Хаски и его белый котёнок ученик

Озеро Цзиньчэн было одним из тех редких мест, в которых гармонично сочетается естественная Ци и такая мощная концентрация, что духовный корень может быть насыщен в мгновение ока. Вода, дерево и металл, в высшей степени совместимое трио, вытекали из сердца Чжайсинь Лю, как сок. Чу Ваньнин должен чувствовать себя здесь очень комфортно, поэтому Мо Жань был уверен, что после игры на Цзюге, которая требовала большого количества духовной энергии, Ваньнин мог, по крайней мере, быстро пополнить запасы. Заклинатели были могущественными существами, но ядру нужна была Ци, чтобы оставаться стабильным. Исчерпание запасов разрушит его. Мо Жань скорее вырубит Ваньнина, чем позволит ему зайти так далеко, даже если это будет означать, что ему придется уничтожить всё озеро Цзиньчэн, чтобы спастись. Пока погоня над ними продолжалась, эффективно отвлекая Чжайсинь Лю, все пятеро осторожно подобрались ближе. Они помнили слова Ванъюэ, и когда натолкнулись на опавшие листья, каждый длиной с предплечье Мо Жаня, осторожно обошли их. Поднимаясь по лестнице, высеченной в основании Ивы, они держали свою Ци плотно связанной в своих телах — усилие, которое на самом деле было более трудным, чем казалось — чтобы дерево не могло почувствовать их вторжение. Мо Жань держал одну руку на запястье Ши Мэя, так как, будучи самым слабым из них, он меньше всего контролировал свою Ци. К счастью, её было так мало, что, даже если она просочится, её, вероятно, не обнаружат. Ванъюэ сказал, что дерево не может видеть, но, поскольку он ничего не сказал о других его чувствах, они молчали и легко ступали, хотя технически ствол дерева уже был мёртв, а значит, не должен ничего чувствовать. Но это было Небесное растение, так что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. В конце концов они добрались до широкой ложбины, которая имела форму естественных ворот, достаточно широких, чтобы трое крупных мужчин могли стоять бок о бок, и в два раза выше, чем был Мо Жань. Вот тут-то они и столкнулись со своей первой проблемой: дупло было защищено сложным барьером, и как только они попытались бы его разрушить, дерево заметило бы это. Так много возможностей для того, чтобы они не использовали свою силу пока не найдут сердце. Спасибо за ничего, Ванъюэ… Чу Ваньнин осторожно приблизился, и Мо Жань последовал за ним, наклонив голову, чтобы изучить барьер. Или, скорее, шесть перекрывающихся барьеров: один для обнаружения, три защиты разной силы, один, который откачивает духовную энергию, и, наконец, последний, атакующий, если они их сломают. Он жестом подозвал Сюй Шуанлина, когда Ваньнин обернулся. У них была одна и та же идея, и вскоре они начали согласовывать, как справиться с проблемой. После нескольких раздражающих минут, в которые они писали в воздухе, указывая друг на друга и сердито смотря, их план был готов. Сначала Мо Жань разбил перекачивающий барьер, почти мгновенно после этого, Сюй Шуанлинь сломал три защитных, и Чу Ваньнин разрушил два других. Затем Мо Жань окружил всех пятерых своим самым сильным барьером, когда ожидаемая атака поразила их. Он крякнул, красный шар тяжело треснул… но не разбился. Наконец, они отключили систему обнаружения, что в данный момент было лишь формальностью, и вбежали внутрь как раз вовремя, ветви Ивы появились, как большие смертоносные змеи. — Вперед! — крикнул Мо Жань и образовал красный барьер над воротами. Ветви ударялись снова и снова, пытаясь проникнуть внутрь, но Мо Жань уже закончил свою работу и опустил руки, барьер остался на месте. Он повернулся и обнаружил, что Ваньнин остался. Котёнок спросил: — Как долго? Мо Жань усмехнулся. — Не сомневайся в своём учителе, Нин-нин. Я могу держать эти ветки снаружи несколько дней, если понадобится. Чжайсин Лю не может сравниться с этими Божественными зверями. Тот, кто установил шесть барьеров над воротами, был намного сильнее его. И, поскольку это мог быть настоящий Бог, это неудивительно. Мо Жань почувствовал некоторую гордость за то, что стал достаточно сильным, чтобы выдержать Божью кару. Ваньнин кивнул. — Тогда пойдем. Внутри было жарко и сухо, они больше не были окружены водой. Они последовали за остальной частью своей группы, и Мо Жань на всякий случай установил ещё один барьер у внутренних ворот, а затем, наконец, взглянул на знаменитую Священную оружейную. И затаил дыхание. Ива была абсолютно массивной снаружи, высокой и достаточно толстой, чтобы без сомнения считаться королевой деревьев. Внутри же оказалось настолько просторно, что Мо Жань даже не мог разглядеть потолок. Полки за полками, ящики за ящиками, витрины за витринами, полные Божественного оружия, выстроились вдоль стен. Некоторые из них просто парили в воздухе, удерживаемые древними барьерами, в то время как другие, казалось, кружились и танцевали над их головами. Любой, кто беспокоился, что в озере Цзиньчэн скоро закончится Божественное оружие, был идиотом. Здесь его хватало на бесконечные поколения. Все пятеро огляделись вокруг, охваченные благоговейным страхом, и даже Ваньнин не был исключением на этот раз. Внутри Ивы было своё собственное маленькое измерение, и если всё это оружие действительно было выковано одним человеком, то он заслуживал титула «Бога оружия». В центре находилась большая плавильная установка, наполненная кипящей лавой, которая была настолько горячей, что искажала воздух над ней. Теперь Мо Жань понял, почему здесь было намного теплее — резкий контраст с ледяной водой снаружи. Сюй Шуанлинь подошёл к ближайшей стене, где невинно покоился зелёный нефритовый меч с черной рукоятью, и протянул руку. Пульс чистой энергии, подобной которой Мо Жань никогда не ощущал, расколол воздух. Самый могущественный старейшина Жуфэна был отброшен прочь, как комар, и рухнул на землю с громким стуком и болезненным кряхтением. — Ифу! — Крикнул Е Ванси, подбегая к нему и опускаясь на колени рядом с его распростертым телом. Мужчина закашлялся, тряхнул головой, чтобы прийти в себя, и несколько раз моргнул. Видя, что он будет жить, Мо Жань цыкнул: — Айя, я не думаю, что они хотят, чтобы ты прикасался к ним. Сюй Шуанлинь приподнялся с горестным смешком, вытирая кровь в уголке рта. Он закашлялся, голос охрип. — Что ж, если барьер у двери был сильным, то тот, что защищает это оружие, почти непробиваем. Прошло много времени с тех пор, как меня так жестоко ударяли, и я почти уверен, что это было всего лишь предупреждением. Это означало только одно — шесть барьеров у ворот были чьей-то шуткой, поскольку они не были нужны для безопасности оружия. Если это так, то у Гоученя Возвышенного было интересное чувство юмора, он насмехался над потенциальными ворами, создавая впечатление, что они были близки к «победе», только чтобы затем показать, что они не смогут взять оружие, как бы сильно ни старались. Или… может быть, барьеры просто предназначались для защиты сердца Чжайсинь Лю, это предположение тоже было интересно. Мо Жань предпочитал верить, что все дело в чувстве юмора Гоученя. — Чжайсинь Лю — это оружейная, — сказал Чу Ваньнин, изучая неприкосновенный клад Божественного оружия. — Это маленькое Царство связано с ним или, может быть, каким-то образом является им. Поэтому, если он будет повержен, Царство и озеро так же рухнут, и всё это оружие будет потеряно. — Значит, только Чжайсинь Лю может выпустить оружие из оружейной? — спросил Ши Мэй, изучая окружающую обстановку. — Ванъюэ сказал, что Божественные звери пытались совершить обмен от его имени, — заметил Мо Жань. — Так что, возможно, только Божественное существо может снять оружие… и, возможно, только человек может на самом деле владеть им. — Очаровательно, — фыркнул Сюй Шуанлинь, осторожно поднимаясь на ноги. Он ухмыльнулся встревоженному Е Ванси, успокаивающе похлопав его по плечу, выражение лица на мгновение потеряло тот ошеломленный вид, когда он с любовью посмотрел на своего приемного сына. — Интересный метод обеспечения баланса сил. — И сдерживания человеческой жадности под контролем, — мрачно сказал Чу Ваньнин. — Если кто-то попытается силой захватить Оружейную, она уничтожит сама себя. Возможно, единственный способ, которым оружие может покинуть это место, — это если обе стороны готовы торговаться, что объясняет, почему сделки вообще существуют. Это делает принуждение невозможным. Хм. Мо Жань почесал щеку. Он всегда удивлялся, почему какой-нибудь устремлённый заклинатель в прошлом просто не попытался штурмовать озеро, рискуя столкнуться с Божественными зверями. Возможно, давным-давно какой-то недобросовестный человек пытался завладеть всем арсеналом, только для того, чтобы обнаружить что это было невозможно. Если бы кто-то попытался насильно контролировать Чжайсинь Лю, оружие, вероятно, уничтожило бы себя безвозвратно. Может быть, такая история была написана в какой-то древней книге, в каком-нибудь древнем склепе, и от неё осталась только социальная правда, что это святое место предназначалось только для торга. По сути, в мире совершенствования был священный закон: Если вы не смогли заключить сделку, вы навсегда потеряли шанс получить Божественное оружие. Идея применения силы была совершенно чуждой. — Чу-сюн, — официально произнёс Е Ванси, поклонившись. — От имени секты Жуфэн Линьи Е Ванси официально просит вашей помощи, чтобы успокоить сердце Чжайсинь Лю и навести порядок в озере Цзиньчэн. Я буду помогать и защищать вас по мере своих возможностей во время ваших усилий, и от имени лидера секты я клянусь, что ваши усилия будут вознаграждены. Глаза Чу Ваньнина похолодели, губы были плотно сжаты. — Мне не нужна твоя награда. Я делаю это не для одной единственной секты Жуфэн, а для всех заклинателей и Божественных Зверей. Е Ванси не дрогнул от холодного увольнения, вместо этого, казалось, немного восхищаясь. Он кивнул. — Спасибо, Чу-сюн. — Тогда позволь этому мастеру потребовать награду от имени его ученика, — сказал Мо Жань, широко улыбаясь и неторопливо махая рукой. Выражения их лиц варьировались от удивления до шока, а лицо Чу Ваньнина исказилось в ужасающей ярости. Мо Жань мысленно покачал головой. Ах, характер этого котёнка, когда дело касалось секты Жуфэн, действительно был чем-то страшным. Как будто Мо Вэйюй, из всех людей, хотел что-то от семьи Наньгун. Как будто старейшина Тасянь в чём-то нуждался. Мо Жань перевёл взгляд с Е Ванси на Сюй Шуанлина, его улыбка была острой, как бритва. — Вы двое будете держать при себе участие моего ученика в этом деле. Придумайте историю о том, что здесь произошло, сделайте себя героями этой сказки, мне всё равно. Но, если вас спросят, вы никогда не встречали никого по имени Чу Ваньнин и даже не представляете, где в мире совершенствования он может быть. Оставьте моего котёнка в покое. Ярость Ваньнина рассеялась, как дым, и его губы задрожали. Что-то близкое к благодарности растопило его лицо, Мо Жань послал ему ухмылку. — Ну что, ученик Чу? Это приемлемая награда? Чу Ваньнин уткнулся взглядом вниз, и его уши покраснели. Он едва заметно кивнул. Е Ванси долго колебался, затем кивнул. — Тогда, клянусь честью, участие Чу-сюна, Ши-сюна и старейшины Мо в этом деле будет скрыто даже от… моего лидера секты. Казалось, ему было больно говорить это, что заставило Мо Жаня думать, что слово этого доброго маленького семени действительно было правдой. Все они повернулись к Сюй Шуанлину, который смотрел на них так, словно не обращал внимания, потирая больной бок. Красивый мужчина, который выглядел едва ли старше Мо Жаня, но раза в два более трудный для понимания, рассеянно улыбнулся. — Чу Ваньнин? Разве это не тот приглашённый старейшина, который исчез много лет назад? Интересно, где он оказался? Мо Жань впился в него взглядом, и даже Ши Мэй выглядел немного раздраженным. — Ифу ничего не скажет, — немного неловко пообещал Е Ванси. — Он держит слово. — Удар сердца. — Клянусь честью. — Айо, Сяо Йези, — нежно поддразнил Сюй Шуанлинь. — Разве моей чести недостаточно? — Ифу. Смешок и пожатие плечами. — Тогда клянусь честью моего Сяо Йези, к которой я отношусь гораздо серьезнее, чем к своей собственной. На мгновение его тон стал поразительно серьёзным. Мо Жань ясно осознал, что этот человек очень любит своего приемного сына и вряд ли любил что-то больше, если вообще любил что-то ещё. Чу Ваньнин только кивнул им обоим, затем развернулся и пошёл в глубь оружейной. Мо Жань шел рядом с ним, призвав Бугуй, на всякий случай, и остальные трое следовали за ними. — Учитель, ты не можешь причинять ему вред, — напомнил Ваньнин. — Просто предосторожность. Они вошли в другую комнату, столь же внушительно высокую, законы пространства не имели значения в оружейной. И там, плавая в коконе из виноградных лоз, был… Человек. Тогда Мо Жань понял, что «сердце» означает не какое-то буквальное сердце, как он себе представлял, а человеческую форму Ивы. Проявление его бессмертной души. Чжайсинь Лю имел стройное, гибкое (хех) телосложение, и не носил ничего, кроме массивных ивовых листьев на своем теле. Как будто кто-то сделал из них платье, но вместо того, чтобы сшить, они выросли из его тела. У него были длинные серебристые волосы, которые касались его босых ног, а его кожа была темно-коричневой. Его пылающие зелёные глаза, когда он смотрел на них, искрились безумной, убийственной яростью. — Люди! — закричал он пронзительно громким голосом. — Всегда люди, здесь, чтобы украсть у меня, здесь, чтобы забрать Его дыхание. Смертоносный корень отделился от кокона и бросился на них, острие покрылось блестящим серебряным соком. Они увернулись, Мо Жань снова схватился за Ши Мэя, а корень глубоко вонзился в землю. Он с легкостью проткнул бы их насквозь. Тут же появилось множество других, не дав Мо Жаню даже мгновения подумать, не говоря уже о том, чтобы проверить остальных. Он прыгал, извивался и упирался, и не мог сосредоточиться на достаточное для формирования отдельных барьеров время! — Всем собраться вместе! — крикнул Мо Жань. — Мне нужно сформировать… Он замолчал, выругавшись, когда его чуть было не поразила особенно близкая ветвь, Ши Мэй в его руках закричал. Мо Жань быстро взглянул на его бледное лицо и убедился, что его потряс только страх и что на самом деле он не был ранен. Мо Жань повернулся, пытаясь найти других в этом внезапном лабиринте корней, как раз вовремя чтобы увидеть направляющиеся к незащищенной спине Е Ванси корни. — Е Ванси! — Сяо Йези! Вспыхнул золотой свет, и Тяньвэнь обернулась вокруг руки юноши как раз вовремя, вырывая его с тропы корней и бросая Сюй Шуанлину. Старейшина с ворчанием поймал мальчика, удар отбросил его назад. Лицо Сюй Шуанлина было белым как снег, когда он прижал к себе сына. Все корни застыли. — Ты… — произнёс Чжаньсинь Лю, глядя на Чу Ваньнина... нет, на Тяньвэнь, в полном шоке. Затем он взглянул на Мо Жаня, и снова на Ваньнина. Его лицо исказилось от ярости. — Ты! Ты украл его, ты украл моего близнеца! Все потрясённые посмотрели на Чу Ваньнина. Лицо котёнка оставалось невозмутимым: — Я заключил сделку и получил Тяньвэнь взамен. — Нет! Нет, нет, нет! — закричал он, зарываясь пальцами в волосы. — Он не оставит меня! Он застенчив, оба они, но он не оставит меня! — Он снова перевёл взгляд с Мо Жаня на Чу Ваньнина. — Ты украл его! Все вы... все вы берёте и берёте, а затем уходите, а я остаюсь! Он присел на корточки в воздухе и начал хвататься за голову, крича: — ВЫ ВСЕ УХОДИТЕ! Он кричал и кричал, поток безумных, непонятных слов лился из его рта, корни покачивались и дрожали, дергаясь там и сям без причины. Чжайсинь Лю поднял голову, свирепый, полный ненависти, безумный, печальный — его взгляд скользил по ним, рассеянный, его тело содрогалось. И пока остальные были отвлечены, Мо Жань, чьё внимание всегда, по крайней мере частично, было приковано к Ваньнину, заметил корень, выходящий из земли. Мо Жань отпустил Ши Мэя. Он побежал… Прыгнул… Схватил Ваньнина как раз в тот момент, когда корень был над его спиной… И вонзился в грудь Мо Жаня. О. Боль иногда заставляет мир замолчать. Мгновения удлиняются, тянутся к вечности, почти застывая во времени. От шока всё онемевает и исчезают все ощущения. Это… был не один из таких случаев! Корень в его груди чертовски болел! — Учитель! Ударная волна смертоносной Ци взорвалась, отбросив все корни, раздавив их о стены и отшвыривая каждого человека вместе с ними. За то время, которое потребовалось Мо Жаню, чтобы сориентироваться, в руке Чу Ваньнина материализовался золотой меч, и корень, пронзивший его, был отрезан у основания. Чжайсинь Лю закричал, когда серебряный сок полился из дерева, смешиваясь с кровью, которая лилась из груди Мо Жаня. Чу Ваньнин медленно повернулся к духу дерева с выражением чистой ненависти на лице, Хуайша в его руке задрожал от ликования. Золотой клинок окутал комнату жаждой крови и мести. Чжайсинь Лю отступил на шаг, его зелёные глаза расширились от ужаса. Он свернулся калачиком, дрожа, его корни были сломаны и разорваны, мощное намерение убийства оставило его потрясённым. Чу Ваньнин сделал ещё один шаг к нему. Он поднял руку, возвышая Хуайшу и… Он резко остановился, когда Мо Жань схватил его сзади за воротник и потянул. Чу Ваньнин отшатнулся и посмотрел на него, недоверие боролось с ненавистью и гневом. Его хватка была белой вокруг рукояти Хуайши, но, несмотря на свою ярость, он выглядел как непослушный котёнок висящий за шкирку. Мо Жань сглотнул кровь во рту и поддразнил его: — Не то оружие, Ваньнин. Лицо котёнка побелело, как будто он увидел призрака... нет, что-то гораздо хуже, потому что Чу Ваньнин не боялся призраков. — Учи… тель. Вы… — Прекрасно, — сказал Мо Жань, что было не совсем правдой, но всё же, тело заклинателя было чрезвычайно выносливым. Он указал на корень, который на самом деле попал во внешнюю левую часть его груди, наполовину вонзившись в бок и немного в руку. Он сильно кровоточил, и его черная мантия скрывала истинное местоположение, но это не было опасно для жизни. — Пропустил самое важное, видишь? Сломал ребро, может быть, но ничего серьёзного. Просто нужен месяц или около того нежной заботы Таньлана. Он улыбнулся, поддразнивая: — Твоя очередь кормить меня лекарствами. Котёнок сильно дрожал, и его глаза были полны слёз. — Учитель… — Ваньнин, помнишь, как ты играл для меня на Цзюге? — спросил Мо Жань мягко и безнадежно нежно. — Я бы хотел услышать это снова. Та же песня, то же намерение. Хорошо? Потребовалось мгновение, затем ещё одно. Борьба на лице Чу Ваньнина между спасителем и убийцей была жестокой, и это причиняло Мо Жаню гораздо больше боли, чем его рана. — Смотри, — сказал Мо Жань, кивая на Чжайсинь Лю, который свернулся калачиком и раскачивался в воздухе. — Он плачет. Он совсем один, Ваньнин. — Пауза. — Помоги ему, как ты помог мне. Один удар сердца. Другой. А затем, наконец, Хуайша медленно растворилась… И Чу Ваньнин призвал Цзюге. Цзюге представлял собой гуцинь, с нанизанными серебряными струнами, сделанный из полированного тёмного дерева, конец которого переходил в живые ветви, усеянные краснеющими цветами хайтана. Это было произведение искусства, способное захватить чувства и перехватить дыхание задолго до того, как оно выпустит хоть одну ноту. Мо Жань видел Цзюге только однажды, всего на мгновение, прежде чем он растворился в звездном дожде. В первые месяцы своих путешествий с Чу Ваньнином Мо Жань изо всех сил пытался приспособиться к новой реальности, принять, что он больше не ходит один, что он несёт ответственность за благополучие другого человека. Чистый маленький котёнок, который безупречно сражался за его спиной, как будто их умы были единым целым. Присутствие Чу Ваньнина превратило миссии в новое и уникальное удовольствие. Жаль, что моменты между миссиями были неловкими и неуверенными, эти двое держались друг с другом вежливо и отстранённо. Возможно, разум Мо Жаня не мог принять эту новую реальность, это странное робкое счастье, смешанное с беспокойными нервами, и поэтому его сон тогда часто мучили кошмары. В одну из таких ночей Мо Жань и Чу Ваньнин разбили лагерь в лесу, разделенные огнём и защищенные зелёным барьером. Мо Жань ворочался всю ночь, ужасы когтями впивались в его душу. Иногда ему снилось, что он заперт в крошечной клетке, отчаянно воя, чтобы освободиться, просто зверь в человеческой шкуре. Вокруг него стоял гнилостный запах ладана, смешанный с едким дымом, и когда он изо всех сил пытался дышать, решетки начинали приближаться к нему, медленно превращая его в ничто. В других кошмарах он копался в грязи в поисках червей, его желудок был настолько пуст, что пытался сожрать себя изнутри. Однажды его отец стоял перед ним с руками, полными монет, и насмешливо смотрел, как он глотает жуков. С отвращением он запер Мо Жаня за воротами своего особняка, оставив его там выть от голода и ярости. Иногда у него на спине висел труп его матери. К тому времени, когда он достиг совершеннолетия, всё, что Мо Жань мог вспомнить о своей матери, было расплывчатой улыбкой и высокой, неразличимой фигурой. Его память была запятнана болью от того, что он потерял её, ощущением того, как он вцепился в землю, силясь вырыть ей могилу, и стыдом за то, что он, старейшина Тасянь, заклинатель номер один, не мог найти ничего, что помогло бы ему вспомнить лицо любимой матери. Боль от этого и от того, что он отрицал её существование, притворяясь сыном другой женщины, была достаточно ужасной, чтобы искалечить. В ту ночь его кошмары были полны ею, утопающей в стыде, вине и мучительном чувстве неудачи. А потом колыбельная пронзила тьму и разогнала тени. Сны Мо Жаня изменились. Ему снова было пять лет, и он снова пережил свои самые счастливые моменты. Он шёл рядом с матерью по золотым полям, весело размахивая руками, взывая к улыбающимся рабочим, ухаживающим за посевами. Его мать рассказывала об их планах на будущее, о возвращении его домой в низший мир совершенствования, о поиске семьи по выбору, а не крови. Затем она брала его на руки, и они танцевали, кружились в грязном переулке, хихикая, как будто это был дворец императора. Наконец, измученный прошедшим днём и набитым едой животом, Мо Жань свернулся калачиком у её груди, вдыхая знакомый запах, и позволил себе уснуть, убаюканный звуком её сердцебиения. Прижавшись к его виску, она прошептала своё прощение за то, как он решил выжить. Напомнила ему быть добрым не только к миру, но и к самому себе. Мо Жань проснулся со слезами, катящимися по его щекам, его сердце тоже было полно, радостью. Лицо его матери теперь было ясным, как рассвет, её мелодичный голос шептал ему в уши, а мозолистые руки ласкали его щеку. Мо Жань не чувствовал себя таким лёгким, свободным и счастливым… возможно, никогда. Его дух был спокоен, его разум ясен, а его сердце исполнено надежды. Той ночью, услышав его всхлипы и рыдания, Чу Ваньнин призвал Цзюге и подарил Мо Жаню подарок, более драгоценный, чем все богатства в мире. Всю ночь он играл свою колыбельную. Его глаза были окружены темными кругами, его пальцы кровоточили от ссадин, а его духовная энергия почти исчерпалась. И всё же он ни разу не дрогнул, выражение его лица было таким нежным и безмятежным, что этот образ запечатлелся в сердце Мо Жаня. Когда Чу Ваньнин наконец заметил, что Мо Жань проснулся, Цзюге исчез с испуганным вздохом, и эти окровавленные руки мгновенно скрылись за его спиной. Нерешительно, с широко раскрытыми глазами и покрасневшими ушами, он взглянул на Мо Жаня сквозь дрожащие ресницы. Эти слегка смущенные, слегка встревоженные глаза феникса ясно отражали, что он никогда не хотел, чтобы его доброта была замечена. Той ночью Чу Ваньнин разбил и исправил сердце Мо Жаня. Воздействие Цзюге на разум, как позже узнал Мо Жань, зависело от желания Чу Ваньнина. Он мог бы легко прогнать кошмары и погрузить Мо Жаня в более глубокий сон. Вместо этого он решил подарить Мо Жаню мечты о мире и радости, не заботясь о собственном благополучии. Этот человек… такой хороший. Чу Ваньнин всегда ставил мир выше себя, и поэтому Мо Жань решил, что он всегда будет ставить Чу Ваньнина выше всего мира. Поэтому в этот день, когда Чу Ваньнин снова призвал Цзюге, чтобы успокоить бушующую Небесную Иву, Мо Жань не сомневался в их победе. Он стоял прямо за ним и готовился подхватить Ваньнина, если тот упадёт. Мо Жань лучше, чем кто-либо другой, знал цену, которую Цзюге требовал за такую захватывающую дух мощь. Одна единственная нота могла пронзить небеса и расколоть землю. А руки, играющие на нём, могут украсть чье-то сердце.