Снежный пепел

      Небо заволокло серыми тучами, ленно плывущими в сторону Мондштадта. Чайлд не может оторвать глаз от перекатов бледных вспышек молний. Он знает, что с минуты на минуту начнётся дождь, крупными каплями срываясь с родных туч. Знает, но не собирается скрыться за ближайшим навесом — а зачем? Чайлду необходимо охладиться, «проветрить» голову и остудить пылающее сердце. Хочется прямо сейчас рвануть на своих двоих в город свободы, найти Люмин и высказать ей всё, о чём он думает. А думает он много, с появлением в его жизни белокурой девчонки — тем более. Хочется сжать её оголённые плечи, притянуть к себе и поддаться… Зачем? А Барбатос его знает!       «Тц, набрался у мондштадтцев словечек, кто из Снежной услышит — засмеёт!», — внутренний голос едко комментирует, гаденько ухмыляясь.       Зараза.       Чайлд помнил, отчётливо помнил, как на одной из вылазок в Мондштадт рябью в глазах всплыла Люмин. И не одна (Тарталья принципиально не воспринимает Паймон за отдельного… Кого? Человека? Существа? Не столь важно), а в компании развесёлого барда. Этот Анемо Архонт шепчет что-то Люм в самое ушко, смеётся звонко и хлопает легонько её по плечу. Вот тогда-то кровь у Чайлда и закипела в жилах. Хотелось подойти, преобразовывая их дуэт в странное трио, и протиснуться между ними, не позволяя чужим пальцам прикасаться к его Лю… Что он только что подумал? Его?       Но парень не мог. Не мог так просто отодвинуть доверенное ему задание на задний план, не мог позволить себе пойти на поводу у эмоций, становясь марионеткой не только Царицы, но и собственных чувств. Фатуи ничто не должны ставить выше своей госпожи, а уж Предвестники — тем более, у них кроме горячо любимой матушки-Царицы никого быть не должно и не может. Но у него были… Горячо любимая семья, с братьями и сёстрами, блюдо «Экстремальная рыбалка» и алый шарф, что всегда на нём… Что-то (а вернее — кто-то) настойчиво стучит в висках, но Тарталья не позволяет себе включить её имя в этот список, настойчиво игнорируя противоречивые чувства.       Негоже одиннадцатому Предвестнику быть такой размазнёй. Он считается самым молодым в их шайке-лейке, и нужно будет приложить много усилий, чтобы как следует зарекомендовать себя в глазах других. Да так, чтобы его имя было у всех на слуху. Без должной репутации в Фатуи ой как нелегко.       Первые капли сорвались с неба, обдавая холодом юношескую кожу.       Кап-кап.       Так-то лучше. Тарталья устало опускает руки, не в силах ими шевелить. На душе кошки скребутся, вскрывая потаённые страхи и чувства.       Кстати, о кошках…       На следующий день после того, как он прибыл в свободный (ни черта) город и вцепился взглядом в вышеупомянутую парочку, Чайлд снова их застаёт: прямо под огромной статуей, но на сей раз он подготовился. Вечером того же дня выбил (в самом буквальном смысле! Всё-таки Тарталья (не зря он один из предвестников) хорош в этом деле) информацию о барде Венти и узнал много чего интересного. Например, что Архонт(-ик) любит яблоки и цветы сесилии, не любит сыр*, а ещё…       — Вот так встреча! — Чайлд приобнимает одной рукой Люмин, но глаз с парнишки не спускает. — Какими судьбами?       Паймон он даже не слушает. Та пищит что-то восторженно, размахивая маленькими ручками и пытаясь привлечь внимание фатуйца, но, увы, у него другие планы.       — Ух! Какой у тебя бант интересный! Позволишь?       Не дожидаясь согласия, Тарталья прикасается к тёмно-синему банту, небрежно проходясь по ткани пальцами, облачёнными в чёрную перчатку. Задевает небольшой бирюзовый камень на груди и, как неловко-то получилось, резко тянет за конец ленты, развязывая аккуратный (видно, Архонт тратит достаточное количество времени на его завязывание) бант.       — Какой я сегодня растяпа! Прости-прости! — Чайлд играет мастерски, натягивая невидимую маску искреннего сожаления. — Сейчас всё исправлю.       Имитировать дрожащие от волнения пальцы нет смысла, они у него взаправду подрагивают. Вот только не от неловкости или стыда, а от накатывающих волн смеха. Предвестник прикусывает губу, стараясь унять вырывающийся наружу смех, всеми фибрами души надеясь не разразиться озорным хохотом. Он чувствует где-то в груди накаляющийся азарт — тот сковывает лёгкие, заставляет поддаться соблазну. Азарт — вот его слабость и страсть. Когда-нибудь азарт его погубит, но Чайлд привык жить одним днём, и поэтому позволяет взять над собой вверх.       — Как новенький! — напоследок поправляет загнутый воротник зелёного плаща — немного резче, чем хотелось — и сдувает с него несуществующую пылинку, приближаясь. — Стало даже лучше, чем было, верно, Люмин?       Девчонка опускает взгляд на криво завязанный бант, который не идёт ни в какое сравнение с тем, что был пару мгновений назад. Натягивает вежливую улыбку и поддакивает Предвестнику, не желая расстраивать барда. Но в глаза Чайлду так и не может взглянуть.       — Всё в порядке. Ты как раз напомнил мне о новой балладе, — Венти, всё также широко улыбаясь, поворачивается к девушке. — Ты должна стать первой, кто её услышит!       «Ну же…», — в нетерпении хотелось нервно заломить пальцы, но Чайлд продолжает тянуть свою коронную улыбку, отчего зубы сводит.       — В одной затерянной стране, куда ни одной душе не удалось по… По… — Венти запнулся, рвано вдыхая ртом воздух, и громко чихнул, не успевая прикрыть рот ладонью. — Попасть. Там расстилался целый мир нео…       Второй чих глухим звуком потерялся на фоне оживлённого Мондштадта. Архонт нервно потёр нос, и тот порозовел. Чайлд довольно хмыкнул. Что и следовало ожидать от «случайно» наступившей аллергии**. Иди отдохни, мальчишка… И не путайся под ногами у старших (Тарталья считал себя взрослее, и ничто его не переубедит в обратном).       — Венти! Что же случилось с тобой? — Паймон замаячила перед бирюзовыми глазами, закрывая собой одного из Предвестников.       — А-аллергия… — мальчишка прикрыл нос воротником своего плаща, но это только усугубило ситуацию. — На кошек.       — Моя вина! — Чайлд складывает руки в извиняющемся жесте и опускает голову, показывая, что ему жаль (ага, как же, хитрец!) — Мне так хотелось побывать в баре «Кошкин хвост», что весь этот день я провёл только там… Вы видели их бармена? Динара… Диора… Или Диана? Никак не запомню её имя — просто душка-кошечка! А ещё в Мондштадте столько уличных кошек, что я не смог удержаться! Они — моя слабость!       Чайлд безбожно лжёт. В его словах только одна правда: он реально заскочил сегодня в «Кошкин хвост». Вот только бармен вызвала сплошное отвращение: она нервно размахивала своим пятнистым хвостом, подобно метроному***, и поначалу отказывалась продавать ему спиртное. Кошек на улице он так и не встретил, но на чужих балконах и подоконниках, блаженно развалившихся, смотри — не хочу! А что Чайлду? Ему ни капельки не стыдно! А самое главное… Он не любит кошек, от слова «совсем». Голуби того странного мальчишки на мосту и то вызывают больше симпатии, нежели эти мурлыкающие существа. Но если врёшь, то ври красиво! Если бьёшь, то бей со всей силы!       Возможно, Одиннадцатого немного занесло, но он не собирается так просто отдавать своё.       — Ничего… Ты же… Не знал, — Венти смахивает выступившие на глазах слёзы, замечает на воротничке рыжий кошачий волосок и с опаской смахивает.       В голове у барда мелькает мысль, что кошачий волос такой же рыжий и наглый, как стоящий напротив парень, но зуд переключает всё внимание на себя, и данное сравнение теряется в потоке разрастающейся аллергии. Венти, немногим позже, обязательно споёт свою балладу Люмин, но сейчас лишь сухо прощается и ретируется к Барбаре, которая не раз оказывала ему помощь.       — Какая жалость! — Тарталья облегчённо выдыхает и тут же сцепляет в железной хватке пальцы на девичьих плечах, подталкивая ту вперёд. — Проведи-ка мне экскурсию!       Кап-кап.       Крупная капля ударилась о растянутые в улыбке губы. Да, с того дня его знатно понесло. В голове лишь отчётливое «Люмин». Её имя, как птица в золотой клетке, мечется из угла в угол, нервно размахивая облезлыми крыльями. Чайлд поначалу раскрывал дверцу клетки в надежде, что птичка сама вылетит, но этого не произошло. Тогда он собственноручно разламывал тонкие жерди, стараясь не обращать внимание на жжение в руках и стекающую липкую кровь. Дрянная кровь под его кожей требовала выхода, бушуя, подобно морю в шторм. Киты в грудной клетке давно протяжно пели (хотя это больше походило на самый настоящий вой). Они взмахивали своими длинными хвостами, бились потёртыми плавниками о рёбра и всё не хотели замолкать. Ни на секунду с первой встречи с Люмин.       Знал бы Чайлд, к чему приведёт его порыв наподдать охранникам Ли Юэ, то не сунулся бы к девчонке ни на милю. Втереться в доверие к маленькой и, на первый взгляд, хрупкой «незнакомке» оказалось не так-то просто, особенно благодаря незамолкающей летающей букашке, которая представилась как Паймон. Люмин же, наоборот, была излишне молчаливой, изредка вставляя свои пять копеек. Её непоколебимое желание найти потерянного братца-пройдоху точно так же замылило глаза, как она — Чайлду.       Люмин.       Кап-кап.       Люмин.       Кап-кап.       Люмин.       Хотелось волком выть, лишь бы выкинуть это имя из головы хотя бы на жалкие десять секунд. Тарталья уверен, играя с ней в прятки в полной тьме, он без труда нашёл бы свою малышку. Дайте ему десять секунд, и семь из них останутся в запасе — он их потратит на то, чтобы втянуть полной грудью её аромат, прикрыть в сладостном спокойствии веки, сдерживая свою истинную сущность.       Десять секунд.       Он впивается взглядом в белокурые волосы — спереди они почему-то длиннее, на что Люмин как-то неловко рассказывает о длинной косе брата. Что за странная семейка.       Девять секунд.       Они сидят у горящего костра. Чайлд передаёт девушке ароматный шашлычок и та, поблагодарив, слегка дует, чтобы остудить. Небо расстилалось иссиня-чёрным полотном, и лишь малышки-звёздочки, словно брызги от кисти из волчьей шерсти, слабо освещали горизонт.       — Я не собираюсь быть злодеем с тобой, Люмин, — Чайлду искренне хочется поверить в свои же слова, но он знает: это — ложь. — Тебе не стоит так напрягаться от каждого моего действия.       — Паймон считает, что тебе нельзя доверять! — извечная помощница мельтешит перед лицом, бесстрашно грозя пальчиком.       Руки чешутся. До безумия хочется махнуть ладонью, прогнать её, словно муху, жужжащую у самого уха. Или и вовсе её прихлопнуть.       — И почему же? Из-за того, что я Фатуи?! Так это вообще дискриминация, я считаю!       Парень не сдирает с себя маску любезности. Притворство — в его крови, он испил чашу лжи и всё не может ею напиться. Хотелось всего и сразу: восхваления, страха в чужих глазах, опьяняющей власти и… Любви в её взгляде.       — Разве я сделал что-то из ряда вон ужасное по отношению к вам? Как раз наоборот: появился в нужный момент, как рыцарь в сияющих доспехах, спас от ли юэньских дракончиков, предоставил кров в Северном банке и, наконец, не скрыл, что я из Фатуи и что достаточно близко знаком с Ла Синьорой.       На знакомом имени Люмин прошиб озноб, отчего та вздрогнула. Чайлд, внимательно следивший за каждым её движением, понял это по-своему, счастливо улыбаясь. Всё же стоит произносить имя восьмой Предвестницы чуть чаще.       — Паймон хочет сказать… Что… Эм… — летающая букашка (Чайлд не имеет понятия, что это такое, поэтому только так) мечется из стороны в сторону, стыдливо пряча глазки.       — Вот-вот. Мне можно доверять, — хищный оскал не смеет расползаться по юношескому лицу, и грудную клетку сводит в нетерпении. — Именем Барбатоса клянусь, что не замышляю ничего злодейского!       Ха. Ему глубоко плевать на хоть трижды пресвятого Барбатоса и на прочих Богов. И неважно, что Барбатос и есть Анемо Архонт, а если ещё точнее, то бард Венти. Чайлд уверен, что этот мальчишка недостоин такого звания, и будь ему хоть тысячи тысяч лет — уважение в глазах у фатуйца от этого не появится. У него есть только он (семья не в счёт: не смейте вмешивать её в его дела!) и распаляющийся в венах азарт. Попробуй докажи существование Божков, и получишь стрелу в лоб. И учти, что лук — это совершенно не его профиль, водяные лезвия он предпочитает больше.       Оставшаяся половина ночи проходит спокойнее. Тарталье удалось перенастроить атмосферу с осуждения на ночные разговоры. В этот раз Люмин оказалась чуть разговорчивее, и лишь зажатый в тонких пальцах край платья выдавал волнение. Девчонка снова твердила о своём брате-потеряшке, о женщине, напавшей на них во время путешествия по мирам, и о пляже, который был первым, что она увидела, стоило ей попасть сюда. Парень заверяет, что поможет в поисках и приложит максимум усилий. Вот только сколько лжи он вложил в эту фразу? Ложь, словно слюна, стекала из его пасти. Он — самый настоящий волк в овечьей шкуре, ему лишь бы подбиться поближе к невинным пушистым овечкам, а потом… Перегрызть всех разом, окропляя кровью зелёную лужайку.       Ох, о чём это он? Мысли накладываются друг на друга, и отследить их в своей голове становится труднее. Ещё и припрятанный от всех Глаз Порчи неприятно жжёт кожу даже через несколько слоёв одежды. Это место предательски зудит, но Чайлд отважно терпит.       — Почему ты спас нас в Ли Юэ? — Люмин одаривает взглядом золотисто-карих глаз, и Тарталья готов утонуть в них.       Ох, как бы тебе об этом сказать, малышка…       Восемь секунд.       — Следи внимательно, — Чайлд показывает зажатую меж пальцами золотую мору, проводит этой рукой перед глазами, сжимает монетку в кулаке и…       — Уа~! Как ты заставил её исчезнуть? — Паймон вне себя от восторга, вскрикивает ультразвуком, из-за чего парень ведёт плечом в попытке сдержать порыв прикрыть свои уши.       — Я и не такое могу! — Тарталья заливается звонким смехом, ни разу так и не взглянув на Паймон.       Люмин хмурится. Отчего-то ей не по себе, будто всё нутро переворачивается вверх тормашками в попытке понять — а что же здесь не так? Девчонка осматривает парня снизу вверх и через секунду расслабляется. Ведь это же Чайлд: пусть и один из Предвестников Фатуи, он слишком доброжелательный и озорной, чтобы быть опасным… В голове проносятся несколько врагов, с которыми ей уже удалось столкнуться в битве, и самый хлопотный из них — это Стражи руин. Огромные машины, беспощадно избавляющиеся от любого забредающего гостя, будь тот искателем сокровищ или простым жителем.       «Нет, Чайлд совершенно не такой», — выносит вердикт разум, взвешивая все «за» и «против».       И не хиличурл. Хоть эти чудики и проводят забавные танцы, закрывая свои лица масками, — с ними тоже ничего общего.       «Думаю, Чайлд единственный в своём роде», — не найдя ничего хоть отдалённо схожего с её врагами, мнительный мозг, наконец, успокаивается.       Зато сразу вспоминаются друзья — Венти и Кэйа. Разум ставит параллель между бардом, капитаном кавалерии и парнем, стоящим сейчас напротив. Люмин запутывает саму себя, привязывая к Чайлду ассоциацию с её друзьями. Она собственноручно роет себе могилу, играя с подсознанием в страшные игры.       — А теперь… — Тарталья касается кончиками пальцев белокурых волос, заправляя длинную прядь за ухо. — Люмин, почему мора оказалась у тебя?       И вправду: стоило руке парня чуть отдалиться, как пальцы снова сжали наполированную монетку. Путешественница смотрит непонимающе, переводя взгляд с моры на Паймон и, наконец, всматриваясь в синие глаза.       — Ты чего так удивляешься? Всё достаточно просто…       — Да, — девушка подаёт голос, заставляя Чайлда улыбнуться шире.       Она понимает весь механизм исчезновения, по крайней мере примерно, ведь с братом они баловались чем-то отдалённо похожим. Поэтому протягивает ладонь, собираясь одолжить исчезающий предмет, на что Тарталья смотрит снисходительно, почти в покровительном жесте вкладывая монету в её руки. Кожа покрывается едва заметными мурашками, стоит их рукам соприкоснуться. Эта реакция… Люмин вспоминает недавно увиденный бой не так далеко от Ли Юэ — крио-удар Чун Юнь и электроатаку Кэ Цин. И этот же суперпроводник сейчас прошиб всё её тело. Золотая мора со звоном отскочила от каменного моста, прокатилась, накреняясь из стороны в сторону, и с глухим «Бульк» пошла на дно.       — Ну, — парень пожал плечами. — Думаю, у тебя есть ещё одна попытка.       Люмин переводит взгляд с голубой глади воды на Чайлда, который подкидывал ещё одну мору в руке.       «Совсем как Кэйа!», — всё твердит разум, и Люмин хочется сдаться.       — Не забывай, что я спонсирую самого Чжун Ли! Раз моих сбережений хватает и на него, то на тебя пару-десяток монет уж точно найдётся.       Его улыбка заразительна. Девчонка не замечает, как уголки собственного рта чуть приподнимаются, и Тарталья мгновенно впивается взглядом синих глаз в алые губы. Лишь на мгновение блеск его глаз выдаёт сомнительные намерения, но яркое солнце ослепляет своими лучами, не позволяя предугадать его дальнейшие действия.       Наконец путешественница чувствует волны облегчения. Всё же ему стоит доверять.       И зря…       Семь и шесть секунд.       Этот день Люмин провела в винокурне «Рассвет», носясь взад-вперёд по поручениям Эльзера, помощника Дилюка. Виноград как раз созрел, налился глубоким тёмным оттенком благодаря палящему солнцу, но вот со сбором урожая возникли проблемы: рук катастрофически не хватало, даже Коннор, что с виду всегда холоден и собран, мечется от одного куста к другому, нервно жестикулируя.       — Паймон готова помочь! Мистер винодел, подкрепление прибыло! — помощница летает вокруг мужчины, загоняя того в невидимый круг.       — Вас? Кхм, — Коннор несколько удивлён: всё же он ожидал бо́льшую помощь. — Нужно снять весь урожай до приезда мастера Дилюка… Ох ты ж, пресвятой Барбатос, куда так время мчится?       Да, времени и вправду в обрез. Люмин пытается подсчитать тяжёлые грозди винограда, которые от тяжести собственного веса тянутся к земле. Перед глазами тут же поплыло: работы прилично. Сила внутри неё мечется туда-сюда, разливаясь тёплым ветерком в ладонях. Появляется идея.       — Нам нужны все коробы, что найдутся на винокурне. Поставьте в ряд под кустами, а остальное, — путешественница сжимает кулачки и уверенно отвечает. — Предоставьте мне.       Сказано-сделано.

***

      — Мастер Дилюк! — Эльзер поднимает бокал вина и скользит взглядом по присутствующим. — Этот тост за Вас! Год выдался тяжёлым, но урожай поспел вовремя, и даже лучше, чем в позапрошлом году! Благодарим за Ваш труд!       Красноволосый улыбнулся краешком губ, сдержанно кивнул, но не притронулся к своему бокалу. Хоть он и является нынешним владельцем винодельного дела, но вот вино на дух не переносит.       Люмин делает глоток и прикрывает в наслаждении веки — всё же сорт у них хорош. Собранный урожай тщательно промыли и отнесли в погреб, винодел пообещал, что, как только вино будет готово, он обязательно пригласит Странницу его продегустировать. По какому поводу устроили небольшой праздник, ей не то чтобы интересно — главное: царит дружеская атмосфера.       Устав от громких голосов гостей, девушка выходит на террасу, теряясь в сумраке ночи. Ветерок холодит покрасневшие от вина щёки, а шелест виноградных листьев успокаивает.       — Где же ты? — мысли о брате сжимают в тиски израненное сердце. Хочется взлететь высоко-высоко, прочесать каждый близ находящийся мир и найти его. Потянуть за длинную косу, уткнуться носом в мальчишечью грудь и обнять крепко-крепко, никогда больше не отпуская. Если и исчезать, то вместе, хорошо?       — Меня ищешь?       Голос раздаётся у самого уха, девушка отскакивает от парня как от огня и удивлённо хлопает длинными ресницами.       — Ты чего, Путешественница? — Тарталья тянет было руку, но отчего-то замирает. — Это же я.       — Как ты здесь оказался? — Люмин смотрит настороженно, переводя взгляд с него на окна винокурни и обратно.       — Мимо пробегал?       Отвечает неуверенно, словно сам не понимает до конца, что здесь делает. Но всё же преодолевает расстояние между ними в два пружинистых шага, обхватывает плечи и произносит:       — Следуй за мной.       И она следует. Они спускаются вниз, пересекая широкую дорогу. Трава проминалась под ногами, постепенно редея. Безоблачное звёздное небо освещало путь, который преодолевался молча: лишь малыши-слаймы разбавляли ночную тишину. Чайлд привёл их к небольшому пляжу, за которым возвышалась гора.       — И куда же подевалась летающая консерва? — интересуется парень, стоит им поудобнее устроиться на холодном песке.       — Тц, — Люмин тихонько прыскает со смеху, ведь так Паймон называла и она. — Расспрашивает Дилюка о разнице между высушенным виноградом и обычным.       — Какая жалость.       Путешественница не улавливает нотки сарказма в его хриплом голосе. Ей жаль, что помощница не видит тёмную водную гладь, яркие отблески костра на вершине горы — по всей видимости, там расположился лагерь хиличурлов. Вот только Тарталье плевать на глупышку Паймон, он спросил, чтобы быть уверенным в том, что им не помешают. Появление сейчас летающей малявки совсем ни к чёрту, и как же он рад, безумно рад отсутствию мельтешащего перед самыми глазными яблоками светлого пятна, издающего постоянный и противный-противный писк.       — Виноград, в любом случае останется виноградом, в каком бы виде его ни подали, — задумчиво подаёт голос парень, медленно проводя ладонью по рыжим волосам. — Если плод испорчен, то его ничто и никто не сделает лучше. И хорошим виноградинкам свойственно рано или поздно сгнить, сколько ни прилагай сил или времени. Другое дело — изюм… Ты его пробовала когда-нибудь? Нет? Быть может, в Мондштадте он и считается диковиной, но вот в Снежной его полно! Всё же нам тяжелее соблюдать даже минимальные условия для виноградников… Ох, о чём это я?       Ощущение, что Чайлд имеет в виду нечто большее, чем просто виноград, липкими щупальцами окольцовывает голову, из-за чего черепная коробка распухает, неприятно пульсируя. Можно ли здесь провести параллель между испорченным плодом — Чайлдом, — который ничто и никто не сделает лучше, и хорошей виноградинкой — Люмин, — которая может сгнить, потерять свою светлую сторону, стоит ей оказаться не в тех руках?       — Я люблю изюм, — Тарталья продолжает свой монолог, впиваясь взглядом в полупрозрачную кромку воды у самого берега. — С ним даже возиться толком не надо: просто положи и жди — время само всё сделает. Он теряет свои полезные свойства, скукоживается, словно пытается уйти в себя, закрыться от этого мира, и черствеет.       Вот парнишка даёт, неужто ли прямое описание Чжун Ли? Великий Гео Архонт, что прожил сотни и тысячи лет, вот так бросил своих верных поданных, глумясь над ними? Решил пожить в своё удовольствие, всё больше уходя в себя, и теперь теряет по пути все свои кровные моры? И кто же этот спаситель, не давший ему кануть в лету? Неотразимый Чайлд Тарталья! Одиннадцатый из Предвестников Фатуи, верный пёс и марионетка матушки-Царицы. И не столь важно, согласен ли он с организационными вопросами, да и с подходами этой организации в целом (а он не согласен). Появился из ниоткуда, подкинул мешочек с золотыми и такими желанными монетами, которые так соблазнительно звенят. Вот грозный Властелин Камня и не удержался, подался своим порокам, крутясь, подобно мышке, под мелодию развесёлого Крысолова****. Вот только Крысолов не по доброте душевной играет: он приложит все усилия ради достижения своей цели. Когда же это поймут?       Но до Люмин не доходит, а ведь Тарталья почти прямо кричит об этом, говоря о своих намерениях и взглядах на жизнь — чего ж ты ждёшь, глупая? Беги, пока не поздно, да не оборачивайся! Ведь некому спасать будет, да и кто решится? Поломанную вещь без сожаления выкидывают, обзаводясь новой, блестящей. Твои Ордо Фавониус ничего не сделают, они только кичатся мнимой властью, будто и вправду могут что-то сделать. Сколько раз ты выполняла всю работу за них? Не жалея свои силы и драгоценный сон? Что же дали они взамен? Крышу над головой? Быть может, какой-то прожиточный минимум? Лишь сунули в руки плешивую бумажку о том, что ты теперь почётный член самого Ордо Фавониус! Какая честь, дамы и господа! Вспомни, сколько холодных ночей ты провела под открытым небом? А как соскребала в первое время жалкие две сотни мор, чтобы купить обычную яичницу? Вот тебе и благодарность за помощь, путешественница.       Вот так они и сидят под самыми звёздами: Чайлд несёт полную околесицу, лишь бы продлить момент, а Люмин слушает, но не слышит, не понимает саму суть, которая однажды спасёт ей жизнь. Девичьи плечи задрожали.       — Я что-то и не подумал, дурак! — Тарталья смотрит виновато, стягивает с себя красный шарф (не без труда) и обворачивает вокруг тонкой шеи.       — Спасибо, — прячась по самый нос в шарф, Люмин поглядывает на парня исподлобья.       Становится теплее.       — Я бы предложил тебе свой пиджак, но вот… — он как-то неловко посмеивается, загибая длинные пальцы. — У меня под ним ничего нет.       — Кхм, — Путешественница прокашливается, стараясь унять из ниоткуда взявшееся волнение.       Чайлд вскакивает с нагретого места, отряхивает от песка серые брюки и протягивает всё ещё сидящей девушке ладонь. Его синие глаза смотрят со скрытым обожанием, оно вот-вот выльется наружу — всё же ему стоит поработать над самоконтролем...       — Тогда следует возвращаться. Будет неловко, если нас застукают вместе.       А ведь Люмин совершенно забыла, что сидит не с каким-то дипломатом Фатуи, а с самым что ни на есть Предвестником! С тем, кто принёс и ещё принесёт множество хлопот. Что же она будет делать, если их пути сойдутся на бойцовской арене? Какой выбор она сделает?       Тарталья, опираясь руками о деревянные перила второго этажа, наклоняется чуть вперёд, стараясь уловить каждый вздох. Кто же знал, что винокурня «Рассвет» имеет такую интересную потайную дверь около одной из дальних бочек? Точно не мастер Дилюк, иначе бы он давно перекрыл проход.       «Тц, как же жители Мондштадта недальновидны, дальше собственного носа у них, по всей видимости, развивается куриная слепота», — Чайлд в открытую насмехался. Будь его воля, он бы и в открытую это сказал, но сейчас не время.       Полумрак второго этажа отлично маскировал, позволяя не привлекать столь ненужное внимание. Они с Люмин расстались у небольшого домика прислуги и парень провожал, какое-то время, Путешественницу взглядом, не спуская глаз со своего алого шарфа. Он знал: девушка из раза в раз думала о чём-то своём, совершенно забывая о насущных проблемах. А проблемы у неё были и начнутся через…       Три.       Люмин закрывает за собой массивную дверь, ежась от обдавшего её тело жара.       Два.       Лёгкой походкой оказывается у длинного стола, присаживаясь на стул.       Один.       Лицо Дилюка становится ещё более каменным, стоит ему взглянуть на девушку. Паймон, только что потерявшая какой-либо интерес к Полуночному герою, повторяет его действия и в изумлении прикрывает рот, успевая выдать громкое: «Ах!».       — Люмин? — Кэйа одаривает её любопытным взглядом, усмехаясь. — Не подскажешь, где такой шарфик прикупила?       Жаль, что Тарталья не может видеть её лица. Тц, выражение лиц «друзей» его птички — поистине высшая степень удовольствия, которое он запомнит надолго. Высечет острым концом, с силой надавливая — чтобы на всю жизнь.       «Прямиком из Снежной, с любовью», — отвечает капитану кавалерии Чайлд, расплываясь в улыбке, подобно Чеширскому коту.       Ведь от его любви так просто уже не отделаться…