Хаски и его белый котёнок ученик

Хуа Бинань пришёл к выводу, что ему нужно избавиться от Мо Вэйюя. С тех пор как Чу Ваньнин и Мо Вэйюй вышли из своего трехмесячного затвора, напряжение между ними значительно ослабло. В то время как Чу Ваньнин по-прежнему, казалось, избегал общества Мо Жаня — и Ши Мэя! — сам старейшина теперь был значительно более расслабленным и уверенным в себе во время их общения. Его поддразнивание стали более естественными, его редкие упреки более откровенными, и он всё ещё баловал Чу Ваньнина до смешных высот, только теперь без слабого привкуса отчаяния. Мо Вэйюй больше не вел себя как собака, ожидающая, что её поцарапает кошка или, может быть, пнёт хозяин. Нерешительность и настороженность, которые он проявил, вернувшись на пик Сышэн, исчезли. И так как Мо Вэйюй больше не вел себя будто он был в нескольких секундах от бегства, злой нрав Чу Ваньнина значительно утих. Должно быть, что-то произошло между ними в этом проклятом иллюзорном царстве, в то время как Хуа Бинань потерял сознание от яда. Что-то заделало трещину, которую Хуа Бинань так старательно вырезал, а потом эта собака три месяца держала Ваньнина в изоляции, лично ухаживая за ним каждый божий день и эффективно стирая любой потенциальный гнев или горечь, которые Хуа Бинань мог бы взрастить. Мо Вэйюй не позволил Ши Мэю даже взглянуть на его раненого шисюна! И Хуа Бинань понимал, почему весь зал Ушань всё ещё вонял уксусом. После того, как они снова появились, совершенно гармоничные, Мо Вэйюй мгновенно подавил все сомнения секты. Чу Ваньнин снова стал их личным Богом справедливости, которого они почитали и которым восхищались. Никто не испытывал никаких противоречий по поводу того, что произошло в поместье Чэнь, и огромная куча подарков от лидера секты, старейшин и даже некоторых храбрых учеников гарантировала, что Чу Ваньнин знает об этом. (Чу Ваньнин очень долго смотрел на эти подарки. Хуа Бинань почувствовал, как цветок шевельнулся на одно резкое мгновение, прежде чем его безжалостно подавили. Он был сбит с толку, когда это случилось, и всё ещё не понимал причины. Затем Чу Ваньнин тихонько написал записку с вежливой благодарностью и быстро сунул все подарки Мо Вэйюю.) После этого он стал ещё тише и сдержаннее. Хуа Бинань кусал ноготь большого пальца, расхаживая по комнате, чувствуя себя загнанным зверем. Его единственный — единственный! — путь к спасению становился все меньше и меньше. Его так и подмывало запереться в этой комнате, забраться под кровать, завернуться в одеяло и заплакать. В эти дни, даже когда гнев Чу Ваньнина разгорался, Мо Вэйюй мастерски его успокаивал! Дворняга даже уничтожила последнюю крупицу надежды Хуа Бинаня, объявив о своём намерении остаться в секте, подавив ярость Чу Ваньнина от мыслей о том, что его снова оставят. Ши Мэй сидел там, во время обеда с лидером секты и его семьей, слушая, как Мо Вэйюй с энтузиазмом обсуждает свои планы относительно зала Ушань в течение двух мучительных часов. Мнение Чу Ваньнина спрашивали несколько раз, в той откровенно балующей манере, которую всегда использовал этот пёс. Чу Ваньнин был явно заинтересован в том, чтобы помочь в разработке проекта, и вовсе не отказывался проводить часы рядом со своим учителем, чтобы сделать это. Часы. Часы, проведенные вдали от Ши Мэя! Руки Хуа Бинаня были так крепко сжаты, когда он подавился едой, что, будь он физически сильнее, его палочки сломались бы. Его нежная маска треснула по меньшей мере дважды — недопустимая потеря контроля. К счастью, никто не обратил внимания на тихого Ши Мэя, так как в дискуссии доминировал Мо Вэйюй, спорящий с Сюэ Мэном о его «вкусе», в то время как лидер секты выкрикивал восторженные предложения. Какой странный, радостный вечер семейных уз, совершенно мирный. Беспокойство Хуа Бинаня чуть не вызвало у него рвоту. Без отрицательных эмоций, питающих цветок, он не смог бы вырасти и развиться в следующую стадию! В худшем случае, если не питать его достаточно долго, его драгоценный цветок может даже впасть в спячку. Это оставило бы Чу Ваньнина в этом полусознательном состоянии, с более изменчивыми эмоциями, более эгоистичными импульсами, но всё ещё под его собственным непоколебимым контролем. Особенно после того, как он был напуган произошедшим в поместье Чэнь, и теперь ещё упорнее подавлял цветок, чем раньше. Прямо сейчас Чу Ваньнин любил Хуа Бинаня только слабым, отдаленным образом, который смутно побуждал его защищать и угождать Ши Мэю, но который можно было легко игнорировать, если бы он нашёл в этом необходимость. Хуа Бинань не мог допустить ни единой ошибки во время их взаимодействия, ему нужно было безупречно играть чистого, совершенного, нежного Ши Мэя. Потому что если он ошибется, то Чу Ваньнин никогда не полюбит его с той навязчивой силой, которую хотел Хуа Бинань. Навязчивая, безумная одержимость обнаруживается только на третьей стадии. Третий этап, на разработку которого потребовалось восемь лет. Третья стадия, которая никогда не разовьется, если его цветок не расцветет во вторую стадию! Прямо сейчас это был ещё плотный бутон, хрупкий и отчаянно нуждающийся в питании! Хуа Бинань присел на пол посреди комнаты, зарывшись лицом в ладони, отчаянно сдерживая дыхание. Все его страхи и сомнения, когда он подарил Чу Ваньнину свой цветок, стали реальностью. Он действительно был богом милосердия, все его отрицательные эмоции безжалостно подавлялись, и Хуа Бинань находился между тревожным гневом и упрямым благоговением. Такой человек. Такой человек! Если бы такой человек управлял миром, тогда, возможно, красавицы-бабочки могли бы… Однажды Ши Мэю захотелось спросить Чу Ваньнина, что он думает о костяных красавицах, об их истории, об их роли рабов, домашних животных и пищи. «Мы такие же, как Ло Сяньсянь. Мы осиротели, потом нас использовали, а затем убили. Ты бы тоже почувствовал гнев за нас?» Хуа Бинань безжалостно подавил самоубийственный вопрос. Нет. Нет, путь был только один. Уходить, возвращаться домой, убегать! Итак, Хуа Бинаню придётся разжигать гнев, обиду, ненависть. Но как? Как?! Если бы Чу Ваньнин убил этого бесполезного старика Чэня, то мир совершенствования преследовал бы его, и он был бы заперт павильоном Тяньинь. Тогда Хуа Бинань мог бы напасть, чтобы освободить его, и убедить Чу Ваньнина, что Ши Мэй всегда будет на его стороне. Кроме того, убийство такого человека, как господин Чэнь, было бы не ошибкой, а справедливым возмездием. Но его шанс ускользнул сквозь пальцы. МО. ВЭЙ. ЮЙ! Почему ты всё время вмешиваешься?! Что теперь мог сделать Хуа Бинань? Искать другую семью "Чэнь"? Мог ли он манипулировать им так, чтобы они оказались на подобной миссии? Он должен был каким-то образом узнать, что они мелочны, а их жертва совершенно невиновна. Но после того, что случилось, позволит ли Чу Ваньнин себе снова действовать так опрометчиво? И, даже если он разозлится настолько, чтобы наброситься, Мо Вэйюй теперь знал, что должен быть настороже, он просто остановит его снова. Мо Вэйюй был самым большим препятствием для всех планов Хуа Бинаня, неуклюжим идиотом, который блокировал его на каждом шагу. Так как же Хуа Бинань мог избавиться от него? Он неохотно посмотрел на свой шкаф, в котором был потайной ящик, хранивший его настоящую силу в безопасности. Его маленькая аптечка из чёрного дерева, заполненная аккуратными рядами стеклянных баночек и деревянных отделений, каждое из которых хранило драгоценное сокровище, все тщательно собранные. Яд? Немногие были достаточно сильны, чтобы работать на его уровне совершенствования, и ни один не был достаточно быстр. К тому же, если Хуа Бинаня раскроют, всё будет кончено. Тогда, может быть… Его пальцы дрогнули. В его аптечке было одно плотно закрытое отделение, скрывавшее белый шелковый мешочек, расшитый серебряными облаками. Его горловина была перевязана голубым шнурком на конце которого болтался маленький нефритовый амулет. В прошлый раз… в последний раз это сработало. Он избавился от Мо Вэйюя, и если он снова уйдёт, то, может быть… Но Хуа Бинань больше не мог быть уверен, что единственным человеком, с которым Чу Ваньнин будет проводить время, будет Мо Вэйюй. Он мог бы попытаться подтолкнуть Чу Ваньнина снова начать путешествовать с Мо Вэйюем… но тогда Ши Мэй потеряет всякий контроль над ситуацией. Кроме того, если он снова воспользуется саше, существует вероятность, что на этот раз это может привести к противоположному результату. Почему? Почему Чу Ваньнин всё ещё был так одержим Мо Вэйюем?! Если бы Хуа Бинань не знал всё так хорошо, он бы подумал, что его цветок работает неправильно… Но, нет. Он глубоко вздохнул. Нет, ни один смертный не устоит перед цветком демонического происхождения. Тогда… ему просто придётся приложить больше усилий, чтобы расколоть скорлупу Чу Ваньнина. Должно быть что-то. Хуа Бинань отвёл взгляд от шкафа, теперь уже по-настоящему подавленный. Ему потребовалось время, чтобы взять себя в руки. Потом взять снова. Он присел на корточки, крепко обхватив руками колени, подобно объятиям. Один вздох. Два. Десять. Он встал. Тщательно поправил свой внешний вид. Улыбнулся в зеркало, чтобы убедиться, что выглядит естественно. Он почувствовал уверенность, видя себя не таким усталым, каким себя чувствует. Затем он схватил свою сумку Цянькунь, привязал её к поясу, и вышел из своей комнаты.

***

Путешествуя в экипаже, Мо Жань и его ученики добрались до озера Цзиньчэн за десять дней. Знаменитое озеро покоилось на самой вершине рассветного пика, самого священного места в мире совершенствования. Легенда гласила, что прославленный Гоучень, Бог Войны и оружия, выковал на этой горе священный меч Небесного императора. Это изменило ход древней войны между Небесным Царством и Царством Демонов, позволив Небесному императору с концами победить Повелителя Демонов и навсегда запечатать врата в их Царство. Закончив свою миссию, Возвышенный вернулся на небеса, оставив после себя сотни тысяч "неудавшихся" Божественных оружий, которые выковал. Это был величайший арсенал в мире, запечатанный под вечным льдом озера Цзиньчэн и защищенный сотнями Божественных зверей. Если заклинателю удавалось растопить лёд, Божественный зверь поднимался и просил что-нибудь в обмен на оружие. — Божественный зверь этого мастера был огромным драконом, его голова была такой же большой, как и всё моё тело, — объяснял Мо Жань, заканчивая свой длинный-длинный рассказ. — У него была чернильно-чёрная чешуя и ярко-бирюзовые когти, а во рту был мой клинок, Бугуй. — А что он просил взамен? — Спросил Ши Мэй. — Это было очень трудно? — Ах, нет. Он попросил цветущую ветку дерева у подножия горы. Этому мастеру потребовалось всего несколько минут, чтобы сбегать вниз и достать её. Никто на самом деле не знает, почему Божественные звери просят то, что просят. — Возможно, это испытание человеческой жадности, — сказал Чу Ваньнин, в его голосе слышался ледяной холод. За эти десять дней, проведенных в одной карете, его настроение постепенно ухудшалось. За последние несколько часов он не произнёс ни единого слова, только смотрел в окно. — То, что они просят, может быть простым, как булочка на пару, или жестоким, как свежее человеческое сердце. Сам заклинатель, должен решить, что для него важнее. Ши Мэй резко повернул голову, в шоке уставившись на Чу Ваньнина. Мо Жань откашлялся. — Ах, ахаха. Ши Мэй, не волнуйся, этот мастер не думает, что тебя попросят о чьём-то… сердце. Испуганное моргание. Затем: — О, д-да. — Удар сердца. — Шисюн, твой божественный зверь не мог просить о чём-то столь возмутительном. Мо Жань фыркнул. Если бы какое-нибудь существо осмелилось попросить Чу Ваньнина вырезать чье-то сердце в обмен на оружие, он плюнул бы ему в лицо и заявил, что оно ему не нужно. А потом он, вероятно, пойдёт и выяснит, как выковать своё собственное божественное оружие, просто из злости, а затем, возможно, вызовет зверя на дуэль. — Нет, — мягко выдохнул Чу Ваньнин. Эти глаза Феникса на мгновение метнулись, послав Ши Мэю неловкий, извиняющийся взгляд. — Это был Кунпэн. Он хотел мой мясной пирожок. Чу Ваньнин отправился на озеро Цзиньчэн, когда ему было одиннадцать лет, в сопровождении таинственного заклинателя, который вырастил его. Мо Жань был немного разочарован тем, что не он сопровождал котёнка, ему хотелось знать, какое выражение лица у него было, когда он получил своё оружие. Был ли Чу Ваньнин удивлен? Счастлив? Невинно взволнован, как может быть только ребёнок? Был ли он, как Мэн-мэн, бежал к своему таинственному опекуну, чтобы показать свои сокровища? Или он всегда был таким серьёзным маленьким бессмертным лордом и только вежливо поклонился своему Кунпэну и поблагодарил? Ах, какая упущенная возможность! Ши Мэй склонил голову, улыбаясь. — Ветка дерева и мясной пирожок в обмен на пять Божественных оружий. Учитель и шисюн благословлены небесами. — Четыре, — одновременно поправили Чу Ваньнин и Мо Жань. — Четыре…? — Нин-нин получил только два своих оружия из озера Цзиньчэн, и даже этот мастер мало что знает о третьем. Я даже никогда его не видел, — вздохнул Мо Жань с преувеличенным разочарованием. Чу Ваньнин, наконец, взглянул на него с недовольным видом. — Этот ученик тоже никогда не видел второго оружия учителя. Да, но и твой учитель тоже... не видел его. — Ммм, я просто никогда не находил ему применения, — и никогда бы и не нашёл, если бы однажды он не решил немного изменить ситуацию и, ради новизны, не забил упыря до смерти шкатулкой. — Этот шиди видел только Тяньвэнь. Другие оружия шисюна похожи? — спросил Ши Мэй. Нет, вовсе нет. Мо Жань видел Цзюге всего один раз и никогда не видел в бою, но он знал, что и он, и Тяньвэнь очень хорошо подходят Чу Ваньнину, но совершенно по-разному. Некоторые древние ученые утверждали, что Божественное оружие, с которым связан заклинатель, является отражением их души. Вот почему, говорили они, некоторое Божественное оружие запечатывает себя, пока не найдёт кого-то, кто резонирует с их духом. Если так, у Чу Ваньнина была сложная душа. Достаточно безжалостен, чтобы искать правду, но и достаточно нежен, чтобы успокоить сердце. Вот почему Мо Жаню так любопытно, на что похоже его третье оружие. — Нет, — сказал Чу Ваньнин, всё ещё глядя в сторону, но голос его звучал уже гораздо спокойнее. — Одно из озера Цзиньчэн—гуцинь, а другое—золотой меч. Они не могут быть более разнообразны. — Меч кажется полезным для твоих миссий, шисюн — мягко заметил Ши Мэй, тактично скрывая вопрос. Мо Жань неоднократно доказывал то же самое. — Тяньвэнь более чем достаточно, — оживленно сказал Чу Ваньнин. Затем, после недолгого молчания, он продолжил более мягко, — Хуайша… вероятно, он веками находился в руках заклинателей. В отличие от двух других, передо мной у него был другой владелец, возможно, множество других. Итак, у него сложилась довольно… сложная личность. Хуайша… не прочь вкусить крови, её использование требует высокой цены. После этого они больше ни о чём не спрашивали. Мо Жань, потому что только что узнал больше о «Хуайша» из одного разговора, чем ему удалось узнать за три года любопытства, и его чувства по этому поводу были довольно сложными. Ши Мэй, потому что изучал Чу Ваньнина с задумчивым выражением лица. И Чу Ваньнин, потому что он снова вжался в стену, абстрагируясь, словно он здесь один. Наконец, после десяти довольно неловких дней пути, их экипаж въехал в город Дай как раз в тот момент, когда закат окрасил небо кровью. Массивная гора пика Сюйин вырисовывалась на заднем плане, как огромный титан, её снежная вершина пронзала небеса. Облака вокруг неё были тёмными и раздутыми.