Замена игрока

      Розоволосая девушка агрессивно собирает вещи. Берёт с захламленного стола зарядку, шустро оборачивает шнур вокруг штекера и кидает в полузаполненный рюкзак.       За закрытой дверью слышатся громогласные топающие шаги.       Голубоглазая недовольно поджимает губы, присаживаясь на корточки и открывая нижний ящик стола.       Дверь резко распахивается, стукнувшись о стену. — Куда ты собралась?!       Девушка даже не обернулась, продолжая что-то искать. — Я к кому обращаюсь?!       Женщина в потёртом бледно-синем халате сложила руки на груди, глубоко дыша; воздух, зашедший вместе с ней, повеял лёгким запахом дыма. Девушка в отвращении скривилась. — Милана, дрянь ты такая! — мать терпением никогда не отличалась, поэтому не выдержала и подошла, грубо впиваясь в чужое плечо ладонью, от которой воняло сильнее всего, в попытке поднять нерадивую дочку. Наконец найдя то, что искала, девушка резко поднялась, сбрасывая мерзкую конечность. — Не трожь меня!       Бешенство билось через край, грудь тяжело вздымалась, ладони сжались в кулаки. — Ты как с матерью разговариваешь, малолетка?! — женщина, явно не понимая, что творит, вгрызлась ногтями в миланино ухо, больно оттягивая его, как какому-нибудь неразумному дитя. — Как того заслуживаешь, так и разговариваю! — девушка такое терпеть была не намерена, поэтому с неприсущей ей резвостью толкнула женщину, по инерции наклонившись вперёд. — Да в мои времена тебя бы избили за такое отношение к родителю! — цепкие пальцы не отпускали бедного органа слуха; Ангельская схватилась за запястье, отмаргиваясь от слёз обиды и боли, — чтобы за пояс своё мнение заткнула! — Ты в каком веке вообще живёшь?!       Милана всей душой ненавидела отсталые взгляды матери. Всей. своей. душой. — Ты должна меня слушаться! — в чистом проявлении ярости выкрикнула мать, отчего лицо, покрытое сетью морщин, не должных быть в тридцатипятилетнем возрасте, исказилось в карикатурном выражении. — Я тебе ничего не должна! — почти в отчаянии надрывала голос голубоглазая, как в замедленной съёмке отписывая матери звонкую пощёчину.       Женщина подозрительно затихла. Милана, видя в этом секундную возможность, сильно толкает её назад, выуживая бедное ухо, по которому потекла горячая кровь. Она хватает рюкзак и стремглав бежит прочь из комнаты. — Куда?!       Девушка успевает увернуться от брошенного в приступе лютого бешенства телефона, выпрыгивая в коридор. На ходу подбирает только купленные кроссовки, остановившись перед закрытой дверью. Судорожно вставляет ключи в замочную скважину, нараспашку раскрывая двери. — Милана Кирилловна, если ты сейчас же не одумаешься..! — услышать конец фразы девушке было не суждено: она уже ловко перепрыгивала ступеньки обветшалой девятиэтажки, стараясь не наступить на осколки стекла. Милане был противен один только голос этой женщины, и потому она не вслушивалась в отбивавшееся об стены эхо; вместо этого у неё в виске билась жилка, внимание к которой было для неё чем-то спасительным: её сердце истомой сжималось от туманных перспектив молодой девушки в большом городе.       Плечом открывая ветхую парадную дверь, босая выбегает на улицу и сразу же, невзирая на обсыпанный мелкой галькой и опять же стеклом из-под пива асфальт, несётся прочь из этого прогнившего от и до места.       Плевать, что будет. Милане уже всё равно. Главное — вырвалась. — Жалкий выродок! — слышится где-то сверху. Девушка в ужасе поднимает голову; и сердце сжимается от увиденного: Анжелика Алексеевна раскрыла окно и в исступлении орала, швыряя на землю миланины вещи, — наглая паразитка! Дрянь! Сука! Лучше бы я тебя не рожала..! Ненавижу..!       Девушка застыла. Бледность расползлась по всему её лицу, а сердце в пятки упало. Сейчас, стоя у выхода с детской площадки, она ощутила острый укол где-то меж рёбер. — Всю жизнь мне испортила..!       Колени задрожали, слёзы безостановочно полились по щекам; резко почувствовала, как мёрзнут ступни. — Поскорее бы ты сдохла где-нибудь в подворотне..!       Казалось, что-то мощно ударило Милану по голове: всё закружилось, заплясало, больно жаля нейротропным ядом прямо посередине живота; а голос, хриплый, глухой, явно сорванный, всё ещё вопил за спиной, когда же девушка сделала несколько мелких шажков.       Никаких звуков не вырывалось из горла, вместо этого там сжимался в болезненных спазмах нарастающий ком. Руки ослабли и вещи попадали на землю; ноги подогнулись, не выдерживая веса всего тела, и Милана молча заревела, силясь заглушать рвущие грудь напополам крики; на выходе получался скулёж.       ....а ведь это всего лишь волосы.       Смеркалось. Холодало. Из материального у девушки лишь была зарядка, плеер, телефон, кофта, повер-банк, носки, карта, на которой почти не было денег, и триста рублей. В кармане потёртых джинс звенела сдача от автобуса. Из духовного — опустошение внутри, абсолютная печаль на чистом лице и упадок сил.       А из окружающего мира — неизвестная местность. Она сейчас сидела на лавочке явно в каком-то спальном районе хрущевских времён: всё было словно пыльное, грязное, старое и вот-вот собирающееся обвалиться. Но Миле всё было ни по чём: единственное, что в этот момент её волновало — место ночёвки. Друзья быстро слились, но понять их Ангельская очень даже могла; денег на что-то дороже места у помойки возле бомжей, которые ребята очень находчивые и явно с деловой хваткой к любому делу, она — увы и ах — найти бы с революционным рвением не смогла бы. Только банальный и заеженный вокзал — место, куда её охранники не впускали ещё с подросткового возраста. — Дерьмо, — выругалась сквозь зубы, лёжа на боку, сворачиваясь комочком на лавке, медленными и усталыми движениями растирая голени. Ступни продрогли насквозь, руки покраснели, а приятный телу свитер не спасал положение от слова совсем. Жутко хотелось чем-то перекусить и запить всё это дело чаем, но, к сожалению, девушка не увидела в магазине ничего дешевле доширака. Пришлось перебиваться булкой, покрытой толстым слоем сахара. Но это было больше трёх часов назад.       А сейчас смеркалось. — Я вижу во сне красивую смерть, — пробормотала под нос, облизывая сухие и потрескавшиеся губы, — где синим огнём ты будешь гореть.       Был конец октября.       Голые деревья, пасмурное небо, тёмное из-за подходящей ночи, и он.       Наступающий холод хмурого ноября.       Хотелось есть и пить.       Что ни странно, домой.       А ещё больше того — свободы. И поддержки родной матери. И любви родной матери. И восхищения в глазах: ведь покраска стоила дорого, как и стрижка под каре. А она сама заплатила. Теми деньгами, заработанными ею при первой зарплате. Милана просто хотела, что бы её похвалили, назвали самой красивой в мире дочерью и накормили её любимыми макаронами с сыром.       Но что-то не срослось.       Что обидно, почти с самого детства. — Твои синие глаза — чудеса, умираю третий день, кто сказал так нельзя, — вдохнула порцию ледяного воздуха, на секунду остановившись. Шмыгнула носом, силясь прекратить течение противных соплей. Прикрыла глаза, ощущая их дикую сухость, — отстань, ты болезнь, ты есть, меня нет, делаешь себе царапины и...       Замолчала. Приоткрыла веки. Подул слабый ветер.       Донеслись приглушённые стенами высотных зданий возгласы. — ...заберите!..       Милана невольно приподнялась на руках. Альтруистичностью девушка страдала только по четвергам и только после полудня.       Сегодня был четверг.       Настроженно встала на ноги, перекинув портфель за спину и покрепче взяв в правую руку телефон. Разблокировала и забила 112.       И прогулочным шагом подошла прямиком к пугающей подворотне, из которой неприятными глазу переливами тянулся из объятий темноты блеклый свет.       Милана затаила дыхание, в полнейшей тишине слыша трение колёс об асфальтированную кладку.       А потом чьи-то крики. — Мошенница!       Ангельская стремглав побежала в глубину переулка, остановившись только перед удивлённой, но при том испуганно глядевшей на неё темненькой девушкой, застывшей с приоткрытым ртом, явно оборвавшейся на полуслове.       Из-за старого прилавка выглянула пожилая дама, разъяренно осмотрев причину резкой остановки конфликта. — Сообщница твоя?       Девушка обескураженно обернулась к бабушке, начав интенсивно отрицать и без того очевидное.       Милана непонятливо огляделась. Какой-то китайский переулок. Других сравнений в голову не лезло. А впереди неё какие-то молоденькая девушка и престарелая мадам, на повышенных тонах разговаривающие между собой. Не знала, что в их городе есть подобные атмосферные места. С лёгкой грустью подумала о друзьях и о том, что было бы не плохо зависнуть в кафешке напротив Ангельской. Или то бы магазин..?       Заблокировала телефон. Сдержала порыв недовольно поджать губы и закатить глаза. Ничего нет тут криминального, можно уходить. И только собираясь уйти по-английски с этого, вне сомнений, важного события чужих жизней, как её грубо окликнули: — Куда намылилась, мошенница?! — Да как же вы не понимаете?! — пыталась дозваться слишком легко одетая для поздней осени девушка, — эта гражданка тут не при чём! А я не могу расплатиться этими деньгами: они просто-напросто не мои!..       Женщина ошарашенно оглядела бедного подростка и, как само собой разумеющееся, указала на монетку, находящуюся в её руках. — Но у тебя они есть..!       Ангельская в лёгком замешательстве, не зная, куда деться, посмотрела время на телефоне.       22:11       Уже так поздно. Пора бы найти лавочку поудобнее: прошлая скрипела. — Что здесь происходит?       Мила вздрогнула, услышав неживой трещащий голос и приближающиеся перекаты чего-то электронного. Что это? Она отошла от траектории движения странного приспособления, задом натыкаясь на холодную поверхность стены. — Тут преступницы! — истерично завизжала бабка, указывая на несчастную девушку и уставшую Милану. — Это... —... какая-то ошибка! — горячилась у стойки регистрации преступников недавняя брюнетка, распинаясь перед прямоугольным куском металлалома.       Милана же нихера не понимала и сжимала булки. Какого хрена? Вокруг было столько людей, столько пугающих личностей, что сон пропал из обоих глаз. Но это — пыль под ногами, не идущая ни в какое сравнение с...этим.       Ангельская перевела зашуганный взгляд на видневшееся с её стороны окно; вид ночного города, так хорошо напоминавший какой-нибудь Токио, волновал юную даму. Ладошки вспотели, а спина перерывами покрывалась мурашками. Сглотнула скупую слюну, направляя все свои силы на удержание холодной головы.       Допустим, это и правда Токио. Что может доказать это предположение..?       Розоволосая встала на деревянные ноги и с небольшим облегчением увидела светящиеся иероглифы за стеклом окна. Некоторые люди рассеянно бросили незаинтересованные взгляды на кажущуюся слишком нервную барышню. Неужели она совершила что-то ужаснее кражи продуктов?       Голубоглазая упала в свои мысли и пытающимися держаться рациональными варианты.       Хорошо. Это возможно.       Но что может опровергнуть..?       Девушка огляделась, как в дешёвом фильме ужасов, замечая, что люди одеты вполне обычно и даже посредственно.       А в голове билось настойчивое воспоминание вида из окна полицейской машины, стремный робот и, чёрт возьми, грёбаные галограммы заместо человеческого и привычного перехода.       О Фобос, не играй её чувствами, иначе она сейчас сорвётся.       Глубоко вдохнула воздуха и шумно выдохнула, сжимая руки в кулаки.       Так, Милана, это может быть всё, что угодно, так что не делай поспешных выводов. Закрыла глаза, утихомиривая тревогу на грани паники. Спокойно, это, возможно, какой-нибудь городок, который правительство скрывает, как новый военный проект. Да, это может быть. Это даже больше, чем может бы...       Звук разбитого стекла разнёсся по всему помещению. Ангельская вся задрожала, покрываясь щекотящимими от спины и до икр мурашками.       Люди потоком понеслись к другим оконным проёмам, застывая как тушканчики. Милана ошалело уставилась на металлическую рухлядь, периодически сверкавщую разрядами электричества.       Знакомая брюнетка бросилась к сломанному роботу, а потом, даже не взглянув на остолбеневшую "сообщницу", растворилась в толпе зевак.       Ноги не удержали голубоглазую, и та шлёпнулась на жёсткую скамью. — Кошмар.       Осознание, что срочно нужно валить обратно в свой переулок, тяжестью гири и остротой бритвы врезалось девушке в лоб.       На кой чёрт она вообще со своей лавки встала?! Проблем было мало?!       Ах да. Сегодня же четверг.       Но отговорка была слабовата в отличие от желания убежать поскорее из этого места. И потому Милана уверенно поднялась на ноги.       Конечно, только для того, чтобы вновь свалиться с ног. Что-то разрушающе громыхнуло, расстилая по округе столпы пыли и дыма.       Люди в панике стали разбегаться кто куда; девушке показалось обманом, что она ещё раз услышала треск стекла и чьих-то костей, но сердце заглушало все отдалённые мыслишки: оно в ушах отбивало ритм Колокольчика Паганини. И Мила, ведомая стадным инстинктом, бросилась наутёк.       Ах, как было бы прекрасно, если не было так скверно. — Беги отсюда, дурында!       Ангельская в ужасе раскрыла глаза, замечая краем глаза, как названная подельница нагнулась перед чёрной кошкой. Немыслимо: либо у этой дамы стальные яйца, либо умершие клетки мозга. Она удивлённо обернулась, выпрямившись в полный рост. Милана на адреналине схватила её за запястье, потянув в сторону выхода. — Стой!       Крик девушки заставил Милу остановиться и с шоком уставиться на упершуюся ногами в землю брюнетку. — Кошку нужно забрать..!       Последнее, о чём бы розоволосая беспокоилась — так это обычная бродяжка-кошка, при том, что чужая. — Это твой питомец?..       Голос подводил и выдавал что-то словно подавленное огромным куском застывшего бетона; Ангельская, не дослушав до конца, сама не понимая, что творит, грубо толкнула девушку к выходу.       Это решение было чем-то неясным. — Беги на выход..!       Но отдающее привкусом правильности.       И понеслась за неясным маленьким чёрным силуэтом. — А как же..?       Милана смешалась, растерялась, разрывалась на две части: просто повернуть к выходу или продолжить погоню.       Зажмурилась от переполнявших чувств страха и больно бьющегося в груди сердца. Пустота зияла у солнечного сплетения; внезапно вспомнился инцидент с матерью. Чертовски сильно захотела вновь пойти наперекор всему, в том числе и этой мерзкой женщине.       Грёбаный четверг.       Милана ускорилась, перестав обращать внимание на окружающую обстановку, сосредоточившись на воздушных шажках кошки. — Да куда же ты так несёшься, комок с шерстью?!..       Дыхание было неправильным, в боку закололо; слёзы появились на глазах, а тени понимания, как же она чертовски далека от злополучного переулка с каждым громким и тяжёлым шагом, преследовали сознание девушки по пятам.       Наконец, нерадивое животное остановилось, а Милана, споткнувшись о собственную ногу, полетела на пол, прокатившись на коленях с метр.       Остановилась у севшей кошечки. — Боже мой, — восстанавливала дыхание, часто подымая грудь, склонив голову над спокойной убийцей ее времени, — тебя родили вниз головой, не иначе.       А все остальное можно считать бредом откровенного характера.       Подхватив под пузико мохнатое чудище, поднялась на ноги, ощущая, что коленки ноют и обещают отомстить в ближайшем будущем.       А стоило поднять голову... Так в неё впились четыре взгляда.       Милана раскрыла рот, охреневая по полной программе.       Буквально кожей ощутила, как с неё сдирают скальп эти четыре...человека?.. — Ляяяя, — Ангельская перевела взор голубых глаз к потолку, чувствуя спертое и стойкое желание исчезнуть, провалиться сквозь землю, рассыпаться прахом и улететь к чёрту на куличики, — ненавижу четверг. — Ты кто такая?       Жёсткий, даже властный голос рыжеволосого бугая отразился от стен и жалом шмеля впился в бедные ушки девушки.       Полуголая женщина оценивающе оглядела её с ног до головы.       Застывший в воздухе на ковре, мать его, самолёте образца двадцать пятого века парень через плечо всверлился взглядом ледяных голубых глаз где-то между бровей Миланы, по-любому целясь своими пукалками ей туда.       Сидящий на клёвом байке юноша нахмурился, и через трещащий жёлтый разряд чужой замерзшей атаки вперился прямиком на несчастную кошку в её объятиях. — Ещё одна акудама?       Вопрос был риторический. Но Милана сочла нужным ответить на него. Она клянётся, так быстро её головушка не работала даже на экзамене по сдаче на права, когда она врезалась в незамеченный мусорный бак.       Который она, к слову, завалила. — Самая настоящая.       Знала бы она, как же отразится на её и без того неясном будущем эта фраза.