чэнь. Её могущественный отец — губернатор предложил тому жениться на своей любимой дочери, несмотря на то, что Чэни занимали столь низкое положение в обществе. Чэни согласились. Трое младших сыновей семьи, с поддержкой своего отца, безжалостно оскорбили Ло Сяньсянь и выгнали её из своего дома холодной зимней ночью. Никто в городе бабочек не поверил этой «сумасшедшей» девушке, которая утверждала, что она жена молодого господина Чэня и настоящая владелица духов. Ло Сяньсянь вскоре умерла, замерзшая и бездомная. Старшему сыну и дочери сказали, что она сбежала после того, как дала своё благословение на новый брак. Все следы её существования были уничтожены. Семь дней спустя мисс Яо невольно вступила в семью, а через несколько месяцев они обнаружили красный гроб призрачной госпожи. Призрак Ло Сяньсянь заключил с ней сделку, скорее всего, в обмен на возможность публично выходить замуж за её мужа каждую ночь до конца их загробной жизни. В свою очередь, она овладела мадам Чэнь и убила трёх молодых неженатых сыновей Чэня. — Мой ученик услышал всю историю из уст Ло Сяньсянь, и, поскольку она была связана допросом, это была правда, — сказал Мо Жань. — Сердце Чу Ваньнина было так поражено этим, что он набросился на господина Чэня, как только вышел из-за барьера. Я вмешался, и вместо этого его удар пришелся на меня. — Чудовищно! — Воскликнул Сюэ Чжэнъюн, стукнув веером по столу. Он послал сгорбленному старейшине Цзелюю ужасающий взгляд. — И вы наказали его четырьмя сотнями ударов, даже не выяснив фактов! За тех… тех Чэней и простой случайности! Знает ли зал Яньло что-нибудь о справедливости, Цзелюй! Ты себя опозорил! Старейшина сгорбился, вид у него был крайне обиженный, но спорить он не мог. — Это было неправильно, лидер секты! Этот старейшина назначит наказание и поразмышляет! — Так будет лучше! Мадам Ван выглядела совершенно встревоженной, выражение лица было бледным. Она была добросердечной женщиной и провела три месяца, видя ужасно израненную спину Чу Ваньнина. — Бедный мальчик. Муж мой, ты должен простить его. Любой из нас поступил бы также. Репутация секты может выдержать эту критику. — Разумеется! — Сказал лидер секты, снова хлопнув рукой. — Если бы я всё это знал, я бы его вообще не наказывал! Чёрт бы побрал эту семью Чэнь, пусть они говорят всё, что хотят о нашем пике Сышэн! Мы с гордостью вынесем это! — Не могу поверить, что кто-то может быть таким злым, — сказал Мэн-мэн, сидевший по другую сторону от матери. Он выглядел потрясенным и возмущенным, чистый маленький цыплёнок. — Призрак был возмездием за всё, что они сделали! — У тебя праведный ученик, Тасянь, — сказала старейшина Хуаша, её суровое лицо выражало похвалу. — Его не следовало наказывать. Она послала съежившемуся Цзелюю насмешку. Со слезами на глазах тот проговорил: — Я покаюсь, я покаюсь. Шицзе, не смотри на меня так, а? Моё сердце не выдерживает. — Он слишком праведен, — с отвращением пробормотал Таньлан, не обращая внимания на Цзелюя. — Вот так навредить себе. — Кто бы усомнился в честности Чу Ваньнина? — бросил Лукан с кривой усмешкой. — Осмелюсь сказать, что даже боги закивали бы головами, рассказывай он им возмутительные истории, ни разу не усомнившись в его честности. Некоторые старейшины посмеялись над этим, другие с серьёзностью кивнули. Мо Жань ухмыльнулся, его гордость была ясна. — Естественно, мой ученик лучший. — Да, да, — закатил глаза Пожун. — Мы точно знаем, на сколько сильно вы так считаете, учитывая все ваши отчёты по миссиям. — Все они просто тонко завуалированные предлоги, чтобы похвалить своего ученика! — Дразнящим голосом заявила другая старейшина. Снова смех. Мо Жань невозмутимо пожал плечами. Как он и сказал, его Ваньнин был лучшим, и они все должны знать это. — Значит, мы все согласны, что действия ученика Чу не требуют дальнейшего разбирательства? — подытожил Сюэ Чжэнъюн, оглядываясь. Все двадцать старейшин кивнули, как и мадам Ван. — Папочка, ты должен вознаградить его! — сказал Мэн-мэн, заставляя Мо Жаня съежиться, как и каждый раз, когда он говорил «Папочка». — Вот что я сделал бы! — Мг! — лидер секты указал веером на сына. — Если мой Мэн-мэн так считает, значит, так оно и есть! Молодой павлин оживился от похвалы. — Естественно, этот сын унаследовал ваш талант. Более чем один старейшина съежился в начале очередной «битвы похвал» между отцом и сыном. Мадам Ван спрятала рот за рукава, но глаза её весело поблескивали. Лидер секты просиял, открыв рот. — Дядя, — быстро вмешался Мо Жань. — Если это всё, то этот старейшина должен вернуться в свой зал. Я игнорировал некоторые вопросы во время моего уединения. Лидер секты помолчал, потом кивнул. Он протянул руку и крепко похлопал Мо Жаня по плечу. — Мг, конечно. Тогда давайте закончим эту встречу на этом. — Он оглянулся на явно обрадованных старейшин. — Если только вы все не хотите остаться и послушать побольше о моём славном сыне? Все девятнадцать человек одновременно встали и поклонились. — Благодарю лидера секты за его мудрость. Этот старейшина откланяется. Они быстро зашаркали прочь, и только Таньлан задержался позади. Мэн-мэн фыркнул, обиженный, смотря вслед убегающим старейшинам. — Я не понимаю, почему они этого не хотят. Мо Жань усмехнулся и тоже встал, повторяя традиционные прощальные слова лидеру секты. — Иногда приводи своих учеников на ужин, Тасянь, — крикнул Сюэ Чжэнъюн, уходя. — Прошло слишком много времени с тех пор, как я тебя навещал. Мо Жань кивнул, выходя. К нему присоединился Таньлан, и они оба направились в сторону зала Ушань. Молчание затянулось, и Мо Жань вздохнул, наконец прерывая его. — Что, что теперь? У меня не было времени на создание неприятностей в промежутке между тем, когда ты видел меня, вчера и сегодня. Даже я не настолько хорош, — поддразнил он. — Мо Вэйюй, — начал Таньлан рассудительным голосом. — Я молчал, но твоя ладонь… — Ошибка, — тут же оборвал его Мо Жань. — Это связано с историей, которую он слышал, и с тем, насколько возросла его сила в этом году. Таньлан молчал, они продолжали идти. Мо Жань увеличил скорость, но мужчина не хотел отставать. — Молодой человек с такой любовью к добру, естественно, рассердился бы, увидев несправедливость. Но, слишком много гнева, и в руках кого-то с слишком большой силой… — Айя, Таньлан, — рассмеялся Мо Жань, но это было трудно. — Я тоже был молодым человеком, обладавшим слишком большой силой, и у меня были свои, гораздо более эгоистичные причины злиться. Мой ученик совершил ошибку. Ему это позволено, потому что, как бы вы все ни любили шутить, он не бог. Пауза. А затем облегченный вздох. — Хорошо. Пока ты это знаешь. Мо Жань послал ему озадаченный взгляд, его раздражение улетучелось. — Что? Таньлан закатил глаза. — Все в этой секте относятся к нему так, словно он не может сделать ничего плохого, и из-за этого потворствуют ему. Они забывают, что он всего лишь ученик, всего лишь человек, и в конечном итоге подчиняются ему без раздумий. По крайней мере, ты держишь его на земле, Мо Вэйюй. Хорошо, что ты не потворствуешь его убеждениям, иначе он будет злиться каждый раз, когда не сможет соответствовать своим собственным стандартам. Мо Жань бросил на него странный, ошеломленный взгляд. — Ты… хвалишь меня? — Он почесал в затылке, не зная, что с этим делать. — А насчет того, что я не потакаю своему ученику? Был ли это на самом деле Таньлан? Должны ли они проверить его на одержимость? — Разве ты не насмехаешься над тем, что я слишком много ему даю? «С чем Ваньнин и сам согласен», — подумал Мо Жань, всё ещё испытывая горечь по этому поводу. Таньлан усмехнулся. — Ты балуешь его, как ребёнка, а не как бездумно поклоняющийся Богу. Очевидно, что это другое. Ошеломленный Мо Жань резко повернул к нему голову. — На самом деле, ты единственный, кто действительно относится к нему как к ребёнку, кроме, может быть, лидера секты. И мне может быть противно видеть твоё откровенное баловство и фаворитизм… но это то, что нужно мальчику, а не то, что ставит его на пъедестал. Это знакомое раздражение, которое он всегда использует рядом с Чу Ваньнином, всегда поднимая шерсть котёнка. Мо Жань никогда не знал, что с этим делать. Хах. Мо Жань подумал о Чу Ваньнине, который отказывался признавать, что любит сладкое, о том, который с уморительно худым лицом и слишком вспыльчивым характером, о том, который скорее укусит Мо Жаня, чем проглотит какое-нибудь лекарство, а потом будет смотреть так, как будто его жестоко обидели, пока вы не накормите его сладким. Глупый котёнок, который так жестоко наказал бы себя за вполне понятную ошибку. А потом, даже когда он пообещал не делать этого снова, это произошло только потому, что он был слишком смущен тем, что о его травмах заботились. Не потому, что он когда-нибудь признает свою неправоту! Котёнок Мо Жаня, конечно, был великолепен, но если бы кто-нибудь поставил его на пьедестал, он бы просто стоял там, испуганный высотой и не знающий, как спуститься. — Я не думаю, что кто-то ещё когда-либо просто любил его раньше, — продолжал Таньлан, всё ещё раздраженный. — Без оговорок, не ожидая ничего взамен. Кто-нибудь… ещё. По коже Мо Жаня пробежали мурашки, и ему захотелось призвать Бугуй и улететь. Это слово было произнесено вслух… и явно адресовано ему. Любовь. Ужасающее понятие, с которым Мо Вэйюй не совсем понимал, что делать. Всё, что он когда-либо «любил», было отнято, поэтому он довольствовался только тем, что ему нравилось или не нравилось. А что касается Ваньнина… Его грудь сжалась. Слегка тошнотворное чувство скрутило его желудок, и воспоминание о том, что было больше года назад, попыталось вторгнуться. Он безжалостно отогнал и то, и другое. Таньлан на этот раз слишком доверял ему. — Мой явный фаворитизм закончился тем, что он провел два месяца, не имея возможности лечь на спину, — сказал Мо Жань, пытаясь обернуть это в шутку. Но получилось слишком горько. — Я позволял его вспыльчивость, даже потворствовал ей, и посмотри, что произошло. Я не в состоянии… заботиться о нём. Он смотрел вперёд, когда они проходили через ворота зала Ушань. Сейчас здесь никого не было, изолировано и тихо, резкий контраст с тем, что было раньше. Кожа Мо Жаня зудела. Таньлан встал перед ним, преграждая ему путь с раздраженным выражением лица. — Мо Вэйюй, сколько бы тебе ни было лет, ты все равно идиот. Мо Жань удивленно посмотрел на него… и почувствовал себя немного обиженным. — Этот мальчик никогда не мог сдержать своего праведного негодования по поводу того, что мир осмеливается быть несовершенным, — сказал Таньлан, возвращаясь к знакомому отвращению. — Как и его последующая ненависть к самому себе, когда он в конце концов позволяет своему характеру взять верх. Это его части, которые существовали задолго до твоего появления и будут существовать независимо от твоего присутствия. Ваш «фаворитизм» только помешал ему причинить себе ещё большую боль. О, подумал Мо Жань, немного ошеломленный. Он действительно должен начать прислушиваться к Таньлану больше, не так ли? Этот человек был поразительно наблюдателен. Таньлан продолжал с совершенно возмущенным видом. — Ни у кого больше не хватило духу помешать этому глупому ребёнку потребовать четыреста ударов! Все эти дураки, неизменно верящие, что он знает всё, только потому, что он умён в одной области! Ну, «умён в одной области» было небольшим преуменьшением… — Только идиот, не заботящийся о собственной безопасности, будет искать такого жестокого наказания, — бушевал Таньлан. — И все они просто согласились с этим! На этих словах Мо Жань вспомнил, почему он совсем не чувствовал себя виноватым в том, что старейшина Цзелюй последние три месяца занимался совершенствованием за закрытыми дверьми, отказываясь выходить из своего дома или встречаться с кем-либо, он появился только на собрании, чтобы получить многократный выговор. И как теперь все его ученики разбегались, видя приближающегося Мо Жаня. Он мрачно ухмыльнулся. Да, бегите, маленькие крысы. Вам лучше надеяться, что этот старейшина никогда не вспомнит, кто из вас держал ту палку. — Чу Ваньнин не должен заботиться о себе сам, — пробормотал Таньлан. И тут намёк на боль, жестокую и острую, исказил его лицо. — Он напоминает мне моего сына. Мальчик пошёл в мать, безрассудную и высокомерную. Всегда небрежно относящуюся к собственной безопасности. Таньлан отвернулся и пошёл к краю пруда с лотосами, заложив руки за спину. Его пальцы побелели. Мо Жань нерешительно посмотрел на него. Старейшина Таньлан покинул секту Гу Юэе вместе с госпожой Ван, они вместе решили присоединиться к пику Сышэн. Все знали, что Таньлан был женат до этого. Он потерял жену более тридцати лет назад, но Мо Жань не знал, что у него есть сын. Мо Жань встал рядом с ним на берегу пруда. — Ваш сын…? — он замолчал, раздумывая, имеет ли он право спрашивать. Этот человек, как известно, был молчалив. И всё же он был здесь, не уходя. Лицо Таньлана не дрогнуло, когда он начал говорить. — Он и его мать отправились на одну и ту же миссию: собирать духовные травы на южных звериных равнинах. Ох. Было пять типов естественной Ци: вода, дерево, ветер, огонь и металл. Подавляющее большинство духовных корней требовало заполнения всех пяти, удерживая их в пассивном состоянии. Но, вне корня, некоторые комбинации Ци имели тенденцию отталкивать друг друга, и поэтому ни одно место в мире никогда не будет иметь все пять. Если бы секта была достаточно неопытной, чтобы, скажем, посадить лозу из Ледяного Нефрита в пределах пятисот Ли от травы Дыхания Дракона, энергии, которые они производили, в конечном итоге встретились бы в центре и взорвались. Однако южные звериные равнины были областью в Верхнем мире совершенствующихся, которая была богата четырьмя типами естественной Ци, все они чудесным образом сосуществовали вместе в чрезвычайно хрупком равновесии. Воздух был настолько мощным, что заклинатель мог расти семимильными шагами, просто пробыв там хоть один день. Они также были полны редких и драгоценных трав. Но ни одна секта не осмелилась бы поселиться там. Как и говорит название, равнины кишели демоническими зверями, которые росли на этой природной Ци с самого рождения, и все они были чрезвычайно сильными. Молодой и самонадеянный Мо Вэйюй провел там пару месяцев, давным-давно, и вышел вдвое могущественнее. Он не собирался возвращаться. — Они вернулись с травами, — продолжал Таньлан. — Но их укусил трехголовый чернильный Питон, а противоядие достаточно дорогое, чтобы одеть императора на год. У Гу Юэе было три полных бутылки, и им хватило бы только по капле. — Удар сердца. — Предыдущий лидер секты решил, что это слишком ценно, чтобы тратить на пару учеников низкого уровня. — Голос Таньлана был мягким, лишенным каких-либо эмоций, но Мо Жань прекрасно понимал, как много он должен чувствовать, чтобы так говорить. — Когда госпожа Ван решила покинуть Гу Юэе и выйти замуж за лидера секты Сюэ, этот старейшина решил сопровождать её. Лидер секты Сюэ сказал мне очень прямо, что любые таблетки, которые я приготовлю, будут для учеников, и что я должен разработать всё, что нам может понадобиться, пока секта способна собирать для этого травы. Он сказал, что я никогда не разбогатею, как в Гу Юэе. Это было похоже на Сюэ Чжэнъюна. Таньлан фыркнул. — Он говорил это как предупреждение, но я воспринял это как подтверждение того, что делаю правильный выбор. Во всяком случае, в Гу Юэе для меня ничего не осталось. Тридцать лет. Тридцать лет назад он потерял жену и сына, и с тех пор жил один. Проводил годы, сварливо делая пилюли, читая лекции старейшинам и командуя несчастными учениками. — Так что послушай меня, Мо Вэйюй, и следи за этим мальчиком. Он пойдёт на безрассудный риск, если его не остановить, и мир ему это позволит. Мо Жань изучал крошечное деревце хайтана у окна спальни, которое укрылось от резкого солнца под защитными крыльями зала Ушань. Оно застенчиво стояло в своём белом горшке, слишком молодое, чтобы быть посаженным в землю, слишком хрупкое, чтобы выжить в одиночку. — Ты когда-нибудь испытывал искушение снова жениться? Начать всё сначала? Прошло… много лет. Таньлан с усмешкой отвернулся. — Мо Вэйюй, пламя свечи никогда не сравнится с закатом солнца. Улыбка Мо Жаня была медленной и болезненной. Именно этого он и боялся. — Как поэтично, Таньлан, — слабо пошутил он. — Я и не знал, что в тебе есть такие романтические слова. Ты в порядке? Тебе нужно присесть? Твой язык не пострадал от усилий? Таньлан бросил на него такой равнодушный взгляд, что у Мо Жаня зачесалась кожа. Старейшина развернулся и пошёл прочь, заложив руки за спину. — Не все относятся к поэзии как к растопке, как ты, «бессмертно топчущий» старейшина. Улыбка Мо Жаня стала чуть более искренней. Что ж, это было вполне справедливо.

***

— Учитель, у этого ученика есть просьба, — сказал Чу Ваньнин пару недель спустя. Ши Мэй был рядом с ним, как обычно. Старший мальчик выглядел немного беспомощным и растерянным. Мо Жань улыбнулся. «Хм?» — Этот ученик хотел бы отправиться на озеро Цзиньчэн, — четко произнес Ваньнин, глядя на него снизу вверх в ожидании. Мо Жань взглянул на Ши Мэя, который удивленно моргнул. И, хотя Мо Жань уже знал, почему Чу Ваньнин хочет пойти туда (и для кого), он всё ещё улыбался и дразняще говорил: — Айя, Нин-нин. У тебя уже есть три божественных оружия. Не жадничай и оставь немного для остальных, м? Чу Ваньнин в ответ раздраженно фыркнул, свирепо сверкнув глазами, что заставило Мо Жаня усмехнуться. Глаза Ши Мэя расширились, когда он услышал «три божественных оружия», и Мо Жань не мог винить его. Он и сам был поражен. (И, да, даже немного ревновал. Почему его второе оружие должно быть заперто в какой-то дурацкой коробке, которую он никогда не сможет открыть?!) — Ши Минцзину так и не дали возможности отправиться на озеро Цзиньчэн и поискать своё собственное божественное оружие, — как и ожидалось, сказал котёнок. — Шисюн, — нерешительно позвал Ши Мэй. — Этот… этот, скорее всего, не сможет его получить. Так что, пожалуйста, не трать время учителя на этого шиди, ладно? Он, без сомнения, скоро собирается уехать, так что давай не будем его беспокоить. Лицо Чу Ваньнина потемнело. Глаз Мо Жаня дёрнулся. Ах, какой у него был заботливый ученик! Но ему бы больше понравилось, если бы Ши Мэй не был таким внимательным. Мо Жань кашлянул в кулак и махнул рукой. — Ши Мэй очень добр, раз беспокоится об этом учителе, но я обнаружил, что мне гораздо больше нравится оставаться здесь, чем бродить в одиночестве. Я даже подумываю о том, чтобы наконец начать строительство зала Ушань, так как он действительно нуждается в ремонте. На это уйдет не меньше года, так как этот мастер от природы придирчив и должен сам руководить строительством. — О, — улыбнулся Ши Мэй. Выражение лица Чу Ваньнина смягчилось. Заинтересованный огонёк блеснул в его глазах—наряду с расчетливостью. Мо Жань был тихо удивлен. Да, да, этот учитель знает, что вы хотели бы включить определенные здания, например большую библиотеку. Он позволит тебе, он позволит тебе, так что не сердись, ладно? После более чем десяти лет выполнения самых сложных и, следовательно, самых прибыльных миссий Мо Жань накопил достаточно денег, чтобы построить себе дворец, если захочет. Мо Жань улыбнулся. — Но раз уж Нин-нин указал на это и поскольку этот учитель до сих пор не наградил Ши Мэя должным образом за его попытку помочь закрыть призрачный барьер, и за выполнение его первой миссии, тогда давайте попробуем его удачу на озере Цзиньчэн. Теперь котёнок был полностью умиротворен. Мо Жань повернулся к Ши Мэю, и его глаза немного смягчились, увидев явное сомнение. Они оба знали, и Ваньнин, вероятно, тоже, насколько мал шанс того, что он получит своё собственное божественное оружие. Но попробовать никогда не мешало. — Ты никогда не был в Верхнем мире совершенствования, не так ли? Мы можем использовать этот шанс, чтобы выйти и хорошенько повеселиться. Ши Мэй опустил голову. — Да. — Затем он поклонился, мягко улыбаясь. — Тогда Минцзин благодарит шисюна и учителя за их снисходительность. Взгляд Ваньнина потеплел, и он поспешно отвернулся. Мо Жань продолжал улыбаться.